Дорогою добра

Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой? Куда по свету белому отправиться с утра? Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом, Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра. Оставь свои заботы, падения и взлеты, Не забывай, судьба тебя ведет не как сестра, Но если с другом худо, не уповай на чудо, Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра. Ах, сколько будет разных сомнений и соблазнов, Не забывай, что эта жизнь — не детская игра, Ты прочь гони соблазны, усвой закон негласный — Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра. ©

*

Ужин в Большом зале проходил довольно скучно — типичный вечер пятницы в Хогвартсе, студенты опустошали тарелки и кубки с тыквенным соком, вскоре расходясь по своим общежитиям в компаниях или по одиночке. Все было по-прежнему в школе чародейства и волшебства. Но только не для одного из ее преподавателей — Альбуса Дамблдора. Альбус Дамблдор недавно занял пост декана факультета Гриффиндор, под эгидой которого сам однажды имел честь обучаться. Волшебник сидел напряженно за столом профессоров и делал вид, что следит за своими учащимися. Выпрямив спину и возложив локти на столешницу, мелкими кусочками он нарезал жареную рыбу у себя на блюде, орудуя вилкой и ножом. Но не ел. Просто резал пищу. И даже постороннему наблюдателю можно было заметить, что профессор Дамблдор не на шутку задумчив был в этот, казалось бы, обычный для школьных будней, вечер. Воскрешая краткую биографическую сводку об учителе, которого бесконечно любили ученики, беспрецедентно уважали коллеги и безропотно боялись неприятели, можно было отметить и то, что Альбус Дамблдор был слегка помешанным. Конечно, не в смысле ужасных психических отклонений, хотя совершенно здоровым и в этом плане Дамблдор, спокойно обосновавшийся в школе на должности профессора трансфигурации, себя бы не назвал. Он был немного чокнутым от природы, втайне горящим навязчивыми идеями, например, поисками неких мифических регалий. И пожалуй, профессорство — это был тот порог вменяемости и почета, за коим никто не мог обвинить волшебника в ненормальности, но тот был, в самом деле, все еще слишком крепко привязан к своему прошлому. Очень долгое время Альбус Дамблдор боролся со своей манией. Он был буквально одержим поисками Даров Смерти. И несмотря на то, что сердечный друг его предал самым мерзким образом, светлый волшебник не мог распрощаться с мыслью, что сможет собрать все Дары. И наиболее страстно Альбус желал получить из трех Дарований — Воскрешающий камень. Он продолжал поиски в меру своей успеваемости на работе. Он каждое лето, на каникулах, отправлялся туда, где утопал след родовитого семейства Певереллов, прервавшегося по мужской линии, предположительно, владеющего изначально Дарами Смерти. Никто об этих вылазках не знал. Даже Аберфорт, младший брат Альбуса, который точно бы его проклял, если узнал бы… Спустя годы, искатель, наконец-таки, вышел на след наследников среднего из братьев Певереллов, — Кадма Певерелла, — живым из таких потомков оказался один единственный прямой носитель генов. Да вот в чем беда — горя-наследник сидел в тюрьме. Поскольку Альбус родственником наследнику среднего из братьев Певерелл, по легенде владеющим Воскрешающим камнем, никоим образом не доводился, никто не дал ему дозволения на свидание с заключенным. Альбус Дамблдор писал в Азкабан, но письма, очевидное дело, либо не долетали, либо наследник Певереллов не умел попросту читать или писать, или не имел возможности отправлять почту обратному адресату. Альбус Дамблдор ждал почти десять лет, а залоговой суммы для Морфина Гонта, того самого наследника, хватило лишь для того, чтоб скостить срок в полтора раза. Альбус Дамблдор умел ждать. Назавтра, ему была назначена встреча в «Дырявом котле» с колдуном, которого выпускали досрочно. И рано поутру в субботу искатель магических редкостей уже попивал кофе в гостиничном пабе Диагональной аллеи, дожидаясь представителя древнейшего рода. Альбус Дамблдор не питал иллюзий относительно будущего общения. Окунаясь в предысторию, можно понять самоотверженность чародея в поисках столь темных, окутанных туманом тайн, артефактов, как Дары Смерти. Построившего прекрасную карьеру с детьми, преподавателя трансфигурации, выдающегося своими умениями еще в школьном возрасте, всегда мучил вопрос неравенств. Ему постоянно было кого-то жаль, всю жизнь он вступался за кого-то, защищал слабых и мечтал нести просвещение дремучим умам, устранять конфликты между людьми, — это были максималистские мечты, но тем не менее, некоторые из них Альбусу удавалось воплощать в реальности. Все, кому он протягивал руку помощи, не забывали этого жеста никогда. Всем он хотел приносить пользу и считал, что каждый в силах приносить такую же пользу обществу, какую старался нести он. Многие дорожили дружбой с Альбусом, многие отзывались о нем как о чувствительном, душевном и очень теплом человеке. Разумеется, если Альбус сам этого хотел. Дары Смерти пришли в жизнь Альбуса с раннего детства, он никогда не верил в сказки, ибо каждая сказка являлась для него живой, одушевленной историей. При помощи Даров маленький Альбус наивно полагал сделать мир лучше, чище. Но многое перевернулось в жизни его более чем кардинально, после знакомства в юности с таким же сказочником и «фантазером». С тех пор ему не было покоя, с тех пор Воскрешающий камень казался ему самым ценным из Даров, с тех пор он устремил свое внимание на родословную среднего из Певереллов и копал в том направлении. Вскоре из окна напротив Альбус увидел типаж искомого субъекта, он узнал его из колдографии дела по жестокому обращению с магглами, неподчинению служащим Визенгамота и оказанию сопротивления сотрудникам Аврората. Мужчина в потертых, пузырящихся на коленях штанах, полинявшей, траченой мантии, обмотанной на манер пончо на торсе, с грязными, свалявшимися колтунами волос, стоял у спуска к Лютному переулку, на углу возле аптеки, и спорил с какой-то дамочкой, тоже не самого презентабельного вида. Альбус вышел к этому колдуну, подбирая правильные слова для ведения диалога с подобным контингентом. — Это вы сэр Гонт? — спросил Альбус, осторожно подходя к мужчине справа. На мгновение показалось, что тот шикнул на него по-змеиному. Змееуст перестал оскорблять женщину, которая мигом ретировалась, и посмотрел на волшебника косым глазом. Вернее… можно было лишь догадываться, что он смотрел именно на Альбуса, поскольку второй его глаз таращился на кирпич здания аптеки. — Я увидел вас из окна «Дырявого котла», я ждал вас, — решил продолжить профессор. — У нас с вами должна была состояться встреча, помните? Дежурный инспектор сказал, что вы готовы встретиться сегодня. Я писал вам. — Аа, припоминаю, — проскрежетал колдун мерзковатым голоском. — Ага, это ты тот чудак? — Боюсь, что так. Но меня зовут несколько иначе. — Борси Вульфус, да? — Берти Вульфрик, — поправил Альбус. Он представился в письме вымышленным именем, потому что зачем ему лишний шум: Берти, как Берти Боттс, а Вульфрик одно из его имен. Дежурному инспектору, который знал Альбуса, он сказал, что только является представителем интересов своего друга мистера Вульфрика и действует от его имени по старой дружбе. — Может, мы пройдем в паб? Присядем, поговорим. Обещаю, я не задержу вас надолго, — волшебник провел рукой по воздуху по направлению входа в «Дырявый котел», чтоб не касаться неряшливого гражданина. — Ага… — покряхтел отпущенный под залог колдун. — Весь такой воспитанный? Манерами разит. Ты из Министерских, небось? Они прошли несколько футов до указанного места, Дамблдор задержался в проеме двери, задумчиво улыбнувшись: — Нет, мистер Гонт. К министерским работникам я не имею никакого отношения. Прошу, проходите, — придержал чародей дверь для наследника Певереллов, не отличающегося вежливостью и красноречием. — Так, ты что, значится, журналюга, писака? На кой черт тебе свой нос совать в нашу семью? — мужчина уселся на креслице, куда ему указали, а Альбус присел чуть подальше, стараясь не морщиться от неприятного запаха, исходившего от колдуна, и лишь усилившегося в закрытом помещении. — Не желаете чего-нибудь отведать? Может, позавтракать изволите? — Конечно, желаю! «Изволите», — сначала горячо воскликнул, а затем перекривил Дамблдора Гонт. — Ты когда-нибудь жрал то дерьмо, какое острожникам скармливают? Нет? То-то. Но давай сперва по сути. Чего тебе надо? Хогвартского профессора вышибала из колеи такая нахрапистость, но он старался держаться почтительно, как и всегда. — Прошу, мистер Гонт, давайте будем учтивыми по отношению друг к другу, — бывший заключенный открыл рот, чтоб как-то возразить, но что-то в интонации собеседника, видимо, ему помешало. Когда бармен отправил тарелку омлета с гренками и соусом лететь к столу по заказу Дамблдора, и кушанье приземлилось на столешницу, Гонт подозрительно уставился на еду. Через несколько секунд, едва получив приглашающий кивок, колдун схватил содержимое тарелки, соорудив из всего поданного бутерброд, и принялся агрессивно уплетать. — Понимаю ваше недоверие, — тем временем заговорил Альбус. — Однако, спешу заверить, что меньше всего мне хотелось бы навредить вам. Ваш риск от моей компании совершенно исключен, — Морфин фыркнул, выплевывая кусочки пищи. — А теперь, во избежание неудобных недомолвок: я исследователь. Исследую я чистокровные рода и производные от них родовые ветви. И моя профессия предусматривает исследования древнейших родословных магической Англии. Вот, собственно, из-за чего меня заинтересовала ваша семья. — Чистую кровь нынче никто не ценит! — злобно рявкнул осужденный за разбои маг, не удосужившись прожевать. — На кой оно тебе сдалось? — Как я уже и говорил, мистер Гонт. Я исследователь, следовательно, мне оно сдалось. И ваш род представляет для меня большой интерес. Вы, ведь, являетесь потомком самого Салазара Слизерина, если я не ошибся? — Являюсь, — гордо выпалил Гонт, не забыв обтереть рукавом испачканный маслом и соусом рот. — А тебе-то что? Дамблдор сжал зубы, кашлянул в кулак и улыбнулся, чтоб опять не повторять о том, что он исследователь древних родов Англии. — У вас имеется семейный гобелен? Как вам стало известно о вашем родстве с одним из основателей школы Хогвартс? — после некоторой паузы спросил Альбус, мягко намекая, что лучше вопросы будет задавать здесь он. — Как? Из самих пеленок и стало известно! — огрызнулся колдун, но доев остатки завтрака, вдруг тоже смягчился. — Отец так всегда говорил. У нас все регалии в подтверждение имелись… — О, простите. Я не выразил соболезнования о вашем отце. Мне не довелось знать сэра Гонта Марволо ранее, все же я сердечно скорблю о его кончине, — Морфин отмахнулся. — Разрешите предложить вам салфетку? Вместо того, чтобы вытереть жир с пальцев, мужчина принял салфетку, скрутил, и начал ковырять ее уголком в зубах. — А что же за регалии, позвольте полюбопытствовать? — Иш-какой! — усмехнулся Гонт-младший, обнажив дыру, где ковырял краем салфетки. — Уж больно много вас таких… любопытствующих… — Хочу еще раз заверить, мистер Гонт, вы не понесете никакого ущерба от взаимодействия со мной. Я не выведываю тайны вашего рода, мне всего лишь нужны данные для исторической сводки. Ведь вы, ваш отец, ваша родословная — есть история, летопись волшебной славы, понимаете? — Да плевать я хотел на историю. — Это понятно, — подкатил глаза под веки Альбус. — Ладно. Поставим вопрос иначе. Вы будете в выгоде, если поможете мне. — Каким образом? — Вы пригласите меня в ваш дом, ответите на некоторые вопросы, касающиеся домочадцев, семейных ценностей. Строго конфиденциально, разумеется. По физиономии колдуна было заметно, что он с трудом воспринимал речь учителя. Вскоре он поднялся из-за стола, произвел отрыжку и выдал: — Вот что я скажу… иди ты в пень! Как убедить человека, которого ничего не интересует? Все же бросающаяся в глаза жадность заставила профессора надавить на меркантильную жилку. — Я вам заплачу, — сказал он, когда наследник Певереллов уже собрался делать ноги. В следующий миг Морфин встал на месте, затем повернулся к говорившему с алчным прищуром в жаждущем наживы взгляде, проскрежетав осипшим голосом: — И сколько же? — Мг, — задумался волшебник. — Во сколько бы вы оценили мою маленькую просьбу? — Ну допустим… — почесал бывший заключенный клочками щетины заросший подбородок. — Тысяча галлеонов! — Понятно, — кивнул Альбус. — Рассматриваете ли вы варианты рассрочки, мистер Гонт? — Что вот так сразу? Даже не поторгуешься? — Я ведь сам предложил заплатить, — вздохнул Дамблдор, полагая, что от важности сноб будет набивать цену. — А рассрочка это как? По частям? — пуще сузил глазенки расчетливый пройдоха. — Нет, не рассматриваю. Хочу тысячу галлеонов сразу же! — Я дам вам пятьсот сейчас, а вторую половину завтра. При условии нашей встречи, само собой. — По рукам, Вульфрам. Или как там тебя… На том и порешили, условившись встретиться также утром в деревушке Литтл-Хэнглон. Вернувшись в школу, Альбус чувствовал себя немного вымотанным, но в то же время у него было отличное настроение из-за обретения долгожданной зацепки. Вечером состояние эйфории обострилось, волшебник не мог даже поужинать. Он уже пару дней испытывал зелье, подавляющее голод, совместно с укрепляющим, — это был своего рода эксперимент, — нужно было узнать сколько эти снадобья позволят человеку не есть. Пожалуй, Альбус Дамблдор был просто заядлым выдумщиком и самоотверженным практиком всего, что может вводить в ступор рядовых магов. Утром Альбус не мог нормально собраться, надев мантию задом наперед, не причесываясь, собрав волосы в пучок, переложив пару свитков пергамента с места на место, он был в предвкушении встречи. Он давно разведал, где находилось поместье Гонтов, но охранные чары рода не пускали чужаков в отсутствие хозяев. И какими бы выдающимися магическими талантами Альбус не обладал, взламывать дома и принуждать чужеродную энергию открыть ему вековые секреты и заветные тайники, он был не вправе. Аппарировав в Литтл-Хэнглтон, на широкую дорогу, пересыпанную галькой, чародей зашагал по направлению мрачного, старого поместья близ болота в низине. Он шел быстро, мелкий камень отстреливал из-под подошв его ботинок, — не терпелось попасть в возможную обитель древних артефактов. Ему, кажется, даже снилось что-то такое… как Морфин отдает ему Воскрешающий камень, со словами: «никогда не понимал, зачем отцу хранить эту безделицу!» Наконец, Дамблдор встал около низко осунувшейся двери, где словно рождественский еловый венок была прибита иссохшая змеиная шкурка. Он постучал негромко, тут же шепнув очищающие заклинание на свою руку. Никто не открыл ему. Профессор вновь постучал, и нервно в ожидании затопал носком ботинка по порогу. Дверь не отворилась. Визитер принялся оглядывать фасад, заглянул за угол дома, походил подле крыльца. Минуту спустя он пустил в засаленное окно сноп сигнальных искр из палочки, которые успешно преодолели барьерные чары дома. И еще минуту спустя, Гонт высунулся из входного проема с угрозами: — Я сейчас кому-то… — сонно сузил веки мужчина, приглядываясь к раздражающему гостю. — А это ты тут… — Э, да. Это я тут, — скептически сдвинув брови, «исследователь» повторил миролюбиво. — Как вы, Морфин? Помните, что было вчера? — приблизившись на расстояние вытянутой руки, можно было учуять крепкий запах алкоголя. — А-то. Приперся-таки. Не за так языком чесал… ну заходи, — колдун вошел, оставив за собой дверь открытой. — Разумеется «не за так», — сказал Дамблдор вслед, ступая в ужасающего убранства прихожую. — У меня были бы более рациональные планы, как потратить мои галлеоны. — Ой, только не надо умничать… держи свое манерное словцо при себе… — пробормотал Гонт, уползая в гостиную не менее ужасную внутри. — Постараюсь, — согласился учитель, осматриваясь. Бывший узник Азкабана ни времени, ни халявной выручки зря не терял: в гостиной на покрытом грязью полу стояли ящики выпивки, кругом валялось около дюжины пустых бутылок, в руке хозяин сжимал — початую. — Где деньги? — гаркнул Гонт, заваливаясь в продавленное, скрипучее кресло. Дамблдор не спешил, прохаживаясь по комнате и изучая все, за что мог зацепиться взгляд. Он подплыл к трюмо, занесенному слоями пыли и увенчанному вплоть до потолка серыми гирляндами паутин, вытащил палочку из-за ворота и взмахнул несколько раз, расчищая пространство. — Ты что творишь! — заорал хозяин ларца с насекомыми, подхватываясь со своего сидения, но моментально останавливаясь, загипнотизированный действием палочки, и хищно ее изучая. Похоже, после тюрьмы палочку колдуну так не вернули. — Прошу прощения. Я встану здесь, вы не против? — Альбус невинно улыбнулся и оперся о кое-как очищенное трюмо, все еще требующее ручной, более тщательной уборки. Морфин выругался на серпентарго, злобно высверливая глазами то мебель позади волшебника, то безмятежное лицо волшебника. — Ни в коем разе не претендую на реформирование вашей территории. Если желаете, я сделаю все, как было до моего прихода? — Морфин, сквернословя наречиями своего наследия, попятился обратно до кресла, с ненавистью смотря на палочку, которую гость не спрятал. — Схитрить удумал? Обмануть меня решил, прохвост подлый… — единственное из внятного расслышал Дамблдор в какой-то момент. — Мг. Не вижу в чем? От обещаний я не отказываюсь, непечатной бранью вас не поливаю. — Ты… ты… — чуть не захлебывался желчью колдун, вследствие чего вынужден был промочить горло. — На нем говорить можешь? — Эм, не стану хвалиться: с трудом. Мне, видите ли, меньше повезло, чем вашим, чистокровным, — склонил голову Альбус. — Зато понимаю отлично… обучиться однажды пришлось. — Быть не может! Вздор! Нельзя обучиться! Дар только по наследству идет! — змееуст поджал губы и втянул шею, будто его капитально унизили, заново шипя похабщину. — Что ж, мне нет смысла с вами пререкаться. Есть более важные темы, покамест я туда, куда вы меня отсылаете, Морфин, не планирую, — со спокойной грустью вздохнул маг. На зеленоватом, скуластом лице Гонта, где не было ощипанной щетины, выступил какой-то пугающий, пепельный румянец. Минуту оба, немилый гость и пьяный хозяин, уяснив, что оскорбления не действуют, сохраняли молчание. Использовать манящие чары для того, что хотел добыть, Дамблдору было непозволительно: во-первых — охрана рода, во-вторых — на артефакты очень древние и могущественные такое колдовство ни капельки не влияет. — Ваш заработок, — вскоре взмахнул палочкой искатель, и на поверхности трюмо образовался непрозрачный мешочек, стянутый узелком, увесисто набитый монетами. Гонт тяжело поднялся и шатко прошел вперед, дабы сцапать добычу, но Дамблдор произвел жест, от которого мешочек исчез с поля зрения. — Обманщик! — завопил потомок Певереллов, обдавая перегаром уже в шаге от профессора. — Вы получите обещанное, даю вам слово, — уверил примирительно чародей. — Но сегодня я смею уповать на более учтивый и дружественный диалог, нежели вчера. — Короче… чего ты хочешь? Давай, выкладывай! — с суровой нетерпимостью перебил Морфин. — Ты что под этим всем «учтивость», «дружество» подразумеваешь? Выкладывай да поживей. Он мог вполне дотянуться до воротника Альбуса, начать глупую, маггловскую возню, или толкнуть со всей хмельной дури. И дело даже не в том, что он будет прикасаться грязными руками к чистой одежде уважаемого преподавателя… он был столь же высок, даже когда горбатился, физически казался более крепок, один глаз исподлобья таращился на нежелательного гостя, другой, символично, — на дверь в прихожей. — Под учтивостью и дружественностью, я подразумеваю учтивость и дружественность, — монотонно возвестил волшебник, не теряя лица, Гонту нужны деньги, насильственные меры не будут предприняты. — Я, если позволите, хотел бы направить наш диалог в товарищеское русло. — Совсем что ли того, а, Фриквуль? — покрутил у виска бывший заключенный, спустя некоторое время осмысления сказанного. — Э, Вульфрик, ничего страшного, — поправил Альбус, за малым не рассмеявшись в голос. — Погляди-ка на него! «Направит в русло?» Залез в мой дом что-то вынюхивать, сперва подкупает, в товарищи набивается. Ага! Думаешь, я совсем идиот что ли? Да кто ты такой, чтоб с чистой кровью ровняться, а? Кто такой? — Вы абсолютно правы, я понимаю ваше негодование. Но не стоит напрягаться по этому поводу, избавьте себя от излишних тревог. В глубине нашей души кроются все ответы, хотя… Над вопросом: «кто я, кто мы в целом» ученые умы философствуют едва ли не самых зачатков цивилизации. «Кто мы есть?» Как сложно в действительности постигнуть: «кто мы», «зачем мы», «какова наша цель, наше предназначение в этом мире»… Альбус спокойным шагом заходил по комнате, собирая пыль подолом мантии, — пустяки, главное не упустить наследника Даров, который прекратил попытки осмыслить речь профессора в какой-то момент, поскольку мимика его разгладилась и активная интеллектуальная работа мозга уже не прослеживалась во взгляде. Морфин смотрел на гостя, по его мнению несущего сущий бред, расхаживающего по окружности зала, где было менее грязно, уже без запала вражды. — «Кто мы?» — кто лучше нас сможет ответить? Я исследователь, как и любой из нас. Каждый исследователь самих себя. «Что мы есть, что мы из себя представляем?» Мы — это только наша семья, ценности, привитые ею, традиции? Или может нечто обособленное, со своими личными взглядами, с мировоззрением куда шире, чем рамки нашего общества… Кто знает? Мы исследуем, ищем, — продолжая витийствовать об абстрактном, Альбус плавно сводил тему к интересующему. — Как считаете, чистота волшебной крови достойна исследований? Ваша семья придерживалась одних убеждений, свято чтила традиции. Вы впитали определенные нормы поведения, следовали правилам, исполняли все, чему учил вас ваш отец и мать… Дамблдор знал, что его голос был расслабляющим, вскоре Гонт проследовал к своему креслу, но не присел, — просто взял початую бутылку и, отхлебнув, следил за передвижениями оратора. — В вашей голове звучат их слова, их реакции на ваши первые успехи в усвоении тех правил, коих придерживались они поколениями до вас, их истории о ваших великих предках, сказки, которые читали вам на ночь и матушкины поцелуи перед сном. Мне волне понятно ваше желание оградиться от чужаков, что не ведают привилегий, данных чистокровным родам… — А ты, значит, чистокровных уважаешь? — вдруг очнулся колдун от обволакивающей его разум речи. — Конечно. Иначе был бы я сейчас здесь… — Альбус не лгал, он лишь не считал нужным договаривать о том, что и магглорожденных и магглов он уважал в той же степени. — Сам-то чистокровный? Хваление семьи и воспоминания детства на многих действуют умиротворяюще. И Морфин мрачно потухший опустился на кресло. — Я полукровка. — А, — кивнул мужчина. — С чьей стороны? — после недолгой паузы, когда Дамблдор вышел наперед и встал перед креслом, спросил он, словно очень опечалившись. — По линии матери, — сказал маг, не видя никакого препятствия в открытии сего факта. — Ясно. От этого никто не застрахован… — еще сильнее приуныл Гонт, но этой репликой будто создавая между ними некий мост солидарности. — Отчего же — никто? Вы к примеру, — Морфин отмахнулся и сделал большой глоток пойла прямо из горлышка. — Смею полагать, родословная вашей матушки была такой же безупречной по критерию кровной чистоты магов, как и вашего отца? Хозяин жилища приумолк, Альбус принялся вновь прохаживаться. У него был выходной в школе, он мог провести в доме семейства прямого потомка легендарных братьев смерти столько времени, сколько потребуется для установления приятельского настроя. — Я не помню мою мать, — минуту погодя выпалил мужчина, потупившись на свои колени. — Она рано померла. Нас она почти не воспитывала… — Вас — это кого? — Альбус знал, что у Морфина была еще сестра, но никто не знал, куда она делась. — Никого, — буркнул колдун. — Вы были единственным ребенком? — Да не было! Нет у меня никакой сестры! — снова разозлился Гонт. — Не сестра она мне больше… — Простите, пожалуйста, — поспешил утихомирить Дамблдор намечающееся буйство. — Я ни в коем разе не желал спровоцировать вашу боль… — Боль? Что ты вообще знаешь, полукровка! Что ты знаешь об этом? — Верно. Ничего не могу знать, но вы меня просветите? Иногда так важно бывает выговориться. — Не о чем тут выспрашивать! У меня больше нет сестры! — заорал диким ором маг, походя на взбешенного лешего. — Покричите, не стоит держать все внутри. Вижу, вам это надо. Это поможет… — Ничего не поможет! Она предала… предала… — зашипел змееуст, вперемешку с бранью. — Неужели… в самом деле предала? — изобразил глубокую скорбь чародей, в надежде поддержать интерес говорившего. — Моя сестра предательница. Она предала нас. Предала наш род! Это убило отца! — лицо колдуна налилось припухлостью, пьяные слезы душили его. — Какая ужасная история… — заботливо нагнулся сбоку над сидящим Альбус. Несколько секунд ему казалось, что Морфин толкнет его, тот тяжело вздохнул и отвернулся, очередным глотком запив свое горе. — Но, она ведь жива? Ваша сестра, — напомнил о своем присутствии учитель, когда домовладелец, похоже, забыл о нем. Когда Гонт скосил один глаз в сторону, где стоял Дамблдор, его лицо ничего не выражало. — Нет ее, — просипел колдун. — Нет, — после чего обтерся ладонями, неуклюже роняя бутылку, выругался. Когда визитер обходил взад и вперед, будто осваиваясь средь хором нечистот и опрелостей, мужчина уже совсем не следил за ним, даже не обращал внимания, когда Альбусу удавалось очистить чарами какие-то предметы, в основном — замусоленные баночки, скляночки, дабы узнать их содержимое. Морфин вернулся пару дней назад, но в доме, ясно было, ничего не убиралось со времен допотопных. — Итак, — начал Дамблдор, разбудив задремавшего спьяну, встрепенувшегося в тот же миг, хозяина. — В чем заключалось предательство вашей сестры? — Аа… ты еще здесь… — прыснул Гонт. — Не обессудьте — еще, — согласился волшебник. — Твое-то какое дело? Тебе интерес есть до родословных, регалий семейных… — Ну, не только. Меня много что интересует. В том числе и человеческие взаимоотношения. — Говорю же — журналюга, писака пронырливый… был один такой… в тюрьму мне письма слал… — он напомнил профессору грубого, недоверчивого студента, запечатанного во взрослое тело. — О, мне жаль, ежели вы до сих пор всерьез полагаете именно так, — Дамблдор поставил на место пузырек снадобья от бессонницы, и улыбнулся глазеющему на него магу, хотя и не был уверен, что его видят. — Мне нужен обет, что ты не растреплешь по миру… — Вам нужны гарантии, что я не предам огласке вашу семейную драму? Клятвенно заверяю — мне незачем этого делать. Альбус прошелся к креслу и встал так, чтоб его наверняка видели. Он подумывал о применении отрезвляющих чар, но это уж точно не понравилось бы пьющему, которого увлекло изучение замшевой шнуровки на обуви Альбуса. — Она нас обокрала, вынесла все ценное, что было… — внезапно забормотал хозяин. — Теперь ты тут ничего не вынюхаешь. Пропало все… все пропало… Вот и сдвинулось с мертвой точки обреченное на непонимание общение двух категорически разных индивидуумов. Ближайшие часы Альбусом были посвящены диалогу с человеком, с коим ему близкие контакты налаживать никогда бы не сподобилось при наличие иных путей. Но иначе поиски поселившихся в сердце искателя, полумифичных, никем не изученных артефактов торчали в тупике. Дары, без шанса быть однажды обнаруженными, растачивали Альбусу душу. Морфин поведал вначале о своем отце и сестре, — у Марволо была глубокая травма из-за потери семейных реликвий. И старый гордец всегда ими хвалился, правда, учесть то, что семейка тепло сотрудничала лишь с ползучими рептилиями, можно понять, что о реликвиях и подлинном родстве со Слизерином знало не так много людей — пересчет их возможен был по пальцам. Повесть чистокровки постепенно подобралась к наиболее значимому — к самим реликвиям: медальону и кольцу, якобы принадлежавших основателю змеиного факультета Хогвартса, почитающего беспримесную волшебную породу. Реликвии, по словам Морфина, передавались из поколения в поколение и не могли принадлежать никому, кто не являлся салазаровым родственником по факту наследственной преемственности. Таким образом, даже если бы их попытался выкрасть кто-то не из рода, ценности элементарно исчезли и их уже вряд ли удалось бы отыскать, — такие заклятия лежали на артефактах исключительно магической знати. Меропа Гонт была одной из наследниц по крови, следовательно, у нее получилось выкрасть. — Сбежала… сбежала, тварь эдакая, все из-за этого проходимца… — причитал Морфин. К тому времени Дамблдор, рискуя шатким доверием, успел чуточку прибраться. По крайней мере, благодаря ему, в доме появились относительно чистые места: крючок на стене, где профессор привесил свой бежевый хомбург, диван без спинки, на котором он сидел, и небольшая тумба, собранная по деталям при помощи магии, служившая столиком, куда он перемещающим заклинанием переправил закуску, десерт и мятный чай прямиком из кабака близ Хогвартса. Отобедав, Гонт заметно протрезвел и уже не был напряжен настолько, будто в любой миг норовил вцепиться гостю в горло. В принципе, Дамблдора даже такая неприязнь, не то что забавляла, во всяком случае — не была в новинку. Аберфорт закалил его в некотором роде, тот, тоже подвыпив, вечно лез подраться по-маггловски и поскандалить за фунт лиха. — Что еще за проходимец? — выхватил новые данные Альбус, прикончив остатки чая. — Да натуральный проходимец, шалупонь недобитая, местный щегол. Сбежала она с ним, а он ее кинул в Лондоне, папенькины ценности распродали, а деньги-то закончились и пшик. Бросил ее там… вроде как, в какой-то богадельне она померла… никто толком сказать не может. — Так, выходит, это ее жених был? Сожитель? — Морфин с ненавистью фыркнул, отводя глаз от собеседника. — Вроде как… они женитьбу состряпать успели. Не знаю, я в тюрьме срок мотал. Из-за этого, опять же… — Проходимца, — вставил Альбус, предупредив другое, более ядреное словцо. — Вот-вот. Тема Меропы давалась тяжело, иногда Морфин непримиримо замолкал или спрашивал: не пора ли гостю проваливать. Наследнику Слизерина больше импонировало вести толки о пропавших ценностях, из чего стало ясно, что первым делом он наведался в лавки перекупщиков магических товаров. Конечно, след купли-продажи давно простыл. Они обсуждали вероятности выкупа. Все же, чутье Альбусу подсказывало, что бывший узник хотел с кем-то поговорить, но в силу характера никогда бы не признался. — А если медальон с кольцом… могут они пропасть у купцов? — Существует масса нюансов. Фамильные вещи исчезают у незаконных владельцев. Проще говоря, в случае кражи. Приобретая же вещи с фамильной защитой за плату, будущий владелец заключает магический контракт, своеобразный откуп. Чужая вещь не исчезнет, если за нее уплатили. Есть также масса ритуалов, что позволяют держать вещь, краденую из чужого фамильного сейфа, у себя. — Ты в этом хорош, а? Эксперт? — Дамблдор покивал из стороны в сторону, пятьдесят на пятьдесят. — Знакомая уж больно у тебя рожица. В газете что ли видывал… Этого преподаватель не учел, ему порой выпадала честь мелькать на страницах разных изданий. К счастью — научных, в большинстве своем. К несчастью — в «Ежедневном пророке». Намедни он давал интервью о налаживании международных общешкольных коммуникаций. — Нет, кажись, обознался… — шипел змееуст. — Мне претит титул эксперта, но некоторое подспорье в поисках я бы мог вам оказать, — сказал искатель Даров. — Да? Свою хочешь цену сторговать? — М, нет, я не скупщик. — Тогда что тебе выпадает? Зачем, для чего это? — Пожалуй, я неравнодушен к родовым артефактам, но желаю, чтобы они оставались в законном наследии. Я их просто изучаю, выделяю их свойства, защитные чары, методы действия которыми сейчас утеряны, но были очень популярными в древности. Мне кажется всякое волшебное, что делалось столетиями назад, было устойчивей и прочнее. Альбус себе аплодировал, потому что черты лица Морфина стали выражать, наконец-то, неподдельный интерес. — Мой отец… то есть — и я тоже… — начал он с запинками: — владельцы очень редкого наследия… ценностей, которым нет равных. — Артефактов уникальных свойств. — Да, вот именно! — Вот именно, — повторил Дамблдор. Закрепляя успехи, он рассказал о Всемирных выставках, где законные владельцы наследия либо перекупщики могут заработать, просто выставляя коллекции своих артефактов, унаследованных или добытых и привезенных из разных уголков земного шара. Историки магии, ученые заклинатели, зельевары, мастера артефакторики и алхимии, гоблины готовы платить огромные суммы владельцам, чтобы подержать коллекционные ценности у себя некоторые сроки для изучения и анализа. Эта информация вконец замкнула колдуна, он сделался мрачнее ночи, хотя Альбус информировал с целью получить больше сведений, дабы выйти на след медальона и кольца — предположительно, Воскрешающий камень мог быть в них, ибо вряд ли Воскрешающий камень будет валяться где-то в доме отдельно. — Я сказал многое. Где мои галлеоны? — напомнил Гонт после полудня, когда профессор и сам теребил цепочку от кулона часов. Дамблдор взмахнул палочкой, на поверхности тумбы возник мешочек с золотыми, колдун стремительным махом сгреб его. — Что ж, — вздохнул волшебник, покидая свое место на диване без спинки. — Рад нашему общению. Альбус направился к выходу, забывая… «Забывая» свой головной убор висеть на крючке.