Панихида по апрелю

Он плохо помнил все обстоятельства их с Хийори первой встречи. Помнил только, что была весна, паршивая как никогда погода, а он сам был на тот момент рядовым. Хийори была выпускницей академии Шинигами, которая, как он узнал позже, уже в оной получила репутацию самой злонамеренной и скандальной девицы среди всех новеньких, впрочем не только девиц, а представителей обоих полов. Он тогда рассмеялся, что среди выпускников нынче уже дети малые встречаются, а она огрызнулась и сказала, что совсем не ребенок. Вот и все. Девчонку взяла под крыло Хикифуне, а сам Шинджи довольно скоро стал третьим офицером Пятого отряда. Не сказать, чтобы они часто виделись в таких условиях, да и сама по себе Хийори не имела такой ценности в его глазах на тот момент, чтобы запоминать и трепетно хранить в памяти каждую их случайную стычку. Никакая это не любовь с первого взгляда была, если что. Пересекались эти двое не то, чтобы очень часто, но и не слишком редко, достаточно для того, чтобы запомнить, как ее зовут. И что девчонка отличалась редкостно мерзким нравом, ей не нравился в окружающем мире практически никто. За исключением, может быть, капитана Хикифуне. Ту, впрочем, все обожали без разбора. Первый их разговор по душам, сделавший их из случайно знакомых приятелями, запомнился Хирако куда больше. Он тогда уже был лейтенантом, а Хийори двигалась по карьерной лестнице, впрочем, ей пока что шеврон не светил. Они столкнулись на обеде, и то ли Хийори была настолько уж одинока в тот день, то ли настолько одинок он, но они почему-то уселись рядом на скамью и разделили трапезу и вялый диалог. Саругаки он, наверное, не понравился тогда, хотя если судить по тому, как она вела и ведет себя с ним, он наоборот очень даже пришелся ей по душе. Они поговорили о прошлом, и Хирако выяснил с изумлением, что двенадцатилетняя на вид девчонка старше него, а уж то, что в шинигами она угодила позже, объяснялось районом Руконгая, где им довелось оказаться. Шинджи был не то чтобы беден, ему повезло оказаться в достаточно обеспеченном доме, а Хийори еще много лет после того, как он оказался рафинированным учеником академии, а потом и рядовым, воровала себе еду на руконгайских выселках. И не сказать, чтобы им много о чем было поговорить в те годы - слишком разным был круг их интересов. Хийори не любила почти ничего, кроме, пожалуй, капитана Хикифуне, тренировок и драк с теми, кто ее задел. Шинджи обожал модные шмотки, собирать новые веяния мира живых, холить и лелеять свои волосы, да и вообще ухаживать за собой, а еще - баб. О его успехе среди противоположного пола в те годы в Сейретее ходили легенды, а количество переспавших с ним юных девиц достигало весьма солидных цифр. Не сказать, чтобы он по ним сильно сох, скорее никто не слишком и сопротивлялся, потому что в одном Хирако Шинджи был уверен свято - бабам он нравился. Всем кроме нее. Потому что злючка Саругаки на его коронные приемы кривилась как от слишком кислого лимона и лупила чем ни попадя, невзирая на разницу в чинах. Возможно, это и была одна из причин, по которым он ею так увлекся. Нет, не в том смысле увлекся, чтобы затащить в постель. Увольте, мысль о сексе с Саругаки в те годы казалась ему воплощенной педофилией, притом, что он уже знал о их разнице в возрасте. Но как прикажете смотреть на безгрудую девчонку в половину его роста с задорными хвостиками на макушке? Конечно, как на кандидатуру в постель, ага. Нет, дело было в другом. Хийори не принимала его всерьез, не смущалась и не трепетала при виде Хирако во всех смыслах. Он не внушал ей уважения, ни как сильный (очень сильный) шинигами, ни как привлекательный мужчина, ни как всеобщий любимец, ни как лейтенант. Никак. И это злило и интриговало одновременно. Поэтому, сам того не замечая, Шинджи все больше времени старался проводить рядом с мелкой занозой. Чтобы разгадать, с какой же стороны к ней подступиться. И сам не заметил, как они стали друзьями. Сложно представить, что такое быть лучшим другом Саругаки Хийори, Шинджи и не осознавал, пока не поймал себя на откровении, что вот уже несколько десятков лет занимает эту гордую должность. Внешне в их жизни немногое изменилось - он по-прежнему тащил в постель всех хорошеньких девиц, записывая их потом в список "первых любовей", она по-прежнему раздражалась практически от всего, но весь Сейретей привык и начал воспринимать как должное тот факт, что Шинджи и Хийори - лучшие друзья. Специфические, конечно, потому что лупила Хийори его за это куда чаще и больнее всех остальных, и разница в должности не смущала ее ни тогда, ни после - когда он стал ни много, ни мало капитаном. Хийори тогда же заполучила лейтенантский шеврон, и странным образом это их еще больше объединило, хотя пропасть между капитанами и лейтенантами стояла шире, нежели между лейтенантами и рядовыми, за исключением капитанов и лейтенантов одного отряда. За десятки лет прошедшие в таком режиме Шинджи самым постыдным образом привык, что Хийори знает его как облупленного, потому что в те моменты, когда маленькая стерва не дралась и не орала, она умела внимательно слушать, и потому он рассказал ей то, что прежде никому вообще не рассказывал, а она сделала то же самое для него. И им обоим никогда в голову не приходило хоть с одной живой душой поделиться секретами друг друга. Короче, к моменту всей истории с холлоуфикацией Хирако не сомневался, что убьет за Саругаки (впрочем, невелико и достижение). Собственно, в итоге пришлось не убивать, а умирать, потому что и он, и она ярче и больнее всего кроме, может, ее ранения на Зимней войне запомнили, как она просила его отпустить ее за секунду до вероломного и нежеланного удара, расчертившего его грудную клетку наискось. Потом было страшное - бегство на землю, гигаи, мрачный Киске, борьба с пустым и подчинение его себе, грязный склад в Каракуре, слезы Хийори, которые никто не должен был видеть, а он увидел, и пока она, сдавшись и ненавидя себя за слабость, рыдала в его щегольскую рубашку, сменившую капитанский хаори, Хирако думал. Очень тяжело и мучительно думал, потому что было и еще кое-что, изменившееся в ту ночь, кроме их статуса, должности и жизни. Она. Нет, он не стал бы говорить, что в ту секунду, когда Тоусен взмахнул мечом, он понял, что испугался за нее куда больше, чем просто за друга и всякое такое, потому что это бред. Никогда на свете настоящий друг не будет тебе менее дорог, чем человек, с которым ты спишь. Тут было немного другое. Он испугался за нее так, как не боялся никогда и ни за кого. Как не боялся за Сейретей, как не боялся за своих людей, как не боялся за остальных, угодивших в переделку вместе с ними. Он не помнил таких чувств ни в духовной жизни, ни в том, что осталось с ним из жизни земной. Аналогов не было. Той бесконечной ночью, когда она уже не плакала, а судорожно вздыхала, все еще цепко держа в горстях его рубашку и согревая теплым прерывистым дыханием его грудь, он мрачно смотрел в одну точку, гладя ее по светлой макушке, и думал. Думал все дольше, ясно и беспощадно осознавая, что уже довольно давно не был ни с кем в постели, предпочитая сексуальным экзерсисам драки и возню с Саругаки, которые стали носить в себе неприятный оттенок замещения. Типа, хоть так удается всласть ее облапать. Что противный скрипучий голос, верещащий прямо в ухо "ненавижу тебя, плешивый олух", стал куда как более будоражащим, нежели нежное с придыханием "возьми меня, Шинджи" какой-нибудь длинноногой красотки. Что когда он, пожав плечами, заявил Лизе по пьяни, что любит Хийори, он не врал и не преувеличивал. И все это в ту ночь заботило его отчасти даже больше, чем их дальнейшая судьба. Весьма скоро вослед пришло осознание того, что вряд ли ему что-то светит в том смысле, на какой он надеется. А если и светит, то очень не скоро. Так Шинджи решил терпеть и ждать. В конце концов, он всегда был последовательным и терпеливым человеком.