«Ты ходила проверяться?» — обеспокоенно спросил Кефер у жены. «Осирис говорит, и моя жизнь, и жизнь нашего ребёнка пока в безопасности, он не нашёл ничего тревожного, но роды могут пройти с болью». «Мне разрешат присутствовать в этот момент?» «Это будет ещё нескоро, Кефер», — улыбнулась его жена. «Я хочу поддерживать тебя, кроме того я не найду себе от беспокойства места, пусть это будет ещё нескоро», — он поцеловал жену.
Когда Сехмет вошла в спальню, держа в руках вещи, то увидела картину, от которой её сердце сжалось: Кефер, плотно укутанный в полотенце, свалился на подушки и спал, а его ноги повисли над кроватью. На его лице читалось выражение муки, а дыхание было неровным. Сехмет закусила губу: ну как его можно разбудить? Уже почти два месяца он спал на сене на жёстком полу в сырой темнице, а теперь лежал на настоящей кровати… Но не может же он всю ночь проспать в мокром полотенце! Девушка положила вещи на тумбочку рядом, а сама подсела к нему и осторожно погладила по руке. Кефер рвано вздохнул, но не проснулся. «Он выдохся полностью», – подумала Сехмет и слегка потрясла его. Казалось, пленник был готов проснуться, но почему-то не сделал этого. Тогда она стала потихоньку звать его и трясти чуть сильнее. Ей уже овладело беспокойство, когда Кефер вдруг проснулся. Он резко сел и виновато сказал: – Я не хотел усыпать, но… – Ты не виноват, – перебила его Сехмет, нежно улыбаясь. Нежно?! – Я принесла тебе одежду взамен порванной. Она на тумбочке. Как переоденешься, ложись спать, свет выключается по тому же принципу, что и в Золотом городе. Спокойной ночи, – в дверях она остановилась и ещё раз посмотрела на него. Совершенно измученный, даже если он не сын Ра, он не заслужил всего этого. Утром она вошла в комнату Анубиса с подносом, но сразу же поставила его на стол, увидев, что на кровати сидит свёрток из одеяла, из которого еле-еле выглядывает лицо Кефера. Он легонько покачивался из стороны в сторону, неподвижно глядя в одну точку. – Кефер… что случилось? – взволнованно спросила Сехмет, подходя ближе. У неё было нехорошее предчувствие. – Я проснулся, – глухо, не поворачиваясь, сказал он, – проснулся и почувствовал, что лежу на кровати. На мягкой кровати с одеялом. Я подумал, что всё это было кошмарным сном… Но когда открыл глаза, увидел, что лежу не в своей комнате… И всё вспомнил, – он помолчал, а потом повернулся к Сехмет, и она увидела, что он страдает всей душой, а он так же глухо спросил: – Это ведь не закончится, верно? Даже если ты меня подлечишь, мне всё равно потом возвращаться в камеру и терпеть все издевательства Бабу. До конца своих дней… А ты? Тебе ведь тоже на самом деле безразлично моё состояние, у тебя просто приказ поддерживать во мне жизнь. Он замолчал и горестно посмотрел на неё, дыша всё чаще. Сехмет видела, что в его глазах вновь начинают мелькать искорки безумия. Она почувствовала, что уже не может оставаться безразличной к нему, и ответила тихо, но ясно: – До вчерашнего дня так и было. Хотя у меня и были иногда волнения за тебя. А вчера… всё резко изменилось. Я сама пошла просить Эксатона о твоём переводе сюда, сама стала заботиться о тебе, приносить еду, шить одежду. Я уже не могу быть равнодушной к твоему состоянию, Кефер. Он снова рвано вздохнул. С одной стороны, ему не верилось, а с другой – он ведь сам ей доверился вчера, доверился полностью… Она уже давно не выглядела враждебной, она проявляла о нём ту заботу, которой он лишился со дня смерти матери. Матери. Жена Ра ведь не была его матерью. Но если она ночами плакала из-за него, то почему всегда оказывалась рядом, всегда поддерживала в трудную минуту, успокаивала, лечила, поддерживала? Тут что-то не сходилось. Кефер взглянул на свою спасительницу. Она сидела, задумавшись о чём-то явно сложном. Такая спокойная, такая мягкая, такая красивая… Отмахнуться от последней мысли уже не получалось, и мужчина понял, что сам неравнодушен к ней. Он высунул из-под одеяла руку и положил на руку девушки. Она очнулась и удивлённо посмотрела сначала на руки, потом на него. «Так не может продолжаться, – решила она. – Уж если мы зашли так далеко, нужно продолжать до конца. Отступать уже поздно».***
Бабу ворчал – если Сехмет удастся восстановить Кефера, весь план может пойти насмарку. Он говорил об этом Эксатону, но тот, получавший отчёты Сехмет о нестабильности мышления пленника, велел ждать. Бабуин ждал, пытаясь раздражать львицу, чтоб она была неспособна лечить пленного как следует и срывалась бы почаще, но она делала недовольный вид, а лечить продолжала с той же силой и аккуратностью, что и прежде. После нескольких её приходов в дурном настроении Кефер стал расспрашивать о причине, и она рассказала о проделках Бабу. Они оба ненавидели его, и поэтому каждый разговор начинался с небольшого перемывания костей бабуина. За эти несколько дней они узнали, что у них много общего, и разговоры могли длиться по несколько часов. Меж тем Сехмет помнила, в каком состоянии находится её подопечный, и потому закрывала его в комнате на несколько часов, чтоб он поспал, а сама занималась опытами или описывала его состояние в специальном файле. Она каждый день прорабатывала план, стараясь продумать все детали, но понимала, что в одиночку ей не справиться. Вот только от кого ждать помощи? В Золотом городе тем временем Иризи и Хэйт познакомились с Лео, и он удивился, что Хэйт – это именно та рыжеволосая девушка, которая сидела с его братом и сестрой. Она сказала, что работала под прикрытием, поскольку искала кое-что важное для Правящего Совета. Лжекефер ходил мрачный и постоянно смотрел на сестёр, боясь, что они рассекретят его. Пару раз ночью он связывался с Эксатоном, желая узнать, скоро ли он вернётся в Тёмную пирамиду, но тот сам не знал и велел разведчику ждать. Когда прошло ровно два месяца со дня пленения Кефера, Анубис стал волноваться. В Золотом городе с ним обходились хорошо, и, хотя он играл сына фараона, он чувствовал, как здесь дружны воины, как здесь хорошо и мирно. Он начинал злиться на Бабу, который занял его пост, и на Эксатона, который слушается его. «Какую он власть имеет над самим Тёмным фараоном?» – размышлял Анубис однажды, гуляя по саду. Он не мог спокойно смотреть на Иризи и Хэйт и потому старался избегать встреч с ними. И вот, повернув за куст магнолий и выйдя к новой поляне, он вдруг увидел, как Рамзес, Нейт, Гиксос и Хэйт весело смеются и бегают. У Гиксоса глаза были завязаны ленточкой – четвёрка играла в жмурки. Изобретателю никак не удавалось поймать друзей, и он наконец просто встал, раздумывая над своей тактикой. Девушки отошли от него к кустам, а вот Рамзес наоборот подобрался к нему поближе, но имел неосторожность наступить на маленькую веточку. Никто не услышал хруста, никто, кроме Гиксоса – его таланты обострились, когда ему оставалось двигаться лишь наощупь, и потому разведчик был сразу пойман. – Ну всё-всё, отпускай, – сказал Рамзес, недовольный слишком сильно сжатой ладонью Гиксоса на своей руке. – Кефер, здравствуй. Анубис подошёл к ним, не зная, плохо или хорошо, что его заметили. Он попытался завязать обычную беседу и даже сделал вид, что игра его развлекла. И тут подошла Иризи. Лжекефер выдержал её внимательный взгляд, и она предложила ему сыграть в жмурки. Воину завязали глаза и раскрутили. Анубис, уже сожалея о своём появлении, стал вслушиваться в движения игроков. Он ничего не видел и не знал, как переглянулись сёстры и Гиксос. Они то медленно водили его, то заставляли носиться за ними, так что в конце концов Лжекефер устал. Он думал, как поскорее избавиться от этой игры и вдруг услышал, как неподалёку шепчутся Гиксос и Хэйт. – Ты же знаешь, как я люблю тебя, – прошептал Гиксос. – Да, но ты ни разу не поцеловал меня, – чуть обиженно ответила Хэйт. «Только не это», – подумал Анубис, делая вид, что ищет кого-то. И вдруг парочка затихла. Анубис чувствовал, что они не переместились, они стоят там же. И тут послышался возмущённый голос Иризи: – Ну вы нашли время и место! Лжекефер вскипел от ярости и сбросил повязку. Он гневно подошёл к Гиксосу и Хэйт, держащимся за руки, и грозно сказал: – Что вы тут устроили?! Постыдились бы целоваться у всех на виду! Я не желаю больше этого видеть. Однако ответом ему были торжествующие взгляды. Лжекефер огляделся. Остальные тоже с торжеством смотрели на него, и тут он понял, что прокололся. Кефер был всегда только за любовь между Гиксосом и Хэйт, а вот он сам, Анубис, был её ярым противником. К тому же, кажется, он кричал с рычащими нотками. – Ну здравствуй, Анубис, – сказала Иризи, скрещивая руки на груди. – Приветствую тебя в Золотом городе, брат.***
Кефер помнил, что что-то его ударило сзади по голове, когда Сехмет только и успела крикнуть: «Нет!» Очнулся он в темнице и был совершенно не рад этому. Он не понимал, что произошло, но был уверен, что Эксатон и Бабу задумали что-то ужасное. Вопрос только – что? И не менее важный и волнующий вопрос – что теперь с Сехмет? Может, и ей досталось? А если Бабу решит её пытать? Может, даже так же зверски, как его? И вдруг он заметил на своей руке браслет. Раньше он хранился где-то в Тёмной пирамиде, а теперь был на своём месте – руке хозяина. Что происходит? Через несколько минут дверь тихо отворилась, и в камеру вошла Сехмет. Львица была измучена и взволнована. Она быстро спросила Кефера о самочувствии и рассказала ему, что Эксатон хочет видеть его на арене – он должен будет сражаться с кем-нибудь из воинов. Тёмный фараон откуда-то достал полностью экипированную одежду Кефера, может, Анубис постарался, а браслет ему был дан лишь на время – своеобразная подзарядка, на арене его снимут. – Он не будет тебя убивать, я уверена, – сказала Сехмет. – Могу посоветовать лишь держаться. Я не смогу повлиять на ход битвы… Прости, Кефер. – Тут нет твоей вины… Но если я всё же погибну, знай, что я очень рад, что сблизился с тобой. Ты стала настоящим другом, подругой. Без тебя я бы тут не выжил, и дело даже не в физических ранах… Он замолчал, пытаясь собраться с мыслями. Сехмет чувствовала себя не лучше – Кефер в самом деле мог погибнуть, он был ещё не готов даже к прогулкам, не то что к бою. Его слова сильно на неё подействовали, и она понимала, что просто не может лишиться его. Через час пленника вывели на арену, как и говорила Сехмет – без браслета. Толпа мумий смотрела на него со всех сторон, Накт, Карнак и Хатанор стояли невдалеке, чтоб контролировать его поведение, Тот задумчиво смотрел куда-то на небо, а Сехмет всеми силами старалась не показывать, насколько она против этой идеи и как она сочувствует Кеферу. Вскоре появились Эксатон и Бабу. Тёмный фараон сел на трон, а бабуин встал справа от него, ближе к Сехмет. Она была этим явно недовольна и только сильнее сжала руки в кулак, чтоб не наброситься на виновника всего происходящего. Бабу заметил злой взгляд Кефера и пальцем указал ему на Эксатона, собравшегося что-то говорить. Из всего, что сказал Тёмный фараон, Кефер понял лишь, что ему предстоит долгий бой, в котором придётся выкручиваться без браслета, а после этого пленник вернётся в камеру. Кефер заметил, как Сехмет глянула в сторону Эксатона, и понял, о чём она подумала, ведь он сам подумал о том же – почему в камеру, а не к ней на восстановление? Может, Эксатон так сказал просто потому, что солдаты не обязаны знать все подробности? А может и в самом деле отправит его в камеру? За этими размышлениями Кефер прослушал, с кем и в каком порядке он будет сражаться – да это ему было и всё равно, поскольку он знал, что сил ему хватит едва ли до конца первого боя.***
Лео не мог поверить своим глазам и ушам – Кефер уже почти два месяца в плену у Эксатона, а Анубис теперь помогает его освободить. Гиксос, хоть и выглядел сосредоточенным, явно был доволен – ведь он уже давно начал подозревать, что с ними Лжекефер. Сёстры Анубиса – Иризи и Хэйт – помогли ему в этом и попросили Ра смилостивиться над их братом. Фараон согласился, если Анубис расскажет всё, что знает, и поможет спасти Кефера. Шакал согласился с радостью, ведь теперь, когда его сёстры вернулись, ему уже не хотелось возвращаться в Тёмную пирамиду, где почти всем распоряжается Бабу. Но одна вещь поразила Лео ещё больше: как раз когда его призвали в Золотой город, с Осирисом – на свой страх и риск – связалась Сехмет. Она передала файл с состоянием Кефера и сказала, что он на арене. Она вызвалась впустить в крепость Золотых воинов, чтоб они спасли пленника, предупредив, что он немного не в своём уме. Ра хотел лично отправиться выручать сына, но Осирис сказал, что это не лучшая идея – вдруг именно на это рассчитывает Эксатон. И хотя Анубис рассказал всю правду – и в ней не было даже намёка на такой план – фараон решил послушать учёного и предоставил спасательную операцию лучшим воинам. А Кефер тем временем сражался на арене, пытаясь выжить. Ноги уже еле держали его, старые раны разнылись, а по ним ложились уже новые, хоть и не такие глубокие. После поединка с каждым воином ему давалось время отдохнуть, в которое Сехмет кое-как подлечивала его. Она всё время волновалась, как бы кто не заметил, когда она пойдёт открывать ворота. Кефер заметил это волнение, но она лишь просила его потерпеть, говорила, что скоро всё закончится. Но Кефер снова и снова сражался на арене, а её коммуникатор, по которому с ней должны были связаться Золотые воины, молчал. Она понимала, что они могут не поверить ей, хоть она и передала им ценные сведения (и рассказала, что вместо Кефера в городе Анубис), но надеялась, что они прибудут. Бой с Нактом давался пленнику очень тяжело, мумия была очень быстрой и наносила удары молниеносно. Наконец, не выдержав напора, Кефер упал. – Вставай и дерись дальше! – крикнул Бабу. – Не позорься! – Он не выдержит! – вступилась Сехмет. – Он просто умрёт! – Хорошо, на этот раз раньше, – сказал Эксатон, задумчиво глядя на брата, и львица поспешила подлечить раны. Кефер тяжело дышал и чувствовал, что ещё немного, и он потеряет сознание. Девушка как могла приводила его в чувства, стараясь уменьшить боль и не дать ему отключиться. Пленник закрыл глаза, не в силах больше видеть эту арену, не в силах больше слышать крики солдат Эксатона. Сехмет легонько надавила ему на виски, и вдруг почувствовала, как слабо завибрировал коммуникатор. «Ещё немного, Кефер, поверь, – тихо сказала она, почти не шевеля губами. – Прошу тебя, потерпи ещё немного». Когда он пришёл в себя, на арену вышел Хатанор, и мужчина подумал, что сейчас точно будет его последний бой. Хатанор, помимо своих бинтов, использовал цепи. Кефер падал и вставал, и снова падал, и снова вставал. Он сам не понимал, откуда у него взялась сила, но и она иссякала. Когда тяжёлый шар на цепи чуть не сломал ему ноги, Сехмет сказала, что ей стало дурно – запах крови, который она чувствовала, пока подлечивала пленника, въелся в её нос, и теперь у неё начинает кружиться голова. Эксатон разрешил ей отойти, и она, поспешно удаляясь, не видела, как Кефер встал и схватился за цепи, еле держась на ногах. Она спешила к воротам, чтобы как можно скорее впустить Золотых воинов. Она – с помощью дротика со снотворным – вырубила стражу, и спасатели быстро пробрались в крепость. – Он не сможет самостоятельно идти, – заметила Сехмет, – он может вообще потерять сейчас сознание. – Гиксос на машине прилетит за ним, как только мы расчистим путь, – ответила Нейт. – Хорошо. А теперь я должна поднять тревогу, иначе Эксатон и Бабу догадаются, что это я вам помогла, – она нажала на кнопку тревоги и повернулась к Золотым воинам, показывая, что теперь они должны действовать по всем правилам. Нейт догадалась, чего она хочет, и одним ударом откинула львицу в стену, так что та потеряла сознание. После этого Золотые воины выбежали на арену. Кефер глазам своим не поверил, когда Лео откинул от него Хатанора, а Рамзес с Нейт ринулись сражаться с мумиями. И вдруг прилетели Гор и Гиксос на машинах. Ка и Апис осторожно усадили Кефера позади Гиксоса, за Кефером села Нейт, и изобретатель взлетел. Гор привёл другую машину, на которую сели Апис и Ка, а сам понёс Рамзеса. Лео прикрывал их, параллельно причиняя вред постройкам Тёмной пирамиды, и вскоре воины улетели, оставив Эксатона и Бабу размышлять, почему рассекретили Анубиса. А так как Золотым воинам удавалось и раньше проникнуть в Тёмную пирамиду, Сехмет не заподозрили, тем более что нашли её без сознания со шрамом, лежащую у кнопки тревоги.