Цвет ночи

Ворнинг. У автора закончились эльфы и разнообразные красивости, осталась только нечисть калибром покрупнее и вещи, которые при живом воображении читателя способны вызвать рвотный рефлекс. На полном серьезе предупреждаю - излишне впечатлительным читать с осторожностью. Я не думаю, что написанное так уж ужасно, но знаю, что я на эту тему несколько толстокож, а есть люди, которым данная глава может не зайти по причине описанных в ней не самых приятных вещей. Рауль распрощался с толстячком на выходе из лифта – не смотря на все уговоры и заверения в том, что он много пропустит, блонди не собирался смешиваться с толпой, решив ограничиться наблюдением с балкона. А тот, за время его отсутствия, разительно изменился. Исчезли голубоватые искры, растительность и барельефы – теперь под ногами стлался каменный темный пол, а из грубо обработанных каменных же стен выступали казавшиеся вполне живыми руки - костлявые, со вздувшимися венами и грязными обломанными ногтями, державшие вполне настоящие пылающие факелы, освещавшие дорогу. В простенках между гротами свисали цепи и кандалы, виднелись железные решетки, за которыми непонятно что находилось. Все вместе создавало гнетущее впечатление каких-то средневековых застенков. Отыскав «свой» грот блонди с некоторым облегчением заметил, что тот не поменял интерьера – уж лучше плачущие кровью цветы на костях, чем сырая камера подвала феодального замка. Одновременно он заметил, что кроме цветка на столе теперь стояла бутылка с каким-то напитком, бокал и блюда с закусками. Рауль понял – «Бабочка» позаботилась о своем госте. Скорее из привычки держать во время приемов в руках бокал, чем из-за желания пить, блонди открыл бутылку и с подозрением понюхал содержимое. Запах был весьма приятный и он рискнул налить немного в бокал и осторожно пригубить. Прислушался к своим ощущениям – кажется это было именно вино, без каких-либо примесей веществ, способных воздействовать на организм дзинкотая. Тогда он долил вина и вышел, желая посмотреть на происходящее внизу. Но на выходе из грота на него налетела и подхватила плотная толпа людей в плащах – выбиться из нее можно было только силой, которую Рауль применять, конечно, не хотел. Толпа понесла его вперед и дальше – вниз по лестнице, отпустив лишь внизу. Рауль огляделся. Зал, как и балкон, неузнаваемо преобразился. Никаких бабочек и вересковых зарослей не было уже и в помине. Теперь это была площадь, вымощенная грубым булыжником, покрытым грязью. В свете заходящего солнца виднелись какие-то домишки - иные совсем жалкие, иные позажиточней, сточные канавы были полны нечистотами. Запах на площади стоял несильный, но соответствующий, заставивший блонди поморщиться. И, словно на контрасте, на другой стороне площади гордо возвышались башни прекрасного готического собора. Из-под ног Рауля порскнула стайка довольных жизнью жирных крыс. Понимая, что все это еще одна иллюзия, он все-таки не смог удержаться и брезгливо подобрал полы своего длинного плаща. Та часть людей на площади, что не была в плащах и масках выглядела тоже довольно жалко и грязновато. Даже те, кого блонди определил по одежде как знать. По площади бродили торговцы, но он бы под угрозой нейрокоррекции не пожелал бы прикоснуться к тому, что лежало у них на лотках. Люди кашляли, хрипели, сморкались, плевали под ноги, чавкали, жуя на ходу какую-то снедь и почесывались даже в тех местах, в которых в обществе чесать как-то не принято. Казалось, что у каждого второго были грязные волосы и нечистая кожа, у каждого первого зубы, хоть какие-то, пусть гнилые, были редкостью в прямом смысле слова. И ни одного человека без признаков недоедания. Рауль шагнул назад, наткнулся на кого-то, обернулся, увидел всклокоченного нищего в лохмотьях и шарахнулся в сторону от него. Нищий, один глаз которого выпирал из глазницы и представлял собой налитый кровью шар, а второй был затянут мутной белесой пленкой, ухмыльнулся полубезумной беззубой улыбкой, активно почесал у себя где-то подмышкой и побрел дальше. Рауль, конечно, знал, что никаких кровососущих паразитов на Амой давным-давно не водилось, но все-таки ему стало не по себе. Тем более, что внутренний ехидный голос намекнул ему на то, что с хозяев «Бабочки» сталось бы завести их с какой-нибудь не очень развитой планеты антуража для. Понимая, что мысль эта глупа и абсурдна блонди постарался взять себя в руки и перестать переживать о том, чего нет и быть не может. Меж тем солнце село и на площади вспыхнули факелы и костры наполняя воздух запахом дыма и гари. Раздался мерный бой барабанов, заиграли фиддлы*, невидимые голоса запели что-то мрачное и из улочек между домами потянулись полуобнаженные люди, сходившиеся в единое шествие, направившееся к собору, с силой хлеставшие себя по голым плечам и спинам плетками и бичами усаженными многочисленными узлами с длинными шипами. Булыжники мостовой окрасились кровью, а в воздухе повис мерный заунывный напев: «Planga la terra, planga lo mare, planga lo pesce, ke son notare, plangan le bestia nel pascolare, plangan l’aucelli nel lor volare, plangano fiumi e rigareli…»** Флагелланты.*** Рауль понял, что оказался в Средневековой Европе Старой Терры, в ее тринадцатом веке. И ему очень хотелось верить, что то, что он сейчас видит всего лишь великолепно разыгранное представление. Он никогда не считал себя особо впечатлительным и вполне заслуженно, слишком многое он видел и сам творил в своих лабораториях, но тут ему отчего-то стало не по себе. Тем временем флагелланты достигли своей цели и скрылись в дверях собора. Тут же огни на площади погасли, а затем вспыхнули вновь, освещая уже иную картину. Теперь бродившие по площади люди больше напоминали скелеты. Некоторые из них падали и больше не поднимались. Неподалеку от Рауля присела на корточках над очередным, распростертым на мостовой, телом какая-то фигура. Блонди поначалу не понял, что происходит, но вот фигура подняла голову – мужчина это или женщина определить было невозможно так был обтянут череп кожей, ввалились глаза и запал рот и Рауль увидел в руках у нее кусок человеческой плоти. Фигура поднялась, пошатываясь и жадно впилась в нее гнилыми зубами. Блонди передернуло. Он машинально уцепился за мысль - ужасный голод 1315 года, приведший к очередному крестовому походу пастушков, закончившемуся их уничтожением. Он читал об этом, в свое время, относясь равнодушно, просто как к очередному историческому факту, но никогда бы не подумал, что станет его «свидетелем». И, как сейчас понимал, с удовольствием обошелся бы без этого. Снова площадь погрузилась во мрак, а затем раздался звук трещоток и колокольчиков. Разгорелись факелы и в их свете Рауль увидел новое шествие. По площади медленно шли люди, со страшно изуродованными лицами, покрытые язвами, с ямами вместо носов, бугристой кожей, сгнившими губами. Многие из них хромали. Один из бредших мимо протянул к блонди руку, и Рауль увидел, что пальцы на ней сгнили и отвалились. Профессионал в Советнике по науке автоматически отметил признаки безнадежно запущенной проказы, а человек – поспешил с отвращением отшатнуться. Он и не знал, что вид изуродованного тела может так подействовать на него, в самом деле, в лабораториях он, казалось, видел вещи более страшные и отвратительные, но то были запланированные и подготовленные эксперименты, проходящие в стерильной чистоте боксов. Здесь же окружающие декорации делали свое дело и, хотя Рауль и сопротивлялся этому изо всех сил, равнодушным его оставить не могли. И вновь погасли огни, но в центре площади, на появившейся невесть откуда возвышенности, загорелся огромный костер, вокруг которого столпился народ. Игравшая все это время мерная музыка поутихла и стали слышны слова стоящего рядом с костром монаха: - Неужели вы не видите воочию, что всевышний глаголет моими устами? Я есмь глас господень на земле!**** Далее последовала страстная проповедь о прегрешениях флорентинцев, клеймение Лоренцо Медичи, которого монах объявлял величайшим злом Флоренции, предсказание его скорого краха и свержения римского папы. Затем монах яростно призвал к уничтожению предметов «суетности» и к костру сквозь толпу потянулся народ, неся книги Данте, Овидия, Боккаччо, красивую одежду, косметику, зеркала, скульптуры, украшения… Взгляд Рауля зацепился за человека с прекрасной картиной в руках, которую он вскоре бросил в огонь – Боттичелли сжигал свои творения на костре Савонаролы.***** Рауль любил и ценил искусство, прекрасно в нем разбирался и знал, что эта сцена воплощает скорее миф, чем правду, но в нем поднялась невольная волна злости и протеста – правда или нет насчет конкретного эпизода, но Савонарола, этот неглупый и талантливый фанатик своими действиями причинил достаточно разрушений Италии эпохи Возрождения. И то, что это было давным-давно как-то не утешало. Отгорел костер, вновь погрузив площадь во тьму, раздался колокольный набат, а затем над ней прогремел возглас: - Убивайте всех, Господь узнает своих!****** И снова выметнулось пламя факелов осветив картину дикой резни Варфоломеевской ночи. Людей убивали прямо на улицах, разбушевавшаяся, разъяренная толпа врывалась в дома, уничтожая своих идеологических противников, не взирая на пол и возраст. В доме, неподалеку от которого стоял Рауль, распахнулось окно и оттуда, прямо под ноги блонди, упало тельце младенца. От неожиданности Рауль с силой сжал бокал, который все еще держал в руке, стекло лопнуло и осколки глубоко вонзились ему в ладонь. Он бы с огромным удовольствием воспользовался этим поводом, чтобы уйти и не смотреть на происходящее, где находится туалет он помнил по плану, но это не представлялось возможным – обернувшись, он увидел, что за его спиной стоит плотная толпа людей в плащах в каком-то суровом молчании наблюдавших за разворачивающимися перед их взглядами картинами, и понял, что ему через нее не протиснуться. Тогда он просто обернул руку полой собственного плаща, чтобы кровь не капала на пол и не запачкала ему одежду и обувь. Бойня закончилась, завалив площадь трупами, погасли факелы, послышался стук деревянных колес по булыжникам и над площадью повис новый, заунывный повторяющийся многоголосый крик вместе с отвратительным смрадом разлагающейся человеческой плоти: - Выносите ваших мёртвых!.. Выносите ваших мёртвых!.. Выносите ваших мёртвых!.. И снова факелы осветили трупы на мостовой. Но теперь они были на разной стадии разложения, почерневшие, с сочащейся из них гнилостной жидкостью. Проезжавшие повозки останавливались, шедшие рядом с ними люди поднимали мертвые тела и забрасывали их на них, очень быстро заполняя. Зловоние усилилось, становясь невыносимым. Рауля тошнило лишь раз в жизни, когда в юности, по неосторожности он хватанул высокую дозу облучения. Организм дзинкотая с этим, конечно справился, но мутило его несколько часов. Сейчас он вновь имел сомнительное удовольствие испытать это ощущение. Он сдался и отключил обоняние. Блонди видел, как многие люди вокруг него доставали платки, прикрывая носы и рты, но взглядов не отводили. Вокруг них бушевала Великая лондонская чума 1665 года. Отгремели повозки, отгорели факелы и вновь на возвышенности разгорелся костер. Но теперь в центре его стоял столб с привязанной к нему девушкой. Эту варварскую композицию окружали люди в монашеских одеяниях и низко надвинутых капюшонах. В повисшей тишине было хорошо слышно, как трещат поленья, по площади поплыли клубы дыма и отдаленный звон колоколов. Успевший вернуть себе обоняние блонди несколько пожалел об этом – клубы дыма были довольно удушливыми. Толпа людей в плащах потянулась к месту аутодафе, сомкнувшись вокруг него в кольцо. Подойдя ближе Рауль смог как следует разглядеть девушку – молодую и красивую, с разметавшимися по плечам длинными рыжими волосами и простом белом платье. Ее глаза были полны страхом и отчаянием. Она вглядывалась в толпу, переводя взгляд с одного человека на другого, словно ожидала кого-то, кто поможет ей, но гости «Бабочки» явно не собирались вмешиваться в происходящее. «Вас могут сжечь на костре», - вспомнились ему слова толстячка. Но не на самом же деле все это, правда? Или они тут совсем с ума посходили и не знают, чем еще развлечь себя? И вновь загремела музыка, один из монахов, выступив вперед, начал зачитывать приговор. Его сильный и хриплый голос звучал торжествующе и злорадно:******* Почему она отрицает то, что ее привели сюда? Как давно она оказалась замешана в этом проклятом пороке колдовства? Умеет ли она писать или читать и продала ли она душу дьяволу? Как часто она выезжала? Сколько раз она вызывала бурю, где вызывала и кто ей в этом помогал? Как часто являлся дьявол вне ведьмовских плясок дома или в других местах? Монах замолчал и его сменил хор мощных мужских голосов: Разводите костер Разжигайте костер Время для сожжения ведьм А затем вступил женский хор и блонди понял, что перед ними не только монахи, но и монахини: Преследуйте ведьм Пытайте ведьм Дочерей гибельного магического искусства Костер разгорался все сильней, поднимавшийся жар шевелил волосы девушки, старавшейся откинутся назад, прижаться сильнее к столбу, словно это могло спасти ее от мучительной смерти. А монах снова заговорил: Ведьма, настало время признать тебя виновной! Кто играет с огнем, будет гореть! Ведьма, сознайся, здесь и сейчас скажи мне правду! Обвиняемая "Молотом ведьм", так начнется же охота на ведьм! Прежде чем пропоет первый петух, твоя плоть поджарится на костре. Отправляйся в ад! Песня-приговор звучала на немецком – одном из мертвых языков Старой Терры резкое звучание, которого как нельзя лучше подходило ко всему происходящему. Однако хор пел на латыни – языке мыслителей древности, подаривших миру величайшие произведения литературы, философии и заложивших фундамент множества наук и то, что тот же язык использовался темными, до предела суеверными людьми для рассуждения о вещах, считавшихся божественными Раулю казалось какой-то утонченной издевкой. Extruite rogum Accendete rogum Tempus pro crematione magarum Magas persequite Magas torquete Filias perniciosi artis magicae Блонди решил, что это уж слишком. Лезть со своим уставом в чужой монастырь он не собирался, мало ли, вдруг девушка была простым андроидом, заказанным для этой отвратительной мистерии, но и смотреть на это тоже не собирался. Неужели Гор находит удовольствие в таких вещах? Он был о нем гораздо лучшего мнения и не предполагал скрытого садизма. Дьявольское отродье должно гореть! Проклятое навечно... Рауль развернулся, решив уже любой ценой протолкаться сквозь толпу, которая, в его глазах сейчас не заслуживала даже тени уважения, как с высоты своего роста заметил в ней какое-то движение. Он вгляделся – среди людей в плащах в странном танце медленно сходились к костру другие – мужчины и женщины в странных нарядах, напоминавших те, что были на встреченной им у входа в клуб молодежи. Через некоторое время он понял, что они неумолимо сжимали вокруг аутодафе пентаграмму, в перевернутом виде служившую когда-то знаком дьявола. Разводите костер Разжигайте костер Время для сожжения ведьм Монахи у костра, казалось, ничего не замечали, поглощенные своим делом. На рассвете, с первыми лучами солнца, ты обратишься в пепел! бесновался монах Развеянная по ветру, никогда не будешь забыта, потому что ты — ведьма. Хоть умоляй, скули, вопи, рыдай, все равно, ведьма, ты будешь гореть! Толпа постепенно расступалась, пропуская танцующих. Посторонился и Рауль – мимо него в танце прошли две девушки в весьма условных черных платьях, увешанные амулетами, сжимавшие в руках стебли растений, в которых блонди признал цикуту. На одной из них была маска напоминавшая вороний череп, лицо второй было полускрыто длинными, растрепанными волосами. Танцуй, ведьма! Танцуй мне в огне ведьминский танец! Держись крепче за дьявольский хвост и отправляйся в ад! Мягкими, крадущимися движениями танцующие вышли за спины монахов, приблизившись к ним практически вплотную. Разводите костер Разжигайте костер Время для сожжения ведьм Преследуйте ведьм Пытайте ведьм Дочерей гибельного магического искусства Но лишь замолкло последнее ликующее восклицание служителей церкви, как ведьмы и колдуны за их спинами, протянули руки, срывая рясы, заставляя упасть на колени. Прямо над толпой раздалось несколько оглушительных раскатов грома, в ослепительном блеске молний с хохотом, свистом, сопровождаемая собачьим лаем пронеслась над людскими головами Дикая Охота и когда Рауль вновь посмотрел на место основного действия столба там уже не было, огонь погас, а бывшая на костре девушка преобразилась. Теперь на ней было черное платье, похожее на платья ее товарок, но более вычурное и меховая шапка, увенчанная оленьими рогами. У ног Владычицы Ведьм стоял на коленях тот самый монах, что зачитывал ей приговор. Как и его товарищи теперь он был полуобнажен, блонди глянул на бывших монахинь – оказалось, что на них всех ведьминские платья, которые до того скрывали их рясы. Владычица махнула рукой и ее слуги увели покорных теперь бывших церковников, прочла какое-то заклинание и площадь замело снегом, исчезла церковь и дома, появились призрачные деревья, а костер вспыхнул вновь. Ведьмы вновь стеклись к костру, держа в руках огненные веера, шары, стаффы********, кнуты и чаши, Владычица хлопнула в ладоши и на кончиках ее пальцев заплясали язычки пламени. Как и в самом начале действия, мерно начали отсчитывать ритм барабаны, зазвучали древние музыкальные инструменты и ведьмы закружились вокруг костра в ритуальном танце.********* Раулю как-то до того не доводилось видеть файер-шоу, и в другое время он бы признал его весьма красивым и завораживающим, но сейчас ему было несколько не до того. Мрачность увиденных сцен не отпускала его и колдовской танец, скорее усугублял это чувство, чем прогонял его. Потому он был рад, когда бой барабанов замедлился, музыка умолкла и ведьмы упали на колени и простерли руки, выкрикивая какую-то сложную колдовскую формулу. Откликаясь на их призыв в круг света, безо всяких спецэффектов, вышел из тени деревьев, высокий костлявый человек в алом трико, плаще и остроухой шапочке с характерной «мефистофелевской» внешностью. Несколько необычной была свита Князя Тьмы – не черти и демоны, не горгульи и даже не рыцари, а высокие, мощные мужчины в меховых одеждах, с лицами, раскрашенными какими-то ритуальными знаками, с тяжелыми, длинными жезлами в руках. Поляна, на которой они стояли, поднялась в воздух и застыла там. - Я счастлив приветствовать вас, господа, на ежегодном балу Самайна, - голос Сатаны оказался необычно низким. – Веселитесь, забыв свои беды и печали, веселитесь, потому что здесь нет места боли, болезням и страданиям, веселитесь, потому что кем бы вы ни были и какие бы взгляды не исповедовали здесь никто не осудит вас и не посмеет преследовать за ваши убеждения. Sator arepo tenet!!!********** Мужчины в свите дьявола упали на одно колено, ударив оземь жезлами, из которых выметнулись высокие языки пламени. - Opera rotas!!! – хором откликнулись все присутствующие в зале сбрасывая плащи. Исчезли деревья и снег, под ноги толпе легли мраморные плиты, зал осветился мягким светом поплывших в воздухе маленьких тыкв с вырезанными на них страшными рожицами, свечами, малютками сидами, порхающими летучими мышами с крошечными фонариками в зубах. Вокруг Рауля, поспешившего последовать примеру остальных и тоже сбросившему плащ, запестрела костюмированная толпа: феи, гоблины, эльфы, сатиры, вампиры, упыри, вурдалаки, ведьмы, тролли, гномы, ходячие мертвецы, дриады, оборотни, драконы, мары, русалки, фавны, наяды, колдуны и еще десятки разновидностей нечисти всех мастей, которые он и определить не мог. Толпа смеялась, переговаривалась, кто-то отправился на балкон, кто-то приветствовал знакомых, опознав их даже под масками и в гриме. Зазвучали первые звуки вальса, рядом с Раулем Гамельнский крысолов в пестрых одеждах склонился перед Королевой Маб в легком сверкающем платье, приглашая ее на танец, но блонди было уже не до происходящего вокруг. Лавируя в толпе, все еще зажимая раненную ладонь полой плаща, теперь перекинутого через локоть, он решительно направился в сторону уборной, не замечая заинтересованных женских, да и мужских взглядов, провожавших его стройную фигуру. Речь дьявола все расставила по своим местам, он понял смысл страшного представления, разыгранного вначале, но понимание это не принесло успокоения. Рауль, к своему огромному неудовольствию, чувствовал, что его лихорадит, но почему-то не мог побороть этого. Решительно, с него было достаточно, и он мечтал хоть на пару минут оказаться в месте хотя бы относительно тихом и безлюдном.