Супернизкая скорость

Менее чем через двадцать минут они покупали входные билеты у парадных ворот Лувра. Ёнджэ слегка нервничал, переступая с ноги на ногу, когда Джебом стоял около кассы. Работник вернул им билеты и карту и указал на вход. Как только они вошли, Ёнджэ ловко взял карту из чужих рук. Он открыл её яростно, сканируя глазами. — Что-то не так? — Комната семьдесят семь, — сказал он внезапно. — Пойдём скорее. — Ёнджэ? — позвал его Джебом, но это не имело смысла. Он вздохнул и направился за ним. — Мы не можем здесь бегать. Это Лувр, боже. Ёнджэ, казалось, не слушал, держась впереди и быстрым шагом идя по прямой. Они резко повернули налево, найдя округлую лестницу. Удары их кроссовок эхом разносился по полированным поверхностям. Ёнджэ забежал в первую комнату между ними. Когда Джебом вошел следом, он немного замедлился, глядя вверх. Его сердце колотилось все чаще в груди от бега. Комната была длинной и узкой. Стены выкрашены в глубокий алый цвет, ведущие вверх к золотым лепным украшениям. Стеклянный потолок с решеткой простирался над их головами по всей длине комнаты, заливая ее естественным светом. Джебом продолжал восхищаться их огромной комнатой, к которой был доступ сейчас только для них двоих. Он подошёл к Ёнджэ и заметил, что они обошли всю площадь. — Вот и всё, — грустно прошептал Ёнджэ. — Плот Медузы. Холст был огромен. Растянувшись, по крайней мере, на десять футов(1)над головой и на двадцать футов(2) в поперечнике. По краям потемневшие облака и грубые волны в оттенках серого и белого. Но в центре, занимая большую часть пространства, были толпы людей. Перебираясь друг на друга поверх деревянной конструкции, корабля, они смотрелись как груда бездушных тел. — Почему это так цепляет? — спросил Джебом, не отрывая взгляда от картины. — Когда ты смотришь, кто выделяется? — внезапно спросил Ёнджэ, заставляя Джебома отвести глаза. — Никто. — Именно. Она отличается от многих других работ здесь, потому что тут нет сосредоточенения на конкретных персонажах. Тут ставится выше описание реального события. Что необычно для этого места. По крайней мере для этой комнаты точно. — Ты много знаешь об Истории этой страны. Что здесь было? — Французский флот пытался плыть в Сенегал, чтобы колонизировать его. Но они сели на мель, не подготовили достаточно спасательных шлюпок для всех. Итак, богатые и привилегированные первыми получили свои места. Остальным пассажирам, беднякам и рабочему классу было приказано, чтобы судовой плотник использовал древесину повреждённого корабля для изготовления этого плота, что показан на картине. А спасательные шлюпки должны были отбуксировать его в безопасное место. Но плот был слишком большим, имел так много людей, что замедлял передвижение. Поэтому, думая только о себе, люди с богатых шлюпок пересекают леску и позволяют плоту дрейфовать в море. — Ужасно, — поморщился Джебом. — Спустя почти две недели плот был спасён. Из ста пятидесяти пассажиров, которые сели на него, выжили только около десяти. Остальные голодали или были убиты и уничтожены, — дополнил Ёнджэ, которому самому было не слишком приятно от такой истории. — Но художник нарисовал это только через три года после события. Он провёл обширные исследования, чтоб передать всю красоту работы. Взял интервью у выживших о том, на что это было похоже. Он ходил в морг, изучал окраску трупов, сделал полномасштабную модель плота в своей студии. Всё в отчаянной попытке передать последовавшее безумие. — Это жестоко. — Это реально, — Ёнджэ наконец поднял взгляд на Джебома, когда закончил рассказ. — Это то, что случилось, а не стремление украсить правду. Стремление показать, какая она на самом деле. Джебом удивлённо посмотрел на парня. Понимал его слова, но всё равно не видел того, почему он так рассуждает. — Я хочу, чтоб моё искусство смогло передаваться точно так же, доносить до людей скрытый смысл, — он улыбнулся, видя вопрос в чужих глазах. И они смотрели друг на друга. Джебом чувствовал себя неспособным оторвать взгляд. Он коротко вдыхал воздух, но в лёгких его оказалось слишком много. Не в силах больше выдерживать напряжение, он посмотрел в другую сторону, лишь бы не на лицо Ёнджэ. — Какая твоя любимая часть в картине? — спросил он, пытаясь немного расслабиться и разрядить обстановку. — Смотри, — Ёнджэ подошёл ближе. Когда он протянул руку, глаза Джебома следовали за ней. Его рукав слегка отодвинулся назад. И благодаря тому, как он искажался в естественном свете, струящемся сверху, глаза Джебома остановились на блестящей белой полосе на коже его запястья. Острые и сужающиеся по краям. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это был глубокий шрам. Он отвёл взгляд назад к картине. — Угол плота наклоняется к тебе, — продолжал Ёнджэ, не замечая, как глаза Джебома задерживаются на мгновение. — Ты бы мог зайти прямо тут на борт, тебя могли бы пригласить взайти прямо по ступенькам, если бы корабль был на суше. Джебом попытался сосредоточиться, но его разум был в другом месте. — Можешь сфотографировать меня с здесь? — спросил Ёнджэ, поворачиваясь к нему, вытаскивая свой телефон. Джебом отстранился от своих мыслей. Он принял телефон, открывая камеру: — Да, конечно. Ёнджэ встал перед огромным холстом. Он ярко улыбнулся, будто был на седьмом небе от счастья. Хотя, возможно, именно так всё и было. — JB, — вдруг обратился голос со спины. — Могу ли я сфотографироваться с вами? — она сказала по-английски. Джебом инстинктивно повернулся к нему. Молодая девушка, не больше двадцати, подкралась к нему. Её лицо застенчивое и виноватое, но она все же осмелилась подойти. Он внимательно осмотрел комнату. Три других человека стояли всего в десятке шагов от него, их телефоны были подняты близко к их лицам и направлены прямо на них. Он почувствовал, как у него участилось сердцебиение. Он снова посмотрел на лицо девушки. Доброе и дружелюбное. И он вдруг почувствовал, что не может этого сделать. Привлечь больше внимания к себе, сделав снимок? Риск напроситься на новые фото, ведь его тут даже быть не должно? Или отвергнуть её и испортить девушке день? Решения давило на него. Джебом чувствовал, что его грудь становится тяжелой, а дыхание учащается. Он открыл рот, не зная, что должен сказать. — Мне очень жаль, — прервал Ёнджэ, встав между ними. — Он действительно должен идти прямо сейчас. У него скоро рейс, и мы вынуждены уходить, просим прощения. — он схватил мужчину за руку, сцепил их пальцы и оттащил. Джебом позволил себе следовать за ним, оглядываясь вокруг, чтобы увидеть, как недавно вошедшие гости начали замечать его. Ёнджэ вывел его из комнаты и спустился вниз по лестнице. — Давай вытащим тебя отсюда, — сказал он спокойным голосом. Джебом не мог говорить. Он чувствовал, как тревога ползет по его позвоночнику. Каждое лицо, которое смотрело на него, чувствовало себя загруженным ожиданием. Как будто они все знали, кем он был. Как будто они все судили о том, как он продолжал идти. Ёнджэ не остановился. Они прошли через переполненный музей и вышли к выходу. Шли так даже по улице, когда отошли на приличное расстояние. И когда улица начала проясняться, расстояние между скоплениями людей становилось все больше, Джейби почувствовал, что ритм в его груди начинает выравниваться. — Ёнджэ, — прошептал он. — Я так виноват. — За что? — Ёнджэ не смотрел на него. Он смотрел лишь на людную дорогу. — Ты больше ничего не увидел. Мы были там всего ничего. У тебя не останется даже фото на память. — Это не твоя вина. — Да, это так, но я все равно чувствую ответственность. — Стоп, — резко оставил его Ёнджэ. — Пойдем, возьмем кофе и посидим на улице. Джебом кивнул, глядя на их руки. То, как они все еще были переплетены вместе. Прохладное чувство кожи Ёнджэ успокаивает, будто он под сильным наркотиком. Ужасное воспоминание, но и одновременно приятное. Ёнджэ следил за его взглядом, внезапно распутывая их пальцы и позволяя его руке упасть на бок. — Извини, — поспешно выдавил он, неловко продолжая идти немного впереди. Джебом ничего не ответил, просто смотря в его спину, не решаясь, нужно ли догонять. Они прошли еще несколько кварталов вниз и обнаружили кафе на обочине дороги. Тихие и многолюдные столы в стиле бистро, расположенные вдоль стороны улицы. — Просто расслабься, и я пойду принесу нам кофе, — Ёнджэ достал свой кошелёк и окинул взглядом свободный столик. Джебом согласно кивнул, садясь за тот самый стол. Он попытался следовать совету, вытаскивая тёмные очки. Обычно это не слишком помогало, чтоб как-то скрыться. — Вот, — Ёнджэ вышел через несколько минут, ставя перед ним фарфоровую чашку на блюдце. — Спасибо, — Джебом сделал первый глоток. В такую тёплую погоду это был не лучший вариант, но и не самый худший. — Всегда так? — бросил Ёнджэ. — Когда ты блуждаешь по городу.  — Раньше было совсем не так, — он посмотрел на свою чашку и на отражение в ней. — Но этот «недостаток» быстро исправился с приходом известности. С каждым годом стран и мест, где я появляюсь, становится все больше и больше. Но мой мир, кажется, становится все меньше и меньше. — Если бы ты мог пойти куда-нибудь, чтобы никто не узнал тебя и не подходил к тебе, куда бы ты хотел пойти? — Может быть, просто Сеул, — задумался Джебом. — В самом деле? — Ёнджэ был немного озадачен таким ответом, ожидая чего угодно, но не этого. — Я имею в виду… Прошло так много времени с тех пор, как я мог свободно ходить. Никто не следит и не фотографирует. Например, когда я был просто стажёром, и никого не заботило моё присутствие. Это было бы хорошо. Просто пойти в кафе и не ловить на себе объективы камер. — Мировая звезда JB занимает смелую позицию в защиту окружающей среды и заказывает соевое кофе латте, — посмеялся Ёнджэ, изображая репортёрский голос. — Да, именно, — он ответно улыбнулся, но смех между ними внезапно исчез. Джебом посмотрел на Ёнджэ из-под лба. То, как его волосы закрывали глаза, еле заметно качаясь на ветру. То, как он перемешивал остатки кофе ложкой. И хотя пространство между ними казалось странно знакомым, у него было ещё много вопросов. Итак, прежде чем он мог подумать, вопрос вылетел раньше: — Что с тобой случилось? — О чем ты? — Ёнджэ поднял непонимающий взгляд. — Ты сказал мне, что раньше употреблял наркотики, — Джебом сделал глоток, пытаясь казаться невозмутимым. — Что случилось? Разговоры французов за другими столами, птиц, которые сидели на краю железных перил в надежде поймать кусочек теста. Всё заполнило тишину между ними. Как будто слова не нужны были и вовсе. — Это такой прекрасный день, пожалуйста, — уже тише проговорил Ёнджэ в половину голоса. — Я не хочу разрушать его, говоря об этом. Что-то в животе Джебома вспыхнуло новой волной ответственности. Вспоминая о шрамах в музейном свете. Едва зная Ёнджэ, он мог видеть эту игру между печалью и надеждой в нем. Шрамы на его запястье рассказывали историю о ком-то, кто был безнадежно потерян достаточно, чтобы попытаться положить этому конец. История, которую Джебом понял бы лучше, чем большинство. Но то, как Ёнджэ смотрел на картину, рассказывало совершенно другую историю. Он смотрел на картину, как на весь мир, даже те жестокие, тёмные части, как страдания тех, кто был на этом плоту, были переполнены невиданным изумлением и красотой. И где-то глубоко под поверхностью, в той части себя, которую он отказывался раскрыть, Джебому хотелось, чтобы кто-то так на него смотрел. И не только, когда он был на сцене или на обложке журнала, но и когда он просто существовал, как сама отдельная картина. — Смотри, Ёнджэ, — Джебом наконец расслабился. — Тебе не нужно ходить на шоу. — Что? — он изогнул брови в непонимании, чувствуя, что напряжение теперь не покидает именно его. — Ну, ты же ненавидишь там находиться. — Я не ненавижу твои шоу. Просто не всегда приятно находиться в толпе. Или громкие места, как концерты. Тёмные. — Это ради тебя. — Но в буквальном смысле моя работа заключается в том, чтобы за тобой постоянно наблюдали. Ты знаешь, что это правильно. Но всегда можно сделать исключение. — Да, — его лицо заметно помрачнело. — Но сотрудники уводят меня со сцены, они рядом со мной, пока я не у дверей моего гостиничного номера. Ты действительно думаешь, что они позволят мне сделать что-нибудь по собственному желанию? — Так почему бы нам не расстаться до начала шоу, а ты уходишь и делаешь всё, что захочешь. Я встречю тебя в комнате. — Сделка? — удивился Джебом. Казалось, Ёнджэ некоторое время думал, прикидывая, хорошая ли это идея. Но в какой-то момент пространство между его сведенными бровями вернулось в обычное состояние, и мысли рассеялись. Он кивнул, протягивая руку, чтобы пожать её. — Сделка. — Я уверен, им будет интересно, куда мы пошли.

---

— Как ты мог быть таким безответственным! — крики Марка заполнили весь номер. Он загнал его в свою комнату и отправил Ёнджэ в комнату отдыха. Марк ходил взад и вперед. Его брови нахмурились, а руки сжались. — Марк, — Джебом отступал всё дальше и дальше, не желая стоять вплотную с Марком, а когда идти было некуда, он упал на кровать. — Всё в порядке. Мы просто хотели немного осмотреть достопримечательности. Ради всего святого, мы в Париже. — Но ты никому не сказал. И вы не взяли с собой кого-то из охраны. И ты отказался от терапии, — Марк назвал каждый проступок, загибая свои пальцы. — Я же сказал, все нормально было, — спокойно отвечал Джебом. — Нас не обманули. Едва кто-то вообще заметил и узнал меня. — Неужели? — грустно усмехнулся он. — Неужели я так много прошу? Ты знаешь, как быстро одно слово может распространяться. И фотографию можно сделать за секунду, а через пять минут её сможет увидеть половина мира. Ты знаешь, какие люди сейчас. Они не задают вопросы. Они отдают предположение своим домыслам. И эти суждения имеют бесконечные последствия, которые вы оба даже не можете себе представить. — Марк вздохнул, проводя рукой по волосам. — И кто имеет дело со всем этим? Напомни, кто должен защищать тебя от этого? Джебом не хотел на него смотреть, но поднял глаза через силу. То, каким его лицо казалось красным от гнева. И в этот момент он увидел Марка как человека, который защищал его с первого дня. Кто обещал никогда не использовать его и не эксплуатировать. Кто знал, что он уже провёл первые четыре года своей карьеры, пытаясь убежать от самого себя. — Извини, — единственное, что мог выдавить Джебом. — Я был близоруким. Не нужно было поступать так глупо. Гнев сменился на удивление, когда Марк впервые заметил искреннее извинение. Как будто он не ожидал его. Он сел на кровать рядом и немного облокотился назад. Когда говорил дальше, его голос был намного ниже: — Вы что-то делали, — он притормозил, поняв, что не правильно сформулировал фразу. — Вы принимали что-то? — Что именно? — Джебом знал, что имеет в виду Марк, но все равно уточнил. — Наркотики. — Нет, Хён, — он покачал головой. — Этот ребёнок честно трезв. Я сомневаюсь, что он даже принимает лекарства от простуды. — Я просто должен был спросить, — Марк вспомнил кое-что ещё и сразу прервал тишину. — Есть ещё один вопрос для обсуждения. Тебе нужно поговорить с доктором Паком. — Я не хочу говорить с этим мудаком, — огрызнулся Джебом, когда вспомнил силуэт доктора Пака, а в следующую секунду его уже не было на месте. — Джебом, — Марк повысил голос. — Ты тот, кто попросил его поехать в этот тур. Ты был тем, кто так хотел, чтоб он был тут, проявлял к нему интерес, если не ошибаюсь. Я не знаю, что произошло между вами, но если компания узнает, что ты его уволил, как это будет выглядеть? — Хорошо, — Джебом встал с места, понимая, что время ещё есть. Он ставит Марка в неудобное положение. Снова. — Я пойду. — Комната 409. — Ты всегда все знаешь? — с шуткой произнёс Джебом. — Моя работа знать, — он направился к двери. — Иди сейчас. Мы должны уехать в аэропорт через час.