Прямое попадание

Раз. Прополоскать руки, огибая каждый палец, сделать все так, чтобы ни одна пылинка или микробинка не осталась на бледной коже. Умыть лицо, нацепить неприяный, по-клоунски сделанный, белоснежный халат, при этом задвинуть плохие комментарии в сторону. Проверить все ли в порядке с прической, хотя зачем… нотакнадо. Два. Открыть дверь, тщательно закрывая ее, сделать это быстро, чтобы никто и ничто не смогло проникнуть в белую, как халат, комнату. Дотошно белую. Всебелоебелое. И так без конца. Три. Тяжело вздохнуть, понимая, что ничего не изменилось. Любимый человек все так же лежит на такой же белойбелойбелойБЛЯТЬ кровати, а его светлые ресницы иногда вздрагивают, словно он просто спит, а не в чертовой коме третий год. Третийтретийтретийгод. И это господибожеслишкоммного. Он готов выучить это как молитву на ночь. Четыре. Присесть рядом, показывая, что: «я здесь, я не ухожу и буду рядомрядом, до посинения», ведь старая лиса еще жива. И старая лиса не смеет оставлять несчастного щенка. Пять. Попытаться не уснуть в убаюковающем ритме аппарата жизнеобеспечения и едва слышного дыхания носителя рыжих волос. «Не крашеные» Убедился Хэ Тянь, когда спустя огромное количество времени они продолжали расти, а корни так и оставались рыжими, на солнце — с медовым отливом. Как, в прочем, и брови, однако складка между ними стала прямее, так как спокойное лицо не отоброжало никаких эмоций. Вообще. Шесть. Закусить внутреннюю сторону щеки, сдавливая челюстью ровно настолько, насколько позволит раскусанная кожа, а как только со слюной смешаются первые капли крови, слезы из глаз наконец остановятся, так и не достигнув своей первоначальной цели. Это теперь играет роль успокоительного, когда его нет рядом, главное, чтобы вскоре это не перешло на каннибализм, хотя Хэ не прочь себя сожрать, лишь бы это хоть как-то помогло. Семь. Очередной раз осознать, что это конец. Понять, что Мо Гуань Шань больше не откроет глаза, не скажет что-нибудь язвительное в ответ, не съест свой любимый сникерс, не поцелует… так как пуля хоть и не убила его до конца, создав сквозную рану, пролетев сквозь крышку черепной коробки, но причинила не мало бед его организму, отчего тело не хочет подниматься, а разум — освобождаться от комы, что, наверное, несет его в круговорот из разных снов. Остается надеяться, что хотя бы эти сны показывают ему что-то хорошее, не заставляют чувствовать одиночество. Тянь готов нести это бремя на себе, готов потерпеть, ведь он верит… Врачи разводят руками, намекая, чтобы семья Хэ наконец отключила рыжего от аппарата — и место в больнице освободится, и парня мучить никто не будет. Все это гребаные отговорки, и все это знают, и никто не хочет этого менять, даже не пытаются оправдаться!.. «Ну не очнется он!» Твердили эти лицемерные суки, а как только им показываешь кошелек, так сразу пасть свою захлопывают и сваливают до поры до времени. Ну и пусть говорят что хотят, от их слов ничего не изменится, главное, чтобы они не мешали, а остальное вытерпеть можно. (Ведь это не первый раз, когда Хэ терпит чужое дерьмо). А Хэ Тянь верит, верит и ждет, приходя изо дня в день после работы или же в выходной. Выходные он проводит в больнице. В принципе, как и многие другие свободные минуты, совсем не замечая, как со временем осунулся, постепенно превращаясь в мумию. Вот только это последнее, что сейчас волновало Тяня. Хотя, как оказывается, не его одного. Мало что в его жизни за эти три года поменялось, однако после инцидента он оставил опасную «работу», показав Чэну комбинацию из трех пальцев, оставил семью, перестав числиться под фамилией Хэ, так как отец не одобрил ухода. А это он еще не все знает. Стал обычным продавцом сантехники, зарыл себя подальше от отца, уже надумывая как будет находить деньги на лечение рыжего, однако как черт с небес свалился Чэн, все твердивший, что в честь ранее хороших отношений с коллегой, он будет оплачивать содержание Мо, тем самым спасая его, если так можно назвать, жизнь. Достаточно благородный поступок действительно был оценен, хоть лишь им самим, но все же… Тянь не просил, но он не в том положении, чтобы показывать свою гордость. И он достаточно умен, чтобы понимать это. Восемь. Изо дня в день Тянь изводил себя, молясь, будучи не верующим, во спасение Гуань Шаня. Однако тот продолжал лежать неподвижно, как ебанная кукла, если не знать, что это лишь человек в коме, то легко можно спутать с фарфоровой куклой, у которой иногда поднималась грудная клетка от дыхания. Личная кукла Хэ Тяня. И звучит отвратительно, и мысли свои запугать нельзя. «Мы справимся, малыш Мо» И в душе горько: малыш здесь только Тянь. А вот вязкие, настойчивые мысли все не покидали голову. Какими бы событиями они не врезались в мозг, Тянь отбрасывал их с невероятной скоростью, понимая, что если дойдет конечная мысль, а именно — сдаться, то придет конец всему, в том числе и жизни Мо. Брат говорит, что завидует ему. Брат много что говорит не по делу, но продолжает держать обещание и оплачивает счет. Хэ-младший уверен — рыжий бы разорвал себе зубами сонную артерию, но вернул бы оплаченный долг. А еще Хэ-младший не понимает чему завидовать, ведь кто как не он может прочувствовать эту боль даже сквозь кости. А может Тянь ошибался? На дворе очередная, серая для Тяня весна. И даже белые стены больницы и вечно пахнущие кабинеты процедур не так бесят, как эти радостные, визгливые люди, что радуются непонятно чему. Весна у них, да?! А Мо все еще спит! И не открывает свои чертовы глаза, в которые так хочется окунуться, заглянуть снова и снова, потому что хочетсяхочется — орет эгоизм и боль вместе взятые, орет нутро, раздирая плоть души до кровавых ошметков, орет сама душа под напором боли хозяина, выпуская свою кровь в виде горячих соленых дорожек на бледных щеках. Ведь ему больно. Когда подсознание выходит из-под контроля, Тянь пьет успокоительные. «Мы справимся, малыш Мо» Просыпаясь от кошмара шепчет Тянь, стирая градины пота со лба, щурясь от света настольной лампы. Тянь не спит без света. Тянь вообще практически не спит. Очередное утро, очередные повседневные махинации. Очередные мысли о том, как несправедлив мир и все его последствия нечестной игры с людскими душами. И снова белая дверь, дотошная, надоевшая до посинения, но одновременно уже став как родной. И снова тяжелый вздох, сопровождающий взглядом на клоунский халат. Белый, снова, ну вы поняли. «Мы справимся, малы…» Тянь замирает на пороге, не сразу поняв что к чему, вперив взгляд в пустую кровать, на которой должен был лежать он… Где он?! Нетнетнет. Это же не правда, да? Мысли белым шумом смешались в одну единственную кучу, в которой говорилось лишь о плохом исходе. И если этот исход верен, то в мире станет на человека меньше, но так быть не должно, верно? «Мы же боролись, малыш Мо…» Девять. Девять кругов ада пришлось пройти Хэ Тяню за три года. За эти длинные три года верности одному лишь человеку, за эти три года он думал, что свехнется, а его черные, как смоль, волосы едва не обрели седой оттенок. И теперь, смотря на то, как врачи носятся с больным, вводя курс реабилитации после долгой комы, понимает, что пройдет эти девять кругов снова, лишь бы в конечном результате он снова сможет увидеть эти светлые, ясные сознанием, глаза.

***

Где-то в центре города пискнул сообщением телефон, говоря Хэ Чэну о том, что его любимый коллега пришел в себя.