Наруто Наоборот

Следующей ночью в больнице Конохи. Тусклый свет от лампочки мягко ложится на лицо уснувшего дежурного доктора. Песок, пропитанный чистой чакрой Гаары, тихо пересыпается из коридора в приемный покой, песчаник разведывает обстановку. Генджицу, наведенное на врача, подействовало, поэтому ему никто не помешает. Гаара, всматриваясь в лицо безмятежно спавшего доктора, размышлял, борясь с искушением: «А, может быть, остановиться здесь недолго?» Власть опьяняла, он видел перед собой беззащитного человека и не мог не соблазниться. «Нет!» – одернул себя Гаара. «Доктор после. Сначала нужно прийти к Хаку! Он же шел, чтоб взять его жизнь, как он обещал матери», – подумал Гаара. «К тому же, зачем ему доктор? Хаку под наркозом, к тому же, ранен, наверное, он выглядит еще более нежным и беспомощным, чем целитель. О, Змеиный человек, который разговаривал с ним днем, не понял, что еще больше распалил его страсть, когда спас его жертву от смерти на арене. Да и что значит, смерть на арене? Его радость была бы неполной, если б он убил Хаку на экзамене: все эти зрители, тренеры, арбитры, все они крали бы у него эмоции побежденного, разделяли бы его кровавую трапезу, а он не желал делиться. Другие мешали бы ему наслаждаться. А еще они трусливы, и когда он зашел бы слишком далеко, они, скорее, убили бы его, чем признали победителем. Смерть на публике для жертвы и наслаждение ею для палача – это какая-то порнография. А оборванный финал боя только сближает его с порнографической подделкой», – Гаара ревновал к тем, кто мог бы увидеть смерть Хаку и тоже получить от нее удовольствие. В Конохе двадцать тысяч шиноби. Может быть, среди них нашелся бы близкий ему по настроению чувств? Например, седоволосый с косой и медальоном смерти. Он бы смотрел на убийство, и сгнившая в джашиновой тьме душа его радовалась бы. Нет, смерть – это дело интимное. Как сейчас". Гаара не удержался и кончиками пальцев прикоснулся к шее доктора. «Сейчас, только чуть-чуть… Пережать всего одну артерию и посмотреть на то, как изменится его сонное и благодушное лицо в еще не осознанном смертном испуге. Нет, потом уже нельзя будет остановиться… Я себя знаю! А никто и не увидит; он завернет тело в песчаный кокон, и оно не успеет издать ни звука…» Воображение сильно увлекло Гаару. Он представлял, как белый халат врача багровеет от крови. Наконец, Гаара оторвал глаза от лекаря и открыл журнал, посмотрев, где находится палата Хаку Юки. От нервного возбуждения он путался в расположении комнат и немного побродил в больничном лабиринте. Проблему с персоналом он решал просто: всех медиков, не достигших мастерства джонина, одолевала необычная сонливость. Однако трудностей психологического характера - это только прибавляло: вы даже не представляете, как тяжело пройти мимо юной, невинной, нежной девушки с округлыми щечками и не представить себе ее, освобожденную от тленного покрова, со спущенной кожей, бешено, затравленно вращающимися глазами (о, как она дивно спокойна сейчас!). По сосудам ее (при правильном сдирании кожи они почти не должны повредиться) с сумасшедшей скоростью пульсирует кровь, и это движение не укроется от его жадных на страдание глаз. Даже дуновение ветерка причинит ей бесконечно тянущуюся боль, а тело станет сплошной раной. Даже дуновение ветерка или одна песчинка. Миллион песчинок. Гаара преодолел развилки коридоров и вошел в палату к Хаку. Он еще не решил, как с ним расправится. Времени у него не вполне достаточно для долгих экспериментов, да и Хаку был под обезболивающим, поэтому он не сможет оценить всю красоту того, что с ним произойдет, а просто сдохнет. А раз так, значит, вкладывать душу в это дело не стоило, а надо просто исполнить слово. Все равно после песчаного гроба все его враги выглядят одинаково. Песок потек по постели Хаку, постепенно оформляясь в кокон. Вдруг Гаара почувствовал, что не может пошевелиться, через мгновение песчаная волна тоже замерла. Кто-то посмел прервать его веселье. – Что ты здесь делаешь? – спросил его брюнет с волосами, заплетенными в хвост. – Как ты смеешь прерывать меня, ничтожество? – обернувшись, пробормотал Гаара. – Если тебя интересуют мои мотивы, спроси у своего учителя про мою жажду? – А я все-таки спрошу тебя, урод, а не своего учителя-садиста. Хотя, если бы он совершил подобное, я поступил бы также. – В глазах Шикамару была ярость. – Этот парень без сознания даже! Ты хочешь убить его сонного, как трус, а, песчаный ублюдок? – Мой! Он мой! – зарычал Гаара. – Я победил его бодрствующего и теперь забираю его жизнь, когда захочу. К тому же, в его беззащитности есть шарм, который придает этой игре остроту. Ты не чувствуешь этого? – Гаара скривил рот в ухмылке. – Я тоже не позволю этого сделать! – В палату вошел Наруто. – Да кто вы такие, чтоб меня удержать? – Гаара рассмеялся в лицо блондину. – Ты думаешь, это – нормально, ворваться в больницу и напасть на беззащитного? – Наруто распалялся, но не чувствовал прилива сил, как бывало раньше, если он выходил из себя. – Я дал слово перед всеми, что убью этого сопляка, так почему же мне преступить клятву? Если я не сдержу своей клятвы крови, то мое существование окажется под вопросом, а этого допустить я никак не могу! К тому же не держащий слова становится таким же мусором, как и вы. Поэтому, если вы осмелитесь… – Гаара заскрежетал зубами, не зная, как еще дать волю гневу. – Рядом будете валяться. Наруто ударил Гаару в скулу. Тот пошатнулся от удара. Шикамару тоже отбросило в сторону. – Осторожней, Наруто! Мы ведь связаны, пока я сдерживаю его теневой ловушкой, – предупредил Нара. Гаара чувствовал, что настроение его окончательно испорчено. От былого наслаждения не осталось и следа – пришлые помешали. Страсть прогорела, в душе он чувствовал только злость. Гаара был не удовлетворен, он рассчитывал совсем на другой исход этой ночи. – Итак, вы не оставите меня одного, пока не получите объяснений, а я не могу сбежать, – высокомерно произнес Гаара. – Начнем с того, что у меня нет родителей… – А твой отец, он же глава дере… – ошарашенно спросил Шикамару, который впервые слышал, как дети отрекаются от родителей. – Я тоже рос сиротой, и я думал, что весь мир против меня, и я понял, что любовь и признание не даются просто так, их надо заслужить. Вот мне было тяжело с моим вторым сен… – скороговоркой тараторил Наруто, пока его не оборвали. – Заткнись! – заорал Гаара, охватив руками голову. В глазах его отражалось нервическое беспокойство. – Заткнись! Ты ничего не знаешь! Что ты знаешь обо мне и моей семье? У тебя-то и семьи не было, коноховская приблуда! Теперь теневая ловушка держала еще и Наруто. – Мой отец – мразь и убийца! Он убил мою матушку и покушался на мою жизнь. Что может знать сирота о той боли, когда тебя предала своя же семья! А еще этот демон, который сидит в моей душе и подает идеи к изощреннейшим убийствам. Правда, сейчас я все больше согласен с тем приговором, который демон выносит этим людишкам, и даже иногда нахожу его мягким, и дополняю от себя! – признался Гаара. – Демон? – задумался Наруто, и его ярость сошла на нет. – Я, кажется, понимаю его. – Конечно, демон. Песчаникам нужно было оружие для деревни, и мой отец превратил своего родного сына в орудие убийства. В мире есть две равных силы: любовь и смерть. Из меня вытравили первую и насильно заставили черпать силы из второго, как во время жажды будешь пить и из гнилого источника, не думая, что с тобой будет потом. Жажда – у нас в пустыне это понятно. Гаара Пустынный. Гаара Песчаный. Гаара Самовлюбленный, – он сделал паузу, будто выбирая, какое из этих имен ему больше подходит, задумался. На лице его вновь отразилась тревога: ни одно имя не шло ему, ко всем им он чувствовал неодолимую антипатию, и мысль, мелькнувшая в сознании ядовитой стрелой, поразила его и потом еще долго не будет давать покоя: самовлюбленным назвали его другие, он не любит себя. Поборов спазм, Гаара продолжил: – Им было мало подселить в мою душу Шукаку, который сводил меня с ума бессонницей, им нужно было, чтоб я вел себя, как дикий зверь. Я из рода моей матери, а не моего отца. Мама любила меня, это я точно знаю, и ее брат Яшамару… – голос юноши дрогнул, – поначалу тоже пытался изображать что-то вроде любви и понимания. Это, наверное, было что-то вроде долга крови, а потом… Потом я стал опасен. Отец добился того, что я стал убийцей, что я больше не сдерживал Шукаку-нии-сана. Он так за это боролся, что нахлебался последствий сполна. Он понял, что моя мощь обратится и против него, и против деревни. И много раз подсылал ко мне убийц. Впервые это случилось, когда отец понял, что из меня плохой защитник, что я не чувствую ничего к Сунагакуре. А еще, когда осознал, что, теряя разум, я высвобождаю Шукаку и не узнаю ни его, ни родных. Не подчиняюсь приказам. В общем, он понял, что я – слишком опасное оружие. – Что? – воскликнули оба мальчика. Наруто с расширившимися от удивления и негодования глазами отступил от песчаного демона на несколько шагов и держался правой рукой за стену, ища в ней опоры. Песчаная ловушка Нары ослабла. – Так вот, мой отец сговорился с Яшамару убить меня. Тот напал на меня в маске АНБУ. Видно, капля материнской крови заставила щадить мои чувства. Он – ее брат-близнец. Мне было бы больно, если бы меня убил человек с лицом моей матери. Но я и искал боли. Сначала своей, потом чужой. Так люди, переживающие утрату, заламывают себе руки, кусают локти, посыпают голову горячим пеплом, чтобы ощущения отвлекли от чувств. Я не могу испытать боль… сам. Матушка защищает меня от физических ран, но не от душевных мук. Тогда боль так нахлынула на меня, что невозможно было терпеть больше, и выжег на лбу у себя этот знак против ее воли. – Гаара коснулся волос, обнажая лоб, на котором был нарисован иероглиф «любовь». – Поэтому мне становится легче, когда кто-то разделяет мое душевное страдание своим телесным. Это – высшая жертвенность. Никто так не почитает своих жертв, как я, потому что они разделяют мое горе и облегчают мое бремя. В этом смысле Хаку для меня – ангел, который из белого скоро станет багряным. – Не смей его трогать! – Наруто будто вышел из той заторможенности, в которую ввел его рассказчик. – Сейчас не о нем речь, – успокоил его Собаку. – А о том, что Яшамару просчитался: я победил. И я был милостив, стократ милостив, потому что Яшамару умер за считанные секунды, его мгновенная боль несравнима с моей, которой конца не видно и края. А каково мне было смотреть в его лицо и осознавать, что я совершил, просто пытаясь защитить себя? Вглядываться в черты Яшамару и узнавать в нем мертвое материнское лицо? Я осознал, что убил мать дважды. Дважды! Вы понимаете? Хотя, что вы, дети своих родителей, можете понять? Это больше, чем можно вынести человеку! Даже на «матереубийство» (я богохульствую, произнося это слово!) человек может решиться только один раз, и этого хватит, чтобы погубить его душу и сломать его жизнь навсегда! Я же претерпел это дважды, и в убийстве Яшамару я не могу винить никого, кроме себя! Мне не на кого свалить этот груз! Из всей семьи я ему единственному верил и любил больше, чем себя самого. Он был единственным, кто связывал меня с матерью. Уже за это можно было любить! А он предал меня и обратил веру мою в отчаяние, а любовь – в скорбную ненависть. Моя душа истлела и исполнилась горечью. Отец хотел меня видеть Демоном скрытых песков? Значит, я буду таким, и он раскается в том, чего желал, я стану его кошмаром! Раз мое доверие предали, а любовью воспользовались, то я не вижу смысла утверждать свое существование в любви, поэтому я буду дарить людям боль, которая будет открывать им глаза на их собственное нравственное ничтожество и заглушать мое… страдание. Разницу между любимым и презираемым я заменю различием между живым и мертвым. Оставаться живым – вот теперь смысл моей жизни. А это значит – постоянно быть на эмоциональном пике, в состоянии экстаза. А когда я отнимаю жизнь, мое собственное существование обретает ценность. Раз я остался на этом свете, значит, я лучше, нужнее моего врага. Значит, я доказал это своей судьбе, и еще, я не буду лукавить, мне просто безумно нравится делиться своей болью с окружающими! «Совершенно больной», – прошептал Шикамару. – И что вы вообще знаете о жизни, чтобы наставлять меня?!! – голос Гаары сорвался на крик. – Я тебя понимаю, – вмешался Наруто. – Не будь со мной рядом Ируки-сенсея, Сакуры, Саске, Ямато-тайчо, моих друзей из Академии, да даже и Оротимару-сенсея, не знаю, смог ли я выдержать ту печаль, которая выпала тебе, Гаара… кун. А еще я не знаю, что было бы со мной, если бы моим друзьям отдали приказ убить меня. Тебе очень плохо, я это вижу. Ты не виноват, и я готов помочь раздели… – Прекрати меня лечить! – взревел Песчаник. – Что за крик? Вы так полбольницы разбудите! – В палату вошел, доброжелательно улыбаясь, сенсей Какаши. – Гаара, – обратился он к рыжеволосому, – это очень хорошо, что ты пришел навестить своего противника по поединку. Я никогда не сомневался в твоем благородстве. – Какаши все также доброжелательно, только теперь более пристально, вгляделся в лицо песчаника. – Уже так хорошо освоился в Конохе и подружился с ребятами? – Хатаке посмотрел на медиума взглядом, не допускавшим возражений. – Я рад. Надеюсь, что отношения между нашими деревнями и у взрослых, и у детей будут всегда такими же дружественными. Гаара гордо посмотрел Какаши в глаза, и тут в нем что-то переменилось: он покорно кивнул и, избегая повторного поединка взглядов, виновато смотрел в пол. – Я вижу, что вы так хорошо подружились, что у вас завязалась слишком громкая беседа! Так вы и пациента могли разбудить! Но сейчас уже половина второго ночи. Вы давно должны быть в своих кроватях, молоды еще для таких поздних посиделок, – Какаши спрятал в карман куртки очередной эротический роман Джирайи. Наруто и Шикамару, подчиняясь требованию, вышли. Они немного успокоились: раз Какаши-сенсей рядом, Хаку ничего не угрожает. И только немного погодя они дали волю своим эмоциям: – Это что за фарс был? Он что, не понял, что нас троих чуть не угробили? Какие это были «посиделки»? – спрашивал Наруто. Он был взвинчен. – В том-то и дело, что прекрасно понял. Думаю, что он под дверью стоял и подслушивал, а, как понял, что боя не избежать, явился. Он, конечно, хотел просто развести нас, а не показывать свою крутость перед генином, поэтому и остановил конфликт, – немного подумав, отвечал Шикамару. – И еще он… – Нара замялся, – когда он к нам вошел, на его глазу уже не было повязки. – Чё? – Наруто ошалело посмотрел на товарища, затем устало потер виски – по всему было видно, что в голове Наруто активно происходит мыслительный процесс. – Ну, знал он все заранее, Узумаки, тебя что, совсем сморило, что ты даже этого не понимаешь? Он знал все и поэтому нас использовал вслепую, чтобы выведать подноготную и слабые места джинчурики Суны! – несколько лениво сказал Нара таким тоном, каким объясняют само собой разумеющееся. В палате Хаку Гаара и Какаши остались одни. – Ну, и как это понимать, Гаара-сан? Вашу милую беседу и нападение на Хаку я оставлю в секрете: нечего без нужды накалять обстановку, но вас могли слышать другие - в больнице, кроме этих мальчиков, полно народа! – Не могли нас слышать, – отрезал песчаник. – Кстати, об этом. Что за технику ты применил на персонал? Отмени ее. Я провожу тебя в гостиницу для иностранных конкурсантов, – потребовал Какаши еще более резким тоном. – Разумеется, – высокомерно проговорил Гаара. – И запомни, ты - джинчурики, – Хатаке презрительно, сверху вниз, посмотрел на сына кадзекаге, – одно лишнее движение, и ты знаешь, как мои глаза действуют на тебе подобных, – произнес Какаши стальным голосом. Такой интонации от него не слышали ни ученики, ни джонины-коллеги, а скрываемой за этим тоном ярости удостаивались редкие враги, которых пробирал трепет от ледяных ноток в речи Копирующего Ниндзя и сверлящего взгляда шарингана. – Химера! * – огрызнулся песчаный демон. – А это не важно. Мои глаза также хороши, как у истинного Учихи, – оборвал его Хатаке. * Химера – гибрид, включающий в себя искусственно введенный в организм геном. Кабуто в оригинальной манге Кишимото - эталонная химера. (П.А.) *** Утро следующего дня. Оротимару расположился в комнате Наруто и, сидя на стуле, ждал, когда юноша проснется. Узумаки явно перерасходовал духовную энергию и теперь подолгу спал, находясь на лечении. Но врачи говорили, что он стремительно идет на поправку и уже на днях будет готов к тренировкам. У учителя было искушение «помочь» излечению Наруто, накормить его восстанавливающими таблетками или вколоть регенерирующий раствор. В конце концов, восстановлению сил Оротимару уделял много времени и исследовал это явление еще в молодости, когда Белая Змея брала свое. Однако печать пяти элементов, изматывающий бой... Если к этим обстоятельствам добавить еще и экспериментальные лекарства Хеби, все можно было только испортить. Такая смесь вполне могла убить Анко, когда он инфицировал ее Контролирующей печатью. Утро почти кончилось, когда Наруто, слегка приоткрывая глаза, неясно и расплывчато увидел перед собой бледного брюнета. – Саске… Саске-кун, почему ты здесь? – спросил он. – Я не Саске. – Наруто живо продирает глаза, вспоминая всех бледных брюнетов, которые могли бы пробраться к нему в комнату, как и чем это ему грозит. Испуг мгновенно прогоняет весь сон, и тут он узнает Оротимару: – Что вы здесь делаете? Где Ямато-сан? Кто победил в бою? – Слиш-шком много вопросов, молодой человек. Ямато будет тренировать Саске, на втором уровне каждому нужен персональный тренер, – желчно произнес саннин. – Ты победил в бою, но чуть не убил человека. Мне придется учить тебя, – тем же тоном сказал Оротимару. – Дело в том, что ты победил Темари из Суны не сам. – А что на меня тогда нашло? Я никогда так себя не чувствовал… – Наруто пытался детально вспомнить бой с Темари, но момент превращения в монстра он осознать так и не смог, несмотря на то, что почти оправился от последствий поединка. – Разве? А тогда, когда ты также чуть не убил Хаку, с тобой не было того же? – ехидно поинтересовался Оротимару. – Но тогда я сражался за другого! – воскликнул Наруто. – Эту силу тебе дал Лис-демон, и ему все равно, какие цели ты преследовал, ему главное было выбраться на свободу. Он делает это всякий раз, когда твои эмоции нестабильны, а чакры слиш-ш-шком мало. Но больш-ше этого не будет, – уверил Отшельник. – Значит, я больше не демон-лис! – Наруто вскочил с постели и схватил бывшего учителя за воротник! – Об этом же надо всем рассказать! Немедленно! И чем быстрее, тем лучше! Двенадцать с половиной лет я мучился, а теперь… – Наруто сорвался с места и понесся к двери, сбив на своем пути стул и торшер. Язык Оротимару необычайно увеличился в длине и оплел Удзумаки в несколько колец. Хеби-сенсей, не сходя с места, вернул мальчика на кровать. – У тебя скверная привычка недослуш-ш-шивать до конца умных людей, – посетовал Змей. – Посмотри на свою печать! Я укрепил ее своей запечатывающей техникой, иначе говоря, печать, которую носил ты, предполагала, что ты можеш-ш-шь брать силы у Девятихвостого, а мое джицу разрывает ваш-шу связь навсегда. Это значит, что ты уже не монстр, Лисенок! – Раз так – не называйте меня больше лисом, Оротимару-сенсей! – попросил Наруто. Хеби улыбнулся. – Но это была хорош-ш-шая новость, Наруто-кун, однако на одну хорош-ш-шую у меня есть две плохих: во-первых, ты ослабел в разы. Ты почти не развивал свои собственные возможности, а выигрывал бои только за счет огромной для твоего возраста чакры. Ты не проявил себя в занятиях со мной, а с Ямато у вас было мало тренировок. Все, что ты знаеш-шь, это – техника теней-клонов и немного карате. И то и другое убого. Кстати, технику клонирования тоже дели на пять, потому что собственные запасы чакры теперь не позволят тебе создавать армии. Ш-ш-штук двадцать двойников – твой предел. Мой вердикт – тебя сомнут на экзамене, потому что ты победил Темари заемной силой, а сейчас придется биться, имея в своем распоряжении только свои навыки. Это – плохая новость номер раз. – Да наплевать мне на то, что будет на вашем экзамене! Меня люди признают, я ж не монстр… – выпалил Наруто. – А вторая плохая новость – тебя не признают, – сказал Хеби, располагаясь в кресле еще удобнее. – Но как же… я ведь не монстр больше… – голос Наруто дрожал, сам он был готов по-детски расплакаться от еще одной незаслуженной обиды. Обиды непонятной: почему теперь, когда он больше не опасен для людей, его все равно будут сторониться? Воспоминания о былых несправедливостях бередили душу. – Ты удивлен? Я расстроил тебя? Мне жаль, но тут я не могу соврать о том, через что прош-шел сам. Про меня говорят многое: что я обращаюсь в змея, поднимаю мертвых, ставлю опыты на живых, и все это расписывают в таких подробностях, что в пору самому брать на заметку и как-нибудь попробовать те садистские джицу, которые напридумывали про меня обыватели. А ведь я не сделал и десятой доли того, что про меня рассказывают. К тому же, эти байки были частью моей легенды, которую мне обеспечили, чтоб я смог попасть в Акацки. Однако с моим бегством слухов стало только больш-ше. Сейчас только тебя, ты уж прости, в деревне боятся сильнее, чем меня. Я, действительно, запечатал в себе Белую Змею. – Вы стали джинчурики по собственной воле? Какой же вы идиот! – Теперь Наруто точно готов был разреветься еще и от обиды за учителя, который по собственному желанию отказался от нормальной жизни, за которую Узумаки был готов отдать силу всех биджу и которая оказалась для него такой недостижимой. – Была причина, – немного подумав, вымолвил Оротимару и, погружаясь в воспоминания, стал говорить: «Я хотел силы, змеиной чакры и змеиных техник. За двадцать лет я добился почти идеального контроля над своим демоном. И контроля из девяносто девяти процентов. Если ты спросишь кого-нибудь, кто разбирается в печатях, верит ли он, что я потеряю контроль над Белой Змеей, он рассмеется тебе в лицо. Рассмеется, но близких своих на выстрел на подпустит, потому что и эксперт этот, и вся деревня будет думать: «Что делать, если сыграет тот самый сотый случай?» Очевидно, что больш-ш-шая часть легенд про меня – выдумка, но соседям нашим мало и стопроцентной гарантии, их охватит паника от одной мысли, что выпадет какой-нибудь абсурдный сто первый процент, и мне захочется заживо вскрыть кого-нибудь из их детей. Потому что для них я был и навсегда останусь монстром. Они не хотят смотреть в глаза реальности. Парадокс, но когда люди бояться и укоренены в своем страхе, они чувствуют себя увереннее, что ли. Они считают, что если они постоянно охвачены ужасом и постоянно готовы к отпору, то их близкие и они сами будут в большей безопасности, хотя их кошмарная иллюзия заслоняет от них реальные угрозы. Посмотреть в лицо действительной жизни и открыться ей - порой требует большего мужества, чем остервенелая борьба с мнимыми врагами. От коноховцев я бы на твоем месте такого мужества не ожидал. Поэтому я не советую тебе искать любви или признания всех, а попытайся найти того, кто примет тебя любым, независимо от состояния твоих сил и карьеры шиноби. «Призвание» – это уважение, смешанное с завистью и страхом. Уважаемый человек всегда подвержен скрытой ненависти менее удачливых его коллег. Сейчас свои эмоции люди выражают тебе открыто, ты им неприятен. Когда ты добьешься признания, многие просто затаят свои чувства, испугавшись твоей выросшей силы, но не полюбят. А тебе, как мне кажется, этого немного не достает. Им будет нестерпимо, что сирота, которого они с детства считали чудовищем, обошел их, «нормальных». Не трать время на толпу, ищи таких друзей, которые не изменят свое мнение оттого, что ты монстр, или оттого, что, наоборот, этот монстр запечатан, которые останутся с тобой, даже, когда ты потеряешь силу шиноби. Тебе сейчас важно понять, что тебя терпели из-за силы Лиса и боялись, потому что не мог управлять ей. Теперь ты слаб, но слухи о том, что ты опасен, не прекратятся никогда! Поэтому Конохе ты сейчас совсем не нужен!» – Так что же мне делать? – закричал Наруто. – Гнаться за признанием толпы опрометчиво, но ссорится с деревней сейчас не в твоих интересах, поэтому, чтобы избежать проблем, надо стать сильнее. – Я готов! – выкрикнул Узумаки, подбадривая себя. – У нас есть пара дней. Медитации помогут тебе незначительно увеличить количество собственной чакры. Но сейчас я научу тебя одной технике, которая поможет одолеть Кибу, – решил сенсей. – Класс! Вы научите меня выпускать змей из рукавов? Ведь, правда? Киба в обморок упадет от ужаса! – Наруто с радостным ожиданием глядел на Хеби. Оротимару пристально глядел на Наруто, который видел, как его сенсей облизнулся, подумав о чем-то очень желанном. Поместить свою чакру в джинчурики бесконечно любопытно! О таком он даже мечтать не мог! Да ради этого можно было даже чуть-чуть умереть, если Наруто окажется сильнее. «А клятва? – пронеслось у него в голове. – А что, клятва? – ответил он сам себе. Он мальчика не заставлял. - Будда Амида - свидетель, он сам его попросил». – Сейчас времени нет на обучения тебя змеиным джицу, – с искренним разочарованием сказал саннин. «Если поставить ему еще и третью, Контролирующую печать, мальчик точно не выдержит», – подумал Отшельник. – Ты видел «лотос» Рока Ли? – спросил он вслух. Наруто кивнул. – А повторить сможешь? – спросил учитель. – Не знаю, – был ответ. – Я думаю, не сможешь. Если будешь один. А, если использовать клонов, то стоит попробовать, – решил Змей. На восьмой раз Наруто удалось скопировать технику Ли. Четыре клона Наруто подбросили двойника Оротимару вверх, а сам Наруто в длинном прыжке достал противника и обрушил на его спину тяжелый удар ногой. Клон тут же развеялся. Настоящий Оротимару, наблюдавший за сражением, несколько раз хлопнул в ладоши: «Браво, твои собственные способности вовсе не так никчемны. Не ожидал, что ты так быстро усвоишь этот прием. Как назовешь этот плагиат?» – Плаги… чего? – На лице Наруто вновь отразился активный мыслительный процесс. – Технику твою, которую ты у этого зеленого дракона стащил, – пояснил Оротимару. – Атака Наруто, – ответил Узумаки. – Ты оправдал мои ожидания. Копировать техники надо внаглую, причем называя их своим именем! Далеко пойдешь! – усмехнулся Змей.