Панихида по апрелю

- Ну так и вали. - сообщила Хийори, как всегда хмуро, сцепив руки на груди. Весь ее вид - от старательно небрежной позы до ничем не выдающегося на фоне обычного ее выражения лица - просто-таки кричал о том, что ей все равно. И это известие никоим образом не трогает ничего внутри нее. Она очень старалась. Возможно даже Шинджи, Ками-сама, Шинджи, знавший ее с начала времен и до их конца, мог бы быть обманут этим представлением, если бы не одно маленькое "но" - Саругаки слишком упрямо смотрела мимо него. Шинджи запустил пятерню в волосы. Не так он себе представлял этот разговор и, честно признаться, готовился больше к крикам и проклятиям, которые собирался угомонить самым изящным образом, а не вот к этому деланному презрительному равнодушию. Впрочем, маленькая стерва - та еще шкатулка с сюрпризом. - Ты же знаешь, что я не могу вот так просто. - пробурчал он. - Тебе что оркестр и ковровую дорожку надо? - Хийори пнула камушек и снова миновала его своим серьезным взглядом. Он только что озвучил ей то, что только-только уложилось в его мозгу настолько, чтобы оный был в состоянии принять какое-то внятное решение по вопросу. Хирако Шинджи в ультимативной форме предложили восстановление в должности капитана Пятого отряда Шинигами Сейретея. Он мог бы прийти к ней с версией, что его заставили и не оставляют никакого выбора. Но Хийори не купилась бы на эту ложь, как не мог купиться и сам Шинджи, хоть и пытался утешать себя ею первые сутки. Дудки, все знают, что Общество Душ не может заставить Хирако Шинджи сделать что-то, чего он не хочет. За его плечами сто лет несправедливого изгнания, а в голове Пустой в маске фараона. Ему не впервой быть персоной нон-грата. Все иначе. И Шинджи не мог врать самому себе в этом, слишком важном вопросе. Он хотел домой. И его дом был там, среди белых стен и аккуратных казарм, а не на старом складе, как бы он ни хотел и не стремился весь прошедший век убедить себя в этом. И Хийори не пойдет с ним. Это была сухая и безжалостная аксиома. Пришедшая на ум следующей после признания себе в том, что он хочет вернуться. Знала бы маленькая мартышка, как ломал он голову себе над тем, что делать. Отчасти она и знала, сложно, наверное, было не услышать тот чисто физический скрип, с которым поворачивались шестеренки в его голове. Но то ли не хотела, то ли боялась спросить. А он утешал себе тем, что она только недавно оправилась, и не нужно пока ее тревожить. А сам тем временем думал, думал и думал. Как ни крути, ситуация была безвыходной. Они - неделимое общее, как он давно уже признавал, собирались пойти разными путями. И выхода не было. Он не мог отказаться, потому что знал, что жалел бы все отмеренную ему вечность. Она не могла пойти с ним, потому что в их старательно культивируемой ненависти к Шинигами было очень много общего, кроме одного самого главного отличия - у Хийори она была истинной. Следующими на ум Шинджи начали приходить бесконечные компромиссы и мечты о внезапном вмешательстве какой-нибудь сверхъестественной силы, которая решила бы все за него, сняв ответственность с его плеч. Хирако Шинджи был одним из самых ответственных людей, которых ему самому доводилось знать, и до сего момента никогда в это не верил. Ему было плохо. Но не безнадежно и смертельно, так что не хочется жить, когда он думал, что Хийори умрет, а иначе. Его потряхивало, на сердце были муть и вина, но в глубине души царила уверенность принятого решения. За которую он тоже себя ненавидел. И Хийори тоже ненавидела. Да, подумать только, сколько он говорил ей о том, что всегда будет рядом, как мантру твердил. Ага. Иллюзионист хренов. - Почему тебе нужно мое благословение? - заговорила снова она. - Я тебе не мать и не жена. Ты - взрослый мужик, как ни крути, хоть и выглядишь как недоразумение. Так что разрешения просить ни у кого не должен. - Хийори... - он облизал пересохшие губы и уставился на свои костлявые руки. - Я... - То, что накануне битвы в Каракуре я дала тебе, ничего не меняет. Я знаешь ли, думала, что нам всем крышка. - она дернула узким плечом. - И почти что не ошиблась. - Перестань, - Шинджи сморщился, как от зубной боли. - Перестань говорить так, словно тебе все равно. Потому что я знаю, что нет. И на то, что между нами было в ту ночь. И на то, что я сказал тебе сейчас. И на меня. Он поднял глаза на нее и впервые за весь их разговор встретился взглядом с Хийори. - А зачем, если это ничего не изменит? - спросила она все еще недрогнувшим голосом. - Я тебя тоже отлично знаю. Он смотрел на ее худую фигурку и не знал, как ответить. Сколько уже лет он любил ее? Страшно подумать, ведь в ночь их превращения он это впервые осознал, а сколько до этого это было неосознанным, но неотрицаемым фактом? Сколько лет она любила его? Не меньше ведь, это точно. Сколько десятилетий он дожидался, когда маленькая несоразмерно истинному возрасту Саругаки снизойдет до любви в традиционных ее представлениях? Когда она впервые позволила взять себя за руку? Поцеловать? А тогда... Перед последней битвой... Она плакала тогда. Но не потому, что он был не тем. Потому что независимая злючка наивнее и трогательнее всех мечтала о сказке про принцессу и свадьбе. Да, он знал, что очень много лет, не признаваясь в этом никому, даже себе, она видела в роли принца одного единственного мужчину. Его самого. Некрасивое, тощее, большеротое трепло. У Хийори, конечно, вкус не лучше, чем у Шинджи. А теперь не плачет. Стоит и смотрит на него. Таким потусторонним взглядом, словно между ними разом пролегла стена. И Шинджи хочется выть. - Я тебя навещу, как время появится... - обещает он. - А смысл? - она кривится. А потом разворачивается и делает шаг к дому. Хирако хочет удержать ее за полу новой красной курточки, но вовремя останавливает собственную руку. Это не поможет. Ничему, мать твою, не поможет. Она даже ни разу не назвала его "плешивым" за весь разговор. - Лучше вот так. Отныне ты сам по себе, и я сама по себе. И ничего между нами нет. - приговор опускается на его плечи тяжелой темнотой, и он осознает, что за сверхъестественная сила могла бы ему помочь. Шинджи хочет умереть.