План Савады Юу

Расставания оказалось неожиданно сложным. За неделю я успела по-настоящему привязаться к этому дурашливому человеку. Детская эмоциональность сыграла и тут – я даже поплакать умудрилась. Что, в общем-то, не удивительно. Сентиментальными плаксами в нашей семье оказались все. Абсолютно все! Сначала разрыдался, глава семейства, устроив из своих стенаний целый спектакль – опять дурачился, небось. Мама в ответ тоже чуток промокнула глаза, приняв очевидно все за чистую монету. Я не выдержала накала этой драмы и тоже расплакалась. А затем и братец сделал свой посильный вклад в поливку паркета. Так что, прощанье вышло громким и сопливым, тем не менее, оставляя после себя теплую грусть. После отбытия Иемицу все вернулось на круги своя. С одной лишь разницей, я всерьёз задумалась о своей жизни здесь. Раньше плыть по течению казалось естественным. И думать о чем-то сложном попросту не хотелось. Любая дурная или печальная мысль заставляла рыдать, поэтому я старалась вовсе ни о чем плохом не думать. Однако сейчас, кажется, настало то время, когда о будущем все же стоит призадуматься. Не в том смысле, что стоит немедленно начать выбирать профессию. Нет, к счастью до профориентации впереди еще годы! А в том смысле, чего я хочу от этой жизни и на что готова пойти ради этого. Например, семья. Я определенно хочу семью. Заботиться о ком-то, принимать чужую заботу. К счастью, с этим повезло, и напрягаться нет необходимости. Моя семья благополучна. Никто не пьет, родители не ругаются, денег хватает, единственное, отец работает где-то далеко – раз приезжает так редко. Но маму искренне любит и, кажется, изменять ей не планирует. Так что, наша семья в скором времени распадаться не собирается. В целом я комфортно ощущала себя в этом доме, даже «старший брат» уже не так действовал на нервы. За год можно привыкнуть к чему угодно, и к сирене японского разлива тоже. Конечно, он все еще оставался маленьким плаксой, настолько маленьким, что каких-то общих интересов у нас возникнуть попросту не могло. Нет, я спокойно собирала вместе с ним пирамидки или еще какую-нибудь фигню от безделья ли или в качестве игры в «супер шпиона» – хотя я и сомневалась, что моя наивная мама насторожилась бы даже при самом странном моем поведении (странном конечно для детей, не для взрослых). Вообще отношения с детьми были самыми палевными для меня и проблематичными. Как-то взаимодействовать с ними все равно приходилось, но выглядело это общение донельзя натянуто на мой вкус. Частенько детишки смотрели на меня как на говорящую обезьяну. И пусть я уже неплохо говорила, но это не повод думать, будто я прилетела с другой планеты! Общаться с детьми постарше меня тоже не тянуло – что год, что пять лет – один черт. Не о чем интересном поговорить все равно не удастся. Однако говорить хотелось, аж до слез! И не что-то типа: «горшок, Ка-сан», а нечто более осмысленное. Ожидать гласа божьего: «Ну, все, пора!» не было уже никакой мочи. Я хотела вот прямо сейчас, немедленно – казалось, если я протяну с этим еще хотя бы один день, то рехнусь. Так, моя легенда о самом обычном ребенке накрылась медным тазом. В общем, я заговорила, и мне было абсолютно наплевать, что обо мне подумают другие. - Ка-сан, а что ты делаешь? – предложение было простое, а мой выговор детским. Но даже такой пустяк сделал меня невероятно счастливой. Мама лишь тепло улыбнулась и ответила: - Шарфики, милый. Для тебя и для твоего старшего брата я вяжу шарфики. Скоро зима, и чтобы не простыть, вам нужны теплые шарфики, – оторвавшись от спиц, она легонько потрепала меня по голове. Конечно же, я знала, что она делает. Мне неважен был вопрос, как неважно было и содержание маминого ответа. Только само протекание этого удивительного процесса – разговора. - А можно мне синенький? – просьба получилась на удивление робкой. Ка-сан все норовила одеть нас то в красный, то в оранжевый, причем такие яркие, что не оставалось сомнений – боится потерять. А мне хотелось чего-то более спокойного и не такого вырвиглазного. Тем же вечером, я впервые за долгое время спокойно засыпала, зная, что завтра задам миллион и один бесполезный вопрос, получу на них столько же бесполезных ответов, и это будет – восхитительно. Жить сразу стало веселее, значительно веселее. Теперь можно было доставать неравнодушных взрослых вопросами разной степени идиотизма. Да, и детишек тоже. И однажды это возымело самые неожиданные последствия. Весеннее солнышко ласково грело, и я весело прыгала по лужам, благо резиновые сапожки и милый дождевичок мне это позволяли. Мама, тоже наслаждаясь теплом, беззаботно катила коляску. Тсу-кун гордо вышагивал рядом – кажется, сапожки, наконец, сдались и его упорству. Кто бы мог подумать, что их надеванье может стать такой проблемой?! У меня тоже далеко не с первого раза получилось. Координация в этом теле – ни к черту! Детская площадка, куда нас водила мама, располагалась в парке, что трех кварталах от дома, и я уже могла дойти до нее самостоятельно – по крайне мере моей выносливости уже хватало на то, чтобы добраться туда без остановок. Братец тоже уже спокойно ходил, особенно когда его держали за руку. Что поделать, повышенная пугливость никуда не делась, и даже недолгое мамино отсутствие вводило его в состояние близкое к панике. Громкое: «Чпок!» – раздавалось всякий раз, как сапожки достигали дна очередной лужи. В другом детстве играть с лужами мне невероятно нравилось. Я с удовольствием сплавляла кораблики по ручейкам. Да, и просто дурачиться под дождем было клево! Однако когда я выросла, от такого занятного время провождения пришлось отказаться. Увы, но если тебе под тридцать с хвостиком по лужам попрыгать уже не получится – нечаянные свидетели тут же начнут оглядываться и крутить у виска. Сейчас – другое дело. Можно было творить любую дичь – никто и взгляда себе косого не позволит, поумиляются что разве. Так что, я со спокойной душой ностальгировала, воскрешая в уме те времена, когда самой большой проблемой была не съеденная гороховая каша, а для улыбки достаточно было выглянувшего солнца. - Ну, и кричи! Звонкий детский голоса вырвал из этого блаженного состояния, заставив оглядеться. До площадки оставалось метров пятьдесят, не больше. Увлекшись, я и сама не заметила, как вырвалась вперед, оставив маму с Тсуной позади. - Ма-ма!!! Я встрепенулась – уж очень было похоже на братца! Правда, крик прозвучал со стороны детской площадки. Что это там за плакса надрывается? Душераздирающий вопль вырвался из горла мальчика. Старше меня на год-два, он в компании своих одногодок обступили мою знакомую. Черноволосую девчушку с двумя короткими хвостиками, внешности – самой что ни не есть японской, хотя глаза у нее – темно-серые, прямо как мои. Собственно говоря, из-за них я ее и запомнила. Кажется, Хана-чан, да? Девочка эта была моей ровесницей и до этого из остальной мелюзги никак не выделялась. А тут явно какой-то конфликт, да еще и с тремя мальчишками постарше. Конечно же, я заинтересовалась! А как же иначе? - Это мое!!! - Но я его нашла! Шум детвора подняла занятный, однако обеспокоенные родители на крики чад сбегаться и не думали. Площадка была довольно большой, и возможно увлеченные разговором мамочки просто их не услышали, хотя может быть и вовсе ушли по своим делам. Я не раз замечала, как некоторые родители оставляли здесь своих малышей без всякого пригляда. Вот так, просто брали и уходили! И что неожиданно, возвращаясь через часик или два, находили их на месте. Тем временем, поняв, что криками ничего не добьётся, мальчишка зашел с другой стороны: - Может я просто там его оставил! Наконец подойдя поближе, я разглядела предмет спора. В руках Хана крепко сжимала водяной пистолет. Девочка толи не поняла его, толи просто растерялась, но замерла она прямо как пойманная преступница. - Там, это где? – не выдержав резко спросила я. Более сильная в логике голова, сходу заметила признаки вранья и пнула по самому уязвимому в его речи месту. Стоявший ко мне спиной малец аж вздрогнул, но стоило ему развернуться, как весь его испуг ушел. Мало того что я была младше его, так еще и за оградой. Пусть разделявшая нас преграда и была не такой уж большой, но не для моего роста. Перелезть через такую было бы проблематично! - А тебе какое дело, малявка?! – парнишка до этого молчаливо выступающий в группе поддержки неожиданно агрессивно отреагировал. Его выделяющиеся лопоухие уши казалось, встопорщились еще сильнее. Но не успела я придумать достойного ответа, как до этого смирно стоявшая, Хана-чан не колеблясь, сделала то, что навсегда изменило мое отношение к ней – выстрелила из пистолета своему обидчику прямо в глаз. А я-то считала, что она растерялась. А она, оказывается, обдумывала стрелять или – нет. Честно в это мгновение я ей всерьёз восхитилась! Поэтому вопроса – помогать или не помогать – передо мной даже не стаяло. Кряхтя, я полезла через ограждение. Но сделать этого я, конечно же, не успела. Мама с Тсуной, наконец-то, меня догнали. И испортили все развлечение. Завязавшуюся было драку – ну насколько могут драться карапузы – остановили одним своим присутствием, даже окрика не понадобилось. Маме хватило ласковой улыбки и невинного вопроса: - У вас все в порядке? Малышня мигом присмирела, и ведь даже меня пробрало. Застигнутая врасплох, я так и осталась висеть на заборе. На этом бы история и закончилась, но мальчишка, почувствовавший себя уверенней от присутствия взрослых, опять затянул свою песнью. - Это мое, - едва не рыдал он. - Врушка, - тихо-тихо сорвалось с моих губ. Но мама все же услышала – взгляд ее стал укоризненным. Мальчик, наверное, вообразил будто, этот взгляд направлен на него, и не придумал ни чего лучше чем, захлебываясь слезами, признаться: - Я точно знаю – это пистолет Широ-куна. Раньше мы все четверо вместе играли, но неделю назад он уехал. Я просил ему остаться, но он все равно уехал. Что ж, это было неожиданно! И в то же время ожидаемо – карапузы для меня были все равно, что инопланетяне. Расстраиваются из-за ерунды, лгут по пустякам, смеются даже из-за двух пальцев. Вот как их понять?! - Ну, ну, Киоши-кун, что ты, не плачь, - мама успокаивающе погладила мальчика по голове. Я и не заметила, как она оказалась рядом с ним. - Я тоже слышала, что отцу Широ-куна дали повышение. Но вот увидишь, кто-нибудь другой такой же хороший непременно переедет в наш город, и вы обязательно подружитесь. Подождав, когда он немного успокоится, ее внимание переключилось на Хану. - Хана-чан, а тебе, я думаю, все же стоит отдать пистолет Киоши-куну. Для него это не просто игрушка, для него это память о друге. Ее тон не был требовательным, но, тем не менее, его хотелось слушаться – огорчать такого хорошего человека как Нана-сан – никому не хотелось. Когда конфликт был уж разрешён, и одна из его сторон отчалили в неизвестном направлении, я внезапно осознала одну маленькую, но важную деталь. Мама собралась уходить, а я все еще сижу на оградке и никак не могу слезть оттуда. - А я?! А как же я? – обиду в моем голосе и глухой бы услышал. Но не милая и добрая Ка-сан, она ка ни в чем не бывало, держа Тсу-куна за руку, продолжила путь. Оставив меня обтекать, да провожать их недоуменным взглядом. Я не поняла. И что это значит?! Толи мама решила не поощрять чужую глупость, толи ее бесконечная доброта распространяется на кого угодно, но не на меня. Ладно, и сама справлюсь! К тому же, тут еще оставался один кандидат в помощники. Я, наконец, обратила внимание на саму виновницу переполоха. Девочка вовсе не казалась подавленной произошедшим. Стоя в пол оборота ко мне, я отлично видела ее милую детскую улыбку. - Эй, Хана-чан, не хочешь ли мне помочь? - Ага!!! – с энтузиазмом согласилась девочка. Она резво развернулась, и ее глаза до этого скрытые челкой стали хорошо мне видны. Уй-ю… В глазах Ханы-чан сверкали два розовых сердечка. То, что все – всерьёз стало понятно на следующий день. Стоило мне появиться на площадке, как Хана тут же оказалась рядом. Смотрела на меня влюбленным взглядом, ходила хвостиком. К счастью, попыток пообщаться не предпринимала – толи из-за стеснительности, толи, просто не зная, как начать разговор. И не то, чтобы она была такой уж невыносимой. Нет, тот же Тсуна раздражал куда больше. Довольно тихая, спокойная по ней уже сейчас было видно, что в будущем из нее вырастет серьёзная, вдумчивая девушка. Да, она даже плакала редко! Что для меня уже огромный-преогромный плюс. Но, тем не менее, для страданий мне с лихвой хватало и ее влюбленности. Что не говори, а малявка-преследователь – это жутко! Ка-сан, однако, моих трудностей не разделяла – только умиленно вздыхала. Как впрочем, и другие взрослые. И самое обидное, в своем положении кроме себя винить решительно было некого. С моим опытом мне стоило предвидеть такой исход заранее. В конце концов, спасение мальчиком девочки – первая из причин в списке для влюбленности. Особенно для Японии, где детскую влюбленность старались поощрять и пропагандировать. Но я не только об этом не подумала, нет, еще и умудрилась забыть, что я теперь – мальчик. А значит, следует хорошенько прикинуть последствия, прежде чем вообще помогать девочкам в «беде». Вся эта история заставила меня понять, что проблему самоидентификации нужно решать уже сейчас, а не когда-нибудь потом. Сама я считала себя девушкой, а окружающие меня – парнем. И всегда будут им считать. В этом-то и есть вся сложность… Я, безусловно, хотела быть девушкой и не только для себя, но и для других. Однако это было невозможно. Уродовать же свое тело, попытками опять стать девушкой, я никогда бы не решилась. Оставалось только смириться. Но не с тем, что отныне и на всю жизнь я – парень, а с тем, что все будут именно так ко мне относиться. Как к парню. Самой мне ничего не мешало продолжать думать о себе как о девушке. Благо японский язык, как и английский, спокойно позволял замалчивать свой пол. Милой же кокеткой я никогда не была! А значит, и выдать себя чисто девчачьим поведением – не смогла бы тоже. Что касается выбора партнера… Как бы я не полюбила свою маму, и какую бы симпатию не вызывал отец. Вот так просто изменить свои предпочтения было невозможно. Увы, но девушки во мне вызывали исключительно дружеские чувства. Эх, наверное, мне суждено стать самым большим разочарованием в их жизни… Второй день рождения промелькнул в мгновение ока. И на этот раз без папы. Явно расстроенную этим Ка-сан одолела черная меланхолия. Она ходила по дому призраком, часто запиралась в своей комнате, с трудом выполняла домашние дела, хотя раньше наслаждалась ими. Нам ее забота и вовсе доставалась по остаточному принципу. С этим срочно нужно было что-то делать. Причем чем скорее, тем лучше. И тут талант братца устраивать истерику на пустом месте пришелся кстати. В отличие от меня, маму такое поведение ничуть не раздражало. Она неизменно отвлекалась на него, чтобы успокоить Тсуну. Но этого было мало, к тому же настроение ей это, все же, не прибавляло. Нужно было, что то еще… У меня как раз было кое-что, чем я давно бы хотела заняться. Это «кое-что» потребовало много как моих усилий, так и маминых. А главное, придаваться меланхолии, занимаясь им, было не так-то просто. Набравшись храбрости, я попросила: - Ка-сан, ка-сан, а можешь научить меня читать? – пытаясь привлечь внимание, я в добавок потеребила подол ее платья. Научиться читать по-японски я мечтала давно, наверное, как только смирилась с ситуацией, в которой оказалась. Окруженная со всех сторон чужой письменностью, и ни могущей прочесть не строчки, я сама себе казалась инвалидом. Да, что там, я даже самостоятельно пыталась выучить его, но – не преуспела в этом. Так что, дождавшись более-менее вменяемого возраста, я не могла больше ждать. К тому же маме эти уроки нужны были не меньше моего. - Хорошо. Но учти, научиться читать очень сложно, и поэтому требуется каждодневная работа. – Ка-сан смотрела на меня серьёзно и внимательно. Такое впечатление, что оценивала, есть ли у меня необходимые качества: стоит ли меня посвящать меня в таинства чтения или – нет? – Ты сможешь заниматься каждый день? Даже если в какой-то момент не захочется? - Ну, Ка-сан ведь мне поможет, не так ли? – я старалась смотреть мило-мило. По правде говоря, на ее помощь я очень сильно рассчитывала. Все же, в одиночестве заставить себя учить иностранный язык (а эти иероглифы будет для меня фактически иностранным!) не так-то просто. Как не странно, но я ошиблась. Обучение письменности не стало для меня каторгой. Толи из-за того что иероглифы нужно было рисовать, а рисовать я еще с прошлой жизни любила, толи из-за стиля преподавания учительницы. На каждый иероглиф мама рассказывала короткую историю или стих. Причем не детский-детский, а вполне себе со смыслом. Самым что ни на есть глубоким смыслом. Начали мы с написания моего имени, потом перешли на простые иероглифы. Какая-никакая, а система у них все же была. Так что, я не слишком унывала по поводу объема работ. Тсуна, кстати, присоединился к нашим занятиям без каких-либо обязательств, тогда как с меня мама все-таки стрясла обещание не бросать. Свое имя он вроде как заучил, но на большее его уже не хватило. Нет, он и дальше исправно что-то калякал, но усидчивости у него пока не хватало. Все же повторять одно и то же, и так до удовлетворительного результата не у всякого взрослого выйдет. На маму наши успехи повлияли вполне благотворно. Она почти перестала грустить и снова начала нам улыбаться. А не в пустоту как раньше. Так мы пережили эту зиму. Холодную не только из-за погоды. А потом внезапно пришло письмо. В одно мгновение Ка-сан скинула бремя тревоги и печали, и снова начала нас радовать своим позитивным настроением. Такое счастье охватывало ее всего один раз – в наш первый день рождения. Этой нехитрой приметы хватило с лихвой, чтобы отправитель письма стал для меня донельзя очевидным. Похоже, наш папаня нашелся!