***
Локсли встретил её в дверях полицейского управления. Его губы были поджаты, а глаза смотрели угрюмо. — Нет, — сказал он вместо приветствия. — Нет? — Не заходи, — предупредил он. — Внезапная проверка. Припёрлись комиссар и парочка типов из отдела внутренних расследований. Чудики наверняка потащат тебя на тесты психологической диагностики. Реджина разочарованно выдохнула. Они настаивали время от времени на прохождении разных тестов, и это всегда было ужасно. И само собой это должно было случиться именно сегодня. — Разве не будет хуже, если меня вообще здесь не будет? — Ходит кишечный вирус. Я сказал им, что ты его подхватила. — Робин, я… — Слушай сюда. Не надо рассказывать мне, что с тобой всё нормально… Я знаю, что это неправда. Если хочешь, позвоню, когда они свалят, но я не хочу, чтобы ты сталкивалась с ними сегодня, ясно? — Не тебе решать, с кем мне сталкиваться, а с кем нет! — сердито парировала Реджина. Робин выглядел уязвлённым, но позиций сдавать не стал. — Хоппер согласен со мной. Можешь спросить, если хочешь. — Куда мне идти? — Реджина чувствовала себя побеждённой. — Домой? Я не… Эмма прямо сейчас встречалась с врачом. Они договорились встретиться в шесть. От одной мысли позвонить раньше, до того, как она определится, что сказать напарнице в отношении прошлой ночи, в ней поднималась самая настоящая паника. Её машина… она понятия не имела, где её оставила прошлой ночью. Можно было вызвать такси, но куда отправиться? — Реджина, всё нормально? — в голосе Робина проступили отчаянные нотки. — Я мог бы… — Нормально, — процедила она. — Я просто… Я пойду. Спасибо за предупреждение. В его глазах столько неподдельного беспокойства, что ей пришлось отвести взгляд. — Просто… Береги себя, ладно? — он погладил её предплечье. — И пообещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится. Или Эмме. Мне кажется, она была с тобой прошлой ночью, когда ты нуждалась в ней больше всего. «Ты даже не представляешь», — подумала Реджина. Да и сама она не представляла, как объяснить всё это. — Она… я… да… — Реджина не знала, что на неё нашло, может быть, алкоголь ещё не до конца выветрился, но она обняла его за шею и прошептала: — Робин, я люблю тебя. Ты мой самый лучший друг. Ты ведь знаешь, правда? — Ну… — И… просто… ты знай, что Дэниел тоже тебя любил. И он бы очень тобой гордился, ведь ты справляешься с Роландом, ты смог подняться до лейтенанта… — Я… Хорошо? Спасибо, — неловко произнёс Робин. — С чего вдруг такой порыв? — он старался держать себя в руках, но его глаза предательски блестели, и Реджина сама расплакалась. — Я просто хотела, чтобы ты это знал, — пробормотала она сквозь слёзы. — Спасибо. Думаю, он бы и тобой гордился, — Робин крепко обнял её в ответ и язвительно добавил: — Спасибо, что заставляешь меня плакать перед встречей с большим начальством. Я очень это ценю. Реджина фыркнула и шутливо толкнула его в плечо. — Забей там всех, — поддразнила она. — Но не до смерти. Мне бы не хотелось навещать тебя в тюрьме. Робин склонил голову. Он смотрел на неё около минуты, словно никак не мог понять, что изменилось. Потом пожал плечами и исчез за дверью, оставив Реджину в одиночестве перед зданием участка. Она не спешила уходить. Просто стояла и размышляла, достаточно ли она смелая, чтобы сделать то, что пришло ей в голову. Что ж, прошлой ночью ей хватило смелости, чтобы поцеловать Свон. Для этого потребовалась бутылка виски, но кто знает, возможно, в её крови осталось достаточно алкоголя, чтобы справиться с ещё одной вещью. Оставалось только надеяться на это. Три квартала до офиса окружного прокурора — всего ничего, но дорога кажется намного дольше, когда внутренний голос не затыкается ни на мгновение. У Реджины промелькнула спасительная мысль, что Бланшар могло не оказаться на месте. У неё на рассмотрении находилось три дела, это из тех, о существовании которых Реджина знала, но, увы, она была там. — Привет, Реджина, — чуть виновато проговорила Мэри-Маргарет. — У меня твои ключи. — С чего ты взяла, что я пришла за ними? — язвительно поинтересовалась Реджина. — Твоя машина на служебной стоянке. Надеюсь, ничего страшного, что я приехала на ней сюда. Я вымыла её и заправила… — Что ты сделала? — Прости, я… — Нет-нет! — Реджина помотала головой в попытке избавиться от тумана в голове, но стало лишь паршивее. — Я не… Я хотела поблагодарить тебя. Это было… очень любезно с твоей стороны. Было бы достаточно спасти меня от правонарушения… больше чем достаточно. Мэри-Маргарет посмотрела себе под ноги. Её щёки покраснели. — Я подумала, что частично виновата в этой твоей вспышке с метанием ключей, и… Возможно, я задолжала тебе извинение. Реджина неуверенно покрутила помолвочное кольцо. — Воспоминания о прошлой ночи обрывочные, но что-то мне подсказывает, что я тоже должна извиниться. — Нет, — возразила Мэри-Маргарет. Покачала головой. — Мне не нужно было… Это не моё дело. Мне давно пора понять, что ты сама знаешь, как распоряжаться своей жизнью. «Это я-то знаю?» Реджина смеялась громко, безудержно, и вскоре сама перестала понимать, смеётся она или плачет. — Реджина, с тобой всё хорошо? — спросила обеспокоенная Мэри-Маргарет. Реджина пожала плечами и попыталась кивнуть. — Со мной хорошо, — выдохнула она в попытке вернуть контроль. — Всё будет хорошо. — Если ты говоришь… — пробормотала Бланшар, неохотно протягивая ей ключи. — Ты не… Если хочешь, чтобы я присмотрела за твоей машиной ещё день, я могла бы… — Не глупите, мисс Бланшар, — отмахнулась Реджина. — На свободе гуляют убийцы и полно раненых птенцов. Я не ваша забота. Мэри-Маргарет закатила глаза. — Хорошего дня, Реджина. Реджина почти вышла из кабинета, но у самой двери остановилась и оглянулась. — Мэри-Маргарет, — нерешительно окликнула она, — ты веришь в долго и счастливо? Бланшар задумчиво посмотрела на неё. Покачала головой. — Не знаю, — призналась она с грустной улыбкой, — но мне кажется, что вера сама по себе очень мощная единица. Бессмысленно, да? — Не сказала бы, — качнула головой Реджина. — До свидания, прокурор Бланшар. Это было легко, подумала Реджина, оказавшись в коридоре, поверить в возможность долго и счастливо, когда дорога лежала прямо перед ней. Дорога, выложенная звёздами, она пролегала прямиком к губам Эммы Свон. Всё казалось очень лёгким, пока она была слишком пьяна, измучена и эмоционально опустошена, чтобы прислушиваться к страхам, которые диктовали ей каждый шаг на протяжении последних одиннадцати лет. Реджина смогла притвориться на мгновение, что судьба превратила её жизнь в прекрасную сказку, в которой она выступала в роли девицы в беде (или потерявшейся во тьме Злой королевой), а Эмма была её Белым Рыцарем в сияющих доспехах. Но сегодня было намного сложнее, ведь она снова столкнулась с реальностью, напомнившей ей, что она — Реджина Миллс, детектив убойного отдела, живущая в мире, где слишком многие терпят бедствие, вот только спасения им ждать неоткуда. Мире, где люди бывают счастливы, вот только счастье это длится совсем недолго. Реджина не могла пойти домой. Не могла встретиться с призраками прошлого, приятными и не очень, выползающими из каждой щели и напоминающими, что ничто недолговечно. Она не могла встретиться с призраками прекрасного будущего, которое нарисовала в воображении в момент смелости, когда позволила себе поверить, что долго и счастливо может существовать на самом деле. Нет, если она хотела справиться с возникшей ситуацией, нужно было отправиться куда-то, где нет места воображению, где её заставят не только жить настоящим, но и не оставят другого выбора, кроме как принять реальность. Наверное, это обернётся для неё невыносимой болью. А что не обернётся?..***
— Объём движений в плечевом суставе практически в норме, — вынес вердикт новый физиотерапевт Эммы. — Нам осталось только разрабатывать левое плечо. Он велел ей приобрести специальный мяч, набор гантелей, вручил перечень упражнений на каждый день и распрощался до понедельника. Было необычно, но очень здорово снова начать водить. Эмма сидела в машине и обдумывала следующий шаг. На пассажирском сиденье валялся блокнот, чтобы записывать мысли обо всей этой ситуации с Реджиной, но прежде чем приступать к принятию решений, надо было сделать один очень важный звонок. Эмма знала, что она чувствовала по отношению к Реджине, и знала, что та отвечает ей взаимностью. Она никогда раньше не испытывала такого глубокого чувства, даже больше, она никого не подпускала настолько близко. А сколько раз запрещала себе представлять совместное будущее с кем-то?.. И всё по одной очень важной причине. Эмма посмотрела на экран телефона и вздохнула. Прямо сейчас Нил, наверное, вёз Генри в лагерь в горах. Может быть, они выехали за пределы телефонной зоны, но попытка не пытка. Она должна попробовать дозвониться до сына, пока есть маломальская возможность, потому что в следующий раз они смогут поговорить только через месяц. Она звонила снова и снова, пока на том конце не раздался голос Нила: — Привет, Эм, мы в дороге. Что-то случилось? — Хотела поговорить с Генри минутку. Можно? Она услышала приглушённый голос сына: «Мама?» — Да, конечно, — ответил ей Нил. — Привет, ма! — радостно воскликнул Генри. — Как дела? — Привет, малой. Слышала, ты едешь в лагерь? — Ага. До Бостона добраться быстрее, чем до туда, — проворчал Генри. — Но там есть лошади, совсем как у Реджины на ранчо. — Да, я читала, — Эмма неловко кашлянула. — Слушай, касательно Реджины, мне надо с тобой поговорить кое о чём. — Ага! — отозвался он воодушевлённо. Слишком воодушевлённо. — Теперь я не хочу, чтобы ты слишком обнадёживался, — осторожно произнесла Эмма. Генри влюблён в Реджину не меньше неё. — Мы с Реджиной… мы с ней напарницы, понимаешь? И подруги. Ты и сам знаешь… она наша общая подруга. И ты знаешь, что в последнее время мы с ней стали очень близки, и… в общем, кое-что произошло. По-моему, намечается разговор о том, чтобы стать кем-то… большим. Чем просто подруги. Генри ответил матери молчанием. Господи! Она всё-таки облажалась. Она никогда раньше не говорила с Генри об отношениях (ни с кем не говорила), но и представить не могла, что это настолько тяжело. Но её сын любит Реджину. Разве нет?.. — Пока ничего не ясно, — быстро добавила Эмма. — Я даже не уверена, что Реджина этого хочет, и если ты против… — Нет! — перебил Генри. Эмме показалось, что её сердце на мгновение остановилось. До этого момента она даже не подозревала, точнее, не хотела признавать, как отчаянно ей хочется, чтобы сын ответил «Да». — Нет? — ничего страшного. Пусть лучше сердце будет разбито сейчас, чем потом. И ещё. Если она смирится с неизбежным — не втянет Реджину в обречённые на провал отношения, а, значит, не разобьёт её сердце. — Нет! То есть, я не против, — фыркнул Генри. — Я очень даже за, мам. — Подожди… ты? Генри рассмеялся над её удивлением. — А то! Я давно говорю, чтобы ты нашла подружку. А Реджина потрясающая. Лучшей партии тебе просто не найти. — И… И если бы я предложила Реджине стать моей… девушкой, — Эмма решила про себя, что надо хорошенько подумать над статусом, потому что Реджине ни капельки не подходит «девушка»: — ты бы обрадовался?.. — Поздравляю, ты больше не контуженная. Твой мозг способен воспринимать и обрабатывать человеческую речь. — Ладно, ботаник, — проворчала Эмма, — похоже, что за время, проведённое с Реджиной, ты улучшил свой словарный запас, не говоря об острословии. Но давай на всякий случай уточним: ты правда уверен? Ты точно не передумаешь через неделю или месяц? Не превратишься в одного из тех несносных детей, что ненавидят избранников родителей и всеми силами пытаются разрушить их отношения? — Что? Нет. Когда это я вообще был несносным?! — Справедливо. Тогда я с ней поговорю, хорошо? Я скажу, что ты будешь в восторге, если мы решимся на это. Согласен? Я ничего не навязываю тебе, правда? — У тебя есть моё разрешение, — захихикал Генри. — И я обещаю не «козлить». — Хорошо. — Но мне будет намного проще сдержать обещание, если мне подарят щенка, — невинно произнёс Генри. Из груди Эммы вырвался короткий смешок. — Не начинай. — Что? Я просто говорю, что щенки клёвые. — Да, но кто будет о нём заботиться, когда мы с Реджиной начнём работать? Ты живёшь в Нью-Йорке… — она замолчала, осознав, что именно сказала, и пошла на попятный. — Не то чтобы мы с Реджиной съехались, даже если мы начали встречаться. На самом деле бессмысленно об этом говорить, ведь я не знаю, захочет ли она вообще со мной встречаться, и… — Мам, остынь… Эмма глубоко вздохнула. — Да. Точно. Я остыла. Но, хм… если она согласится, я пришлю тебе открытку? — Я буду ждать. — Только не очень сильно. На мгновение повисла тишина. Эмма прислушалась. Вроде бы сын разговаривал с Нилом. — Папа говорит, что мы въезжаем в мёртвую зону. Удачи, мам. Я люблю тебя. Пока. — Я тоже тебя люблю, — затараторила она. — И спасибо тебе, Генри! Сын, вероятно, не слышал её последние слова. Эмма положила телефон, посмотрела на блокнот и вздохнула. Потом опёрлась на рулевое колесо, пожевала кончик карандаша и аккуратно вывела на бумаге: «плюсы» и «минусы». Когда она закончила, плюсами была исписана почти вся страница: Красивая; умная; сложная; хорошо обнимается; ладит с Генри; с ней никогда не скучно, сколько бы времени мы не провели вместе; принимает меня; смешит; ненавязчиво воспитывает; помогает стать лучше; тешит моё эго, потому что ненавидит всех, кроме меня… Она могла бы продолжать до бесконечности. Если бы захотела. Минус был только один, но очень и очень существенный: Мы вместе работаем. Но, может быть, на фоне всего остального это вовсе не такая большая проблема, какой ей видится. В крайнем случае всегда можно перевестись. В отделе киберпреступлений было адски скучно, но не смертельно. Да и потом, это свело бы к минимуму риски погибнуть при исполнении служебных обязанностей, что порадовало бы Генри. Просить Реджину о переводе она просто не могла: эта женщина — стержень убойного отдела. Без неё ребятам ничего не светит. Эмма откинулась на сиденье и стала накручивать волосы на палец. «Я люблю работу, — напомнила она себе, вчитываясь в одну конкретную строчку в перечне плюсов: — Но Генри на первом месте». То… что зарождалось между ней и Реджиной… это хорошо для неё и это очень-очень хорошо для Генри. Сколько раз она разрывала отношения после упоминаний о знакомстве с Генри? С женщинами, которые ей на самом деле нравились, но она боялась, что они отрицательно повлияют на сына? Или потому что они не понимали, что ребёнок на сто и один процент важнее, чем они? Или просто из-за того, что они бы не понравились Генри, и она об этом знала? Не сосчитать. Но Реджина… Генри очень быстро сошёлся с ней. Реджина фактически стала для него второй матерью. Она понимала его, как никто другой, иногда даже лучше родной матери. Этих двоих связывало что-то особенное. Эмма немного ревновала, но больше радовалась, ведь Генри заслужил, чтобы в его жизни был кто-нибудь вроде Реджины. Спасший её полицейский — Дэниел — сказал, что хорошие родители должны убедиться, что ребёнок получит лучший шанс в жизни, и Эмма делала всё от неё зависящее, чтобы добиться этого. Но несмотря на то, что любила сына больше всего на свете, она никогда не была самой лучшей матерью. Пыталась, конечно, но ей было всего семнадцать, и она выросла без матери, с которой можно было бы взять пример. Но, возможно, позволив Реджине войти в жизнь своего сына, она бы исправила все совершённые когда-либо ошибки? Может быть, такова судьба? Провидение? Может быть, Реджина — лучший шанс Генри? Впрочем, может быть, она слишком много анализировала? Генри нравилась Реджина, она понимала, насколько это важно, вот и вся проблема. А потом Эмма вспомнила, какой податливой была Реджина в её руках, какими мягкими были губы, и решительно вычеркнула единственный минус, а вместо написала: Нет ничего, с чем бы мы не справились.***
Блондиночка, секретарша Коры, выглядевшая невероятно юной для столь значимой должности, с подозрением следила за Реджиной. Та мерила нервными шагами пространство приёмной, вынимала руки из карманов и тут же прятала их обратно, расстёгивала и застёгивала пуговицы пиджака. Наверное, ей не рассказывали о эмоционально нестабильной дочери начальницы. Впрочем, с чего бы ей знать об этом, если Реджина сама не могла вспомнить, когда в последний раз появлялась в бостонском офисе матери. Она и сейчас-то не до конца понимала, зачем она здесь, разве что идти было больше некуда. Когда из конференц-зала вышли двое пожилых мужчин в костюмах, Реджина перестала метаться и напустила на себя деловой вид. — Миссис Миллс, — позвала секретарша, — к вам посетитель. Пришла ваша дочь. — Дочь? — в голосе матери слышалось такое искреннее изумление, что сердце Реджины пропустило удар. Не следовало ей сюда приходить. Но ещё не поздно. Надо просто развернуться и… — Реджина! — мать действительно выглядела удивлённой, но при этом невероятно довольной. — Очень рада тебя видеть, дорогая. Я как раз собиралась пообедать. Не составишь мне компанию? Реджина не ответила. Просто не смогла. Кора мельком взглянула на дрожащие её руки, а потом, пока дочь не сорвалась на глазах секретарши, поспешила втянуть её в кабинет. — Или мы можем заказать что-нибудь, — предложила она. — Анастасия, пожалуйста, придержи мои звонки. — А теперь, — сказала она, едва дверь за ними закрылась, — что это всё значит? Что-нибудь случилось? Реджина кивнула. Кора усадила её в кресло, а сама пристроилась рядом. — В чём дело, Реджина? Реджина открыла рот, чтобы ответить, но не смогла произнести ни слова. — Дорогая моя, что бы ни произошло, я уверена, что это ещё не конец света. Просто дыши. Тебе станет намного легче, когда ты всё выплеснешь. Реджина вцепилась в подлокотники кресла и попыталась восстановить дыхание: её тело постепенно расслабилось, но мозг оставался во власти страха, а в голове как будто бил отбойный молоток. — Мама… — прошептала наконец она: — когда ты говорила, что мне пора жить дальше… и… что пол человека не имеет значения… ты серьёзно? — Это было шуткой лишь отчасти, так что, да, полагаю, я говорила серьёзно. А что? Реджина вздохнула полной грудью, досчитала до десяти, а потом медленно выдохнула. Сейчас или никогда. Она зажмурилась и выпалила: — Просто… прошлой ночью. Я… Мы с Эммой… Я её поцеловала. Напарницу. Поцеловала её. Со стороны матери не было никакой реакции. Сердце Реджины бешено колотилось, она приоткрыла один глаз, ожидая самого плохого, но выражение лица Коры не изменилось. — Ты… не удивлена? — с запинкой спросила она. — Нет, — беспечно отозвалась Кора. — Удивлена ли я, что у тебя столько времени ушло на осознание? Да. Удивлена ли я, что стала первым человеком, которому ты решила рассказать? Да — удивлена и польщена. Удивляет ли меня случившееся? Ни капельки. Я знала, что ты хочешь это сделать, ещё с первого вашего визита в Сторибрук. — Что? Как ты могла это знать? Даже я не знала! — Ты никогда не умела скрывать эмоций, Реджина. Всё было на поверхности. Просто ты слишком долго отрицала очевидное. Но теперь полагаю, с этим покончено. — Это… всего лишь поцелуй, — прошептала Реджина, хотя видела в нём что-то несравнимо большее. — Вот и всё. Просто секундный порыв. Я была пьяна, и… вечером мы поговорим… обо всём… о… хотим ли мы с ней большего. — Понимаю, — Кора кивнула и поджала губы. — А ты хочешь? — Возможно. Не знаю. — Ты можешь обманывать меня, сколько тебе захочется, дорогая, но не надо обманываться, иначе никогда не станешь счастливой. Ты не пришла бы сюда, если бы не хотела большего. Ладно, — она достала из верхнего ящика стола меню, — ты голодная? Я с самого утра мечтаю о панини. Может, поделим с тобой сэндвич и салат? — Я… да, хорошо, — отмахнулась Реджина. — Заказывай, что хочешь. Я не голодна, — она помассировала правый висок подушечками пальцев, желая, чтобы головная боль стихла, чтобы она смогла мыслить здраво. Боль не проходила. — А что Эмма? — невзначай спросила Кора, казалось бы больше заинтересованная обедом, чем собственной дочерью. — Я её почти не знаю, но видно, что она заботится о тебе. Она тоже хочет чего-то большего? — Не знаю… — застонала Реджина. — Она… не знаю. Может быть. Эмме и без чувств хватает забот, мама. Ей всего двадцать восемь. Она… Она в самом начале своей карьеры. Это может всё разрушить. И потом ещё есть её сын… Реджина замолкла, не понимая, с чего в ней столько откровенности… Может быть, она всё ещё немного пьяна? Кора ответила сочувственной улыбкой. — Эмма показалась мне достаточно умной женщиной, чтобы принимать собственные решения и оценивать возможные риски для своей карьеры. Не тебе об этом переживать, дорогая. Что до её сына… Он прямо сказал, что плевать хотел на личные привязанности родителей, если они подумают о покупке щенка. Ты раз и навсегда покоришь сердце Генри, если решишь заглянуть в ближайший приют для животных. Кстати, я на днях читала статью о специально обученных собаках для ветеранов с ПТСР. Может, рассмотришь этот вариант? Независимо от того, что вы с Эммой решите… Это может пойти тебе на пользу. — Что… Что? — растерялась Реджина. Она, что, попала в параллельную вселенную, где мать поддерживает её и принимает? Если бы Кора разозлилась, можно было бы отплатить ей той же монетой. Но Реджина не знала, чем отвечать на одобрение. — Ты… Ты благословляешь меня? — Можешь называть это так, если тебе хочется, — отмахнулась Кора. — Греческий салат или цезарь? У меня сегодня фетное настроение, но я пойму, если ты откажешься. А ещё я подумала… — Вот так просто, да? — накинулась Реджина. Ответом на несвойственное спокойствие матери стала ослепляющая и неконтролируемая ярость, которая вырвалась наружу раньше, чем она смогла остановить себя. — Мы с Дэниелом прожили вместе тринадцать лет. Тринадцать! И ты никогда — ни разу — не выказала одобрения! А теперь я поцеловала женщину, напарницу, на пятнадцать лет младше меня, и ты… ты не против? Кора пожала плечами. — Я не благословляла твои отношения с Дэниелом, потому что ты никогда не просила меня об этом. — А мне и не надо было спрашивать! — вскричала Реджина. — Твоя реакция ясно дала нам понять, что ты думаешь! — И она тебя остановила? Нет, не остановила, потому что ты была взрослой женщиной и не нуждалась в моём одобрении. Ты и сейчас не нуждаешься, но тебе больно и страшно, и ты просто забыла об этом. Так что, если тебе понадобилось моё благословение на отношения с Эммой, считай, ты его получила. Я желаю тебе счастья, любимая. Хочу, чтобы ты жила той жизнью, которой будешь гордиться. На самом деле я всегда желала только самого лучшего, но со временем поняла, что не всегда могла выразить это доступными тебе способами. Реджина опустила взгляд, отчаянно борясь с подступающими слезами, чувствуя, как предательски дрожит её нижняя губа. — Я и тогда нуждалась, — прошептала она, — в благословении. Я сильно любила Дэниела, и… мне было очень больно, что ты не… — Я действительно до конца не одобряла твоих отношений с Дэниелем, но в то время тебя это не остановило. Должна признаться. Меня это восхищало, — со вздохом призналась Кора. — Ты всегда поступала по-своему, Реджина. И менять это сейчас — бессмысленно. — Что ты хочешь сказать? Кора задумчиво посмотрела прямо перед собой. — Когда тебе было пять лет, тебе нравилась «Белоснежка и семь гномов». Помню, однажды на Хэллоуин решила сделать сюрприз, и привезла платье Белоснежки. Ты плакала часами, потому что хотела быть Злой королевой, — она ласково улыбнулась. — Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что не должна была удивляться. Ты раскрашивала яблоки, воображала, что они отравлены, и раздавала одноклассникам. Мне несколько раз звонила обеспокоенная учительница. Неудивительно, что у тебя почти не было друзей. — И какой смысл в этой постыдной истории? — огрызнулась Реджина. Кора сжала её ладонь в своей. — Смысл, моя дорогая, в том, что многие хорошие люди не смогут понять ваших отношений с детективом Свон, если всё-таки решите сойтись. Но что-то мне подсказывает, что тебя и до этого никто и никогда не понимал по-настоящему. Реджина посмотрела на их соединённые руки, нахмурилась. — Мир — жестокое место, Реджина, — продолжила мать. — Ты знаешь это лучше других. На пути твоего счастья всегда будут появляться преграды. Вот почему я всегда пыталась воспитать твой характер. — И что? Мне надо бороться за счастье? — процедила Реджина. Не следовало приходить. Мать никогда её не понимала и с каждой секундой только больше раздражала. — Против кого или, точнее, чего, я снова борюсь? Кора посмотрела на дочь и грустно улыбнулась. — Сейчас? Против себя. — Мама… — А больше ничего не мешает. Эмма явно отвечает взаимностью. Ты запросто разберёшься с рабочими моментами. Уверена, Робин с радостью тебе поможет. Я ничего не имею против. Твой папа будет в восторге. Сын Эммы преклоняется перед тобой. Единственное препятствие — здесь, — она провела ладонью по щеке Реджины. — Всё в твоей голове. Реджина подалась навстречу её руке и прошептала: — Я боюсь, мама. — Знаю, дорогая, но ты невероятно храбрая. Сорвавшийся с её губ всхлип утверждал об обратном. — Прости, Реджина. Мне жаль, что ты думала, будто тебе нужно моё одобрение, чтобы жить своей жизнью. Мне вдвойне жаль, что, не получив его, ты испытывала боль. Зря я пыталась сводить тебя с другими мужчинами. Надо было лучше слушать тебя, когда ты говорила о своих желаниях. Но несмотря на все мои ошибки, где-то глубоко в душе, очень-очень глубоко, ты всегда знала, чего хочешь. Ты понимаешь, что сделает тебя счастливой, и ты заслуживаешь быть счастливой, Реджина. Какие бы сомнения, страхи или печали тебя не одолевали, ты достаточно сильная, чтобы справиться с ними. Тебе просто нужно поверить. Поверить. Снова это слово, и на этот раз от человека, от которого она меньше всего ожидала его услышать. Она поверила прошлой ночью. Пусть это было совсем не похоже на неё, пусть всё происходило под влиянием алкоголя, но когда она проснулась утром, Эмма всё ещё была с ней. И Эмма… Эмма сказала, что ей понравилось. Эмма сказала, что ей было хорошо. — Да… — прошептала она. — Я верю, мама. — Тогда ты знаешь, что делать. Иди и борись за своё счастье. Реджина кивнула. — Я пойду, — она встала на ноги. — Спасибо тебе за поддержку. Она много значит для меня. — Не за что. Ты… Ты точно не хочешь пообедать? — Прости, я просто… мне надо записать всё, что я хочу сказать Эмме, пока не забыла, — извинилась Реджина. И не мешало бы до еды выпить шесть таблеток аспирина. — Всё нормально. Но не забудь съесть что-нибудь, иначе ты упадёшь скорее, чем ещё раз поцелуешь её. От эмоциональной силы никакой пользы, если твоё тело истощено от голода. — Я подумаю над этим. — Знаешь, — задумчиво произнесла Кора вслед Реджине. — Возвращаясь к твоей одержимости Злой королевой. Если память мне не изменяет, в состав краски, которой ты разрисовывала яблоки, входил свинец. Можно сказать, что те яблоки, которыми ты всех угощала, на самом деле были отравлены. — Я такого не помню, — проворчала Реджина. — На наше счастье яблоки никто не пробовал, а то бы история закончилась криминальной записью в личном деле. И сегодня мы бы с тобой вели совсем другие разговоры о твоей карьере. Реджина улыбнулась. — До свидания, мама.***
Эмма задумчиво барабанила кончиками пальцев по столешнице. Когда они с Реджиной договорились встретиться в ресторане, Эмма моментально предложила ей пиццерию Альберти. Во-первых, они были там с Генри, и она надеялась, что знакомая обстановка понизит градус волнения. Во-вторых, жирная пицца неплохое средство от похмелья. Но теперь пришли сомнения. Отсюда было рукой подать до полицейского управления, что не прибавляло уюта заведению, да и то, что с этим местом была связана конкретная история, скорее усиливало давление, чем наоборот. Эмма начала потеть в своём красивом пиджаке. Подумывала надеть кожаную куртку, чтобы показать, что запомнила (и уважает) то, о чём они говорили накануне, но сегодня было чертовски жарко, да и не знала она, как Реджина отреагировала бы на такой жест. Она посмотрела на часы. Пять минут седьмого. Реджина опаздывала. Но Реджина никогда не опаздывала. Эмма засомневалась, а появится ли Реджина вообще, но она поспешила отмахнуться от этой мысли. Какая бы хрень не творилась в голове напарницы, она очень надёжный человек. Не прийти для неё — за гранью фантастики. Реджина, наверное, задержалась в управлении. Теперь, когда ей разрешили больше работать, предугадать время окончания рабочего дня почти нереально. Украдкой взглянув в свой блокнот, Эмма с разочарованным вздохом закрыла его и ещё раз сверилась с часами. Седьмой час. Внезапно дверь распахнулась. На пороге стояла запыхавшаяся Реджина в кроссовках и спортивных шортах. Она застенчиво улыбнулась и вошла в пиццерию. — Прости, я опоздала, — пробормотала она. — Без проблем! — Эмма растерянно оглядела напарницу с ног до головы. — Ты бегала что ли? — Нет, пила чай с королевой Англии, — огрызнулась Реджина, хотя и беззлобно. — Да, бегала. Выяснилось, что после выпитого литра виски ты двигаешься намного медленнее. — Каждый день узнаёшь что-то новое, — пошутила Эмма. Сглотнула, стараясь не зацикливаться на блестящей от пота коже Реджины или на прекрасном поджаром теле. Всё это несколько усложняло поставленные задачи. — И… Что там на работе? — Я не ходила. — Постой… Что? Почему? — Локсли посчитал, что не в моих интересах ошиваться в участке в день, когда бюро внутренних расследований решило перетрясти наш отдел, — не стала вдаваться в подробности Реджина. — Наверное, он прав. — И… Ты весь день бегала? — Нет, сначала я сходила за ключами к прокурору Бланшар, потом навестила мать, а вот потом отправилась на пробежку. — Расскажешь мне, как у прокурора Бланшар оказались ключи от твоей машины, или мы просто забьём на это? — Забьём. — Не вопрос. Некоторое время они сидели в тишине, время от времени потягивая воду, пока Реджина внезапно не спросила: — Ты что-нибудь заказала? — Пока нет, — ответила Эмма. — Я ждала тебя. Подумала… Не знаю, может, ты хочешь переиграть с пиццей? — Зачем? — Не знаю. Подумалось, что это очень личный разговор, и, возможно, нам лучше обсудить всё наедине. Реджина медленно кивнула. — Наверное, ты права. Думаю… да, ты права. Но я только что пробежала тринадцать миль и весь день почти ничего не ела. Может быть, поедим, а поговорим потом? — Конечно, — слегка насторожилась Эмма. Она надеялась, что это не какая-нибудь тактика, чтобы избежать разговора. В её жизни было предостаточно схожих ситуаций, но… С одной стороны, она не собиралась давить на человека, которого смогла полюбить, которого одолевают такие душевные терзания, что ей и не снилось. С другой стороны, рано или поздно им всё равно придётся поговорить. — Как прошла физиотерапия? — спросила Реджина, когда они сделали заказ — пицца со шпинатом и помидорами. «Ох уж эта Реджина и её одержимость овощами!» — раздражённо подумала Эмма. — Нормально, — ответила она. — Врач говорит, что я восстанавливаюсь быстрее, чем он ожидал, и даже добавил несколько укрепляющих упражнений. Мы с ним встречаемся в понедельник перед работой. Перед работой. Реджина отреагировала на новость совсем как Эмма некоторое время назад. Её дыхание участилось, но она быстро взяла себя в руки. Сделала глоточек воды. — Рада слышать, — ответила она спокойно, но взволнованный блеск в глазах выдавал её с головой. Эмма тоже отпила немного воды и с любопытством спросила: — Как поживает твоя мама? Кстати… Зачем ты её навещала? — Потому что я чудесная дочь… — Эмма фыркнула, — и она поживает просто замечательно. Спасибо, что спросила. — Она довольно забавная, — Эмма рассеянно вертела в пальцах соломинку, — как бы странно это ни звучало. — Да, бывает иногда. А иногда бывает очень проницательной. — В самом деле? И что, она открыла тебе на что-нибудь глаза? Реджина нащупала кольцо с гравировкой на длинной цепочке на шее, вытащила из-под футболки и стала поглаживать подушечками пальцев надпись. — Открыла… — отозвалась она. Снова воцарилась тишина. Ужасно неловкая. Эмме даже пришлось подавить вздох облегчения, когда на горизонте появился официант с пиццей. — А ничего так, хоть и с овощами, — пробормотала Эмма с набитым ртом. Реджина выронила кусок пиццы и поджала губы с таким несчастным видом, что казалось, будто она вот-вот расплачется. — Эмма, я… я должна сказать тебе кое-что, пока не растеряла всю решимость. Я… прошлой ночью… Её голос предательски дрогнул, а руки снова задрожали. — Эй, всё хорошо, — Эмма отложила кусок пиццы и, дотянувшись через стол, взяла руки напарницы в свои. — Не важно хорошее это или плохое, ты просто скажи, что должна. Реджина медленно выдохнула. — Прошлой ночью, когда… когда я поцеловала тебя, я очень сильно надралась, — сердце Эммы упало вниз, а ничего не заметившая Реджина продолжила: — Я могла бы запросто отмазаться этим, но… это неправда. Алкоголь прибавил мне смелости, а в остальном… Эмма, мне несколько месяцев безумно хотелось тебя поцеловать. Я мечтала об этом, но по многим причинам боялась воплотить своё желание в жизнь. Я… Она осеклась, выдернула одну руку, чтобы вытереть катившиеся по щекам слёзы, но другой крепко сжимала пальцы Эммы. — Последние одиннадцать лет я жила в постоянном страхе и… я просто устала, Эмма. Устала бояться. Но иногда я вспоминаю, каково это, снова чувствовать себя живой. Хочу испытывать это чувство снова и снова, и с вами — тобой и Генри — я снова живу. У Эммы перехватило дыхание. Следом промелькнуло понимание, что она тоже может расплакаться. — Знаю, ты можешь не испытывать таких же сильных чувств, и… я всё понимаю. Правда. И если моё признание поразило тебя, мне жаль. Просто… мне было нужно сказать правду. Тебе. Себе. Эмма ничего не сказала. Она не могла произнести ни слова. Если подумать, то это признание действительно было самым поразительным за всю её жизнь, но, вероятно, не по той причине, о которой подумала сейчас Реджина. — Я… Прости, Эмма, — выпалила Реджина. — Я просто уйду… — она резко встала, бросила на стол двадцать долларов. — Этого должно хватить, чтобы расплатиться за ужин. Я… Мне очень жаль. Реджина опрокинула стул, выбежала из пиццерии. А Эмма осталась сидеть на месте с открытым от недоумения ртом и наворачивавшимися слезами. К ней повернулся сидевший в соседней кабине пожилой мужчина: — Если ты не пойдёшь за ней, это сделаю я. — Да… — выдохнула она. — Да, я… я за ней. Эмма подхватила со стола бумажник, блокнот и, выскочив из пиццерии, закричала: — Реджина, подожди! — далеко бежать не пришлось. Напарница стояла возле стены, обхватив себя за талию, и содрогалась от сдерживаемых рыданий. — Ты не дала возможности мне ответить. — Прости… Эмма, прости меня, — снова повторила Реджина. Рыдания обернулись икотой, и Эмма, недолго думая, притянула её к себе. — Тебе не за что извиняться, — она пробежалась пальцами по волосам Реджины. — Я всё понимаю. Для меня всегда было в порядке вещей испугаться и убежать, ну, когда дело доходило до отношений. Пока… Чёрт с ним. Сейчас было не время для сердечных признаний. Лучше припасти их на потом, когда Реджина успокоится и сможет адекватно оценивать происходящее. — Поцелуй посреди оживлённой улицы поможет тебе почувствовать себя живой? — предложила она неожиданно. Реджина в замешательстве посмотрела на неё. — Что? Эмма прижалась к её губам своими. Резкий вдох Реджины сменился мягким стоном удовольствия, и она, положив руки на бёдра, притянула напарницу к себе. Эмма закрыла глаза и вдохнула через нос, ощущая невероятное тепло, которое наполнило всё её тело, когда Реджина растворялась в её объятиях. Осторожно, но со всей страстью. — Очевидно, помог, — заметила она, когда они разорвали поцелуй. Реджина кашлянула и нервно улыбнулась. — Да, это было… приятно. — Теперь ты достаточно уверена в моих чувствах? Мы можем продолжить наш разговор? Реджина скользнула взглядом по сновавшим вокруг людям, которым по большей части не было до них никакого дела, и предложила: — Может быть, мы сделаем это в более уединенном месте? — Моя машина подойдёт? Реджина настояла на том, чтобы сидеть на водительском месте. Когда они расположились в салоне, Эмма глубоко вздохнула: — Слушай, Реджина, здесь вот какое дело… Я отвратительна в отношениях. Так, например, я ни с кем не встречалась дольше пары недель. Да и… не было эмоциональной связи, понимаешь? Каждый раз, когда начинает попахивать серьёзными отношениями, я сбегаю. Короче говоря, все мои знакомства по большей части очень скоротечны и плохо продуманы. — Понимаю… — прошептала Реджина. — И я вроде была счастлива… — продолжала Эмма. — Говорила себе, что просто такая уродилась… Я ведь всегда была одиночкой, ни в ком не нуждалась. И вдруг… Не знаю. С тобой всё иначе, Реджина. Раньше я считала, что отталкиваю людей из-за Генри, что… что ж, мне не хочется его ни с кем делить, это правда, но не вся. Я боялась, что приведу в дом кого-то, кого Генри не одобрит. У меня нет родителей или близких друзей. Для меня сын — единственный родной человек. Мне нужно его одобрение. Я не могу начинать с кем-то серьёзные отношения, если он против, понимаешь? — Понимаю. Значит… — Я звонила Генри и спросила об этом, — Эмма с улыбкой сжала ладонь Реджины в своей. — И… Он любит тебя, но ты, наверное, и сама знаешь это. Дело в том… Я всегда боялась связывать жизнь с кем-то. Мне казалось, что если начну тратить энергию на кого-то помимо Генри, я стану плохой матерью. Но в моей жизни появилась ты… И теперь мне кажется, что благодаря тебе я становлюсь намного лучше. В общем… Генри не против того, чтобы у него было две мамы, понимаешь? — Значит, ты хочешь… серьёзных отношений? — прошептала Реджина без тени улыбки. — Ты… и я… ты хочешь этого? — Повторюсь, я отвратительна в отношениях. Но с тобой… с тобой я хочу попробовать. Реджина кивнула. — Я тоже не против. Но, Эмма, проблема в том, что ты отвратительна в отношениях, а у меня были только одни. — На одни отношения больше, чем у меня, — возразила Эмма. — Интрижки ради секса не считаются. От тебя мне хочется другого, и что-то мне подсказывает, что тебе от меня тоже. — Ты права, но у меня даже таких не было. Эмма, мне сорок три года, и я могу сосчитать сексуальных партнёров на пальцах одной руки. Разве тебя это не отталкивает? Эмма пожала плечами. — Не особо. Нам необязательно спешить. — У меня непростой характер. У меня… ты бы назвала это знатным багажом. Но… он намного больше, чем ты думаешь. — Реджина, мы не сегодня познакомились. Может быть, я не знаю всех подробностей, но я прекрасно понимаю, во что ввязываюсь. — Какого ты так беспечно себя ведёшь?! — не выдержала Реджина. — Ты относишься так, словно всё будет легко и просто, но нет! Это не так! — Да знаю я, что просто не будет, — рассмеялась Эмма. — Нас ждёт тот ещё Адище. Кто-то обязательно лоханется, возможно, обе. Но, по-моему, оно того стоит. — Оно того стоит, — медленно повторила Реджина, будто пробовала эти слова на вкус. — По-моему… Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но прямо сейчас всё это кажется таким правильным… Судьбоносным. — И правда судьбоносным… — со вздохом согласилась Реджина. — Не буду обманывать, я чертовски напугана, но мне хочется попробовать. Как ты и сказала, оно того стоит. Ты стоишь, — она откинулась на сиденье и изогнула бровь. — Почему ты плачешь? — Прости, — Эмма вытерла рукой слёзы со щеки. — Просто последний человек, который говорил мне такое, он… он… ты знаешь. Реджина обхватила ладонями её щёки и наклонилась ближе: — Стоишь. Ты стоишь всего, — она снова соединила их губы, с такой любовью и искренней преданностью во взгляде, что Эмма почувствовала себя почти неловко. — А щенка я стою? — пошутила она. — Просто, ну, Генри очень в этом заинтересован. Реджина рассмеялась. — По-моему, это полностью противоречит предложению «не спешить».