***
В конце концов, Реджина решила, что возвращаться на работу тоже не страшно. Но без неприятных моментов не обошлось. Первый приступ панической атаки растворился в предрассветной мгле, когда Эмма во сне сжала пальцы Реджины в своих, но у неё не возникло ни малейшего желания выдернуть руку. Они продолжали спать в одной кровати, и хотя Реджина просыпалась каждые два часа, чтобы убедиться, что не придвинулась ближе, всё заканчивалось сплетёнными руками. Эмма, кажется, не возражала, а что до Реджины, то она при всём желании не могла вспомнить, когда в последний раз так хорошо спала. Чёрт знает, почему, то ли кровать такая удобная, то ли всё дело в близости Эммы, но именно в эти дни она впервые за долгое время почувствовала себя «хорошо отдохнувшей». Второй приступ случился через два часа, когда Реджина вернулась с пробежки, приняла душ и собиралась отправиться на стоянку. Генри решил поиграть в джентльмена и вызвался её проводить. По дороге мальчишка увлечённо рассказывал о второй части книги, в которой Королева и Принц выхаживают раненого лебедя, а потом неожиданно обнял её за талию и с присущей детям искренностью пожелал хорошего дня. Больше всего на свете Реджина хотела остаться, замереть в его объятиях и дослушать до конца историю, а потом бы они вернулись домой. Читали, готовили есть, играли в видеоигры и ругали непоседливую Эмму, которая всё время пыталась сделать что-нибудь противопоказанное, например, убраться или сходить в магазин. Но Реджина нашла в себе силы сесть в машину, помахать на прощание и отъехать от дома, в котором впервые за последние одиннадцать лет почувствовала себя в полной безопасности. Третий приступ случился, когда она вышла из машины на подземной стоянке. Перед глазами потемнело. Реджина навалилась на капот машины, стараясь дышать глубже, и что есть силы вцепилась в дверную ручку. Сзади послышались приближающиеся шаги. Реджина выпрямилась и попыталась собраться. Она понимала, что должна сохранять ясный рассудок, чтобы противостоять окружающим. Стиснув зубы, она развернулась, полная решимости посмотреть в глаза неизвестности и при необходимости бороться. Но это была всего лишь мисс Бланшар. И, конечно, невыносимой особе не хватило такта, чтобы просто пройти мимо. — Реджина, здравствуй, давно не виделись, — застенчиво произнесла она. Мгновение постояла с протянутой для приветствия рукой, а потом, видимо, поняла, что Реджина не удовольствия ради тряслась и цеплялась за машину. — Ты… Ты в порядке? Тебе что-нибудь нужно? — Да, — прошипела Реджина. — Мне нужно, чтобы ты ушла. — Я… хорошо… — ответила Мэри-Маргарет неуверенно. — Мне… Не знаю… Мне позвать кого-нибудь? Локсли? — Нет! — прорычала Реджина. — Мне не нужны ассистенты. Я как раз собиралась войти в участок, когда ты помешала мне. Зажмурившись, она досчитала до пяти, а потом выпустила дверную ручку, но тут же спрятала руки в карманах пиджака и впилась ногтями в кожу живота. Даже через ткань рубашки было адски больно. Застаревшие шрамы даже сегодня оставались очень чувствительными. Врачи списывали это на психоматику, но боль — хорошо. Боль — знакомое ей чувство, странным образом успокаивающее, и она даже смогла выдавить из себя улыбку и сказать Мэри-Маргарет: — Ну же, поторопись. У меня полно дел, уверена, что у тебя тоже. Мэри-Маргарет кивнула и пожала плечами. — Жест недостойный адвоката, — укорила Реджина. — Да без разницы, — одними губами прошептала Бланшар. Они вошли в здание в полной тишине, демонстративно не обращая внимания друг на друга, а потом Реджина снова застыла. На этот раз прямо напротив общей комнаты. Надеждам, что Мэри-Маргарет не заметит резкой перемены в её поведении, было не суждено сбыться. — Я отвлеку, — сочувственно предложила она. Искажённое жалостью лицо обычно раздражало до зубного скрежета, но сейчас Реджина едва замечала это. Все мысли были заняты тем, что Мэри-Маргарет знала, что остальных детективов надо отвлечь, а ведь её даже не было в тот день в больнице. Стало быть, они разговаривали о случившемся, на работе или вне неё, и это расстроило Миллс ещё больше. Живот завязался тошнотворным узлом. На одно мгновение ей показалось, что ноги вот-вот подкосятся, но ничего такого не произошло. Бланшар первой вошла в общую комнату и бодро поздоровалась. Нолан принялся пускать на неё слюни, остальные — насмехаться над ним, и никем не замеченная Реджина быстро заняла место за своим рабочим столом и тяжело откинулась на спинку кресла. Кто знает, может быть, они заметили её, и им просто хватило приличия притвориться… Неважно. Прямо сейчас её всё устраивало. Мгновением позже из кабинета вышел Локсли. И одного его присутствия хватило, чтобы Реджина решила для себя, что вполне способна продержаться до вечера. Но лейтенант сказал, что она может остаться всего на три часа и ни минутой больше. Реджина поворчала, в основном для вида, а потом покорно приступила к рабочим обязанностям. Возиться с бумажками было очень скучно. Всё равно что наблюдать за сохнущей на стенах краской, но методичные действия успокаивали. Через пять минут Реджина почти не вспоминала о том, что ей не хватало пистолета и жетона, что она выполняла обязанности других, потому что якобы эмоционально нестабильна заниматься собственной работой. Так продолжалось до тех пор, пока она не заметила, что Бланшар встала у неё за плечом и теперь наблюдала за каждым её движением. Реджина помрачнела. — Могу я чем-то помочь, мисс Бланшар? — прошипела она. Мэри-Маргарет неловко повела плечами. — Прости, мне интересно, как там Эмма… она… После выписки мы ничего о ней не слышали. Реджина немного смягчилась. Во-первых, её забота об Эмме абсолютно нормальна. Во-вторых, это вполне приемлемая причина, чтобы заговорить с ней. — Эмма немного потерялась во времени, — пояснила Реджина. — Сотрясение и прочее выбило её из колеи. Но теперь она чувствует себя намного лучше. — Прекрасная новость! Как думаешь, она не будет против, если я зайду?.. От хорошего настроения Реджины не осталось ни следа. Эмме бы понравился визит Мэри-Маргарет. Она с удовольствием встретилась бы с Ноланом, Джонсом и даже Гумбертом. Разве что о Буте напарница такого же невысокого мнения, как и Реджина, но в остальном она стала намного общительнее и жизнерадостнее. Это у Реджины не возникало никакого желания видеть всех этих людей, а Эмма провела последнюю неделю в четырёх стенах, да и вообще это не её квартира, чтобы диктовать, кто может приходить в гости, а кто — нет. Реджина всего лишь гостья. Взвалившая на себя все домашние обязанности, но всё равно гостья. Поэтому она стиснула зубы и процедила: — У неё есть телефон. Позвони и спроси. Мэри-Маргарет, кажется, ничего не заметила. Реджина всё равно говорила с ней более любезно, чем обычно. Приветливо улыбнувшись, Бланшар подхватила портфель и отправилась работать над тем делом, ради которого приходила. Реджина снова запаниковала, совсем чуть-чуть, осознав, что она понятия не имеет, что происходило на прошлой неделе в участке. Но порыва оказалось недостаточно, чтобы пристать с расспросами к остальным. Как только Мэри-Маргарет вышла из комнаты, Реджина вздохнула с облегчением и вернулась к прерванному занятию. Бумажная работа увлекла настолько, что она полностью потеряла ощущение времени. Пришла в себя, услышав тактичное покашливание у себя за спиной, а когда оглянулась, то увидела Робина, который постукивал указательным пальцем по циферблату наручных часов. Реджина машинально взглянула на собственное запястье. Оказалось, что она забыла надеть часы, и это лишний раз доказывало, что она ещё не до конца пришла в себя. Реджина растерянно огляделась. Солнечный свет, пробивающийся сквозь жалюзи, изменил направление, а куча документов на столе уменьшилась в два раза. Несложно высчитать, что прошло по меньшей мере несколько часов. — Вышвыриваешь меня? — спросила она. — Не вышвыриваю. Просто даю тебе знать, что заранее обговорённый лимит исчерпан, три часа прошло. Как ты себя чувствуешь? Реджина на мгновение задумалась, а потом честно ответила: — Нормально. — Вот и хорошо. Я мог бы предложить остаться ещё на несколько часов, если ты хочешь, но… — Не надо, — быстро ответила Реджина. — Я не буду спорить. — Правда? — недоверчиво переспросил Робин. Широко улыбнулся. — Что ж, раз так, то со всей уверенностью могу сказать, что твой первый день можно назвать успешным во всех отношениях. Обговорим следующий или хочешь обождать? — Я… — Реджина осеклась и отвела глаза. С одной стороны амбиции, доставшиеся ей от Коры и невосприимчивые к наставлениям заботливого отца, требовали ответить утвердительно. Чем дольше она будет откладывать, тем быстрее лишится места в команде и окончательно растеряет с таким трудом заработанное уважение. С другой стороны, она помнила, что завтра с самого утра нужно отвезти Эмму к врачу, а потом её ждёт дополнительный сеанс с доктором Хоппером, на котором настояла она сама, чтобы обговорить последние проблемы. А ещё Генри давно упрашивал их сходить в парк, чтобы посмотреть фильм на открытом воздухе. Что-то Реджине подсказывало, что эти планы намного важнее работы и репутации, на которых она строила всю свою жизнь. — По-моему, два дня подряд — перебор. Это слишком быстро, — Робин словно прочитал её мысли. — Может быть, возьмёшь завтра выходной, а выйдешь в четверг? Ещё раз оценим ситуацию и обсудим предстоящие выходные. Идёт? Реджина хотела обнять его, но вокруг было слишком много посторонних, поэтому она ограничилась коротким кивком и искренней улыбкой. — До четверга, — сказала она и быстро вышла из комнаты. По дороге домой (к Эмме — не к себе, пришлось в очередной раз напомнить себе) Реджина решила, что «успешным во всех отношениях» её первый день можно назвать с очень большой натяжкой. Но когда она открыла дверь квартиры, где её встретили улыбающиеся Своны с гигантской пиццей, Генри радостно сообщил: — Мама сказала, что из-за сотрясения забыла, какая разница между двадцати и двенадцати дюймовой корочкой, но как по мне она просто свинка! — и они, рассмеявшись, принялись уплетать за обе щёки пиццу, Реджина поймала себя на мысли, что, может быть, никакой натяжки нет. Может быть, ей просто надо последовать советам Арчи и пересмотреть представления об успехе.***
— И? — нетерпеливо спросил доктор Хоппер, когда Реджина переступила порог его кабинета. — Как прошёл первый день? Реджина улыбнулась. С точно такой же интонацией отец в детстве расспрашивал её о школе. — Нормально, — ответила она. — Лучше чем я ожидала. — А что вы ожидали? — Просто… Не знаю, — со вздохом призналась Реджина. — После случившегося в больнице я опасалась негативной реакции или навязчивых расспросов, но на меня почти не обращали внимания. Арчи нахмурил лоб. — И вас это устраивает? — На данном этапе полностью, — сказала Реджина. — Так проще. Я просто хочу пережить следующие недели с минимальными потерями, пока… пока Эмма не вернётся. — А потом что? — Потом… Не знаю, — Реджина посмотрела на своё колено. Нахмурилась. — Всё вернётся на круги своя? — Вам неуютно без Эммы? — осведомился Арчи. Реджина закрыла лицо ладонями. У неё появилось ощущение, будто она в допросной комнате, но сидит почему-то не с той стороны стола. — Я… — Всё что вы сейчас расскажете, останется между нами, — напомнил Арчи. — Я не стану судить. — Я… начинаю… переосмысливать некоторые аспекты своей жизни, — призналась Реджина. Доктор Хоппер ответил понимающим кивком. — В отношении работы? — Я по ней не соскучилась, — прошептала она. — Меня не было целую неделю, но я ни разу не захотела вернуться. А когда Робин позвонил и сказал, что могу, у меня случилась паническая атака. Арчи робко протянул руку. — Реджина, мне очень жаль, я не… — А потом ещё одна. На парковке. На глазах мисс Бланшар, на глазах всех остальных, — она мрачно рассмеялась. — Работа всегда была константой моей жизни, и теперь… теперь я просто не знаю. — У вас появилась другая константа? — предположил Арчи. — Возвращение домой, к Эмме и Генри, стало чуть ли не лучшей частью моего дня, — объяснила Реджина. — Благодаря этому, у меня появилось ощущение, что восстановление в должности чего-то да стоит… — Реджина, простите, — прервал Арчи. — Я чувствую себя виноватым. Когда я говорил Робину, что готов подписать разрешение, даже подумать не мог… — Нет, всё нормально, — заверила Реджина. — Всё к лучшему. У меня было меньше времени, чтобы накрутить себя, а у начальства — чинить мне преграды. — Да, но звучит так, будто вас вынудили, а я не такие цели преследовал. Мне хотелось, чтобы двери были открыты, чтобы вы могли вернуться в любое удобное для вас время. Реджина покачала головой. Арчи — хороший терапевт и милейшей души человек, но он очень далёк от тонкостей политики убойного отдела. — Всё нормально, — повторила она. — Я вернулась не по принуждению. Я сделала это ради Эммы. — Эммы? Вот опять. Что с ней не так? Почему она опять сказала лишнее, когда должна бы молчать в тряпочку? — Угу, — пробормотала Реджина. — Ради Эммы… Эммы и остальных женщин, работающих в полиции, чьё будущее, к несчастью, зависит от моего героического лейбла. Арчи вздохнул. — К несчастью. Но я считаю, что вы должны поставить на первое место своё благополучие. Даже героям положено отдыхать. Реджина посмотрела на свои ногти и снова покачала головой. — Я всё ещё ненавижу это слово, — проворчала она. — Из меня та ещё героиня… сначала завалила операцию, а потом психопат попытался меня убить. — Вы не поэтому героиня, — согласился Арчи. — Но всё-таки героиня. Лишившись самого дорогого на свете, вы не только смогли вернуться, вы восстановили карьеру. Вы героиня, потому что нашли причины жить дальше и не позволили сломить себя. — Иногда мне кажется, что я отстроила свою жизнь на очень хлипком фундаменте, — усмехнулась Реджина и нащупала кольцо на цепочке. Она не хотела спорить с Арчи, но правда была в том, что время от времени она чувствовала себя сломленной. — Но вы говорили, что с Эммой чувствуете себя сильнее, — напомнил Арчи. — Я… Да… — Вы думали об этом? — спросил он. — О ваших отношениях? — Вы сейчас про те два дня, что прошли с нашего последнего разговора? — Раньше вы говорили, что профессиональные отношения превыше всего, но теперь вы, судя по всему, подвергаете сомнению любовь к работе… — Нет! — возразила Реджина с жаром. — Я всё ещё люблю свою работу. Я не… Подумаешь, несколько плохих дней… Это ещё не причина уходить в отставку. — Конечно, нет. Я не совсем это хотел сказать. А впрочем… После двадцати вы сможете уйти. — Всего лишь через полгода. Добавьте сюда ещё полгода, если начальство, подписывая приказ, решит не засчитывать то время, что я провела в медицинском отпуске. — Они не имеют права так поступать. — Вы не вправе указывать им, что они могут делать, а что — нет, — Реджина иронично рассмеялась. — Да и неважно это. В ближайшие полгода я никуда не уйду. — Вы не думали об этом? Реджина закатила глаза. Конечно, она думала. Она думала, что ей нечего будет делать, что никто не составит ей компанию, что ничем не обременённый мозг начнёт тупить по-чёрному, а тревога расти, пока она совсем не потеряется. Да если бы это зависело от Реджины, она никогда бы не ушла в отставку. Но было бы по-другому, будь у неё семья. Всё было бы по-другому. — Эта работа — моя жизнь, — отрезала она жёстко. — Вы это знаете. — Но почему? — продолжил гнуть свою линию Арчи. — Давайте закроем глаза на то, что вы чувствуете, будто в вашей жизни больше ничего нет, хорошо? Почему вы вообще решили стать полицейской? — По-моему, я рассказывала. — Мы говорили о многом, но этого я не помню. — Глупая история, — пробормотала Реджина. — Всё равно расскажите. — В детстве… надо мной часто измывались в школе. Я была немного странной и склонной к полноте. Всё складывалось… непросто. Родители не особо помогали мне справляться. Я чувствовала себя беспомощной. — Беспомощной, — эхом повторил Арчи. — Помню в школе проходил день карьеры. К нам пришёл офицер полиции и рассказал, что его работа заключается в том, чтобы находить людей, причинивших боль другим, и сажать их в тюрьму, чтобы они больше никогда и никого не могли обидеть. Мне тогда исполнилось девять, и… Знаю, это глупо прозвучит, но тогда мне казалось, что это то, чего я хочу. Защищать людей вроде меня и мстить плохим ребятам. — Вы можете сказать, что карьера оправдала ваши ожидания? — Не знаю, — вздохнула она, а про себя подумала: — «Нет». Не совсем, потому что её карьера закончилась тем, что ей причинили намного больше боли, чем все хулиганы начальной школы вместе взятые. — А если бы вы не стали полицейской? Чем бы занимались? — Не знаю, — повторила она. — Я бы… Я никогда не думала о других профессиях. Мать хотела, чтобы я занималась бизнесом, законодательством или стала первой женщиной президентом, но я этого не хотела. Наверное… если откровенно, меня всегда привлекало воспитание детей, — Реджина нервно хмыкнула. — Впрочем, это тоже звучит глупо. — Ничего из этого не глупо, — мягко произнёс Арчи. — Да, но очевидно, что я неспособна на это, поэтому и обсуждать смысла нет. — Почему вы думаете, что неспособны? — когда Реджина в ответ смерила Арчи своим «лучшим» взглядом, он выдохнул: — Ладно, вы не готовы об этом говорить. Вернёмся к Эмме. — Я не знаю, что к ней чувствую, — отрезала Реджина. — Предлагаю просто оставить это. — А мне кажется, вы точно знаете, что чувствуете к ней. Вы очень много говорили об этом, Реджина. Не поймите меня неправильно, я не пытаюсь давить на вас или влезать в ваше личное пространство, я просто пытаюсь помочь вам стать счастливой. — Я вполне счастлива и довольна развитием отношений с Эммой. — Как в случае с вашим счастьем по принуждению? — С меня довольно разговоров, — бросила Реджина, вскочив с дивана и решительно направляясь к двери. — Реджина! Подождите! Я!.. — Арчи побеждённо откинулся на спинку кресла и, когда за Реджиной захлопнулась дверь, пробубнил: — Увидимся в понедельник. Реджина стремительно шла по коридорам, она не останавливалась, пока не спустилась на подземную стоянку. Там, укрывшись от внешнего мира в машине, она уронила голову на руль и постаралась не расплакаться. А в голове вертелся один-единственный вопрос: станет ли её жизнь когда-нибудь менее запутанной или обречена на неопределённость до конца своих дней? Может быть, это какое-нибудь кармическое наказание за то, что она так и не вышла замуж за Дэниела? Может быть, она на самом деле эмоционально не стабильна и не пригодна к службе в полиции?***
Утро пятницы выдалось солнечным. И очень ранним. Генри носился по гостиной словно угорелый, и это при том, что на часах было всего пять утра. Эмма предупреждала, что сын проснётся на рассвете, подстёгиваемый предвкушением предстоящей поездки. Реджина задумалась. Может быть, приготовить завтрак, дав Генри какое-нибудь простенькое поручение, чтобы не разбудил мать? Эмма быстро шла на поправку, но всё ещё нуждалась в хорошем отдыхе… А потом Реджина осознала — что-то неправильно. Что-то очень и очень неправильно. Несмотря на то, что Реджина по собственным ощущениям всю ночь отодвигалась от Эммы, чтобы — не дай Бог — не дотронуться до неё, проснулась она совсем в другой позе. Сейчас она лежала не на краю постели, а прижималась к Эмме, перекинув руку через её талию. Как, чёрт возьми, она, Реджина Миллс, ничего не заметила? У неё не такой глубокий сон, чтобы не зафиксировать момент физической близости. Теперь она окончательно проснулась, и всё её тело горело, словно в огне. Реджине нельзя было находиться здесь, нельзя делать этого. Одно дело, если бы она касалась Эммы днём, когда они обе не спят, ведь это осознанное и добровольное действие. Для неё, конечно, физический контакт значил намного больше, чем Эмма могла себе представить, но обнять её во сне — за гранью дозволенного. Нежно, осторожно, чтобы ненароком не разбудить напарницу, Реджина убрала руку с её талии, а потом попыталась откатиться подальше. Но вот Эмма, которая явно ещё не проснулась, обняв её за плечи, притянула ближе. Почти сразу глубоко и довольно вздохнула, не подозревая, что Реджина в этот самый момент перестала дышать. Кожу покалывало от прикосновений. Хотелось кричать, расплакаться и, может быть, вскочить, а потом бежать до тех пор, пока окончательно не выбьется из сил. Но в то же время хотелось остаться и обниматься, обниматься, обниматься. Так её очень давно не обнимали. И Реджина невыразимо соскучилась по этим ощущениям. Несколько мгновений она просто лежала, млея от прикосновений, несмотря на поднимающиеся изнутри страх и отвращение. Что-то подсказывало, что Эмма, проснись она сейчас, тоже не пришла бы в восторг от сложившейся ситуации. Отвращение к себе победило потребность в комфорте. Реджина рывком высвободилась из поразительно сильной хватки напарницы и, давясь подступающими слезами, поспешила скрыться в ванной комнате, чтобы не разбудить Эмму и не напугать Генри. Старательно избегая смотреть в зеркало, она практически сорвала с себя одежду и сразу же нырнула под горячие струи душа, и только тогда горько расплакалась в надежде, что шум воды сможет заглушить её рыдания. Впереди ждал долгий день.***
— Ничего себе, это место ещё больше, чем я помню! — воскликнула Эмма, когда они въехали на территорию поместья Миллс-Мартинес. — Невозможно, — коротко ответила Реджина. — Дома — неодушевлённые предметы. Они не растут. — Да, мама, наверное, напоминает о себе твоя травма головного мозга, — мрачно пошутил Генри. Но одного быстрого взгляда в зеркало заднего вида оказалось достаточно, чтобы понять, что он озадачен ничуть не меньше собственной матери. Реджина всё сегодняшнее утро была напряжённой, даже сильнее, чем обычно, если такое вообще возможно. Эмма подозревала, что она нервничает из-за предстоящей встречи с родителями, но, похоже, причина всё-таки не в этом. По крайней мере, когда Реджина вечером звонила матери, чтобы сообщить о приезде, она выглядела довольной. Эмме казалось, что за неделю совместной жизни и несколько месяцев работы напарницами, она неплохо изучила характер Реджины. Ей нравилось думать, что она научилась безошибочно распознавать настроение Реджины, что называется, считывать, когда та чем-нибудь расстроена. Угу. Если бы всё было так просто… Реджина явно была чем-то обеспокоена, но Эмма понятия не имела, в чём дело. Она попыталась воспользоваться старой-доброй «успокаивающей» тактикой, но ничего не вышло. Каждый раз, когда она протягивала руку, чтобы легонько сжать пальцы или погладить по предплечью, Реджина шарахалась от неё, словно поражённая электрическим разрядом. Было очень странно и очень неловко. Эмма окончательно растерялась, поэтому просто пожала плечами, вышла из машины и, не теряя надежды на лучшее, последовала за вытянутой по струнке Реджиной и подпрыгивающим от нетерпения Генри. Дверь открыл Генри старший. Прежде всего Эмме бросилось в глаза, что на нём костюм для верховой езды, ведь совершенно очевидно, что мэрам маленьких городков незачем работать по пятницам. Собственно как и руководящим крупными инвестиционными корпорациями женщинам, мысленно отметила про себя Эмма, заслышав приближающийся цокот каблуков Коры. Какая женщина, чёрт возьми, станет носить каблуки в собственном доме? Генри обнимал Реджину, поглаживая по пояснице, до тех пор, пока она не положила голову ему на плечо. Эмма почти пожалела, что выросла сиротой. Родители частенько доставляли проблемы своим детям, и ей всегда казалось, что овчинка не стоила выделки. Но Генри Мартинес заставил её пересмотреть взгляды. Хотела бы она, чтобы в её жизни тоже был человек, способный подарить настолько крепкие объятия, что все проблемы таяли, словно снег по весне. Видимо, Реджина тоже так считала, ведь когда она отстранилась, выглядела более расслабленной. — Мама. Папа. Уверена, вы помните Эмму и Генри, — сказала она с тёплой улыбкой. — Конечно, дорогая, — заверила Кора и, приблизившись, крепко пожала Эмме руку. — Приятно вас снова видеть. — Да, взаимно, — ответила Эмма, а Генри просто кивнул и тут же оказался в объятиях Генри старшего. Мгновением позже та же участь постигла её. — Осторожнее, папа, — прошипела Реджина. — Ключица ещё не полностью зажила. — Всё нормально, — быстро проговорила Эмма. Небольшая боль в плече виделась сущей ерундой в сравнении с самым лучшим отцовским объятием за всю её жизнь. — Мой муж немного падок на объятия, — извиняющимся тоном сказала Кора. Она выглядела слегка смущённой, но почти сразу взяла себя в руки. — Мы очень обрадовались, когда услышали, что вы быстро идёте на поправку. Боюсь, ваша травма добавила всем переживаний, — заметила она, покосившись на дочь, которая внезапно заинтересовалась собственными ногтями. — Пугающая ситуация, — Эмма подавила разочарованный вздох, когда Генри старший выпустил её из объятий. — Но вопреки прогнозам врачей я восстанавливаюсь поразительно быстро. Думаю, скоро вернусь в строй. — Превосходные новости, — просияла Кора. — Реджина мне очень помогла, — неожиданно для себя самой выпалила Эмма. — В домашних делах и заботах о Генри. Не знаю, что бы я без неё делала. — Ерунда… — пробормотала Реджина. — Не ерунда, — возразила Эмма. — Для меня твоя помощь очень много значит. — И для меня, — подхватил Генри. Щёки Реджины окрасились румянцем. Она несколько мгновений теребила кулон на шее, а потом, откашлявшись, предложила: — Может, начнём урок верховой езды, пока не стало совсем жарко?***
Реджина вместе с отцом и Генри отправились на конюшни, а Эмма последовала за Корой на кухню. — Помочь? — предложила она. — Из меня сейчас тот ещё кулинар, но я сносно управляюсь с тёркой, могу натереть сыр. Кора рассмеялась. — Ваши навыки весьма кстати, для этого блюда нужно очень много сыра. — Отлично, — ответила Эмма, когда Кора протянула ей сыр. — Генри просто обожает сыр. Генри младший… Мой сын. Кора снова рассмеялась. — Генри старший тоже любит сыр, а должен бы избегать. Пять лет назад он перенёс инфаркт. Мы стараемся ограничивать его в еде. Но сегодня к нам приехала Реджина. Чем не повод побаловать себя? — Повод побаловать себя, — эхом повторила Эмма. Несколько минут они возились молча, а потом Эмма подняла глаза и заметила, что мать напарницы не сводит с неё взгляда. — Всё в порядке? — спросила она. — Кажется, моя дочь увлечена вами, — сказала Кора таким тоном, словно эта фраза всё объясняла. Эмма так растерялась, что даже не заметила, как кусочек сыра выскользнул из её пальцев и с тихим стуком упал на табурет. Что за чертовщина? — Эм… спасибо… наверное? — Это был комплимент, — пояснила Кора. — Она немногих впускает в свою жизнь, должно быть, вы очень особенная. Эмма пожала плечами, подняла сыр, а потом удобнее перехватила здоровой рукой тёрку. — Не уверена. Кора смотрела вдаль отсутствующим взглядом. — Это что-то невероятное… Реджина всегда возводила вокруг себя… стены. Отчасти по моей вине. Я всегда делала упор на успехе, говорила, что он важнее любых отношений. В детстве Реджина была очень застенчивой. Сверстники издевались над ней… и… я говорила, чтобы она не позволяла чужим словам зацепить, чтобы сосредоточилась на самосовершенствовании, что позволит ей поставить на место всех обидчиков. Она усвоила мои уроки, возможно, слишком хорошо, а потом, после всей этой истории с Уайтом, всё стало в разы ужаснее. — Я про свою исключительность, — пробормотала Эмма, отмечая про себя отстранённость Коры, которая, казалось, забыла про её присутствие. — Ах да, конечно, — Кора смущённо кашлянула. — Я уверена в обратном, дорогая. Она, вероятно, считает вас очень особенной. Эмма изогнула бровь. — Мать всегда знает лучше, да? — недоверчиво спросила она. — Да. Мы с Реджиной не очень близки, по большей части из-за меня, но её сердце — раскрытая книга, если знаешь, на что обращать внимание. И я… Я не всегда поддерживала её отношения с Дэниелом, хотя могла бы. Считала её выбор ошибочным, осуждала и… боюсь, я оттолкнула дочь в момент, когда она нуждалась во мне сильнее всего. Но теперь я понимаю… Что ж, как бы там ни было, мисс Свон, я всего лишь пытаюсь сказать, что вы можете полностью рассчитывать на мою поддержку. Не то чтобы вы нуждались в этом. Вы обе — взрослые женщины, вы сами прекрасно знаете, что делать и как быть. — Спасибо, — Эмма украдкой рассматривала тёртый сыр в тарелке. Интересно, насколько антисанитарийно выглядело бы, если бы она взялась растирать его между пальцами? Ей надо было чем-то занять руку. — Но… мне кажется… боюсь, вы немного напутали. Мы с Реджиной… мы не… — О… — Кора медленно кивнула. — Конечно, нет, — но со стороны было очень заметно, что она ни капельки не поверила. И вдруг Кора, схватив ложку, принялась размешивать соус и макароны, словно ровным счётом ничего не произошло. Мгновение Эмма смотрела на неё, а потом взялась тереть сыр ещё с пущей яростью, и в голове крутились тысячи мыслей, сталкиваясь, словно обломки, угодившие в торнадо. Если она правильно поняла разговор (невролог говорил, что её рефлексы всё ещё немного заторможены, но воспринимает речь она совершенно нормально), то Кора считает, что Реджина… неравнодушна к ней. Романтически. Эмма почти не сомневалась, что её только что сравнили с Дэниелем. Женихом Реджины. От которого та ждала ребёнка. Эмма растерянно застыла. То ли смеяться, то ли орать благим матом. Может быть, и то и другое. Невозможно. Всё неправда. Эмма бы соврала, если бы сказала, что никогда не думала об этом, особенно после того, как они почти поцеловались, но Реджина никогда не давала намёков, что заинтересована в женщинах и в ней в частности. А даже если и заинтересована, не вариант, чтобы всё выгорело. Они коллеги — даже больше, они напарницы; существуют профессиональные границы, которые они просто не имеют права переступать. Но если бы они могли?.. В её голове появилось изображение, настолько яркое, что почти живое. Они с Реджиной вместе готовят ужин, смеются и подшучивают над Генри, слушают музыку, убираясь на кухне, а потом какое-то время играют в видеоигры, прежде чем поцеловать друг друга на ночь. Потом они вместе лежат в кровати, прижимаются и обнимаются, чтобы отогнать ночные кошмары. Реджина бы проснулась первой, разбудила её поцелуем в щёку, потом они отправились вместе на пробежку, а, вернувшись домой, приняли душ и накормили пацана перед началом трудового дня. — Ой! — Эмма случайно порезала палец. Она так задумалась, что даже не заметила, как стёрла весь сыр. — Кажется, вы закончили, — подметила Кора. — Ваш палец в порядке? — Вроде да, — ответила Эмма, внимательно изучая его. — Кажется, я не повредила кожу. — Рада слышать, дорогая, — проговорила Кора. — Я подумала, что мы можем подождать, пока вернутся остальные, прежде чем продолжить наши приготовления. Генри младшему может понравиться готовить равиоли. — Не сомневаюсь. На прошлой неделе Реджина научила его готовить лазанью. Он был в восторге. Кора кивнула. — Знаменитая лазанья Реджины. Она получила рецепт от меня, но красный перец — её «фишка». — Вкуснятина, но думаю, что и без перчика получилось бы вкусно. В вашей семье любят макароны, да? — В этом мире меньше магии, чем в нашей семье любви к макаронам. Эмма, рассмеявшись в ответ, решила, что ей нравится Кора Миллс, даже если её отношения с дочерью далеки от совершенства.***
— Твоя мать рассказала мне о случившемся в больнице, — признался Генри старший, когда они с Реджиной подошли к сараю, а сын Эммы бежал далеко впереди. Реджина застонала. Ну, конечно, теперь становилось понятно, почему он всё время бросал на неё обеспокоенные взгляды и норовил бережно придержать за поясницу с момента приезда на ранчо. — Со мной всё нормально, папа, — коротко ответила она. — Я очень сожалею, что меня не было рядом, — продолжил отец. — Но я обо всём узнал многим позже. Твоя мать, наверное, подумала… — Я в порядке. Нам необязательно об этом говорить. — Знаю, милая, мне просто хочется убедиться, что ты помнишь… если тебе понадобится помощь, мы с мамой рядом. — Я снова посещаю сеансы доктора Хоппера, — отстранённо сообщила Реджина. — Он мне помог. — Рад слышать. Но всё равно считаю своим долгом напомнить, что у тебя ещё есть любящие родители, и если мы с мамой можем что-то сделать, ты должна без стеснения обращаться к нам. — Я помню, папа. я… спасибо тебе. Я просто… — Прости, — отец снова притянул её в объятия. — Я знаю, тебе не нравится говорить об этом. Мне просто очень жаль, что я ничего не могу сделать, не могу избавить тебя от всей этой боли. — Я в порядке, — повторила Реджина, но позволила отцу запустить пальцы в волосы на её затылке, и уткнулась лицом в его плечо. Она считала себя слишком взрослой, чтобы полагаться на родителей. Особенно на отца. Каждый раз, когда Реджина обнимала его, она поражалась, насколько он стал меньше и слабее, чем в предыдущий. Да, частично это было игрой воображения, ведь отец всё ещё работал полный день, по выходным играл в гольф, занимался верховой ездой, да и вообще пребывал в лучшей форме, чем десять лет назад. Генри Мартинес очень серьёзно отнёсся к советам врача после перенесённого сердечного приступа. Но всё равно было очень сложно игнорировать, что он давно справил семидесятипятилетие, да и матери почти семьдесят. Родители здоровы и активны, но Реджина за них переживала. Сколько бы они не твердили, что будут рядом с ней ещё долгие годы… всё это не имело для неё значения. Реджина отчаянно цеплялась за плечи отца, пока он не откашлялся и не предложил поторопиться. Генри младший дожидался возле стойла Медведя. — Можно мне поехать на нём? Можно? — спросил он. Генри старший покосился на дочь. Она кивнула. — Конечно, — и вымученно улыбнулась ребёнку. — Феникса давно не объезжали, — произнёс отец. — Не хочешь поработать с ним, Реджина? Она пожала плечами. — Конечно, — она ничегошеньки не знала о Фениксе, одном из последних приобретений отца, но никогда не испытывала сложностей с лошадьми семьи. Кроме Блю. Блю с первого дня в поместье почему-то недолюбливала её. Отец помог им подготовить лошадей, а затем, оставив одних, отправился на западное пастбище объезжать Блю, подальше от Реджины, чтобы лошадь не нервничала в её присутствии. Генри младший, проводив их взглядом, посмотрел на Реджину: — У тебя клёвый папа. — Ещё бы. — Ему найдётся место в нашей книге? Реджина изогнула брови. — Думаю, он будет польщён. А в какой роли? — Не знаю, — Генри пожал плечами, — но я что-нибудь придумаю. — Как продвигается вторая глава? — спросила Реджина. — Хорошо. У меня почти не было времени писать. Не хочу, чтобы мама увидела. — Ей не очень-то понравилось сравнение с лебедем. — Ну, это не самый умный лебедь на свете, — захихикал Генри, — но у меня на него очень большие планы. Я почти продумал финал. Реджина в замешательстве посмотрела на него. — Ты знаешь, чем закончится сказка? — переспросила она. По правде говоря, она не хотела, чтобы их история вообще заканчивалась. — Не совсем. Частично. Мне просто надо дождаться, когда это случится в реальности, чтобы поставить точку. — Ясно, — протянула Реджина. Собственная реакция всё ещё смущала её, но она считала, что сможет справиться. — Надеюсь, впереди ещё много приключений. — Я тоже, — добродушно улыбнулся Генри. — Я прочитал в интернете, что следующая за рысцой скорость — галоп. Научишь меня сегодня? Реджина, рассмеявшись, согласилась, и они вплотную занялись обучением. Всё прошло успешно. Начиная верховой ездой и заканчивая совместным ужином. Генри показывал хорошие результаты на пастбище и с удовольствием учился готовить равиоли. На обратной дороге в Бостон, поглядывая в зеркало заднего вида на спящих пассажиров, Реджина не без удовлетворения отметила, что на этот раз обошлось без едких вопросов и болезненных комментариев матери. Не возникало и неловких моментов между ней и Эммой. Да, это значило, что по возвращению домой обошлось без «недопоцелуев», но ничего не попишешь, ведь нет в мире совершенства. Многим позже, устраиваясь в кровати рядом с Эммой, она решила для себя, что отсутствие поцелуев тоже к лучшему. У неё вряд ли остались эмоциональные силы справиться с ещё одним подобным инцидентом. Она положила между собой и Эммой подушки, чтобы, проснувшись по утру, избежать ужасающе приятных сюрпризов. Тело предательски ныло, ей безумно хотелось приблизиться к Эмме хотя бы на дюйм, почувствовать притягательное тепло, но умом Реджина понимала — нельзя. Кое-что из рассказанного Арчи было правдой. Так, например, Реджина на самом деле была довольна развитием отношений с Эммой. Она давно не чувствовала себя такой счастливой, и даже не думала, что когда-нибудь сможет (или заслуживает) испытывать что-то подобное. Желать большего было бы не только эгоистично, но и бессмысленно. Эмма скоро выздоровеет, Генри вернётся домой, они восстановятся в должностях, и ей придётся переехать в свою квартиру. Всё вернётся на круги своя. Альтернатива немыслима. Ей жизненно необходимо научиться довольствоваться малым. Реджина перевернулась на бок, посмотрела на мирно спящую Эмму. Между ними возвышалась гора подушек, и она почувствовала, что её глаза наполнились слезами. Реджина зажмурилась, пытаясь заткнуть голос в голове, твердивший, что она ни капельки не удовлетворена происходящим, и смиренно ждала, пока придёт спасительный сон. Спасительный сон так и не пришёл к ней.***
Следующая неделя пролетела быстро. Реджина работала четыре дня из пяти. Она всё ещё занималась бумажной работой, а остальные заговаривали с ней лишь в одном случае — если разговора не избежать, но она ничего не имела против. Ходила по коридорам с низко опущенной головой и безропотно подчинялась Локсли. Реджина видела, что вводит лейтенанта в ступор своим поведением, и, признаться честно, ей это даже нравилось. Время шло. Уходить по утрам становилось всё легче, ведь она понимала, что дома её дожидаются Эмма и Генри. Они всё чаще выходили из квартиры, гуляли в парке или просто бродили по городским улочкам. Реджина наловчилась играть в «Марио Карт», и Генри решил научить её играть в другие. Больше всего ей понравилась видеоигра про волшебников. Что до Эммы, то чем лучше ей становилось, тем сильнее она нервничала, но врачи всё ещё не разрешали ей в полной мере возобновить физические упражнения. Когда Реджины не было дома, она развлекалась тем, что доводила Генри, но сын боялся её потерять и поэтому активно подыгрывал ей. Эмма в очередной раз напомнила себе, что должна организовать для Генри какой-нибудь приятный сюрприз (уроки верховой езды от Реджины не в счёт), но она понятия не имела, какой именно. Можно было бы обратиться за советом к Реджине, но ей страшно даже попытаться, ведь та снова примется играть в своё излюбленное «горячо и холодно». В такие моменты Эмма почти не сомневалась, что у них с Реджиной нет ничего общего, да вот только легче от этого осознания не становилось. С другой стороны, ей нравилось, что за каждым спором следовали извинения, включающие в себя обалденные домашние десерты… Да, ради такого, пожалуй, можно и рискнуть. В целом и общем, закрывая глаза на смертную скуку, Эмма искренне наслаждалась домашним заточением. Во-первых, она больше времени проводила с сыном. Во-вторых, ей, никогда не любившей соседей по комнате, понравилось жить с другим взрослым. Иногда Эмма всерьёз задумывалась, не захочет ли Реджина продолжить сожительствовать, когда она окончательно выздоровеет?.. Но она быстро отмахивалась от этой мысли. Что бы не наговорила сумасшедшая мамаша Реджины, такой исход невозможен. Эмма старалась не зацикливаться на сказанном Корой, но тщетно. Чёрт его знает, была ли хоть капелька здравого смысла в этих словах, но она чувствовала, что в глубине души, где-то очень-очень глубоко, ей хочется, чтобы это предположение оказалось правдивым. И это было по-настоящему хреново.***
Как-то вечером Эмма сидела дома одна и пыталась читать «Гарри Поттера и тайную комнату». Она надеялась, что простая книжка, зачитанная до дыр, сможет занять её воспалённый ум и не вызовет головной боли. Услышав стук в дверь, она нахмурилась. Странно… Генри и Нил отправились за покупками в преддверии поездки в летний лагерь. Там такой огромный список, что они вернутся не раньше, чем через несколько часов. Эмма никого не ждала, ну, может быть, Реджину… но Реджина больше не стучала. Да и стучала ли она хотя бы раз?.. Открыв дверь, Эмма увидела на пороге Мэри-Маргарет с бумажным пакетом в руках. — Мэри-Маргарет! — удивлённо произнесла она. — Привет. Проходи. — Вот, принесла тебе сэндвич, — пояснила гостья. — От Реджины… Локсли повёз её в тир сдавать тест по стрельбе… необходимый для восстановления в должности. — Она сдаст, — уверенно сказала Эмма. Мэри-Маргарет кивнула и протянула ей пакет. Потопталась на месте. — Реджина сказала, что не знает, когда они закончат, и хочет удостовериться, что ты поешь. Эмма со смехом покачала головой. — Она явно считает, что я неспособна приготовить себе ланч, но как ей удалось запрячь тебя в курьеры? Ооо! Она угрожала тебя убить, если не проследишь, как я съем сэндвич, да? — Ну, Реджина старается не бросаться угрозами, но да, она настаивала на том, чтобы ты поела. — Тогда проходи, — снова пригласила Эмма. — Давненько не виделись, правда? — Да, не говори, — с улыбкой отвечает Мэри-Маргарет. И в её голосе слышится благодарность. — Извини, что не звонила. Последние несколько недель я была занята, и… я слышала, что Реджина осталась с тобой, и… — Всё нормально, — заверила Эмма поспешно. Похлопала Мэри-Маргарет по плечу. — Я всё равно не была настроена на общение. Мэри-Маргарет кивнула. — И… Как твои дела? — Нормально. Голова почти не болит. Скоро мне разрешат шевелить рукой. Через неделю, может быть, две, я вернусь на работу… пока бумажную. Невролог не хочет спешить. Считает, что человек, получивший сотрясение мозга, может быть подвержен другим рискам. — Не исключено. Твой мозг первое время очень уязвим. Но… всё равно здорово, что ты идёшь на поправку! — Да, мне немного скучно сидеть в четырёх стенах, особенно теперь, когда Генри пропадает целыми днями со своим отцом, а Реджина работает… — особенно теперь, когда ей нельзя заниматься физическими упражнениями, за исключением ходьбы, чтения или просмотра телевизора больше десяти минут, потому что потом возвращается головная боль. — Я бы сказала, что скука — хороший знак, — Мэри-Маргарет всегда видела только светлые стороны. — Ведь это значит, что твой мозг снова работает. — Да, наверное. — И потом, очень приятная квартира. Мне нравится узор, — она кивнула на наброшенное на спинку дивана одеяло. — Лошади и яблоки? Спасибо, конечно, но это одеяло Реджины, — как и подушка. Реджина привезла всё это из дома, чтобы спать на диване, но как-то не срослось. Впрочем, Эмма решила, что Мэри-Маргарет необязательно знать подробности. Странно ли, что они спали вместе?.. Ладно, они не спали вместе, но… чёрт, если об этом думать в таком ключе, то действительно странно. Особенно… Но Эмма усилием воли отогнала мысли, потому что размышлять об этом в присутствии Мэри-Маргарет было по меньшей мере неуместно. — И… Ты собираешься есть, чтобы я могла отчитаться перед Её Величеством? — О да! — воскликнула Эмма, вспомнив о сэндвиче, пожалуй, единственной причине, по которой Мэри-Маргарет пришла сюда. Она вздыхает. — Наверняка из зерновых. Реджина пытается улучшить мой рацион. Подожди-ка, возьму тарелку. Мэри-Маргарет проследовала за ней на кухню. — Милый фартучек, — захихикала она. —А? Этот? Он тоже Реджины. Брось! Я разве похожа на человека, который станет носить фартуки? — Нет, но и Реджина не похожа. — Справедливо, — допустила Эмма и выхватила из шкафчика тарелку. Одной рукой умело развернула упаковку с сэндвичем. — Но у Реджины достаточно брендовой одежды. Не думаю, что ей хочется заляпать костюмы томатной пастой. Химчистка… Ой! Нет! Не верю! Она купила мне сэндвич с беконом, помидорами и салатом! — Это хорошо? — озадаченно спросила Мэри-Маргарет. — Очень хорошо! — Эмма откусила большой кусок сэндвича. — Я её побеждаю! Мэри-Маргарет задумчиво покачала головой. — Понятно… — она помолчала мгновение, но потом всё-таки спросила: — У вас… Между вами что-то происходит? Эмма проглотила сэндвич и невольно вздрогнула. — Честно? Не знаю, — ответила она без утайки. — Почему ты спрашиваешь? — Да так. Просто… ладно… Со стороны выглядит так, будто она прочно обосновалась в твоей квартире, и ты говоришь о каких-то… победах. Не хочу показаться бестактной, — поспешно заверила Мэри-Маргарет. — Правда, не хочу. Но со стороны выглядит… может быть, ты хочешь, чтобы что-нибудь было? — Так заметно? — Эмма со вздохом отложила сэндвич. Она должна была догадаться, что не получится прятаться от собственных чувств. Она всегда успешно возводила стены, могла оградить от правды даже себя, но всё тайное рано или поздно становится явным. Похоже… такой момент настал. — Хочешь? — Может быть? Ну, я бы не возражала, понимаешь? Разве что… мы вместе работаем… это достаточно большая проблема. У меня была девчачья влюблённость в неё, не скрою, и когда мы встретились, это чувство не исчезло, но я игнорировала его, потому что… — Потому что вы вместе работаете? — догадалась Мэри-Маргарет. — Понимаю. — Да. Но не всё так просто. Даже если я заинтересована, не значит, что она тоже заинтересована. Например… она по девочкам? Я знаю, что Реджина была помолвлена с парнем, и я просто… понимаешь? — Существует такая штука, бисексуальность называется, не слышала? — Да знаю я, — огрызнулась Эмма. По улыбке Мэри-Маргарет она поняла, что ответила с присущей Реджине интонацией. Она отмахнулась от этой мысли. — Я другого не знаю. Реджина би или нет? — Логично. Я тоже не знаю. — Но она знает, что я лесбиянка, и мне кажется, она бы сказала… смотри! Если кто-то говорит тебе, что любит девочек, только логично ответить на признание: «Эй, я тоже!» Или нет? Мэри-Маргарет пожала плечами. — Думаю, зависит от ситуации. И что-то мне подсказывает, что позиция Реджины касаемо интимных вопросов резко отличается от нашей с тобой. «И то верно», — мысленно согласилась Эмма. Она сама всегда держалась отстранённо, сдержанно, и Мэри-Маргарет тоже отчасти, но Реджине не было в этом равных. Только прожив вместе некоторое время, Эмма почувствовала, что стала понимать напарницу. И тем не менее… Если предположить, что Реджине тоже нравятся женщины, она могла бы об этом знать, а могла бы и нет. — Наверное, мне не стоит рассказывать тебе… — нерешительно произнесла Эмма, — но мать Реджины считает, что она увлечена мной. — Увлечена… — Да, я знаю, что это значит. Может быть, я не ходила в юридический колледж, но открывала орфографический словарь, а то и два. Я просто… Не знаю, что это значит для неё, понимаешь? Откуда мне знать, что мы думаем об одном и том же? — Ты действительно заинтересована? В Реджине? Романтически? Эмма ответила не сразу. Этого оказалось достаточно. — Да. — Ты хочешь… развивать ваши отношения? — Если бы мы не работали вместе? Если бы я знала, что она тоже заинтересована? Да, определённо. Но я не знаю. Странно спрашивать об этом. — Мне кажется… Реджина не из тех людей, кого надо слушать. Нет, конечно, надо к ней прислушиваться, ведь именно так поступают люди, которые относятся к нам с уважением, но в её случае надо обращать внимание на поступки. Она может твердить, что ненавидит тебя, а потом вдруг убедить свою богатую мать оплатить тебе обучение в юридической школе и написать рекомендательное письмо, чтобы ты смогла получить работу мечты… Тогда-то ты и понимаешь, что вещи не всегда такие, какими кажутся. — Кто-то говорит из своего опыта, — заметила Эмма. При других обстоятельствах ей было бы интересно узнать побольше подробностей. Отношения Реджины и Мэри-Маргарет явно сложнее, чем она думала, но прямо сейчас перед её глазами появлялись и исчезали картинки недавнего прошлого. Реджина готовила для неё ужин, наблюдала за ней спящей, возила по врачам… Может быть, слова Мэри-Маргарет и Коры не лишены смысла?.. Откровение вышло очень пугающим. Одно дело — небольшая влюблённость в детектива Миллс, легендарного копа и лучшего напарника на свете. И совсем другое… В жизни Эммы было достаточно гетеросексуальных женщин, желающих обычной дружбы, и это тоже часть жизни, в которой она стала почти экспертом. Сама мысль, что чувства могут быть взаимными… Эмма не представляла, как с этим вообще справиться. Все вокруг говорят об «увлечении» Реджины, но Эмма не знала, что это всё значит для напарницы. Она умела флиртовать с женщинами, она делала это миллионы раз. Приглашала на свидания, приводила к себе и ходила к ним, проводила вместе время, а потом через несколько недель расставалась. Но Реджина другая. Её чувства к этой женщине другие. Эмма не хотела выпивать, танцевать или заниматься сексом с Реджиной… хотя, может быть, хотела, но было что-то несоизмеримо большее. Реджина жила в её квартире, спала с ней в одной кровати, и это было такое домашнее чувство, ни разу не сексуальное. Они познакомились с роднёй. Генри… Генри обожал Реджину. Они делились секретами и… Нет, если бы Эмма решила развивать эти отношения, они бы однозначно вылились в нечто серьёзное. Её собственные чувства намного сильнее обычного «увлечения». Но этого никогда не произойдёт. — Как бы там ни было, говорить об этом бессмысленно, — парировала Эмма. — Мы вместе работаем, а я не связываюсь с напарниками. Такие отношения — бомба замедленного действия, и что бы там Реджина не испытывала ко мне, готова поспорить, что она со мной согласится. Мэри-Маргарет нахмурилась. — Может быть, ты и права. — Я хотела сказать, что одно дело работать в разных департаментах, которые иногда сотрудничают, и совсем другое — быть напарниками, — уточнила Эмма торопливо. Мэри-Маргарет грустно улыбнулась. — Мне лучше уйти, — она направилась к двери. — У меня ещё есть дела. И я не хочу отвлекать тебя от сэндвича. — Ой, точно, — рассмеялась Эмма. — До встречи, Мэри-Маргарет. Спасибо, что зашла. — Не за что, — ответила она. — Надеюсь, скоро встретимся в участке? — Есть в моих планах что-то такое. Когда за Бланшар закрылась дверь, Эмма откусила ещё один кусочек и заставила себя подумать о чём-нибудь еще, кроме Реджины.