Дорогою добра

Реддл был хмур и немногословен, на все вопросы о том, как обстоят дела в приюте с ребятами, воспитателями и внутренним распорядком, скучным и не меняющимся годами, отвечал односложно. Он даже не поделился своими успехами в освоении маггловских дисциплин, в частности, по предмету миссис Гросли, когда Дамблдор уточнил именно про нее, помня рассказы нянечки: «освобожден ли маленький колдун от предмета миссис Гросли?», то получил безучастное: — Освобожден, сэр, — было видно, будто Реддл таит напряжение изо всех сил, усиленно контролирует свои слова, мимику, даже походку за, все-таки, жутко правдоподобным меланхолическим портретом. — А что преподает миссис Гросли, если не секрет? — волшебник решил развить тему немного, ведь он тоже таил кое-что… скорее, какое-то непроявленное ожидание. — Арифметику. — Значит, вы у нас недурно владеете счетом? …Ожидание негативной реакции, всплеска магии, что нельзя удержать за обликом приличий. — Да, сэр, — повернувшись и встав на месте, посереди тротуара парка, куда они забрели медленным черепашьим шагом, произнес Реддл. — Хорошо, — кивнул Дамблдор. — Очень хорошо, — и они возобновили прогулку людей, отменивших время и любую суетность. — А какие предметы преподают в Хогвартсе, сэр? — мальчик снова чуть приостановился, взглянув, как натуральный змееныш, вверх на рядом идущего профессора. — О, они весьма отличны от тех, к которым вы привыкли… — Расскажите! — потребовал сирота, но быстро исправился, добавив, а точнее вымучив вежливую приставку. — Что ж, в этом нет особого секрета, — список предметов мог заинтриговать для того, чтоб мотивация труда над собой стала еще тверже. — Вы будете изучать заклинания, зельеварение, уход за магическими существами… — но после нескольких минут вкратце о чародейских науках, в течение которых будущий студент пропитывался неким липким, пугающим восторгом, читающимся во всей его основе и в пространстве, вокруг него, будто его мысли делали воздух тяжелым, словно цемент, Дамблдор понимал, чем на самом деле были эти вопросы. Реддл хотел играть по-своему, слушать лишь то, что нужно. Темы приютских пажиков, марионеточных людишек, так надоевших, претили ему. И главное, к чему он подводил — к началу практики. — Вы научите меня заклинаниям? — спросил он, когда Дамблдор замолчал, изображая задумчивость. — Сэр. — Мг, — покивал с сомнительно обещающим видом наставник. — Вы знаете, что для этого нужно, Том. Они стояли под фонарем аллеи, а тень от высокого света покрывала темные глаза мальчика, очерчивая щеки и лоб. — Учиться хорошим делам? — Утверждение несколько смутило, заставило брови Реддла чуть сдвинуться, но в его интонации содержалось пренебрежение, приправленное наивностью и неуверенностью. — Сэр. — Верно. Пусть это звучит немного странно… — Дамблдор произнес свои мысли, пожалуй, для него озвученное вдруг стало не менее странным, чем для странного воспитанника Вула. — Вы научите меня? — Я здесь именно ради этого. Они возобновили шаг, на сей раз ни вглубь парка. — Для начала мы поможем кому-нибудь совершенно бескорыстно, даже… случайно, — таинственно заговорил профессор по пути. — Как это, сэр? — Ну… если мы посмотрим по сторонам, — посмотрев по сторонам, можно было… никого не обнаружить. Вечерами по маршруту идущих прогуливались прохожие, однако на данный момент, не считая их двоих, тут все будто обезжизнело. Безлюдный тротуар выводил мужчину и отрока к переходу до ограды сиротского дома или к городской улице. Разумнее начать с приюта, чтоб дать Тому проявить доброту к тем, кого он уже обидел, крепко ранил, изрядно потрепал… — рассуждал Альбус, но сразу же понимал, что до милосердия к тем своим врагам будущий Темный Лорд еще не дорос. К врагам он в точности причислял всех, с кем рос в серых кирпичных стенах своей исключительности. И одиночества. Иногда гораздо безопаснее психически начать с людей, которых не знаешь. — Обычно, мы не замечаем в повседневности… — между тем не терялся Дамблдор. — Но, гуляя по Лондону, всегда можно встретить незнакомцев, которым требуется наша помощь. Любой может оказаться в беде в самый неподходящий час… — сворачивая на тротуар, ведущий к улице. Реддл слушал монолог о том, как уязвим человек, когда рядом нет близких, и помощи ждать неоткуда, молча и твердо следуя за говорившим. — Я постоянно хожу один по Лондону, — выпалил он спустя время на вопрос наблюдалось ли им когда-либо подобное. — Тогда вы… — Дамблдора едва на эмоции не пробрало. — Вы, должно быть, в курсе того, насколько небезопасными могут стать улицы города, — вдвоем они вышли на бульвар с проезжей частью, вымощенной брусчаткой, и остановились у развилки. Волшебник приподнял брови, глядя на мальчишку, пожавшего плечами. Реддл и впрямь не был в курсе небезопасности улиц. Критиковать тех, кто ему позволяет болтаться где попало, показалось светлому магу бессмысленным, равно, как и выражать строгое недовольство беспечности дитя. Ведь в облике дитя жил колдун, вполне способный как постоять за себя, так и навредить окружающим. Поэтому отклоняться от заданной темы Дамблдор не стал, руководя юному спутнику повернуть налево: — Вам несомненно доводилось замечать тех, кто просит вашей помощи на улице. — Попрошайки? Альбус прикрыл веки, скосив на приверженца логики улыбающийся взгляд, тот поднял на него взгляд уставший и серьезный, словно они поменялись ролями. Студенты чистокровной аристократии порой ведут себя так на уроках, и если от ситуаций в школе декан откупался какой-нибудь дичайшей историей о романе с Гигантским кальмаром, который устроит «амортенция» Горация, в случае невежества к преподавателям, то с Томом не удастся отшутиться. Всякий юмор будет отомщен. Или возвращен взглядом враждебности, чего, конечно же, лучше избегать после истории со змеями. — Нет, не попрошайки, — мягко опроверг Дамблдор. — Скажите, что мне надо сделать? — остановился Реддл, вперив взор в старшего чародея, тоже остановившегося напротив него. — Сэр. В интонации скрывалось нетерпение, и ничего, свидетельствующего о ненависти не подмигивало в мальчике, кроме еле участившегося дыхания. Они встали около угла высокого здания, где в нескольких футах от них виднелась массивная литая скамья. — Давай присядем, — указал на скамью Дамблдор, его послушались. Двое медленно приблизились к скамейке. Это было здание типографии, как гласила табличка над входом. Никто из них не присел. — Мы вернемся до темноты? — спросил Реддл, со вздохом труженика. — Сэр. — Все зависит от вас, мою юный друг, — Дамблдор уселся первым, применив перед тем сушащие чары к поверхности скамьи, невербальным методом. — От вашей способности усваивать уроки. Предупреждаю еще раз: стать хорошим по-быстренькому не получится. — В прошлый раз я остался без ужина, — пробормотал Реддл, садясь на самый краешек скамейки. — Какая досада… — покручинился Дамблдор, причем вполне искренне. — Могу я загладить мою вину? Игнорируя оскорбленный взгляд черных глаз, холодный, как туман шотландских предгорий, Альбус осмотрел проулок на предмет еды из тележек. Хотя, это был окраинный район, палатки под открытым небом встречались и в таких местах — уличным торговцам надо содержать семьи в тяжелый экономический период. В викторианскую эпоху процветали фестивали еды на вынос, включающие в меню густой суп, рубец, стручки гороха в масле, креветки и заливные угри, а в начале века в любом захолустном квартальчике можно было купить готовых устриц — популярная и дешевая закуска того времени, где-то до девятьсот десятого, когда Альбус завел себе еще одного любовника прусских кровей, но нравов менее скверных предыдущего. Тогда же модным было продавать картофель на углях, как в Париже, в виде полосок, откуда тот возник с восемьсот сороковых, как главное блюдо уличной кухни, и разлетался не хуже пралине и имбирных орехов. Еще Альбус помнил бомбейские бобы в шарах из ядер подсолнечника, измельченных в муку, в моченом пальмовом листе, которые прямо на улицах Бомбея варят или тушат на пару. — Как-то мне приходилось питаться в полевых условиях, мое первое собрание в составе конфедерации. Не было ни единого волшебного паба поблизости, а магглы на улицах пекли бублики, печенье из каш, булочки, такие в форме колец… они кипятят их в воде, затем обжаривают до хрустящей верхушки. Очень даже приемлемо, доступно всем классам, — следуя шагом поразмашистей из проулка в проулок, беседовал профессор, и Реддл иногда поднимал на него молчаливый взгляд, ничего не спрашивая. — Там еще был братвурст, тоже по низким ценам… это колбаски из свинины или телятины с тмином и разными специями. Вообще, они в разных регионах Германии по-разному делаются. Да-с, имею склонность болтать много и пространно в силу своей профессии, — на один из боковых взглядов мальчика ответил Дамблдор. Он вспоминал еще о фруктах в глазури, разных сладостях на обточенных палочках из дерева, отпустив на волю свою привычку проговаривать мысли вслух. Собственно, поток речи был ни о чем с упоминанием всего. Кроме любовников, конечно. Ведь… что могло быть более утомительным, чем молчание в компании с кем-то? И в какой-то момент Альбус осознал, что компания маленького темного лордства создает совсем иной, отдельный вид молчания. В компании с ним молчание окрашивалось безысходностью, гнетущей и беспросветной. — Думаю, цель уже рядом, — наконец-то заметил Дамблдор вывеску с рисованными пирожными и чашками кофе с льющимися туда сливками над открытым окошком общепита. Окошко обслуживало покупателей на улице руками в пекарных перчатках, орудующими из него. Это вошло в традицию: угощать потомков Певереллов ужинами, будь то уголовник Гонт или малолетний Темный Лорд, — иронично перешептывались Дамблдоровы мысли. Словно абсолютно не рассчитывая на ужин, Реддл держался отчужденно, разве что с крохотной долей вопросительности: сделает ли профессор что-нибудь магическое… Не будет же платить за еду, столь банально, как все платят? Но тот всего лишь достал из кармана золотую монету и занял очередь, пропуская многодетную мать. Реддл ждал поодаль с видом принятия ситуации как должного, и слегка кривил уголки губ, посматривая на женщину с детьми. Прозорливо следя в особенности за чародеем, он обнаружил свойственную своему роду алчность, заинтересовавшись монетой. — Галлеон, магическая валюта. Его стоимость выше фунта, примерно, один к четырем в процентном соотношении. Вы легко можете вычислить, если сильны в арифметике… — пояснил Дамблдор, чуть отведя свою руку для того, чтоб дать сиротливому колдуну разглядеть диковинную чекань за секунду до того, как монета была перехвачена мальчишечьей рукой. — Это золото? — подняв глаза от монеты, спросил Реддл. — Мм-да, оно самое. Контур золотого дракона медленно таял, разглаживаясь под пальцами мальчика. Мадам с дюжиною отпрысков трусили гроши до кучи. В сущности Альбус и сам избегал столкновений с этой реальной жизнью, раньше он терзался желанием помочь, но незнание — как помочь, — его зачастую тормозило. Ему хотелось как можно меньше сталкиваться с подобным… Ношенные одежды, надетые одни поверх других, собирательство денег по сусекам, неряшливый вид — все говорило о том, что семейство нищенствует. — Думаю, леди впереди нашей очереди сейчас нуждается в помощи, — обмолвился Дамблдор тихо, слегка сутулясь над Реддлом. — Как вы считаете, Том? — Наверное вы правы, сэр, — сказал мальчик без эмоций. — Очевидно, они голодны. Решение само собой образовалось в голове: учителю придется раскошелиться, ведь нужно придать волшебным деньгам иллюзию пенсов, хотя их номинал ниже. После того, как иллюзия развеется, люди смогут сдать эти монеты в ломбард по весу золота, что увеличит их выгоду в разы. Чекань драконья, естественно, исчезнет. Никто не поймет, каким чудесным образом к ним в карман угодила золотая монета. — Так что? — уточнил профессор, пустив невербальное заклинание. Реддл стоял с таким видом, будто не расслышал, потом холодно ткнул кулачком с зажатой в нем монетой в сторону семьи со словами: — Мне нужно отдать им? — Они, скорее всего, откажут… — шепнул Дамблдор. — Тогда… сэр, что я должен делать? — вероятно, эта расплывчатая процедура виделась мальчишке, как несусветная ересь. — Проявите смекалку. — Что мне сделать? — тверже потребовал Реддл. — Подумайте, Том. Вы же умеете перемещать предметы из одного места в другое? — Нет, сэр, — сразу отказался Реддл, словно ему вменяют это в вину или пытаются уличить в чем-то нехорошем. — Кажется вы упоминали об этом вашем умении еще в нашу с вами первую встречу… — Я не… — Реддл злился, но усиленно фильтровал свою речь. — Это получается, если… только если я этого сильно захочу. — А вы захотите сильно? — маленькое зло замолчало, сузив веки в немигающем взгляде, и Дамблдору надо было просто продолжить излагать порядок действий. — Будет лучше, если вы подкинете монету этой нуждающейся семье, но не в карман или сумку. Куда-нибудь на тротуар, чтобы они заметили. Змееныш его понял, и точно воспроизвел сказанное. След усиленного желания следовать ненавистной рекомендации отпечатался на его лице. Сдвинув брови, он буравил лужу, около ботинка многодетной мадам, даже что-то пробормотал беззвучно, или его губы лишь дрогнули в неслышном проклятье. Так либо иначе, монета все еще была в руке у Реддла. — Видимо, ваше желание нести благо не слишком велико? — поторопил Дамблдор, потому что семья собралась освободить очередь. В ту минуту юный колдун напрягся нешуточно, его дыхание становилось с каждым вздохом тяжелей, будто он выдувал гантели. — Мам, мама! Смотри! Я нашел! — выкрикнул младший ребенок, когда волшебник «случайно» легонько подбил носком каблук его башмачка. — Это у вас выпало? — спросила женщина Альбуса. — Нет-нет, это не мое. — О, Боже… — чуть слышно взмолилась мадам с детьми. — Пойдемте, Арчи. Филипп, идем… — она счастливо уводила отпрысков из очереди, когда маг неподалеку уже отправил второе невербальное заклинание. — Ну, вот. Все не так сложно, как кажется, не правда ли, — Дамблдор, возможно, сделал это сам, произвольно, но в какой-то миг монета оказалась около башмачка того Арчи. Во всяком случае у Реддла это тоже могло получиться, но не сегодня, — тот, едва приоткрыв рот, провожал семейство пустым, усталым взглядом в безрадостном понимании, что ему на самом деле ничего не перепадет от этих дурацких манипуляций. Наверное, он почувствовал, что это не было действием его магии, а может и нет, но от чувств по поводу данного деяния и проводов впереди стоящих его отвлек голос Дамблдора: — Проверьте ваш карман, мистер Реддл, — быть может, та самая монета, которая могла помочь с пропитанием малоимущей семье, усилием воли переместилась не под ноги нищим, а в карман сироты. А может, светлый чародей успел все организовать самостоятельно, однако новый Темный Лорд нашел в своем кармане галлеон. — Можете заказать себе что-нибудь на ужин. Есть риск, что трапезу в вашем приюте мы прогуляем, — извиняючись, кивнул Дамблдор. В этом определенно наметилась плотная взаимосвязь… между его деньгами и Гонтами. На деле она плоховато, но обещано окупалась, пусть пока не контролем, но видимостью будущего опасного чернокнижника, а также перспективой обретения информации о Дарах, если не самого важного из них в материальной форме. — Ох, какой серьезный молодой человек… — Реддл смотрел на него, пока улыбающаяся дамочка за прилавком не нарушила эту странную зрительную аудиенцию. Выглядело такое внимание так, будто наследник инцестной крови не знал, что еще мог выкинуть этот человек перед ним, и угадывал, чего ожидать в следующем шаге, но маггла, торгующая уличной едой, оказалась весьма радушной. Она отвлекла голодного ребенка беконом с жареными початками кукурузы, которые она собирала в круглую пресную лепешку из овсяного теста. — Небось, сам заработал? — приветствовала леди детский труд. — Сколько лет вашему мальчику? — вдруг обратилась она к Дамблдору, и тот оторопел от вопроса, зато Реддл ответил без промедления: — Это не мой отец. Он профессор. Он учит меня хорошим делам, чтобы я мог пользоваться его волшебной палочкой, как подобает… — Профессор, значится? — маггла оценивающе покосилась в окошко. — Что это еще за палочка, а, профессор? — и передавая согнутую лепешку с начинкой, чуть не уронила ее наземь. Дамблдор был наслышан о фантазиях некоторых местных жителей. Конечно, они не безосновательны, поскольку многих детей нынче выкрадывали для различного рода работ. Те же воспитанники Вула, что постарше, подрабатывают гуталинщиками — обувными чистильщиками. Кто угодно мог увести ребят для более грязного вида работ, вроде натирки уборных в притонах или еще чего-нибудь куда хуже в тех же притонах. Вообще-то, это было ужасно… — Пойдем отсюда, — руководствовал взрослый маг. Ему стало смешно, неловко и как-то уж вовсе непередаваемо. Они прошагали несколько футов по тротуару, чтоб перейдя дорогу, скрыться в тени заграждения здания фабрики, пока торговка объясняла что-то высунувшейся из-за прилавка толстой фактуре повара и жестикулировала руками в сторону, где недавно видела мужчину с ребенком. — Я сделал что-то не так, сэр? — с коварной ноткой поинтересовался Реддл, нагоняя поступь. Кажись, некий неравнодушный из очереди последовал за ними, по пути объясняя кому-то, что-то о недобрых намерениях. — О, вовсе нет. Хотя, возрастает вероятность… что нам придется познакомиться с предметом аппарации раньше срока, — идя быстрым шагом, сообщил чародей вполоборота. — По чьей-то наивной милости… — Вы сказали мне: всегда говорить правду, — ехидно оправдался юный колдун. — Сэр. Они свернули за угол ограждения, где Дамблдор перестраховался, невербальным способом применив скрывающую магию. Неужели, это произошло с ним в столь нелепом формате? — усмехнулся про себя хогвартский преподаватель, скашивая взгляд на мальчика, остановившегося справа от него. Да, нагляднее проявления «слизеринства» и представить нельзя. — Верно, Томас. И я все еще придерживаюсь моих слов, — кротко заверил учитель своего попутчика. Тот настороженно вытянул шею, пытаясь то ли расслышать звуки преследования, то ли распознать заклинание. Та ли это аппарация, о которой брякнул Дамблдор второпях? Очевидно, он чуял магическое действо, произведенное над ними только что, но понять, что именно оно сделает их невидимыми для окружающего мира, не мог. — Вы сотворили колдовство? — сузив веки, потребовал правды Реддл спустя полминуты, пока старший маг смотрел в сторону улицы, откуда они вышли, и не верил, что сумел вызвать у магглов какие-то гнусные подозрения насчет своей персоны. — Да, к некоторым чарам пришлось прибегнуть, — возможно, голос Дамблдора звучал немного не так, как обычно. В нем могло послышаться разочарование или обида. В каком-то смысле это был тон развеянных иллюзий тех дней, когда он еще отказывался разглядеть Темного Лорда будущего в этом мальчике всецело. Реддл это отлично чувствовал, поэтому посмотрел на профессора совсем по-детски. Он умеет притворяться слишком хорошо. Слишком умеет включать ребенка, если ему выгодно. — Торговка спросила… — вдруг выпалил маленький злодей, поняв, что преследования нет и ответа по поводу, какие чары были использованы сейчас, он не дождется, лишь возобновился шаг. — Да, я слышал, — прервал Дамблдор, соглашаясь спешно. — Вопрос был некорректен. В разговоре с вами, Том, следовало адресовать его вам. — Какое ей дело до моего возраста… — И это верно. — Мы с вами даже ничуть не похожи… — Нет, не похожи. Сиротка отчего-то нешуточно встревожился, хотя он по-прежнему цеплялся за свой хитрый маневр, как бы говоря: «правда зависит от того, кто в нее поверит», глубокое спокойствие, которое приобрел волшебник вскоре, явно раздражало его. Есть ситуации, где Альбус безукоризненно прав, потому что все в приюте ненавидят Тома, но есть и такие, когда поверят Тому вместо него. Все-таки Альбусу, как никому другому, известен механизм… разрушительный механизм правды. И дело не в том, что он всячески избегал блондинов с голубыми глазами, расшатывающих ему этот чертов механизм Мерлин знает как… совсем не в том, что он искал опровержение всем правдам, дорогим душе, лишь для того, чтоб найдя, вновь доказывать обратное… и совершенно не в том, что Альбус был гением промолчать в самых разных случаях. Что же теперь учить его лжи? Том чересчур умен для самостоятельных практик в данной сфере. Тем временем, они зашли куда-то, где вообще не было людей. За длинным заграждением фабрики трущобы выросли, словно грибы, а единственная улица очерчивала их от пешей зоны широкой промышленной трубой, разрезающей заграждение и уводящей вглубь темной улицы. Реддл остановился и посмотрел вдаль, затем просто повернулся к бетонной трубе и взгромоздился на нее. Без слов, он обвел Дамблдора невыразительным взглядом, положив себе на колени сплющенный ужин, и через некоторое время расчехлил лепешку, принявшись жевать. Дамблдор прислонился бедрами к трубе, тоже молча, и дрейфовал в море своих мыслей, в смешанных эмоциях, в минутах рождения этих странных чудовищ в грудной клетке, так, если бы ему действительно становилось мало того, чем он занимался в школе. Но у него была еще главная цель, мечта, идеология, поиск всей жизни, он им упивался в те годы, пока не существовало ничего непоправимого. А нынче — уже. И мальчик был в этой погоне за Дарами очередным препятствием, поводом сдаться, изменить направлением в тот миг, когда нашел нужную нить. Он думал, невзирая на ребячью месть за «правду» — точнее за змей, гнездо которых пришлось спровадить, — зачем ему было нужно идти сюда, представляться труднопроизносимыми именами, обещать знания и силу за какую-то доброту или хоть ее минимальное восприятие, если бы он не желал родства с этой тьмой? Ведь, многие родители оставляют детей, но потом начинают иногда общаться с ними. И кто-нибудь все равно спросил бы Дамблдора о том, кем ему доводится этот мальчик. Все пространство между ними, земля и воздух, и безликие трущобы за фасадами индустриализации просвечивались этим вопросом. Их немой диалог выплыл наружу, когда сбив первоначальный голод и теперь сидя в некотором отрешении, Реддл посмотрел на Дамблдора и, будто не удержал слова: — Мой отец был волшебником? Мне сказали, его тоже зва­ли Том Реддл, — вырвалось у него, как бы, помимо воли. Все предполагало подвох: их обманчивое сближение после такого же мнимого рассеивания обиды, их побег от лавки с уличной едой, неловкий вопрос торговки… но, Бога ради, чем ему парировать? — К сожалению, этого я не знаю, — с грустью солгал Дамблдор. — Моя мать никак не могла быть волшебницей, иначе она бы не умерла. Значит, это он, — сказал Реддл, обраща­ясь скорее к себе самому, чем к собеседнику. Все же в этой дуэли юный колдун прищучил профессора, заставив лгать. Пусть неосознанно, не подтвержденный победой в не разглашенном споре о полезности лжи, но победил. И здесь могло быть лишь одно решение — видеться с ним реже. Ибо частое общение дает повод более глубокому участию, а Дамблдор точно не готов рассказывать малолетнему Темному Лорду о семейном очаге хладнокровных и скупых магглов, которым не нужен ребенок даже в качестве садовой статуэтки, о безумном дядюшке, помешанном на чистоте крови и грезившим зачать убийцу в инцесте. Нет, рано иль поздно что-то вскроется, узнается. Но, чтоб повременить с правдой до поры, когда психика мальчишки хоть самую малость окрепнет, станет гибче, если возможно, по старой задумке, требуется ограничить посещения. Во избежании лжи. Между ними установилась дистанция, как в день знакомства. Реддл насытился и ждал чего-то молча, известно — чего. Он чувствовал, что что-то не так. Это злило его, тревожило, но спрашивать он уже не хотел. Поэтому спросил Дамблдор, плавно намекая позой, что им следует расстаться: — Вы извлекли какую-нибудь пользу из нашей встречи? Наступила пауза гениальной роли одного актера, превосходное кино, где Реддл пытался изобразить движение мысли в сторону благих дел и какой-то там пользы. Около минуты учитель был склонен внимать, однако… тот просто начал клевать то, что не доел, хоть и очевидно через силу. Дамблдор собрался было уточнить — разве они никого сегодня не выручили, ведь юный колдун размышлял и, словно от этого, а не оттого, что давно насытился, пережевывал очень медленно. — Нет, сэр, — вдоволь потянув время, наконец, выдал Реддл, по крайней мере честно. — Я не колдовал. — Неужели полезность заключена для вас только в колдовстве? — Я не использовал палочки волшебника… — Зато успели осведомить об этом буфетчицу, верно? — Вы мне обещали! — обычно таким тоном сыпят проклятья, он леденит и сковывает, умаляясь едва ли голосом ребенка. Дамблдору на миг почудилось, что скорее его предыдущая фраза звучала на манер обиженного подростка, и он быстро взял себя в руки, сообщив спокойно: — Мне жаль, друг мой, но вы не сделали ничего, чтобы я мог осуществить обещанное. — Вы солгали мне! — Нет, я не лгал вам. — Тогда, что мне сделать? Я сделаю это прямо сейчас! — Это пустой разговор, Том. Мы уже говорили по поводу ваших действий и того, чего я от вас жду. — Я делал все, как вы велели… — было действительно не по себе, наблюдая за каменной детской маской, ощущая, как нервничает все вокруг, столкнувшись с его стихийным сопротивлением. — Сэр. — Важно, чтобы вы еще понимали: «зачем». — Я понимаю, сэр, — Реддл определенно понимал теперь, что надо подавать попрошайкам, если даже они не попрошайничают в открытую, а также необходимость увещевать правду, убедившись, что кто-нибудь от этого пострадает. — В любом случае, мы потратили много времени впустую. А выбирая между магическими практиками и возвращением вас по месту пребывания за полночь, я предпочту соблюсти нормы этикета. Не то, чтоб Дамблдор пострадал, хотя его тонкая душевная конституция была слегка задета, он предпочел переложить это на отпрыска слизеринской династии, переставшего жевать и прислушавшегося к себе. По земле прокатилась гудящая вибрация. Могло показаться, что заработала фабрика всеми ее механизмами, а потом стало совсем тихо. В руках Реддла осталась только бумажная салфетка, которую он мял несколько секунд, а потом черные глаза посмотрели исподлобья, затаив еще одну месть. — Моя магия исчезнет? — От того, что вы не помашете палочкой этой ночью, она никуда не девается, уж поверьте. — Странно, что она исчезает… — опустил голову мальчик, снова сминая свою салфетку. — Вам сложно в это поверить, — пожалуй, версия больше подходила для слабоумных, но Дамблдору требовалось срочно нечто оптимальное, наверняка весомое и категоричное. Ему нужно тщательней планировать вымышленный «курс добра», когда все, чего желает ученик, — это опровергнуть его. Теперь учителю надо сделать так, чтоб к одиннадцати годам у помешанного на магии дитя не зародилось и мысли проверять наставнические слова, и вся бы эта ерунда рассосалась сама собой. Под силу ли ему такое? — Те, кто не всегда честны с другими, зачастую ищут подвох там, м, где его нет, и быть не может, — с толикой угрозы произнес взрослый маг, ведь все сводилось к очень высоким ставкам, на кону мирное небо следующих поколений. — Почему вы думаете, что я могу лгать? Пауза вновь воздвиглась, как стена, когда юный колдун поднялся на ноги. Невозможно было понять: думал ли Реддл над ответом или над убийством вопрошавшего, но спустя недолгое молчание, он буркнул устало: — Потому что, вас за это не накажут. Дамблдор снисходительно улыбнулся. Так сказал бы ребенок — не Темный Лорд, и волшебнику от сего факта полегчало. Пусть уловка, но настолько правдивая. Глупо было объяснять, что со старшего и спросу больше, случись чего, поэтому он просто сказал: — Увы, Том, — указывая маршрут, которым они должны отсюда выйти. Реддл проследовал не торопясь, и шел в молчании, пряча руки в карманах. За трамвайными путями уже виднелись фонари того сквера, покинутого ползучими приятелями мальчика со странностями, где он ошибся в размерах правды, уготованной для него судьбой. Он по-прежнему считал себя умнее. Но, если он и впрямь недурно владеет счетом, то должен осознавать, что счет сейчас не в его пользу. Не только потому, что рука его не держит волшебной палочки. Напрасно он пытается подогнать Дамблдора под стандарты общения с теми, с кем привык общаться здесь. И все-таки, у профессора чародейства складывалось впечатление, будто они мыслят в унисон — такое бывало лишь однажды. За что он до сих пор разгребает ментальные плюшки. В этом примерно столько же счастья, как в русалочьем хвосте. Уже предвидя полуночные бдения, раздумья, которые помешают не только его работе, но и диагностике поиска, Альбус не стал провожать змееныша прямо к порогу. — Вы теперь придете не скоро? — Реддл вкопано замер на подступах к забору. — С чего вы так решили? — Дамблдор вернул свой взгляд на мальчишку, осмотрев окна здания, приют Вула был темен и безжизнен с улицы. Юный практик чернокнижия дернул плечом. Иной бы в страхе перепроверил магические щиты в голове на предмет взлома, но это как раз всплывало то, о чем догадывался Альбус. Из разряда мыслей в унисон. Может, у него такое всегда непосредственно с Темными Лордами происходит? — При первой же возможности… — повел сироту Дамблдор указывающим жестом. — Обещаю к вам нагрянуть. А вот как скоро она случится, пока тайна. Они прошли мимо фонаря, проливающего свет на табличку с названием богаделенки, где заведовала мадам Коул, и маленький колдун снова остановился. Почти минуту он мялся, проделывая мучительно ответственные шаги вслед за профессором, идущим впереди, поторапливая его тем самым. — Доброй ночи, Том, — сказал Дамблдор, достигнув точки на местности, дальше которой заходить не собирался. И эта была весьма самокопательная дорога, хоть уже не имеющая смысла. В хогвартских покоях обязательно созреет какая-нибудь новая четкая деталь, вписывающаяся в схему. — Они хотят, чтобы вы забрали меня, — повернулся у ворот Реддл внезапно. Дамблдор мог притвориться человеком безгранично увлеченным мелодированием соло паганиневой скрипки себе под нос, но юный колдун смотрел на него требовательней, чем обычно, вцепившись рукой в кованные ворота. Трещина света полоснула надбровье, переносицу и верх щеки на темном лице от бокового фонарного столба. На одежде чернела тень полос кованного забора. Ясно, как божий день, что Реддл давно знал все чаяния в умах служащих приюта. Их головы были прозрачны вплоть до еще чуть-чуть и персонал начнет предлагать прохожим на улице забрать мальчика. Но… эта фраза стала каким-то крюком — огромным крюком, коим поднимают корабли затонувшие со дна. Она могла ставить в положение оправдывающегося, поэтому волшебник промолчал, просто покивав, как субъект получивший информацию к сведению. — Доброй ночи, — повторил Дамблдор, поравнявшись с ребенком у ворот, переставая кивать и ожидая ухода последнего. Постояв еще немного в немом сканировании собеседника, тоже не находя слов, Реддл лишь кивнул, соглашаясь с пожеланиями доброй ночи. Вскоре он медленно и протяжно отлип от ворот, развернулся и поплелся к центральному входу. Не успел он дойти, а вот уже и понедельник. Уроки трансфигурации сменял обед в Больном зале, но Альбус до сих пор видел его отдаляющуюся спину и исчезающий в дверном проеме черный силуэт. Накануне вечером декан Гриффиндора тупо сидел, перелистывая страницы копии томика «Труды Смерти» взад-вперед, уставившись на горку артефактов, покоящуюся на рабочем столе, и думал о том, что фальсифицированное слушание по опеке Реддлов двадцатого октября не состоялось… возможно, не состоится никогда. Потому что никакого движения чары оповещения с того места не зафиксировали — никто из кровной родни Великого Темного даже мизинцем не шевелил, чтоб узнать о ребенке. «Никаких иллюзий, никакой симпатии», — уговоры тлели под языком не умеющего перекроить бездну. Ему нельзя было поддаваться на иллюзию обездоленного ребячества или питать симпатию ко злу, которое при правильном уходе пробудит свет, а не смерть. В природе так не бывает, чтоб от осинки родились мандаринки. Но всякий раз Альбусу приходилось терпеть столкновения со своим бывшим «я», сокрушающемся о том, что если бы Геллерту встретился чистый и светлый человек чуть раньше. Если бы магия воспитывала в нем добро с раннего детства, имел ли он тогда то, что имеет в итоге, вместе со всеми жилами напряженной Европой? Он столько над этим думал — исправил бы положение хороший наставник или нет… и теперь, почему же, когда вселенная дает Альбусу шанс проверить это, он терзается страхом? Просто… шанс в виде Тома был слишком бескомпромиссен для его исследований певерелловых легенд. Относительно камня: чары артефакторной диагностики снова не взяли след, коллекционер Фэмвик и перекупщик Флетчер-старший предоставили, что могли, но их отчеты не содержали того, что надо, а Итана Пруэтта беспокоить уже было подозрительно, посему единственной зацепкой стал руноскрипт обережника. Равно, как с чарами, позволяющими отследить владельцев артефакта вплоть до момента его создания, имелась иная схема с ритуальной частью, благодаря которой один артефакт вычислит и сам род, и прочие инсигнии этого рода. Для ритуала требовался, собственно, ритуальщик, а также непризнанный наследник или, к примеру, отверженец родом, решивший восстановить свои права, потеряшка или какой-нибудь «отпрыск служанки». Способ данный был надежным, но трудоемким уж больно — многие прибегали к помощи зачарованной вышивки, где самотканый гобелен самостоятельно вышивал всех наследников даже не учтенных ветвей рода, если запустить задачу шить не только чистокровных либо полукровок. Иногда гобелен шьют домовые эльфы на постоянной основе, если самый старый член рода не повелит им остановить процесс. В общем, чтоб собрать все артефакты Гонтов, профессору все же пришлось потревожить Уорика Урхарта. Он отослал почту в Литтл-Хэнглтон от своего имени с просьбой дать согласие на проведение ритуала и выбрать наиболее приемлемую дату, потом сослал сову и старому другу, предупреждая, что дело это сверхсекретно и очень важно — открывая письмо, Уорик принимает условия непреложного обета о неразглашении прочитанной там информации. В противном случае письмо самоуничтожится. Альбус справился со всем этим уже ко вторнику, и среду посвятил благостному отдыху в теплой компании директора. Дамблдор знал, что одержимый редкостями Урхарт не пропустит счастья прикоснуться к чему-то поистине особенному и табу на разглашение его не смутит — четверговым вечером, после занятий, за славной трехчасовой партией с Диппетом, волшебника укачивала эта мысль, словно колыбель под парусом звездного неба. Ответа от Гонта он, конечно, не ждал, но представлял, как тот злится. Надо обязательно навестить бывшего заключенного в выходной, — это значит, они не будут видеться с Томом Реддлом полторы недели. Коротенький отдых перед новым стартом в бездну. Хогвартский учитель неслабо поизмотался самими думами о его судьбе… об их чутком, странном, единичном ментальном резонансе с пока еще никого не убившим сиротой. Понятно, что он уличит минутку, дабы посетить обитель маленьких Великих Темных на окраине Лондона и убедиться, что все магглы целы, а приют не сгорел. Но встречаться с кем-то там Дамблдору не хотелось. К тому же у него вызревал план — еще одна крупная рыба. План построился очень быстро из мыслительного хаоса в голове профессора. Он допроверял конспекты в кабинете, чтоб не тащить их к себе, и вдруг увидел флакончик «Божественных бровей», который был изъят у мисс Бэлл за попытки в течение урока придать своим бровям вид изогнутого лука, однако пострадал от этого мистер Хопкирк, случайно вдохнувший зелье и обзаведшийся вследствие немыслимо длинной шевелюрой из ноздрей. Дамблдор погрузил флакончик в ладонь, где на этикетке было написано «салон Поттеров», и задумался над несколькими наискучнейшими летними мероприятиями, среди коих был саммит Гильдии, а также собрание зельеваров на пару дней в Фивах. Генри Поттер никогда не состоял в Лиге, а его сын, Флимонт, недавно окончивший школу, не интересовался фактически ни чем, кроме дерзких проделок и дуэлей, прекрасно зная, что бизнес отца достанется ему и нет смысла утруждать себя учебой. У гриффиндорского декана отношения были хорошие с обоими, потому что они никогда не сближались дальше фраз о погоде или: «как ваши дела?» Генри жил по соседству в юности, теперь же перебрался с супругой в имение ее родни в Южном Уэльсе, а дом в Лощине Годрика оставили Флимонту и его будущей семье. Как и все чистокровки, Генри держался обособлено, контакт с Флимонтом у профессора был куда лучше из-за того, что он учил его на своем факультете. Утром пятницы Дамблдор написал-таки письмо Флимонту — с детьми и подростками чистокровных семейств старой закалки он ладил исключительно ввиду профессии. Задержав перо над чернильницей, он задумался. Не сочтет ли Генри подозрительным такое дружеское послание, ведь в сущности плевать хотел сын и на бизнес, просто выбора не оставалось? Профессор не мог этого не знать. Но выгодней подкатить на почве чего-то другого не выйдет. Каково было изумление, когда ему ответили следующим днем срочной почтой… короче, этими выходными опять пришлось жертвовать не в пользу Гонтов. Салон Поттеров расположился в центре Косой аллеи, Дамблдор был там по неотложным делам, хоть еще не успел сочинить — каким, — но для Флимонта это и неважно. Возмужавший отпрыск вероятного наследия Певереллов открыл запертую на обеденный перерыв дверь с колокольчиком. — Профессор! Рад вас видеть, заходите, — Флимонт пригласил гостя. Он стал похож на своего отца со взрослением, будто их штамповали магической копиркой. Дамблдор осматривал салон, улыбался бывшему гриффиндорцу, и прогонял холодок со спины… что, у него мог быть сын примерно того же возраста. Если бы он был нормальным, как Генри. — Вам не обязательно было принимать меня сегодня. Это совершенно не к спеху, мой мальчик. Я зашел только потому, что провожал друга… — взгляд волшебника скользил по полкам со склянками, он даже успевал просмотреть корешки книг огромного шкафа за прилавком. Наверняка, в родовой библиотеке Поттеров есть вся информация, которая подтвердит Дамблдору все догадки. И наверняка, она хранится не здесь, а в поместье Годриковой Лощины, куда ему никогда не было доступа, хоть они и соседствовали. — Сэр, я рад, что вы зашли! — Флимонт суетился с чаем и бренди. — Вы меня, правда, удивили. Я давно хочу покончить с торговлей и заняться исследованиями… но я и представить не мог, что это кому-нибудь надо, помимо старшекурсников с прыщами, студенток, мечтающих о «принце», джентльменов с залысинами, ну и дам преклонных лет… Вообще-то, мой отец как-то в юности подавал заявку. По-моему ее отклонили. Он об этом не говорит. — Как там Генри, кстати? — Дамблдор удобно размяк в кресле у окна с видом на торговую площадь и фасад банка. — Ах, отец… ну он, в общем, он старается поменьше выходить из дома. После круиза по западному побережью, ему кажется: ундины преследуют его, расставляют эти зачарованные сети на суше, ну знаете, сети для ловли сцилл? Уж если им кто-то понравился, они клятву жизни дают, что достанут, вроде как. Вот он и обзавелся некоторой фобией. Только это строго между нами, сэр, пожалуйста. Отец не любит, когда об этом говорят. — Да-да, конечно, — покивал Дамблдор над чаем с ароматом крепкого алкоголя и дивных трав. — Будем надеяться, что у него это пройдет. Поверья о преследовании ундин, к слову, слишком преувеличены. А как же ваша мисс Шэклболт? Вы обручились? — Что, а, Наомия? Нет, сэр, мы расстались. — Да что вы? — Да, сразу после Хогвартса. Она уехала в Бразилию, изучает амазонских фурий от отдела популяций. Мы с тех пор почти не общались. Честно сказать, я уже встречаюсь кое с кем… — Мг, надо же. Сколько событий всего за год, — прокомментировал эмоциональную речь молодого человека Дамблдор. — Пожалуй, я сам удивлен, — отпил парень наскоро из своей чашки. — Сэр, но кто предложил нашу кандидатуру в Лигу зельеваров? Я думал, туда только разработки колдомедиков продвигают, и всякие снадобья для бритья, молодильные зелья или «Самсоновы косы»… совсем не приветствуются… — Это так, мальчик мой. Они замечают лишь выдающиеся труды. Видно, ваши многолетние практики с зельями красоты увенчались… известностью. Не стоит закрывать глаза на такого рода предложения. — Это слишком неожиданно для меня. — Генри будет вами гордиться.