Тонкие струны наших душ

Этот лагерь — очень удивительное место. Он одновременно является моей тюрьмой, и одновременно курортом, где я могу отвести душу, где никакие проблемы не имеют значения… кроме одной… я тут заперт. Но с другой стороны, я заперт тут не один, нас много. Сколько бесчисленных попыток предприняли мои другие воплощения, чтобы выбраться отсюда? Кто бы знал. «Интересно, а что они делали? Вредили ли они другим обитателям? А может кто-то из них мог пойти и на убийство.» По телу пробежала дрожь. Я за свою жизнь даже не дрался нормально, да и тогда, когда дрался, был в роли избиваемого. Но меня всегда пугала возможность навредить кому-либо, даже если это всего лишь обычная рана. А про перелом, или ещё чего похуже и речи быть не могло. «Может спросить у того парня?» Эта мысль засела в моей голове так крепко, что я больше не мог спать. Ведь стоит только задуматься, что это место сделало с такими же, как я, становится боязно, что такое может произойти и со мной. Да, они могли кардинально отличаться от меня, но ведь это всё ещё я, каждым из них я мог стать, и каждый из них мог пережить что-то действительно тяжёлое. «А кто-то мог быть просто безвольной тряпкой, которая живёт в своей выдуманной реальности.» Я вспомнил, чем занимался Привратник. Он просто заставлял других сдаться, чтобы те не сопротивлялись, чтобы они быстрее потеряли собственную волю, чтобы они слились с этим лагерем воедино. От этого я разозлился. Меня много, кто раздражает; люди, задающие глупые вопросы, алкаши и наркоманы, попрошайки, пусть некоторые из них и вправду не могут иначе, но среди них полно тех, кто может работать, но больше всего меня бесят слабаки, которые просто сдались. Лучше уж смерть, чем потеря самого себя. Ещё будучи школьником, я на уроках литературы проходил Островского, и первое его произведение, которое я прочитал — это «Гроза». Оно мне никогда не нравилось. По больше степени я не любил главную героиню, которая просто должна была страдать. Пусть она была окружена кучей неприятных людей, но мир с тех пор не сильно поменялся, люди уж точно мало изменились. Она жила в этом мире с самого рождения, и всю свою жизнь видела его именно таким. Так почему она страдала? От того, что не может на это повлиять? Так почему она продолжала наблюдать, но не при этом не вмешивалась? Может она и была хорошим человеком среди плохих, но она была слабой. Я видел кучу людей, которые страдали точно также — по сути они страдали ради страданий. Такие люди привыкли к жалости. Им приносит удовольствие быть любимыми, и замеченными. Но знаете, что в этом неудобно? Они сами начинают верить, что страдают. Этот лживый образ кажется настоящим даже для самого актёра, и не позволяет ему даже задуматься, почему он страдает. А когда такие люди кончали с собой, у меня это не вызывало ничего, кроме презрения. Жизнь даётся человеку только один раз, и лишаться её по такой причине просто неуважение к тем, кто её тебе подарил. Да, люди в праве решать, когда им умереть, ведь право на смерть — это единственное право, которое нельзя в полной мере отобрать у человека, пока что. Один неудавшийся самоубийца как-то сказал: «Когда ты летишь с моста, то понимаешь, что все твои проблемы решаемы… кроме одной — ты уже летишь с моста». Я не против того, чтобы люди могли выбирать, жить им, или умереть, но такая театральная фальшивая смерть, только ради того, чтобы человека ещё хотя бы один раз пожалели, кажется мне оскорбительной. Ничего, кроме отвращения это у меня ничего не вызывает. Проведя несколько часов в раздумьях о правильности поступков Привратника, я даже не заметил, как наступило утро. Солнечный луч пробился сквозь облака в наше окно, подал голос будильник, и спящая в моих объятьях Алиса сладко потянулась. — Как спалось? — Спросил я у неё. — Хорошо. — Нежно ответила она. — А ты? — Не сильно. Проснулся пару часов назад, думал о всяком… — И о чём же? — Алисе стало интересно. — Расскажи. — Не стоит. Ничего такого, что было бы тебе интересно. — Я не хотел посвящать девушку в такие негативные размышления, о жизни и смерти, и объективности самоубийства. — Давай лучше пойдём умываться. У нас на сегодня есть работа. — Какая? — Девушка удивилась. — Ты ещё что-то задумал? — Ну да — я же говорил вчера, что научу тебя тем песням. — Аааа, ты об этом. Тогда после завтрака сразу к Мику? — Думаю, лучше пойти на сцену. Там и народа поменьше, и обстановка не такая приевшаяся, лучше и не придумаешь. — Тогда давай не будем медлить. Таки образом мы наспех оделись, и пошли к умывальникам. Сегодня там мы увидели Электроника. — Если он сейчас начнёт снимать рубашку, то я лучше потом умоюсь. — Чего? — Алиса удивилась от моих слов. — Ты о чём? Но Эл опередил меня… — Он уже начал раздеваться. Отлично, давай как можно быстрее свалим отсюда. — Л-ладно. — Девушку вид этого парня вывел из состояния равновесия, и она пыталась осознать, что только что увидела. Как и в прошлую смену, тут иногда творится какой-то кошмар. «Не хочу больше об этом думать.» На линейке, как обычно, ничего не произошло. Однако стоит заметить, что теперь все стоят попарно — Мику с Саней, Женя с Серёгой, Славя с Леной… Ольга продолжала говорить, что «пионер всем ребятам пример», а мы продолжали смотреть на букву «е», переходящую в муху. «Объект SCP-696RU — Гипнотическая муха. Класс объекта — Евклид. Объект представляет собой букву «е», переходящую в муху. Особым свойством SCP-696RU является возможность полной неподвижности в пространстве, и способность привлекать взгляды пионеров.» Закончив с глупыми мыслями, я вернулся к реальности, как раз к сигналу горна. — О чём задумался? — А? Что? — Я растерялся. — Ты с так сосредоточенно куда-то смотрел. Вот я и подумала, о чём ты задумался. — У Алисы было вопросительное выражение лица. — Да так… о мухе. — О мухе? А что с ней не так? — По какой-то причине, она висит в воздухе и не двигается, а за ней след в виде буквы «е». Забавно выглядит. — И всё? Тут и большие странности творятся, а тебя только муха забавляет? — Нет. Просто она тут с первой линейки. Самое интересное, что после линейки она пропадает. — Ну ладно. Хватит говорить о мухах. Давай лучше пойдём поедим. И ты научишь меня той песне. — Их шесть. Жаль, что, пока что, всего шесть. — Тем более. У нас сегодня будет музыкальный день на сцене. Мы пошли завтракать. Сев за самый крайний стол, мы начали обсуждать план сегодняшнего дня. — А чего ты ещё хочешь? — Ну как что? Не весь же день проводить на сцене. — Сказал я. — Ну да. В прошлый раз мы ингредиенты для торта собирали. — Да. А я ещё кое-что помню про тот день. Такие приятные воспоминания. — Ты о чём? — Спросила Алиса. — Та ни о чём. Может сходим на пляж вечером? — Почему бы и нет. — Тогда сейчас идём учиться новым песням, а потом можно хоть весь день в реке просидеть. После завтрака я взял наши гитары, и пошёл к Алисе, которая в этот момент обустраивала сцену. — Ну ладно. Я готова. — А что ты так воодушевилась? Я же и раньше обучал тебя новым песням. Они и раньше были на английском. Так что изменилось? — Не знаю. — Ответила Алиса. — Просто отличное настроение. — Тогда давай учить. — Да. — Девушка выглядела бодрой и полной сил. Я показал Алисе текст и ноты. — Пока что всё понятно? — Да. А тут мы должны будем вдвоём играть? — Да. За это можешь не переживать. Просто запомни основную партию, а второстепенные я возьму на себя. Эти песни давались Алисе крайне легко, ведь накопленный опыт игры очень сильно помогал, как и опыт пения, который я ей заботливо передал. Первую девушка разучила за всего за полчаса. Но, справедливости ради, она была одной из самых лёгких. *Dead Posey — Boogeyman* — А теперь к следующей. Разучив все песни, мы услышали, как прозвучал горн. — Уже обед? Поразительно. Мы провозились тут всё утро. — И это было весело. Столько песен за раз я ещё ни разу не разучивала. — Да, когда нужно обучать одного человека, процесс идёт быстрее. «Чем проще механизм, тем меньше того, что может пойти не так.» В столовой мы уже сидели вместе с остальными. — Чем сегодня занимались? — Спросил я. — Та ничем особенным. — Ответили мне все хором. От такого совпадения мы все рассмеялись. — А вы? — спросила Славя. — Да так… учил Алису новым песням. — Сколько же их у тебя? — Удивилась блондинка. — Много. А хотите послушать? — Да. — Все снова ответили хором. — А меня никто не хочет спросить? — Возмутилась рыжая. — Ну ты чего? Похвастаешься перед товарищами, как классно умеешь петь и играть. Да и ты же, вроде, переборола свою боязнь сцены. — Никакая это не боязнь. — Называй это как хочешь, но ты ведь не боишься выступать на публике, так чего зря переживать. Девушка нервно фыркнула. — Ладно. — Сказала она. — Ну тогда ждём вас на сцене. Когда все собрались, мы начали. — Ну ладно, ребята, это будет быстро. Мы начали играть. *Dead Posey — Boogeyman* *Dead Posey — Don’t stop the Devil* *Dead Posey — Fire burnin’* *Dead Posey — Holy grail* *Dead Posey — Freak show* *Dead Posey — God’s gonna cut you down* — Ну как вам? Зрителям понравилось. А я был горд за Алису, и надеялся, что она прочувствует каково это, самолично петь. Не просто в тени кого-то заметнее тебя, а самому затмевать собой всех, кто стоит рядом с тобой. — А ты как? — Спросил я у Алисы. — Здорово! Впервые чувствую такой экстаз. — Ну вот. Ты поняла, чего я хотел добиться, организуя это выступление? — Наверное. — Вот и славно. В этот момент я сам мог ощущать тот кураж, что поймала рыжая. Это было не так, как с «Ready for a fire», тогда она играла ради меня, она говорила со мной при помощи той песни, а я ей же и отвечал. Но сегодня она впервые действительно обратилась к публике, она действительно выросла над собой…