***
— Ой! — внезапно воскликнул Генри, как раз в тот момент, когда Реджина поставила на обеденный стол до верха наполненную вафлями тарелку. — У меня есть кое-что для тебя. Генри опрометью бросился в свою спальню, оставив женщин обмениваться растерянными взглядами — К кому из нас он обращался? — вслух изумилась Эмма. В две кружки налила горячий кофе, а в третью — какао. — Реджина! — вернувшись на кухню, с придыханием сообщил Генри и со стуком опустил на стол обёрнутую подарочной бумагой тетрадь. — Продолжение твоей книги? — осведомилась Эмма. — А я всё размышляла, когда это выплывет… — Я не мог написать финал до прошлого вечера. Открой! Реджина рассмеялась, нежно провела пальцем по узору на подарочной бумаге. — Ладно. Должны ли мы прочитать её вместе? — Да, мама может остаться. — Ничего оскорбительного на этот раз? — Эмма усмехнулась и, наклонившись через плечо Реджины, взяла тетрадь, а потом села на стул. — Ни слова о лебеде? — спросила, аккуратно разрывая упаковочную бумагу. — Вообще история о лебеде, — смутился Генри. — Но ничего обидного… по крайней мере, не должно быть. Генри уселся рядом с ней, и Реджина, убедившись, что мать и сын готовы слушать, открыла первую страницу. Однажды Королева Реджина взяла лебедя на секретную миссию, которая должна была стать судьбоносной для обоих, но внезапно дело приняло худший оборот. Хотя лебедь часто глупила, она ещё была очень храброй. Когда она увидела, что королеве грозит опасность, лебедь тут же бросилась к ней и в самый последний миг вытолкала её с линии огня. — Поразительная точность, — в животе Реджины неприятно кольнуло. Воспоминание о произошедшем всё ещё было живо в памяти, и если закрыть глаза на королевский наряд и лебедя, описание перестрелки вышло весьма точным. Эмма сжала её плечо и предположила: — Он видел новости. — Читай дальше! — скомандовал Генри. Но пуля пробила крыло лебедя. Величественная птица рухнула на землю. Королева опустилась на колени над тушкой своего любимого питомца, вскричала в отчаянии, осознав глубину преданности существа — и, как оказалось, свою собственную преданность лебедю. Она была больше чем просто питомцем: для королевы и принца лебедь стала членом семьи и настоящим другом. Из-за этой утраты в их мирах и сердцах могла бы навеки поселиться тьма. — Боже, пацан, не слишком много драмы? — беспечно спросила Эмма, но ещё сильнее вцепилась в плечо напарницы, что и выдало её истинное состояние. У Реджины задрожали руки. Генри пришлось слегка толкнуть её, чтобы она отвела взгляд от детского рисунка, причинявшего намного больше боли, чем должен бы. — Простите, — произнёс он неловко. — Мне пришлось покопаться в словарях, чтобы написать это. Но не переживайте… в основе лежат реальные события. В конце всё будет хорошо. Читай дальше. Королева и принц заботились о лебеде, терпеливо дожидаясь, пока она окончательно выздоровеет. Было много долгих ночей, наполненных беспокойством, но лебедь постепенно приходила в себя, к огромной радости королевы и принца. А потом произошло что-то очень необычное. По мере выздоровления лебедь проявляла всё больше человеческих качеств. Её отношения с королевой крепли день ото дня. Эмма смущённо посмотрела на сына. — Эм, пацан? Ты же не собираешься писать… — Это сказка! — завизжал Генри. Из-за того, что они проводили много времени вместе, лебедь стала намного образованнее во всём, что касалось людей, а Королева Реджина начала изучать лебединый язык. Они влюблялись медленно, но верно. А, может, они просто начали осознавать, что были влюблены друг в друга всё это время. На мгновение Реджина задумалась, не обладает ли Генри способностью читать мысли. И вот, после многих ночей, наполненных страхом и растерянностью, лебедь и королева набрались смелости признаться в своей любви. Освободившись от тяжелого бремени сокровенного, Королева Реджина подняла лебедя и… — Пацан! Попахивает перебором! — повысила голос Эмма. — После того, что я видел сегодня утром, ты больше не имеешь права жаловаться на перебор, — проворчал Генри. — Читай. Королева Реджина подняла лебедя и поцеловала её. В этот самый момент сила истинной любви окружила их ярким, никогда раньше невиданным сиянием, и лебедь прямо у королевы на глазах обернулась прекрасной принцессой.</i — Странно, — пошутила Реджина, украдкой вытирая выступившие слёзы, — принцесса поразительно похожа на твою мать. — Даже не знаю, нравится мне платье или нет, — протянула Эмма. — У королевы намного красивее. Генри внимательно оглядел обеих женщин и, закатив глаза, обратился к матери: — А ты не обращала внимания на то, как одеваешься, в сравнении с Реджиной? Эмма закусила нижнюю губу, состроила обиженную гримасу, и Реджина с облегчением увидела, что на самом деле напарница улыбалась. — Справедливо, — проворчала Эмма. <i>Принца до глубины души потрясла новая форма бывшего питомца, но с этого самого момента он превратился в истинно верующего. Он поверил в способность любви менять жизни. Все трое решили прожить одной семьёй всю оставшуюся жизнь, и их будущее было наполнено любовью и приключениями. Продолжение следует… На какое-то время на кухне воцарилась тишина. Реджина смотрела прямо перед собой, прислушивалась к собственным ощущениям, пытаясь понять, сможет ли сдержать готовый сорваться с губ всхлип, как вдруг сидевший рядом Генри нервно заёрзал на стуле. — Я… Я надеюсь, тебе понравилось, — прошептал он. — Вам обеим… — а потом приподнялся, вероятно, собираясь сбежать, когда Эмма сгребла его в крепкие объятия. — Сказка на все времена, — хрипловатым голосом сказала она. Реджина не без удивления заметила, когда нашла в себе силы посмотреть на напарницу, что зелёные глаза слегка блестят от слёз. — Мам, ты меня смущаешь, — пожаловался Генри. — Чего это? Здесь только Реджина, — подначивала сына Эмма, — и она не осудит. На самом деле, готова поспорить, она хочет этого. Генри, вывернувшись из материнских объятий, слегка склонил голову. — Правда? — и прежде чем Реджина успела ответить, мать и сын вцепились в неё с такой силой, что она едва могла вздохнуть, но было в этом объятии что-то необычное, что помогало ей дышать вопреки всему. Генри назвал их семьёй. Что ж, справедливости ради, он назвал семьёй вымышленных персонажей, чьими прототипами они являются, но это всё равно что-то да значит. Разве нет? Какая-то её часть — меньшая, что уменьшалась с каждой секундой, но пока присутствовала в ней — нашёптывала, что эти отношения развиваются слишком быстро. Что им предстоит преодолеть ещё много препятствий, чтобы они могли всерьёз задумываться о «семье». Генри десять. Он видит мир в чёрно-белом цвете и верит в сказочные долго и счастливо. Ей виднее. Эмме виднее… Но напарница запустила пальцы в её спутавшиеся волосы и сказала: — Как по мне, из нас получится чумовая семейка, — и Реджина почувствовала, что сердце забилось быстрее, ведь это сказала Эмма, а значит… Осознав, что выжидающие взгляды Свонов устремлены на неё, Реджина заставила себя успокоиться и кивнула. — Очень чумовая, — подтвердила она. Эмоциональность момента зашкаливала, но Генри, к счастью, почувствовал это мгновением позже, чем сама Реджина. — Не такие чумовые, как вафли, — он ткнулся подбородком в локоть Эммы, призывая ещё немного ослабить хватку, — которые остывают. Эмма откашливается и нехотя отпускает его. — Ты прав, пацан. Давайте есть. Они завтракали в полной тишине, пока минут через пять не затрезвонил сотовый Эммы. — Локсли, — раздражённо вздохнула она. — Какого чёрта? Я выходная. Как думаешь, он хочет поинтересоваться погодой? Или, может, решил ещё немного погрозить? Реджина, склонив голову, растерянно переспросила? — Он угрожал тебе? — Не переживай, — нараспев протянула Эмма, а потом без энтузиазма ответила на звонок. — Лейтенант? Что-то случилось? Раздражение на лице Эммы сменилось тревогой, и сердце Реджины пропустило удар. А когда напарница встретилась с ней взглядом и сказала: «Да, она здесь», видимо, отвечая на один из вопросов Робина, она поймала себя на том, что хочет, чтобы они продолжали обниматься на полу гостиной, оградившись от окружающего мира на ещё несколько благословенных часов. Реджина понимала, что разговор затрагивал расследование, и догадывалась, что хороших новостей ждать не стоит. И даже больше, судя по мрачной физиономии напарницы, высказывание «хороших новостей ждать не стоит» — самый щадящий способ описать происходившее. Реджина и Генри ждали, затаив дыхание, когда же Эмма закончит разговор. Опустив сотовый, она повернулась к ним, провела дрожащими пальцами по непослушным кудрям и с тяжёлым вздохом сообщила: — Нам надо в управление. Срочно. — Нашли совпадение в ДНК обнаруженного на куртке волоса? — предположила старший детектив. — Да, похоже на то. И, как я поняла, он… короче, Робин созывает всех на собрание, так что… да. — Это плохо, — Реджина устало поднялась из-за стола. — А я? — воскликнул молчавший до этого момента Генри. Эмма вздохнула. — Ну, у Локсли тоже есть ребёнок. Может быть, он твоего возраста… — Ему четыре, — быстро уточнила Реджина. Она сделала это невольно, без задней мысли, и не сразу поняла, что эта информация не прибавит Генри хорошего настроения. — Как бы то ни было, — громко сказала Эмма, смерив Реджину мрачным взглядом, который, впрочем, едва ли можно было назвать расстроенным. — Несколько часов вы будете веселиться сами по себе, пока мы не закончим с работой. Может, возьмёшь с собой книгу? Генри застонал, надул щёки и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула. — Я могу остаться дома и почитать, — предложил один. — Один. — Не вариант. Давай, пацан. Собирайся. Мне всё это нравится не больше твоего. Генри сомневался, это было видно невооружённым глазом, и Реджина предложила: — Если ты не будешь обижать Роланда и не доставишь маме хлопот, возможно, сегодня вечером мы приготовим нашу знаменитую лазанью. Генри немного оживился. — Без овощей? — спросил он. Реджина улыбнулась и, стараясь не встречаться глазами с Эммой, парировала: — С парочкой. — Мороженое и видеоигры после ужина? Для нас троих? — Думаю, это можно устроить, — усмехнулась Эмма. Шутливо взъерошила его волосы. — А теперь одевайся и за дело. Генри медленно поднялся со своего места. Он всё ещё закатывал глаза, но выглядел менее сердитым, чем в самом начале. (И Реджина не без удовольствия отметила про себя, что смогла с ним справиться, впрочем, учитывая сложившиеся обстоятельства, Генри определённо менее ворчлив, чем его мать). — Спасибо, — прошептала Эмма, когда Генри скрылся в своей комнате. — Пока ещё не за что благодарить.***
Когда Эмма и Реджина прибыли в участок, они увидели, что детективы и прокурор Бланшар собрались вокруг Локсли и доктора Вэйла в общей комнате. Присутствующие были сдержанны и напряжены, и Эмма испытала неприятное предчувствие, которое не могла толком объяснить. Даже Генри, не отстававший от матери ни на шаг, притих и крепче вцепился в книгу. — Ты можешь подождать там, — Локсли жестом указал на свой кабинет, где сидевший за столом Роланд что-то сосредоточенно рисовал. — Надеюсь, тебе есть, чем заняться, но я постараюсь отпустить твою маму пораньше. У меня завалялось несколько книжек, впрочем, они не для твоего возраста. Генри пожал плечами, порывисто обнял мать и зашагал в кабинет лейтенанта с таким видом, словно ничего не имеет против, но Эмма всё равно чувствовала себя виноватой из-за того, что работа разрушила «семейную субботу». Роланд, потрясённый тем, что у него появилась компания, поднял глаза от раскраски. Не успела дверь за Генри закрыться, как Вэйл заговорил: — Мы получили совпадение в ДНК волоса с куртки… два совпадения. — Два? — изумился Джонс. — Как такое возможно? — Перекрёстное загрязнение, — предположила Реджина. — Или, возможно, близнецы. Робин кивнул. — Скорее всего, второй случай, — устало произнёс он, — но у нас всё ещё есть проблема. Судебно-медицинский эксперт протянул им две фотографии. На первой — молодой парень в армейской форме, весь такой из себя серьёзный с коротко стриженными волосами. На второй — кое-кто всем им хорошо известный. — Детектив Нолан? — выдохнула Эмма. Взволнованный детектив даже приподнялся со своего кресла в углу, чтобы внимательнее рассмотреть фотографии. — Дэвид Нолан и погибший капрал Джеймс Спенсер, — зачитал Вэйл. — Были усыновлены разными семьями — одна на двоих дата рождения. ДНК-профили идентичны. Всё указывает на… — Близнецов, — Нолан поражённо смотрел на фотографию второго парня, — разлучённых при рождении. Я не знал… Новость оказалась настолько поразительной, что Эмма задалась вопросом, как бы ей не уронить челюсть. — Ты знал, что тебя усыновили? — с нажимом спросила она. Дэвид пожал плечами. — Это знал… Выяснил, когда мне было шестнадцать или около того, но я никогда не… даже не подозревал, что у меня был брат, представляешь? Я пытался найти биологических родителей, когда учился в колледже, но все документы были засекречены. Постановление суда. Адвокат и тот ничего мне не сказал. — А кто был уполномоченным по усыновлению? — Мэри-Маргарет в задумчивости грызла колпачок ручки. — Если это имеет отношение к расследованию, возможно, мы бы… — Судья Голд, — коротко отрезал Нолан. — До повышения он был уполномоченным по усыновлению и судьёй семейного суда. И я сомневаюсь, что эти дела связаны. Джонс поднял брови. — Пострел везде поспел, — проворчал он. — Придержи коней, — осадила Реджина, — этот Джеймс Спенсер… ты говоришь, что он… погиб? — В Ираке, в 2006 году, — сообщил Робин. — Что исключает его из списка подозреваемых. — Мне очень жаль, — прошептала Эмма, обращаясь к Дэвиду, который в ответ лишь пожал плечами, словно и не слышал слов Робина. Должно быть, сложно сосредоточиться на чём-то другом, когда твой мозг лихорадочно пытается осознать тот факт, что у тебя есть давно потерянный брат-близнец. — И? Детектив Нолан испортил улику? — осведомилась Реджина. — Или всё-таки есть веская причина, по которой ты вытащил нас всех в субботу? — Как Нолан мог испортить куртку? — кинулся на защиту напарника Джонс. — Да он её даже в глаза не видел! Вы вышли через другой выход! Нолан не взаимодействовал со стрелком и… — Есть ещё кое-что, — сказал Робин. — Что-то… В общем, на данный момент доказательство косвенное, да, но когда набирается много косвенных доказательств, мы постепенно доходим до точки невозврата… и игнорировать их становится невозможно. — Что ты хочешь сказать? Эмма выдохнула, когда осознание накрыло её лавиной. — Подожди! — воскликнула она. — Джеймс Спенсер? Он… он не… — Сын Альберта Спенсера, — мрачно кивнул Робин. — Да, это он. — Блять, — Реджина обессиленно упала в кресло. — Как я могла забыть о сыне Спенсера? Джонс прерывисто вздохнул, а Бланшар выглядела так, словно вот-вот расплачется. Нолан сжимал в пальцах фотографию брата. Казалось, что всё это время он находился в своём мире. — В мой первый день он сказал мне, что я невероятно похож на его сына, погибшего на войне, — произнёс он вслух. — Но я даже подумать не мог… ого. Может, именно поэтому он меня ненавидел. — По-моему, Спенсер ненавидел тебя, потому что он — злобное хамло, — буркнула Реджина в слабой попытке утешить его, впрочем, едва ли Нолан её слышал. И всё-таки, что-то в их отношениях должно было измениться за то время, что Эмма просидела на больничном, потому что даже это маленькое усилие намного больше того, что она сделала бы для него раньше. Эмма покачала головой — об этом она подумает потом — и посмотрела на лейтенанта. — Хочешь сказать, что Альберт Спенсер — наш новый подозреваемый? — она единственная из присутствующих в общей комнате не была знакома с этим мужчиной лично. Эмма никак не могла до конца проникнуться атмосферой страха, воцарившейся в воздухе, и потом, он — коп. Ладно, он — бывший коп. Обвиняемый в нескольких убийствах. — Я хочу сказать, что мы должны поговорить с ним. Я не… понятия не имею, каким может быть его мотив, но на данный момент мы получили три разные ниточки, ведущие к нему. У меня заканчиваются разумные объяснения. — Дело в аудиозаписях, — сказала Реджина неожиданно, в ответ на что Бланшар резко вскинула голову. — Должно быть в них. — Реджина… — Мы не можем просто пойти и начать задавать вопросы без чего-то более веского! — воскликнула она. — Это Спенсер! Наверняка! Вот почему он всё время на пять шагов впереди нас. Но… Нельзя показывать, что мы вышли на него. — Найдём связь между Спенсером и Малиндой Блэк, — предложил Джонс. — Должно быть хотя бы одно. Малышка говорила, что на родителей напали мужчина и женщина, правильно? А потом инсценировали смерть Малинды… или намеренно разделались с её сестрой… — Попахивает личным, — вздохнул Локсли. — К сожалению, Малинда Блэк всё ещё в коме, однако, есть другой свидетель… — Нет, — прервала Реджина. — Реджина! — Слишком быстро, — заспорила Реджина отчаянно. — Мы не можем с ней так поступить. Она… Я не хочу… Ей всего лишь три года! Неужели она мало настрадалась? Я не… — Но если мы сможем поймать человека, сделавшего это с её родителями, разве ей не станет лучше? — резонно заметила Эмма. — И потом, если Спенсер не наш парень, один взгляд на его фотографию не принесёт ей существенного вреда. — Она права, — подхватил Робин. — Реджина, я всё понимаю, но мы должны раскрыть это дело. Джонс, приготовь фотографии, — он вздохнул и, обогнув стол Реджины, присел рядом с ней на корточки. — Мне тошно не меньше твоего, — шёпотом признался он. — Сомневаюсь, — буркнула она, — но ты прав. Я должна преодолеть это. — Если бы только был другой способ… Реджина закрыла лицо ладонями, но всего лишь на мгновение, а потом выпрямилась и кашлянула. — Для неё — для каждого — будет лучше, если мы поймаем мерзавца, — она кивнула Эмме. — Но я пойду с тобой, и если Эльза огорчится, мы не станем на неё давить. — У меня даже мысли не было идти без тебя, — заверил её Робин, когда Джонс передал лист с отпечатанными на нём фотографиями. Затем повернулся к остальным детективам и смущённо проговорил: — Мы… эм… скоро вернёмся. Роланд… — У нас всё под контролем, — пообещала Эмма. Посмотрела сквозь большое окно, отделявшее кабинет лейтенанта от общей комнаты, где Генри протягивал свои рисунки Роланду, которому, судя по выражению лица, не терпелось раскрасить их. — Вижу драконов… в ближайшее время им будет чем заняться, и да, у нас есть твой номер. Идите, — а потом, приоткрыв дверь в кабинет, Эмма прошептала: — Пацан, всё нормально? Генри кивнул. Он явно не испытывал особого восторга из-за того, что проводил субботний день с четырёхлетней мелюзгой, но держался молодцом. Кто знает, может быть, вечером она купит для него двойную порцию мороженого — или даже целый десерт для него одного. — Мы делаем книгу! — Роланд едва не подпрыгивал от волнения. — Вижу, — ответила она со смехом. — Выглядит захватывающе… Ты знал, что Генри всемирно известный автор? — Мам! — застонал Генри. Роланд округлил глаза. — Правда? — недоверчиво, но вместе с тем благоговейно спросил он. — Пока нет, — мрачно отозвался Генри. — Роланд! — позвал Робин из-за двери. — Нам с тётушкой Реджиной нужно отбежать по делам, поговорить с одним человеком. На ближайший час ты в подчинении у Генри и Эммы — не облажайся. Роланд кивнул и неуклюже отдал отцу честь. — Мне надо вернуться на работу, — заявил он с важным видом и выбрал красный маркер, чтобы раскрасить вырывавшееся из пасти дракона пламя. — Он славный, скажи? — Эмма легонько пихнула сына локтем. Генри пробормотал что-то неопределённое и занялся следующим рисунком. — Это будет радужный дракон или водяной? — он сознательно проигнорировал вопрос матери. Роланд взглянул на бумагу. — Радужный! Улыбнувшись, Эмма осторожно закрыла дверь и вернулась к остальным. — Двое из троих детей в порядке, — доложила она Робину. — Удачи с Эльзой. Реджина стояла возле двери, скрестив руки на груди, и смотрела на всех таким выразительным взглядом, что никто не осмеливался заговорить с ней. — Это плохая идея, — не обращаясь ни к кому конкретно, сказала она, и Эмма застонала. Разве двумя минутами раньше она не была согласна с планом?.. — Её опекунша сказала, что кошмары стали интенсивнее. Если… — Но это может помочь… помнишь? Если мы поймаем мерзавца, — затараторила Эмма, — если она будет знать, что он никогда до неё не доберётся… Реджина молча уставилась себе под ноги, нервно закусив нижнюю губу, и, в конце концов, вместо неё ответила Мэри-Маргарет. — Не думаю, что кошмары можно контролировать. В смысле, они ведь нерациональны. — Какой бы психологический эффект не повлёк бы за собой этот разговор, мы должны добраться до нашего парня, — не терпящим возражений тоном, словно подчёркивая своё звание, припечатал Локсли. — Реджина? — Поехали, — вздохнула она. Спрятала дрожащие руки в карманы пиджака, втянула шею и пулей вылетела из общей комнаты. Робин тоже не смог сдержать вздоха и, криво улыбнувшись на прощание, вышел следом. — Ребята, вы все знаете Спенсера, — обратилась Эмма к оставшимся в комнате. — Вы верите… Вы, правда, думаете, что он мог сделать это? Джонс пожал плечами. Нолан, больше озадаченный шокирующими подробностями о своей семье, закатил глаза и сердито фыркнул. И только Мэри-Маргарет мрачно произнесла: — Просто поразительно, на что могут быть способны люди, правда? Поражённая до глубины души Эмма уставилась на Бланшар, которая обычно светилась оптимизмом. — Похоже, ты только что положила на презумпцию невиновности. — Я знаю Спенсера, — отрезала Мэри-Маргарет. — Я знакома с ним так же давно, как и с Реджиной. Не знаю, виноват ли он в этом, но он ответственен за многие другие, не менее ужасные вещи. С этими словами она вылетела из общей комнаты, почти с той же помпой, что и Реджина несколькими мгновениями раньше, и Эмма в замешательстве покачала головой. Джонс сверился с часами и пробормотал что-то о том, что самое время выпить.***
Реджина услышала вопль «Л`джина» ещё до того, как открыла дверь, и прежде чем успела ответить, Эльза кинулась обниматься. — Привет, солнышко, — проворковала она, когда малышка обвила ручками её шею, цепляясь с такой силой, словно никогда больше не собиралась отпускать. — Как ты сегодня? Эльза пожала плечами и положила голову на её плечо, как если бы говорила: «Теперь, когда ты рядом, лучше». Реджина почувствовала, как живот завязался узлом от всепоглощающего чувства вины, посылая болезненные импульсы по всему телу, но она знала, что должна делать. — Эльза, есть кое-что очень-очень важное, о чём мы хотим с тобой поговорить, — она осторожно опустилась в кресло, в то время как Робин с опаской наблюдал за ними, сминая лист с фотографиями во внутреннем кармане пиджака. — Ты помнишь моего друга? Малышка кивнула и прошептала: — Лобин. — Правильно, — Робин заставил себя тепло улыбнуться и присел рядышком с ними. — У тебя хорошая память. — Ты очень умная девочка, — похвалила Реджина, прижимая её к себе в защитном жесте, словно объятие каким-то образом могло уберечь от всей той боли, которую они вызовут своими расспросами. Она ненавидела себя. Она ненавидела всё это. — А теперь, нам нужно, чтобы ты вспомнила кое-что из событий прошлой недели. Сможешь сделать это для нас? Эльза снова кивнула, но медленнее, чем в первый раз, и задрожала всем своим крошечным тельцем. — Я помню, — прошептала она. — Мы покажем тебе шесть фотографий, — объяснил Робин. — Нам нужно, чтобы ты внимательно посмотрела и сказала, знаешь ли кого-нибудь из запечатлённых на них людей. Хорошо? — Там будет обидевший мамочку и папочку? — захныкала Эльза. — Мы не знаем, — призналась Реджина. — Ты должна сказать нам, — Эльза, продолжая дрожать, прижалась к её груди, и Реджине пришлось бороться с подступающими слезами. — Мне очень жаль, — пробормотала она. — Ты не обязана этого делать, если не хочешь. Робин многозначительно кашлянул. Реджина даже не взглянула на него. Эльза нерешительно подняла голову. Её глаза были круглыми от страха, но светились непоколебимой решимостью. — Просто картинки? — спросила она. — Да, просто картинки, — подтвердил Локсли, а Реджина неохотно кивнула. Эльза зарылась лицом в её шею, но они смогли услышать тихое «Хорошо», и Реджина подавила всхлип, идущий откуда-то изнутри, который она при всём желании не смогла бы объяснить. Робин вытащил лист с фотографиями. — Скажи, когда будешь готова. — Не торопись. Мы не спешим, — Реджина успокаивающе погладила дрожащего ребёнка по спине. Несколько минут заверений, и Эльза, медленно повернувшись, посмотрела на фотографии. Она ничего не сказала, но сдавленный всхлип и полный ужаса взгляд на её лице рассказали детективам всё, что они хотели знать. — Эльза, можешь нам сказать, кого ты видишь? — ласково попросил Робин, включив диктофон. Эльза всхлипнула, но ничего не сказала, и лишь когда детективы отчаялись услышать ответ, прошептала: — Это он. Реджина на мгновение поджала губы, собираясь с силами, а после уточнила: — Обидевший твоих родителей? — Да, — расплакалась Эльза. — Который? Назовёшь нам номер? Снова повисла тишина, нарушаемая лишь сдавленными всхлипами, когда малышка снова зарылась лицом в плечо Реджины. — Два, — выдавила она из себя. Реджина резко втянула носом воздух, а Робин помассировал ладонью разгорячённый лоб. — Спасибо тебе, — шёпотом произнёс он, выключил диктофон и беззвучно добавил одними губами: — Твою мать. Прошло несколько лет, но Альберт Спенсер на фотографии из водительского удостоверения был весьма узнаваем. На показания свидетелей не всегда можно опираться, особенно, если речь идёт о маленьком ребёнке, но… Робин покачал головой. — Я даже не… зачем? Реджина передёрнула плечами и ещё крепче обняла Эльзу (возможно, слишком сильно, но убитая горем малышка не возражала). Вся комната заходила ходуном в её помутившихся глазах. — Почему люди совершают преступления? — зашлась она похожим на лай, равнодушным смехом, хотя и сама не могла поверить в происходящее. Спенсер всегда держался холодно, враждебно, но… убивать? Давным-давно он пообещал причинить ей боль. Пообещал «опустить её на землю». Реджина предполагала, что всё это дело каким-то образом связано с ней. Оно должно положить конец её карьере, по крайней мере, именно это говорил Спенсер. Она могла бы догадаться раньше, но позволила себе забыть об этом обещании. Время, проведённое в больнице, после нападения Уайта, почти не отложилось в её памяти. Картинка была расплывчатой, туманной. И, честно говоря, Реджина предпочла бы, чтобы так оставалось и впредь. — Лорд Жопарь… больше смахивает на Лорда Социопата, — проворчал Робин. — Если собака зарыта в аудиозаписях… — Если он убил этих людей и разрушил жизни двоих детей, чтобы добраться до меня, я прикончу его собственными руками, — сердито проговорила Реджина. Из груди Робина вырвался тяжёлый вздох. — Если собака зарыта в аудиозаписях, тебе стоит приготовиться к знатной заварушке от вышестоящих, — предупредил он. — Обстановка может… накалиться. — Мне плевать, — прорычала Реджина. Может быть, ей не будет плевать, когда появится возможность всё хорошенько обдумать, но прямо сейчас она не видела ничего, кроме застилавшего глаза малинового гнева. А эта маленькая девочка, беззвучно плачущая в её руках, чьи родители и невинность были отняты Спенсером во имя… что ж, она не знала, во имя чего. Мести? Столько несчастий и ради, бля, чего? Робин снова покачал головой. Поднялся. — Кажется, мне придётся вызвать на допрос бывшего коллегу. Будет весело. — Л`джина, не уходи! — завопила Эльза, цепляясь за детектива и заходясь новыми рыданиями. — Останься! — Я нужна тебе в управлении? — Реджина устало откинулась на спинку кресла, всем видом показывая, что не собирается двигаться с места. У неё было такое чувство, что она уже знает ответ. — Наверное, не так сильно, как ты нужна здесь, — сказал Робин. — Да и в целом может оказаться так, что для всех вовлечённых будет лучше, если ты… ты будешь подальше от управления. Когда мы привезём его, — он не стал добавлять «особенно тебя», но явно подумал об этом. И она не стала спорить. — Мы… нам, наверное, придётся пригласить кого-нибудь из другого департамента для проведения допроса, — Робин какое-то время рассматривал свои руки, а потом, спрятав их в карманы, принялся раскачиваться с пятки на носок. — Или задействовать Свон, ведь она… она единственная не работала с ним. Реджина закусила нижнюю губу и попыталась сдержать рвущиеся наружу слёзы. Все те вещи, которые Спенсер может наговорить Эмме… Очевидно, разрушенной карьеры недостаточно; он поставит точку и в её личной жизни тоже. А впрочем, если откровенно, она прекрасно справилась бы с этим сама. Если бы не сверхчеловеческая способность Эммы прощать… Нет, ей нельзя думать в этом ключе, а то дальше всё станет только хуже. Эльза продолжала плакать, умоляя остаться с ней, и Реджина усилием воли заставила себя вернуться в настоящее. — Я останусь, солнышко. Не расстраивайся, — улыбнулась она. — Я никуда не денусь. Робин должен поехать в полицейский участок, чтобы посадить плохого дядю в тюрьму, где он никого больше не обидит. Хорошая идея, правда? Понадобилось несколько минут утешений и обещаний, которые Реджине не по силам выполнить, чтобы Эльза начала успокаиваться. Хватка на её шее ослабла настолько, что Реджина смогла наконец-то вздохнуть полной грудью. И Робин, приветливо кивнув на прощание опекунше девочек, направился к двери. Её звали Сарой, она была очень милой женщиной, но присматривала за детьми временно. Потому что не хотела быть их матерью, в отличие от неё… Нет. В этом ключе тоже нельзя думать. Реджина никогда не сможет иметь детей, стало быть, ей даже не позволено хотеть их. Она вымученно улыбнулась. — Чем бы ты хотела заняться? — в голосе проступили нотки отчаяния. Она надеялась, что какое-нибудь совместное занятие поможет им отвлечься от этой жуткой ситуации. Из соседней комнаты послышался плач, и Эльза сразу навострила уши. — Анна проснулась, — пояснила Сара. — Может быть, она побудет с вами? — Было бы здорово, — Реджина погладила Эльзу по голове. — Может, покормим её, а потом прочитаем ей историю? Вместе? Что скажешь? Эльза медленно кивнула. — Ладно, — согласилась она. — Но я хочу, чтобы ты придумала историю. — Я? — Реджина изумлённо выгнула брови. Удобнее подхватив Эльзу, она встала и направилась в крошечную спальню, которую делили сёстры. — Из меня та ещё рассказчица, — голубые глаза девочки наполнились слезами, и Реджина неохотно пробурчала: — Ладно, но если будет неинтересно, ты всё равно скажешь, что тебе понравилось. Малышка захихикала и нетерпеливо кивнула в ответ. Реджина усадила Эльзу в кресло-качалку, а потом, забрав Анну из кроватки, присела рядышком. Эльза тут же вскарабкалась ей на колени, в то время как Сара любезно протянула ей бутылочку со смесью для младшей девочки. Анна мгновенно перестала плакать и принялась жадно есть. Реджина улыбнулась. — Ты проголодалась, да? — спросила она ласково. Не сказать, что у неё было много опыта в кормлении детей (да, она провела много времени в квартире Локсли, но ей никогда не приходилось кормить Роланда), поэтому она предположила, что Анна почти каждую минуту бодрствования не расставалась с бутылочкой. — Рассказывай, — взмолилась Эльза. — Ладно, — со вздохом заключила Реджина, надеясь, что Генри не станет возражать против небольшого плагиата — отчаянные времена требуют отчаянных мер — и принялась рассказывать историю о Королеве Реджине, Принце Генри и проблематичном питомце лебеде, в том числе и о волшебном перевоплощении последней в прекрасную принцессу. Эльза не перебивала, зачарованная повествованием, и Реджина сделала мысленную зарубку поговорить с Генри. Он должен знать, что из его сказки легко мог бы получиться самый настоящий детский бестселлер. — Л`джина, — сонно протянула Эльза, когда она закончила, — а это правда? — Естественно, — заверила Реджина. Затем поцеловала Эльзу в лоб и стала с нежностью наблюдать за ней. Вскоре девочка провалилась в сон, посасывая большой палец, а уголки её губ подёргивались в невиданной раньше светлой улыбке. И тогда Реджина подумала, как она, чёрт возьми, сможет уйти отсюда?..***
Реджина пытается приподняться на неудобной больничной койке, и, почувствовав, как напряглись швы, морщится. Она здесь больше недели. Лежать неподвижно — невероятно тоскливо, но каждое, даже самое незначительное движение, по-прежнему отзывается жгучей болью. Она одна. Снова. Единственное развлечение — непрекращающийся монотонный писк медицинских приборов. По крайней мере, он должен оставаться именно таковым. Впрочем, не важно. Есть только один человек, с которым она хотела бы оказаться рядом, и его здесь быть не может. Без него она всегда будет одна. Реджина усиленно жмурится — плохая попытка притвориться спящей — когда слышит скрип открывающейся двери. Кто бы это мог быть на этот раз? Медсестра только что ушла; пластический хирург не объявится до полудня; Робин и Мэриан вышли из отпуска и должны быть в управлении; а родителей она выставила совсем недавно. Странно, что они беспрекословно послушались; но опять же, она подозревает, что могла сильно задеть их чувства. Единственный вариант, который приходит ей на ум, что заявился кто-нибудь из отдела внутренних расследований. Если Спенсер передал им записи… Нет, очень маловероятно. Если он это сделает, его карьера тоже полетит ко всем чертям. Возможно, даже быстрее, чем её карьера, разве что он — ветеран, белый мужчина, а она… что ж, она — это она. Может быть, они даже проглотят любую нелепую ложь, что он там может напридумывать, чтобы выйти сухим из воды… что не расслышал безопасного слова или что не было времени позвать подкрепление… они поверят каждому его слову. И провальная операция останется на её совести. Смерти Дэниела и Генри останутся на её совести. Смерти Дэниела и Генри уже на её совести. — Миллс, — раздаётся над ней холодный и жёсткий голос, — открой глаза. Реджина подчиняется и мигом сожалеет о своём решении, потому что в списке людей, которых она не хочет видеть, он идёт четвёртым номером: Леопольд Уайт, его пресная дочка, начальник отдела внутренних расследований и он — её почтенный напарник собственной персоной. Альберт Спенсер. Реджина коротко кивает. Её челюсть зафиксирована, но она может говорить — просто не считает нужным тратить на него слова. — Похоже, тебе повезло. Повезло? Она не знает, плакать ей или смеяться — в какой из вселенных человека, оказавшегося в её положении, можно назвать счастливчиком? Спенсер пихает ей в лицо газету и рявкает: — Город называет тебя героем — восхваляет твоё «самопожертвование», будто ты какая-нибудь Богородица, остановившая Уайта, положившая конец его кровавым убийствам. Мэр собирается наградить тебя медалью. Реджина едва слушает. Уайт смотрит на неё с газетного снимка, всё её тело начинает непроизвольно дрожать, и она не понимает ни слова из сказанного. Герой? Самопожертвование? Мэр хочет наградить её медалью за убийство жениха и нерождённого сына? — Если хочешь знать моё мнение, всё это хрень собачья, но хорошая новость заключается в том, что старый психопат не смоется от правосудия. Они нашли два тела, похороненные возле коттеджа, о котором ты нам рассказывала. — Белль Френч? — её слова звучат невнятно из-за сломанной челюсти. — Криминалисты ещё не вернулись, но всё указывает именно на это. По крайней мере, судья Голд получит ответы на свои вопросы, а она получила услугу. Знать бы ещё что такое путное можно попросить взамен, чтобы это хоть немного исправило плачевное состояние, в котором она оказалась. Спенсер наконец-то забирает газету (она пытается сдержать рвущийся из груди вздох облегчения) и рявкает: — Итак, поскольку на мне лежит не меньше ответственности, чем на тебе, у меня не возникает острого желания губить твою карьеру прямо сейчас. Реджина просто смотрит на него. — Могла бы поблагодарить меня. Кажется, ты потеряла всё, ради чего стоило бы жить дальше. Да, Локсли рассказал мне. Интересно, существует ли способ прикончить Робина, не совершая при этом лишних движений? Едва слышный хрип вполне можно принять за банальное «спасибо». — Я собираюсь спрятать аудиозаписи этого маленького… инцидента… всё равно на них ничего важного для расследования. Тебе просто надо умолчать об этом при даче свидетельских показаний, и дело в шляпе. Маленький инцидент? Вот, значит, как Спенсер называет то время, пока слушал, как Уайт насилует её? Свидетельские показания? Реджина размышляет о том, что ей нужно прогнать этот разговор в голове ещё раз, когда она не будет накачана обезболивающими, потому что сейчас она с трудом воспринимает происходящее. — Но однажды, Реджина, я использую эти записи, чтобы потопить тебя. Сейчас они считают тебя героем, но уйдёшь ты с позором. Большей победы мне и не нужно. Он выжидающе смотрит на неё, будто ждёт ответа, и она бормочет: «Плевать». Реджина никогда не была более благодарна звуку открывшейся двери. — Давление и пульс повысились, — одна из медсестёр — вроде бы Астрид — кивком указывает на мерцающие на мониторе показатели. Сто сорок на сто с лишним. Реджина помнила, как однажды мать ругала отца за несоблюдение диеты, и знала, что это совсем не здорово. Астрид качает головой и прикладывает влажный компресс Реджине на лоб. — Температура тоже немного повысилась. Я посмотрю ваш живот, нужно проверить, нет ли заражения. — Я не хочу… Астрид переводит взгляд на Спенсера, как если бы только что заметила, что в палате находится посторонний. — Простите, пациентке нужно уединиться. — Конечно, — голос Спенсера сочится фальшивой сладостью, которая кажется Реджине просто тошнотворной. — Я как раз собирался уходить. Он кивает им обеим, а потом выходит за дверь, после чего из груди Реджины вырывается тяжёлый вздох, обернувшийся смущающим всхлипом. — О, милая, — бормочет Астрид. Она мигом прекращает манипуляции с бинтами, садится на стул возле больничной койки и крепко сжимает пальцы Реджины. — Я знаю, это ужасно, но вы такая храбрая. Вы уверены, что я ничего не могу сделать, чтобы вы почувствовали себя лучше? Реджина снова закрывает глаза и неопределённо ведёт плечом в отчаянной попытке собраться с силами. Прямо сейчас только две вещи могли заставить её почувствовать себя лучше — воскрешение Дэниела или убийство Леопольда Уайта, и, увы, ни одна из них сейчас неосуществима. — Вы справитесь, — заверяет Астрид с куда большей уверенностью, чем должна бы. — Знаю, сейчас это кажется невозможным, но вы справитесь. Вы выжили не просто так, есть какая-то причина, вы просто должны найти её. Реджине хочется огрызнуться на нелепые попытки медсестры утешить её, но едва хватает сил на то, чтобы закатить глаза, а потом Астрид приподнимает больничную рубашку, и все силы уходят на то, чтобы не потерять себя в острых вспышках боли, сопровождающих каждое прикосновение. Но нет ничего страшного, если она забудет о визите Спенсера. Он напомнит ей.***
— Получается, Спенсер всё подстроил, — изумлялся Гумберт, просматривая банковские записи, которые поднял Джонс. По документам выходило, что приличная сумма, снятая со счёта Спенсера, через два дня перекочевала на счёт Малинды Блэк. Занятное совпадение. Да вот только в совпадения полицейские не верили. — Он заплатил Малинде Блэк за помощь в убийстве Арендтов? — Он заплатил ей за что-то, — возразил Джонс. — Доказательства — вот они. И я очень сомневаюсь, что она ухаживала за его садом. «Как будто это важно», — подумала Эмма, врываясь в общую комнату следом за Локсли, Бланшар и не отстававшей от неё ни на шаг окружным прокурором Евгенией Лукас. Недоумок — слишком слабое слово, но прямо сейчас Эмма не могла придумать ничего толкового — во всём сознался, а потом принялся грозить, что передаст какие-то «записи» журналистам и в отдел внутренних расследований, если они не снимут с него все обвинения. Эмма понятия не имела, что на этих записях, кроме того, что это каким-то образом связано с тем временем, когда Реджина работала с делом Уайта, но по реакции Локсли и Бланшар понимала: ничего хорошего там не было. — Время пришло, — это были первые его слова, когда Эмма пришла за ним, а от дьявольской улыбки, исказившей лицо старика, её прошиб холодный пот. Он хотел быть пойманным. Он всё продумал ― убийства, травмированные маленькие дети ― нехитрая игра, и всё для того, чтобы добраться до Реджины. Если бы это зависело от одной лишь Эммы, она никогда бы не допустила этого, но опять же, она ничего не могла сделать. Все документы будут переданы в отдел внутренних расследований, подключат незаинтересованных лиц, которым нет никакого дела до судьбы Реджины. При мысли об этом Эмма почувствовала, как вдоль позвоночника пробежала волна холода, а изнутри поднялась тошнота. Даже Мэри-Маргарет отстранили: её начальница лично занялась этим делом. Такой себе сюрприз… Бланшар должны были отстранить ещё в тот момент, когда улики пополнились фотографией её покойной матери… но это могло стать проблемой. Эмма ничего не знала об окружном прокуроре Лукас. Она ни черта не разбиралась в тонкостях политики полицейского отдела. И эта попытка заставить их торговаться при помощи шантажа всё только усложняла. — Мы должны добраться до записей, о которых он талдычит, — не унималась Лукас. — Я не собираюсь идти на уступки, если эта информация каким-то образом может повлиять на приговор Уайта, мы должны быть предельно осторожны. — Я уверена, ни одна из этих записей не сможет повлиять на приговор, — возразила Бланшар несчастным голосом, не оставлявшим сомнений, что она это знает лучше других. — Но там… — Если Спенсер говорит правду, если Миллс солгала под присягой, значит, есть, — парировала Лукас. — Послушай, я понимаю, что для тебя это дело личное, именно поэтому попросила держаться от него подальше. — Реджина не стала бы врать под присягой! — тут же возразила Эмма. А потом Робин посмотрел на неё большими грустными глазами, и Эмма почувствовала, как её сердце пропустило удар. Ей в голову пришло только одно объяснение, почему Реджина поставила бы под удар всё, над чем работала… — Она и не врала, — вмешалась Мэри-Маргарет. — Не о том, что имело бы отношение к расследованию. Просто… — Мэри-Маргарет Бланшар, если ты не замолчишь сию же секунду, я… — Реджина! — предупредил Локсли. Эмма с опаской посмотрела на Миллс, которая стояла на пороге общей комнаты и выглядела такой удручённой, какой они (большинство из них) её ещё не видели. — Привет, — прошептала Эмма. — Я не давала ложных показаний, — прорычала Реджина, проигнорировав приветствие, и впилась в окружного прокурора своим самым устрашающим взглядом. Ни один мускул не дрогнул на лице Лукас. — Может, и нет, но ваш напарник скрыл улики, и вы, похоже, знали об этом. Поэтому, если вам есть что сказать до приезда следователей внутреннего отдела расследований, — начинайте говорить. Реджина со вздохом опустилась за свой рабочий стол. — Записи… Эти записи сделаны в то время, когда я работала под прикрытием, и они не содержат никакой информации, касающейся процесса против Уайта. Ни одна из них не может повлиять на решение суда. — Именно это я и пыталась им сказать! — влезла Бланшар и предсказуемо нарвалась на ярость старшего детектива. — Заткнись, Мэри-Маргарет, — прошипела она. — Ладно, — с поразительным спокойствием произнёс Локсли, — давайте сбавим тон и просто обсудим всё это. Реджина, никто не обвиняет тебя в лжесвидетельстве, — Реджина недоверчиво фыркнула, покосившись на окружного прокурора, а лейтенант продолжил: — Но мы не можем закрыть глаза на то, что Спенсер скрыл улики… — Это не улики. — Спенсер скрыл информацию, которая могла бы стать уликами, если бы попала в руки адвокатов и судей, чего не произошло, — припечатал Робин с обречённым вздохом, а потом покачал головой, как если бы пытался отмахнуться от одолевающих его мыслей. — До сих пор не верится. Вся эта ситуация… я корю себя за то, что закрывал глаза на очевидные вещи. Фотография Евы Бланшар, младенец на месте преступления… всё это напоминало одно дело, над которым мы вместе с ним работали… даже чёртов склад… Эльза была приманкой. Спенсер знал, что ты спасёшь её, а потом… — А что потом? — сердито вскричала Эмма. — Его поймают? Он передаст записи? — Его не поймали, — уточнила Бланшар. — Он признался. А признание с лёгкостью может быть признано неприемлемым. — Но у нас есть девочка! — воскликнул Джонс. — Трёхлетняя малышка не самый надёжный свидетель. Не говоря уже о том, что она сблизилась с Реджиной, доверие к которой будет подорвано, если записи… — Последний раз повторяю. Я не врала под присягой, а эти записи никаким боком не касаются процесса. — Последний раз повторяю. Мы этого не знаем. И, — Лукас вернула Реджине не менее устрашающий взгляд, — сам факт, что эта «потенциальная» улика всплывает только сейчас, может повлиять на что-то несоизмеримо большее, чем простой приговор. У Эммы в голове что-то щёлкнуло, мозаика сложилась, и она, с ужасом уставившись на напарницу, без задней мысли выпалила: — Но это значит… — А почему бы вам всем не прослушать ёбаные записи и сделать собственные выводы? — парировала Реджина. — Спенсер ещё здесь? Попросите записи, прослушайте всем отделом! Устройте большую вечеринку! И попкорн не забудьте! — Реджина… — Робин осёкся, прекрасно понимая, что успокаивать её сейчас — гиблое дело. — Достаньте записи! — она почти хрипела. Венка на лбу пульсировала всё сильнее. — Передайте в отдел внутренних расследований… Мне плевать! Просто… перестаньте говорить об этом и сделайте что-нибудь! Спенсера должны были посадить ещё вчера! У Мэри-Маргарет задрожали руки, а, когда она заговорила, то голос её звучал так, будто она вот-вот расплачется. — Реджина, Локсли пытается защитить тебя. Если… Глаза Реджины вспыхнули недобрым блеском, а лицо исказилось яростью, но, повернувшись к Бланшар, она проговорила смертельно тихо: — Я не просила защиты Локсли. Этот фарс и без того слишком затянулся. Доберитесь до записей. Возьмите Спенсера. — Блестящая идея, — произнёс огромный лысеющий мужчина, только что переступивший порог комнаты. Эмма не знала его имени, но видела его раньше, да и по реакции остальных детективов смогла догадаться, что он занимает какой-то ведущий пост в отделе внутренних расследований. У него в руках была бежевая папка с надписью «Дело Леопольда Уайта». «Бля, эти ребята шустрые», — Эмма смерила его мрачным взглядом. — Лейтенант, окружной прокурор Лукас, можем мы?.. — Не в моём кабинете, — Локсли кивком указал на большое окно, сквозь которое все присутствующие увидели, как Роланд и Генри увлечённо писали и рисовали, не догадываясь, что обстановка в общей комнате накалена до предела. — В одной из допросных. Парень из отдела внутренних расследований — Эмма сделала мысленную зарубку спросить у кого-нибудь, скорее всего, у Джонса, который держался спокойнее остальных, его имя — жестом пригласил присутствующих пройти в допросную. Окружной прокурор Лукас пошла сразу, а вот Локсли немного помедлил, да и в целом со стороны казалось, что его тащат за собой силой. Джонс, Нолан и Гумберт обменялись взглядами, но остались сидеть на месте, разве что старались не встречаться глазами с Мэри-Маргарет и Реджиной. Бланшар расхаживала по комнате, заламывая руки, а Реджина сидела в кресле и до побелевших костяшек сжимала край стола, словно от того, как сильно она за него цеплялась, зависела её жизнь. — Вы можете идти, — проговорила Реджина тихо, — послушать записи. Я не против. — Мы… нам и так хорошо, — выдохнул Гумберт. — Мы… кто хочет пончиков? Бут и Джонс мигом повскакивали, прихватили Нолана с его костылями, и скрылись за дверью. — Трусы! — крикнула Реджина им вслед. Эмма закатила глаза, но бравада ей была понятна. Может быть, она не знала, что именно было на записях, но она могла догадаться и от одной только мысли становилось тошно. Даже если Реджина не возражала, она не особо хотела это слушать. Вот почему она села за свой рабочий стол и принялась перебирать бумаги. Даже если отдел внутренних расследований решил отстранить их от этого дела, они наверняка захотят, чтобы признание Спенсера было подробно задокументировано. Реджина, встрепенувшись, повернулась к ней с таким видом, как если бы только что заметила её присутствие: — А ты не пойдешь? Эмма неловко пожала плечами. — Я подумала, что ты бы этого не хотела. — Мне всё равно. — Мы пообещали не врать о наших чувствах, — напомнила Эмма со вздохом. — Мы пообещали говорить о проблемах. И было это… вроде бы… утром? Реджина обессиленно откинулась в кресле и без тени горечи признала: — Я не хочу. Но я думаю… Я не хочу, чтобы ты чувствовала, будто не можешь пойти туда… только из-за того… — она украдкой взглянула на Мэри-Маргарет. — Я знаю, что вы встречаетесь, — нетерпеливо простонала та. — Ну, как бы то ни было, — продолжила Эмма, — я не хочу. — Потому что можешь разочароваться во мне? — Что? Боже, нет! Слушай, я на девяносто девять процентов уверена, что знаю, что там записано и… Реджина, нет. Я бы не разочаровалась в тебе. — Так почему бы не послушать, если уже знаешь? — с нажимом спросила Реджина. В её голосе мелькнула злоба, но Эмма понимала, что это всего лишь попытка не сломаться. Не дождавшись ответа, напарница стыдливо опустила взгляд. — Прости, я всё понимаю, я… — Помнишь, когда меня подстрелили? — спросила Эмма. Реджина вскинула голову. — Да. — Что ж… тебе было не особо весело, да? Понимаешь, о чём я? У Реджины ушло целое мгновение на то, чтобы осознать, что до неё пытаются донести, а когда она смогла это сделать, её взгляд смягчился. — Спасибо, — дрожащими от усталости и волнения губами прошептала она. У Бланшар зазвонил сотовый, она мельком взглянула на экран и, побледнев, выбежала в коридор. — Я очень сожалею, — беспомощно сказала Эмма. — Из-за всего этого. Реджина покачала головой. — Я просто… Не понимаю, — пробормотала она, больше для себя, чем для Эммы. — Записи… они не могут повлиять на приговор суда в отношении Уайта. Они… унизительны. Для меня. И они… Отдел внутренних расследований может решить… записи бы повлияли не на решение суда, а… — Ты не обязана мне рассказывать. — Просто… я пытаюсь понять мотивы Спенсера. Да, всё это может повредить моей карьере, но я никогда не лгала под присягой, так что он очень сильно облажался. — Но ты знала? — Знала. Я… я не горжусь тем, как повела себя тогда, но я была… — Ты была не в самом лучшем состоянии… в эмоциональном плане. — Нет, — вздохнула Реджина. Провела рукой по волосам. — Он сказал… говорил мне, что придержит записи до подходящего момента, чтобы положить конец моей карьере, но я всегда считала… что это уничтожит и его тоже! — воскликнула она. — Он ничего не… Я не могла бороться, не выдав себя, и… — Всё нормально, ты не должна… — Должна! Я не понимаю, почему он это делает… почему сейчас? Мне, наверное, тоже придётся заплатить, но виноват Спенсер. Во всём виноват. И если из-за этого Уайт окажется на свободе, то и его непосильный вклад в расследование… обнулится! Вернулась Мэри-Маргарет. Она была бледнее, чем обычно, а её руки дрожали так сильно, что она едва удерживала телефон. — Не окажется, — произнесла она тихо. — Уайт ничего не получит, кроме могилы, наверное. Он мёртв.