«Мы с тобой женаты уже месяц, а я всё никак не могу привыкнуть, что мы супруги, что теперь наша любовь подтверждена законом, что отец всё-таки одобрил наши чувства», — сказал Кефер, помогая жене достать с верхних полок одежду. «Взаимно, — сказала она. — А ещё теперь все секреты делятся на двоих. Это более странно». «Ну по крайней мере помощь друг другу не будет вызывать сомнений и вопросов у окружающих и стеснений у нас», — засмеялся Кефер.
Кефер очнулся и почувствовал, что лежит на мягкой кровати с перебинтованными ранами. «Значит, Эксатон всё-таки поместил меня к Сехмет», – подумал он. Глаза открывать не хотелось, просыпаться, понимая, что этот кошмар никогда не закончится. «Наверно, я всё-таки лишился вчера сознания прямо на арене, – стал размышлять мужчина, – иначе помнил бы, как меня вели… Зато сон у меня был приятный – будто меня пришли спасать друзья. Как жаль, что это всего лишь сон… Интересно, сколько сейчас времени? Судя по тишине, я один. Но, возможно, Сехмет просто тихо сидит где-то рядом. Нет, нужно просыпаться» – он открыл глаза и сразу зажмурился – такой яркий свет ударил ему прямо в лицо. Но откуда он в спальне Анубиса? Кефер постепенно открывал глаза и услышал, как в комнате раздались шаги. – Откуда этот свет? – спросил Кефер, привстав. – Можно тебя попросить об одолжении? Выключи его пожалуйста, просто я никак не могу открыть глаза, Сехмет. – К сожалению, это невозможно, – сказал знакомы мужской голос, – поскольку это свет солнца. Кефер пересилил себя и открыл глаза. Перед ним, с кубком в руках, стоял Осирис. Мужчина с удивлением огляделся – он действительно находился в лаборатории учёного. Значит, он действительно спасён! Значит, его кошмар закончился! – А что с Сехмет? – встревоженно спросил он, и Осирис понял, что эта львица ему дорога. – Рассказали, что её пришлось сильно ударить, так что она потеряла сознание. Но она сама этого захотела, – поспешил прибавить Осирис, – потому что она тоже является твоей спасительницей. По правде сказать, мы долго думали над её сообщением, но когда Анубис опроверг наши теории… – Анубис?! – крикнул Кефер не своим голосом, перебив учёного. – Анубис теперь на нашей стороне, – спокойно заметил учёный и протянул мужчине кубок: – Выпей всё до капли. Судя по заключению Сехмет, это тебе поможет. У неё не было этого лекарства, но она знала, что оно есть у меня. Не волнуйся, уверен, с ней всё в порядке. А если ты будешь пить лекарство, уверен, будет и с тобой. Кефер взял кубок и неспеша выпил содержимое. Немного тягучее, чуть противное, но с клубничным привкусом, оно всё же было лучше того, что ему давали в Тёмной пирамиде, когда Сехмет ещё не взялась за него. Отдышавшись, воин лёг на спину. Осирис заметил, что добавил ароматизатор, чтоб Кефер смог лекарство выпить быстро. – Можно было этого и не делать, – ответил он, – в Тёмной пирамиде первый месяц меня пичкали… – он замолчал, не желая вспоминать, но зная, что никогда этого не забудет. – Первый месяц? Значит, после – нет? – Только благодаря Сехмет. Она так обо мне заботилась… Она стала моим другом, я бы даже сказал – моей защитницей. Если бы не она, меня бы уже давно не было. Кефер посмотрел на стену. Она ведь действительно столько для него сделала, она помогала ему, оберегала, она стала так близка ему… Он был рад, что наконец его пытки окончены, но… ему так хотелось, чтобы она была здесь, с ним, в безопасности. Осирис, глядя на пациента, обдумывал, как это всё сказать Ра. Но почему Сехмет сказала, что он немного не в себе? По поведению совершенно нормальный. Ну почти. В дверь тихо постучали, Осирис разрешил войти и…вошёл Ра. На его лице была озабоченность, какой Кефер давно не помнил. Ра молча рассматривал сына, а потом поинтересовался о его самочувствии. Учёный ответил, что нужно много и долго лечиться, но в целом вполне неплохо. У Кефера защемило сердце – как он может здесь находиться, как может называть родным отцом того, кто таковым ему не является? А Ра присел на край кровати и озабоченно-ласково спросил его: – Как ты? Кефер молча смотрел на него, не зная, что ответить. Да и зачем Ра знать о его самочувствии? Сын приёмный. Ра забеспокоился: сын никогда не молчал после ответа на вопрос о самочувствии. Что-то было не так. Фараон хотел взять сына за руку, как всегда делал в трудные для того минуты, но Кефер отодвинул руку, продолжая молча и странно смотреть на него. – Что случилось? Кефер, почему ты молчишь? – Ра забеспокоился, а за ним и Осирис: что могло заставить Кефера молчать? Бог солнца осмотрел лежащего воина. Бинты, пластыри, синяки и этот странный, страшный взгляд. – Что они с тобой сделали, сын? Кефер вздрогнул. Сын. Конечно, все эти годы он так и называл его. Но теперь, когда правда была раскрыта, ему стало не по себе. Он понял, что никогда жизнь больше не будет прежней. Где ему теперь место? В Тёмной пирамиде пытки и муки, а в Золотом городе неродная семья, скрывавшая правду столько лет. Куда идти? В пустыню – стать Тенью? Возможно, там ему самое место. Возможно. – Я знаю, – сказал Кефер и с болью посмотрел на отца. – Я всё знаю. Ра непонимающе и с испугом смотрел на него – что знает? И почему так об этом говорит? Осирис стал искать обезболивающее и успокоительное – даже Сехмет не знала, чему его подвергали, но раз она увидела психические отклонения, возможно, Кефер пережил сильное психологическое насилие, может, ему даже промыли мозги. – О чём, Кефер? – Я тебе не сын. – Ч-что? – Ра так изумился, что был вынужден набрать побольше воздуха. – Что ты такое говоришь? – Я приёмный. Ты нашёл меня на дороге, когда возвращался с войском с войны. Нашёл в корзинке с лохмотьями и зачем-то привёз в город, зачем-то принёс на осмотр к Осирису, зачем-то решил сделать своим сыном. Твоя жена не хотела, чтоб какой-то найдёныш считался её сыном, но она проявила доброту ко мне. А ты… Зачем ты передал мне власть? Зачем поставил во главе воинства? Я не имел на это права! – закричал Кефер. – А твой родной сын был вынужден бороться за любовь с тем, кому она не должна была достаться! Теперь понятно, почему он так ненавидит меня и не любит тебя!.. Лучше б ты оставил меня там, у дороги, может, тогда моя судьба сложилась бы удачнее для всех. И уж точно не было бы этой дурацкой войны. Кефер откинулся на подушку и посмотрел в потолок. Впервые за столько лет в его глазах появились слёзы. Всё, всё теперь не имело для него смысла. Кому он тут нужен? Зачем о нём заботятся? Он готов был в следующую же минуту выйти из лаборатории Осириса и уйти как можно дальше, и плевать на раны. – Кефер я-а… совершенно не понимаю, о чём ты говоришь, – признался Ра, – ничего такого никогда не было. – Мне всё показали. Всё. Ты, твоя жена и Осирис хранили этот секрет. Никто, кроме вас троих, не знал об этом. Я благодарен за спасение моей жизни, но лучше было бы сказать правду. Народ бы тебя не стал меньше любить, даже наоборот, а Эксатон бы никогда не стал соперничать, зная, что я ему не ровня и не имею права на трон. Войны бы не было. И сейчас тебе бы не пришлось тратить силы на моё спасение. Его бы просто не было. – Кефер, ты родился здесь, в этой лаборатории, – сказал Осирис, – твоя кровная мать Мут, а отец – Ра. И это правда. – Это не может быть правдой. Бабу мне всё показал, – покачал головой Кефер. – Ты же не хочешь сказать, что поверил врагу? – бог солнца предпринял ещё одну попытку доказать сыну, что он ошибается. – Я бы не поверил, если б не ты. В последнее время ты избегал моего общества, ты сожалел об утраченном сыне, а я был тебе не нужен. Разве это не доказательство того, что я приёмный? Тебе было больно, что твой родной сын, обозлённый, далеко от дома. И ты не хотел, чтоб приёмыш маячил перед глазами, занимал место твоего родного сына. Тебе проще от меня избавиться. Я не понимаю, зачем было лгать столько лет и лгать сейчас. Мы оба знаем, что я не смогу заменить тебе родного сына. Я уйду в пустыню и стану Тенью, а Эксатон сможет занять по праву принадлежащее ему место. Если бы эти слова услышал Бабу, он бы очень обрадовался. Правда, это не совсем тот результат, которого он добивался, но и этот был хорош. Ра и Осириса же эти слова повергли в ужас. И дело было вовсе не в том, что Ра не хотел доверять Египтус Эксатону из-за жестокости того, а в том, что Кефер принял ложную информацию за правду. Он не верил истине и всё больше убеждался во лжи. Ра принялся убеждать сына, что всё, что ему сказали в Тёмной пирамиде, является ложью, извинялся за своё поведения, объясняя отчуждённость своей задумчивостью и нежеланием сказать Кеферу что-нибудь лишнее (но вовсе не про то, что тот будто бы приёмный). Кефер не верил. – Если ты мой кровный отец, как не разглядел, что вместо меня по городу ходит Анубис? Не почувствовал перемены, не почувствовал, что это не я? И даже если я сам изменился, почему ты не понял? Гиксос сразу насторожился, разгадал, потому что он один из самых моих близких друзей. Но ты – если ты мой настоящий отец, почему не понял? Ра пытался оправдаться, что чувствовал, что что-то не так, но сам прекрасно понимал, что это не оправдание. Он говорил, что Анубис избегал его, видимо, зная, что фараон может рассекретить его, а Ра был занят государственными делами. Но какое ему может быть оправдание? – Прости меня, Кефер, я старый дурак. Мне не может быть оправданий, целиком моя вина в произошедшем, но ты ведь действительно мой родной сын. – Зачем ты продолжаешь лгать? Тебе же проще самому будет. Лучше б ты оставил меня тогда в корзинке, – горестно прошептал Кефер и отвернулся. Ра ужаснулся – он понял, насколько изменился его сын. Можно ли будет вернуть прежнего Кефера? Осирис решил вмешаться. – Кефер, ты действительно сын Ра, – сказал он. – Я могу доказать это: вы оба пройдёте тест на ДНК. Но у меня есть твоё свидетельство о рождении. – Свидетельство было необходимо, раз уж вы решили сохранить в тайне, что я приёмный. А результаты теста можно и подделать. Довольно лжи. Я уйду в пустыню, чтоб не мешать, – он отвернулся, теряя силы. Зачем они всё это делают? Чтоб не было вопросов у других? Он просто уйдёт, он имеет на это право, и ни у кого не возникнет лишних вопросов. Ра тяжело дышал. Он уже потерял одного сына, а теперь из-за своих сожалений потерял и второго. Зачем нужно было собирать Совет, разбирать просьбы и делать прочие государственные дела без Кефера? Конечно тот почувствовал себя ненужным. Добавить побоев и сказать ложь – и он сразу поверит, что он – найдёныш. Осирис молчал. А ведь Сехмет предупреждала, только умолчала, что Кефер считает себя приёмышем. Впрочем, учёный сразу нашёл этому объяснение – она не лезла в чужие дела. Осирис помог подняться Ра и попросил его дать пациенту отдых. Сейчас всё равно ничего не докажешь, а Кефер потерял силы. Ра бросил печальный взгляд на сына, который лежал, повернувшись к стене, и рвано дышал – возможно, давился слезами горечи – и, вздохнув, ушёл. А Осирис стал перевязывать Кеферу одну из ран, которая снова начала кровоточить.***
Сехмет стояла, сжимая предплечье, которое всё ещё болело после удара Нейт. Хатанор, Накт и Карнак стояли чуть поодаль и со скучающим видом слушали реплики Бабу. Тот вообще подумывал уснуть и переглядывался с Сехмет, лишь изредка косясь на Бабу, а Сехмет показывала Тоту взглядом, что ей – как и всем им – надоело здесь стоять, и она с радостью бы ушла отсюда. Эксатон тоже развалился на троне, совершенно не чувствуя гнева, как бывало раньше. Он был даже рад, что пленника освободили, потому что теперь его не нужно было ничем снабжать. А ещё Тёмному фараону не хотелось больше слышать крики и отчёты о ранениях, потому что последнюю неделю его из-за этого стали преследовать кошмары о раненом или полуумершем окровавленном Кефере с висящими кожей, мясом и выпирающими белыми костями. Эксатон поёжился, вспомнив внешний вид брата из своего последнего кошмара. – Вероятно, Анубис нас предал, – наконец закончил Бабу. – И всё-таки мне удалось нанести Кеферу неисправимый вред. Мумии закатили глаза, а Сехмет сильнее сжала предплечье. – Ранения можно вылечить, – сухо заметил Эксатон, которому тоже надоели тирады бабуина. – Да, мой повелитель, но я говорил о его психологическом состоянии. Тот, сдерживая зевок, отвернулся, генералы переглянулись, Карнак стоял с отсутствующим видом – думал о чём-то своём, – а Сехмет с Эксатоном насторожились. – Кефер теперь думает, что он найдёныш, – продолжал Бабу, – ваши рассказы позволили мне воссоздать некоторые эпизоды из его прошлого, вот он и поверил, что моей способностью является воссоздание картин из прошлого. Теперь нет смысла скрывать, что я на самом деле воспроизвожу эти картины по рассказам. И мне удалось – благодаря вам, мой повелитель – сделать весьма правдоподобный эпизод якобы из его жизни. Полагаю, сейчас он не ладит с Ра. Конечно, лучше было бы, если б мы поменяли его обратно с Анубисом через пару дней, но, возможно, сложившаяся ситуация даже лучше. – Если только мой отец не решит теперь напасть на нас в отместку за состояние моего брата, – угрюмо заметил Эксатон. Он подумал даже не об ударе Ра, а о психологическом состоянии Кефера. В другое время он бы посмеялся над сумасшедшим братом, но теперь это волновало его как старшего брата. – О, не волнуйтесь, повелитель. Судя по вашим рассказам о Ра, он сейчас будет сосредоточен на состоянии своего младшего сына. К тому же когда тот будет нести чушь и, возможно, стараться избегать встреч с отцом, – Бабу расплылся в улыбке. – Хорошо, – мрачно сказал Эксатон. – А теперь оставьте меня все. Я хочу спокойно подумать. Все поклонились и ушли по своим делам. Сехмет глянула на Эксатона, которого явно не порадовали слова верного Бабу, и поспешила в лабораторию, чтобы отдать Тоту устройство, которое не так давно сделала для него. Через час к ней в комнату постучался Бабу и вновь предложил отобедать, чтоб отпраздновать победу. Сехмет вновь почувствовала раздражение, но осталась внешне спокойна. – Ты оставил мне много работы, – устало сказала она. – Я даже почти пропахла его кровью – столько её было. – Но в последнее время ты сама заботилась о нём, – заметил Бабу, понимая, что эта девушка недолюбливает его, как и все в Тёмной пирамиде, исключая лишь самого Эксатона. – Это моя обязанность как врача, – она подняла брови с равнодушием на лице. – Неужели ты обо всех так заботилась бы? – Чем дольше лечишь, тем больше начинаешь понимать. Не веришь – спроси у Тота. А теперь дай мне поспать, эта девчонка сильно меня ударила. – Ну Нейт – хороший воин, если уж тебя смогла вырубить одним ударом, – ухмыльнулся Бабу, желая хоть как-то задеть гордую львицу. – Баран тоже хорошим воином был, когда смог розу втоптать в землю, – сказала она, закрывая дверь перед самым его носом. Бабу поджал губы – Сехмет как была агрессивной, так и осталась, и подозревать её в помощи Кеферу не стоило.***
Когда в Тёмной пирамиде все легли спать – кроме Эксатона, который лежал в кровати с открытыми глазами и думал о брате и отце – Сехмет решила связаться с Золотым городом. Это был большой риск, но она должна была помочь Кеферу в последний раз, должна была закончить лечение. Коммуникатор взял Осирис, он не спал и вряд ли собирался уснуть в ближайшее время. – Мне нужен Кефер, – сказала Сехмет тихо. – Быстрее, это очень важно, а времени у меня мало. Осирис удивился взволнованности бывшей ученицы, но быстрым шагом направился к Кеферу и Ра – фараон повёл сына к дальней фреске, где было запечатлено рождение последнего, надеясь хоть как-то доказать свою правоту. Осирис отпустил их, подлечив раны и постаравшись сделать их незаметными. Сейчас он их нашёл, и Сехмет, пока ещё не видевшая Кефера, услышала его угрюмый голос: «Это тоже не доказывает, что я твой сын». «Бабу был прав, – с ужасом подумала Сехмет. – Нужно как можно скорее рассказать ему!» Осирис передал коммуникатор Кеферу, и тот очень удивился, увидев её. Она улыбнулась его изумлению и попыталась сделать своё обычное лицо, с которым всегда разговаривала как с Тёмным, так и с Золотым воинством. – Не ожидал такой встречи, верно? – но потом сразу перестала сдерживаться и приняла обеспокоенный вид: – Кефер, послушай, Бабу сегодня рассказал о своём плане. У меня мало времени, поэтому скажу важное – он не умеет показывать прошлое. Он нарочно показал тебе ложное видение твоего якобы нахождения Ра, чтобы ты после передал Эксатону трон. – Хочешь сказать, что я кровный сын Ра? – хмуро спросил Кефер, не зная, верить ему или нет. – Да, именно. Уверена, твой отец и Осирис подтвердят это. В конце концов, если всё ещё сомневаешься, проведите тест ДНК. А вообще тебе пора спать, ты потерял слишком много сил. – Что теперь будет с тобой? – Я постараюсь выяснить ещё какую-нибудь информацию, которая может быть полезна тебе. Если что-то выясню, свяжусь с тобой. Но, возможно, не голографической связью, а текстовыми сообщениями. – А если Бабу узнает? – Меня это не волнует, но я буду осторожна. В конце концов я одна из приближённых твоего брата. Доброй ночи. Кефер хотел ещё что-то сказать, но Сехмет уже выключилась. Он отдал свиток Осирису и посмотрел на Ра. Выходит, Бабу именно этого и добивался – помешательства, чтобы после Эксатон занял трон. Кефер думал, что теперь ему делать и как выкрутиться из ситуации. Ра сам пришёл сыну на помощь: он положил руку на его плечо и сказал: – Идём спать, сын мой, раз даже твоя спасительница об этом дважды сказала.***
Сехмет долго следила за делами в Тёмной пирамиде, но так ни разу и не вышла на связь. Бабу всё твердил, что нужно ещё подождать, но Эксатона, похоже, это не волновало. Он всё чаще приходил к львице и спрашивал про раны брата. В конце концов она показала ему тот файл с состоянием здоровья Кефера, копию которого присылала Осирису. Эксатон внимательно его читал, и чем больше узнавал, тем больше ужасался. Иногда встречались цитаты слов самого Кефера, описывающего свои ранения, например: «Это был нож с зазубринами, мне даже показалось, что он ржавый, но из-за освещения я не уверен в этом. Он [Бабу] вдруг взял нитку и обвязал ей мою руку ниже локтя, а потом второй ниткой – чуть выше кисти. Он завязал их туго, и через несколько минут рука начала неметь [кровь не поступала и не уходила], а потом он полоснул этим самым ножом по руке выше кисти [рана пересекает плечелучевую мышцу, но каким-то чудом не задевает вену]. Мне кажется, внутри руки что-то порвалось», – пояснения в квадратных скобках давала Сехмет. Когда Тёмный фараон закончил читать, его руки тряслись, а сердце бешено колотилось. Сехмет дала ему платок, и он отёр холодный пот со лба. Никогда он не чувствовал себя так плохо. Львица думала, что ему нужно было узнать, и очень удивлялась его реакции. – Сехмет, – вдруг сказал он глухо, – насколько ему было плохо, когда ты последний раз на арене приводила его в чувства? – Я не знаю, как он только держался, повелитель. Он мог потерять сознание в любой момент, но почему-то держался. Он… – она замолчала и посмотрела в стену, и Эксатон понял, что Кефер был жив каким-то чудом, цеплялся за нити жизни, почти оборвавшиеся, из последних сил. – Думаешь, Осирис сможет его восстановить? – Осирис великий учёный. К тому же у него есть те лекарства, которых нет у меня. Вы хотите снова похитить Кефера или боитесь, что он не откажется от престола, потому что…может не успеть? – Ты лечила его почти два месяца и отстаивала его интересы. Я боюсь, Сехмет, что он умрёт. Мучаясь. – Я уверена, что Осирис вылечит его. Конечно, шрамы могут остаться на всю жизнь, но…мне кажется, даже психологические травмы в Золотом городе смогут устранить… Если он…сможет свыкнуться с мыслью, что неродной сын… Хотя Осирис может провести тест ДНК, это просто. Но… – она посмотрела на Эксатона, который смотрел на неё очень взволнованно, – Кефер ведь может не поверить. Когда я пришла, он настроил столько теорий, что я даже их все не помню. А одной из них была теория о том, что его родители были рабами. Возможно, план Бабу будет иметь успех, – Сехмет внимательно посмотрела на Эксатона. Тёмный фараон посмотрел в файл и снова вспомнил измученный вид Кефера на арене, а потом вдруг и полумёртвго Кефера из своих кошмаров. Может, стоит рассказать о них Сехмет? Кажется, она разделяет его мысли. И он рассказал всё подробно, а после спросил совета. Сехмет молчала и анализировала ситуацию. Если Эксатона так волнует здоровье брата, ему стоит самому с ним поговорить. Только вот Кефер не станет ничего слушать. – Может, стоит заключить мир? – внезапно сказал Эксатон, Сехмет даже выронила из рук какую-то пустую пробирку. Та подпрыгнула, звякнула, но не разбилась. – Мир? Но-о-о…думаете, это поможет? – Я должен извиниться перед братом. Я виноват в его пытках, в его мучениях. Если он узнает, что информация о его появлении в нашей семье, показанная Бабу, ложная, он, возможно, будет менее сумасшедшим. – Но его раны. Вы хотите отказаться от всего, чего добивался ваш фаворит. Всё сделанное, выходит, было затеяно зря. – Не зря, Сехмет. Это наконец разбудило во мне заглохшие чувства братской любви, напомнило, что отец нам равно уделял время, стараясь помогать в трудную минуту, но сочетал отцовские обязанности и обязанностями правителя и потому иногда не мог следить за нами. Я вспомнил, что, уча чему-то меня, он не уделял внимания Кеферу. Я решил, что отец меня бросил, хотя на самом деле он всего лишь учил Кефера тому же, чему учил несколько лет назад и меня. Я сам своим поведением разрушил мою семью. Теперь нужно всё исправить. Я знаю, ты меня поймёшь, потому что сама оттаяла, леча его. Тебе необходимо связаться с Золотым городом, лишь тебе это под силу, потому что ты сможешь найти их частоты. Скажи, что я хочу встретиться у Кривой скалы, она на равном расстоянии от обеих пирамид. Сехмет кивнула, и Эксатон ушёл, обдумывая свои слова, которые оправдают причинённый вред и послужат поводом к прощению. Львица стала доделывать свои брошенные дела и примерно через час вышла на связь с Осирисом.***
Ра улетел встречаться с Эксатоном, оставив Кефера в Золотом городе, поскольку он был ещё слаб. Младший сын Ра чувствовал себя намного лучше, но встречаться с братом не горел желанием. Он знал от Сехмет, что Эксатон не знал о тех зверствах, которые чинил Бабу, он думал, что ранения первого дня будут самыми сильными, но всё равно сердце Кефера пропускало глухой удар при мысли о встрече с братом. Решение Эксатона всех удивило, а ещё больше удивили объяснения Сехмет, и потому желающих выслушать Тёмного фараона полетело много. Кефер сидел на троне, откинувшись на его спинку, и думал, что будет теперь делать Сехмет. Внезапно его коммуникатор пропищал – пришёл текстовый вызов. Девушка писала, что Бабу решил захватить власть в Тёмной пирамиде, он обманул всех, сказав, что Эксатон оставил его за главного на время своего отсутствия, и теперь Бабу контролирует всех мумий, не полетевших с Эксатоном (в числе полетевших был Тот). «Этого ещё не хватало», – подумал Кефер. Он написал Сехмет, чтоб она связалась с Эксатоном, а сам призвал воинов, чтоб лететь в Тёмную пирамиду. И вдруг пришло ещё одно сообщение. Кефер прочитал, и его сердце ёкнуло. Сехмет обнаружили, и теперь, вероятно, поместят в темницу. Но уже в следующем предложении она просила Кефера не делать глупостей и не волноваться за неё. В тронный зал вошли Гор, Гиксос и Нейт – они не полетели с Ра, и Кефер был этому рад. Внезапно вошёл Анубис. Желая загладить вину, он попросился помочь сыну фараона. Кефер кивнул – всё-таки шакал тоже помог его спасать. Была лишь одна проблема: у сына Ра не было хороших идей, и он уже отчаялся придумать что-то хорошее, как вдруг с планом выступил Анубис. Вот где пригодились его таланты! План был хорош, оставалось привести его в исполнение. Перед выходом Гиксос сказал Хэйт, куда они отправляются и попросил через некоторое время связаться с Иризи и объяснить положение. Хэйт чмокнула возлюбленного на прощанье и побежала за коммуникатором. Сехмет уже сидела в темнице. Её левая рука была сломана в двух метах, но это не помешало ей оставить, хорошенько процарапав, сильный шрам на ненавистном лице Бабу. Она с нетерпением ждала возвращения Эксатона, но боялась, что войско не подчинится ему. Послать сообщение Тёмному фараону она так и не успела. Бабу быстро понял, что она предательница, и принял соответствующие меры. Но теперь он хотел отомстить. Выставив стражу, он зашёл в её камеру, чтобы вновь дать волю своей кровожадности и насладиться криками боли. Когда он закончил, она упала на пол, желая убить Бабу, но не имея сил на это. Как ей хотелось отплатить ему тем же, заставить страдать так же, как он заставлял страдать Кефера, нет, заставить страдать ещё больше! Но она сидела на полу, еле перенося боль. Бабу так и не удалось услышать её крики – она держалась так же стойко, как Кефер в первый день, терпя первое своё ранение, и потому бабуин скоро оставил это дело, пообещав вернуться позднее. Сехмет думала, что попытается убить Бабу, как только он войдёт, и набирала силы. Ей было всё равно, погибнет она или нет, главное – убить Бабу, чтобы он больше не причинил никому вреда. И вдруг за дверью раздался грохот, а потом она и вовсе отлетела. Сквозь клубы пыли, летающие по всей камере, Сехмет разглядела… Нет, неужели? Быть не может! Что он тут делает?! – Что с твоей рукой? – когда пыль немного осела, и пленницу можно было разглядеть, Кефер вошёл в камеру. – Я же просила, Кефер! Ты слишком слаб. Мы можем не выбраться, даже если с тобой большой отряд. – Именно поэтому мы уходим прямо сейчас, – сказал Гиксос, и все заспешили к выходу. Кефер напомнил, что Сехмет так и не ответила на его вопрос. Левая её рука была вся изуродована, сквозь кровоточащее мясо торчали кости, и было совершенно неясно, рука это или просто куча мяса. Только стальные когти сохранили свою форму. – Бабу понял, что я предупредила вас, – ответила она. Кефер нахмурился с сожалением посмотрел на неё. Когда они остановились, пропуская отряд мумий, патрулировавший коридор, он чуть погладил её по предплечью, желая поддержать. Она чуть улыбнулась и кивнула – теперь она была в таком положении, как он несколько дней назад. Они (Кефер, Гиксос и Сехмет) благополучно прошли все коридоры, но стоило им выйти из Тёмной пирамиды, как Бабу и войско мумий сразу окружили их. «Мда-а, войско с Ра бы сейчас не помешало», – подумал Гиксос доставая копьё. Нужно пробиться до скал, а там придёт помощь. Внезапно сверху спустился Гор, а за ним и Нейт на машине. Бабу велел атаковать, и солдаты послушались, но Хатанор и Накт с изумлением смотрели, как их враги спасают Сехмет, израненную, почти без руки, а ведь когда Эксатон улетал, она была совершенно нормальной. Кто мог так поранить учёного Эксатона, если это запрещалось всем мумиям? Неужели Бабу поднял руку? Кефер тем временем усадил Сехмет за Нейт и сел за ней, а Гиксос с Гором прикрывали их. Им удалось перелететь, и это повергло Бабу в ужасный гнев. Когда часть воинства пересекла стену вслед за Золотыми воинами, машину Нейт внезапно подбили. Гор чудом успел смягчить посадку своим друзьям. Внезапно группка мумий во главе с Нактом и Хатанором захватила Сехмет. Львица не обходилась с ними плохо, иногда даже спасала от гнева Эксатона, так что они решили расспросить её о руке и бегстве, делая вид, что берут её в плен. И в это время луч ударил в Кефера. Бабу остановился, желая узнать, кто ему помогает, и тут из-за скалы вышел Анубис. Сехмет, успевшая раскрыть мумиям правду, рванулась было вперёд, но вдруг заметила, как Гор просит её качанием головы не делать этого. – Анубис? Решил вернуться? – удивился Бабу. – Но Тёмный фараон не простит тебя. Ты предал его, ты предал нас. – Эксатон сейчас заключает мирное соглашение с Ра, – вдруг сказал Анубис и указал на Бабу когтем: – А ты захватил власть в Тёмной пирамиде и солгал всем! И вдруг Накт с Хатанором подтвердили его слова. Они велели мумиям не слушать Бабу и пропустили Сехмет к Кеферу, который уже начал вставать. Удар Анубиса был лишь отвлекающим манёвром и не нанёс ему вреда. Но Бабу, лишившийся власти, теперь был готов на всё. Сехмет заметила его движение и сразу всё поняла. У неё было всего две секунды, а расстояние до Кефера велико, но она уже знала, что она должна сделать. Бабу молниеносно выхватил копьё у близстоящей мумии и кинул в Кефера, и в ту же секунду Сехмет метнулась к сыну Ра. Копьё воткнулось ей в живот, и она отлетела, едва задев Кефера рукой. Его охватил ужас. Но было уже поздно: он ничего уже не мог сделать. Он подбежал к ней, истекающей кровью, и чуть приподнял. Копьё сильно врезалось ей в живот, оно тянуло вниз и ещё больше раздирало рану. Кефер сломал рукоять, оставив лезвие торчать в её теле – его нельзя было вынимать. Вдруг послышалось гудение двигателя корабля, и скоро перед Тёмной пирамидой спустился самый быстроходный корабль в Египтусе. С него сошли те, кто подписывал мирное соглашение. Но Кефер не видел их, он видел только её, вновь спасшую его жизнь и на этот раз жестоко поплатившуюся за это. – Вот когда я спасла тебя в последний раз, – улыбнулась Сехмет, не замечая струйку крови, вытекающую из уголка её рта. – Это того стоило. Я почувствовала себя женщиной, о чём уже давно заб-была… Кефер… береги себя, – она нащупала его руку, – не н-нужно слов, я врач, я зн-наю, что мне невозможно помоч-чь… Её хватка ослабла, дыхание прекратилось, и глаза застыли в одном выражении печальной нежности… Кефер зажмурился. Вокруг него творился хаос, кто-то кричал, звенело оружие, слышались воинственные крики. Какое ему дело до всего этого?.. И вдруг что-то вспомнилось. Что-то, дарующее надежду. Кефер старался вспомнить всё, затем сел и сконцентрировался на внутренней силе. Он сидел пару минут, всё больше и больше сжимая руки, а потом открыл свою силу, доказывающую, что он сын Ра. Вытащив из Сехмет наконечник копья, он приложил к ней руки и сконцентрировался на её ране. Четыре минуты с момента смерти. Кровь остановилась, и рана немного затянулась. Сехмет вдруг сделала гортанный вздох, приоткрыла глаза, издала хрипящий звук, и снова закрыла глаза.