Академия вампиров. Кровавые обещания. Книга 4

— Я думала, ты мне снился, — сказала я. Дампиры заняли вокруг мороя оборонительные позиции. Лицо Эйба было тем самым странным, которое я видела после сражения в сарае, то теряя сознание, то снова приходя в себя. Он был старше меня, по возрасту ближе к Алене. Черные волосы, эспаньолка, очень смуглый для мороя. Если вы видели смуглого или загорелого человека, который болен и от этого бледнеет, то это был как раз тот оттенок смуглоты. В его коже определенно присутствовал какой-то пигмент, и сильная бледность лишь подчеркивала его. Больше всего поражала его одежда — длинный, черный, явно безумно дорогой плащ и темно-красный кашемировый шарф, под которым посверкивало какое-то золотое украшение; в одном ухе сверкала золотая серьга. Поначалу все это навело меня на мысль, что он либо пират, либо гей, но спустя мгновение я изменила свое мнение. Что-то в его облике говорило о том, что он переломает ноги любому, вставшему на его пути. — Снился? Такое мне не часто приходится слышать, — заговорил морой с еле заметной улыбкой и на некоторое время задумался. — Иногда я являюсь людям в ночных кошмарах. Он не был ни американцем, ни русским; я не смогла распознать акцент. Что происходит? Он пытается своей скверной репутацией произвести на меня впечатление или запугать? Сидни определенно не боялась его, но относилась к нему со здоровой настороженностью. — Ты, видимо, уже знаешь, кто я, — сказала я. — Возникает вопрос: что ты здесь делаешь? — Нет. — Улыбка стала шире. — Вопрос ставится иначе: что ты здесь делаешь? Я сделала жест в сторону дома Беликовых. — Я приехала на похороны. — Ты не по этой причине появилась в России. — Я приехала в Россию, чтобы рассказать Беликовым, что Дмитрий мертв, поскольку никто больше не потрудился сделать это. Это было удобное объяснение моего появления здесь, однако под пристальным взглядом Эйба по спине побежали мурашки. Как и Ева, та безумная старая женщина, он не верил мне, и я остро ощутила, насколько он опасен, несмотря на свою ярмарочную внешность. Эйб покачал головой, улыбка полностью исчезла. — Это тоже не подлинная причина. Не лги мне, девочка. Я мгновенно взъерепенилась. — А ты не допрашивай меня, старикан. Разве что ты готов рассказать, зачем ты и твои дружки рискнули проехать по ночной дороге, чтобы спасти Сидни и меня. Дампиры Эйба напряглись, услышав слово «старикан», но, к моему удивлению, он снова улыбнулся — хотя эта улыбка не затронула его глаз. — Может, я просто выручил вас. — Вряд ли — судя по тому, что я слышала. Ведь это ты заставил алхимиков послать Сидни со мной. — Да? — Он дугой выгнул бровь. — Это она рассказала тебе? Ммм… Не следовало ей так поступать. Ее начальству это не понравится. Совсем не понравится. Проклятье! Снова я брякнула, не подумав. Мне не хотелось причинять Сидни неприятности. Если Эйб действительно в некотором роде «крестный отец» мороев — как она его называла? Змей? — не сомневаюсь, он способен воздействовать на алхимиков с той целью, чтобы они еще больше осложнили Сидни жизнь. — Я вынудила ее рассказать мне все, — соврала я. — Угрожала ей в поезде. Это было нетрудно — она и так до смерти боялась меня. — Не сомневаюсь. Они все боятся нас, связанные вековыми традициями и укрывающиеся за своими крестами, которые должны защитить их — несмотря на дары, полученные с помощью татуировок. Во многих отношениях они похожи на вас, дампиров, — за исключением репродуктивных проблем. Выдавая эту тираду, он смотрел на звезды, как какой-нибудь философ, размышляющий над тайнами Вселенной. Почему-то это меня еще больше разозлило. Он говорил в шутку, а ведь, совершенно очевидно, имел определенный план в отношении меня. Не люблю оказываться частью плана, составленного у меня за спиной, — в особенности когда понятия не имею, что это за план. — Да, да, уверена, мы можем всю ночь обсуждать алхимиков и то, как ты контролируешь их, — взорвалась я. — Но меня по-прежнему интересует, чего ты хочешь от меня. — Ничего, — просто ответил он. — Ничего? Ты всерьез осложнил себе жизнь, чтобы помочь мне и Сидни, а потом последовал за мной сюда ради «ничего»? Он опустил взгляд, в котором вспыхнул угрожающий огонек. — Меня ты не интересуешь. У меня своих дел хватает. Я приехал ради других, заинтересованных в тебе. Я окаменела, и наконец-то мне стало по-настоящему страшно. Дерьмо! На меня устроили облаву. Но кто? Лисса? Адриан? Татьяна? Мысль о королеве заставила меня занервничать еще сильнее. Если бы меня стали разыскивать остальные, то они делали бы это, беспокоясь обо мне. Но Татьяна — Татьяна боялась, что я сбегу с Адрианом. И снова мелькнула мысль — если бы она стала разыскивать меня, то лишь с целью обеспечить, чтобы я не вернулась. Эйб сильно смахивал на того, кто умеет способствовать исчезновению людей. — И чего хотят эти другие? Чтобы я вернулась домой? — Я изо всех сил старалась скрыть свой страх. — По-твоему, ты можешь явиться сюда и запросто оттащить меня в США? Сдержанная улыбка Эйба вернулась. — А как ты думаешь — я могу запросто оттащить тебя обратно? — Ну, — снова без раздумий, с усмешкой сказала я, — ты не можешь. Другое дело — твои парни. Это не исключено. Хотя, может, я способна одолеть их. Эйб в первый раз громко рассмеялся — глубокий, низкий звук, полный искреннего веселья. — Ты достойна своей репутации нахальной девицы. Очаровательно. — Здорово. Эйб, наверно, где-то раздобыл мое личное дело. Может, даже знал, что я люблю на завтрак. — Предлагаю сделку. Расскажи мне, зачем ты здесь, а я расскажу тебе, зачем я здесь. — Я уже говорила. Смех мгновенно смолк. Он сделал шаг ко мне; его стражи напряглись. — А я говорил, чтобы ты не лгала мне. Ты приехала сюда по какой-то причине, и я должен знать зачем. — Роза? Можешь прийти сюда? Со стороны дома Беликовых в ночи прозвенел чистый голос Виктории, стоящей в дверном проеме. Внезапно я испытала сильнейшее желание удрать от Эйба. Под этим ярким, кричащим фасадом скрывалось что-то смертоносное, и я не хотела задерживаться рядом с ним даже на минуту. Я вскочила и попятилась к дому, отчасти ожидая, что его стражи попытаются похитить меня, что бы он там ни говорил. Они, однако, оставались на своих местах, не сводя с меня бдительных взглядов. Усмешка Эйба вернулась. — Сожалею, что не могу остаться и поболтать, — сказала я. — Все в порядке, — величественно объявил он. — Мы найдем тебя позже. — Не уверена, — ответила я. Он засмеялся, а я торопливо вслед за Викторией вошла в дом и почувствовала себя в безопасности, только закрыв дверь: — Мне не нравится этот тип. — Эйб? Я думала, он твой друг. — Ну уж нет. Он в некотором роде гангстер. — Наверно, — ответила она таким тоном, словно это не имело особого значения. — Но именно благодаря ему ты здесь. — Да, я знаю, как он выручил нас. Виктория покачала головой. — Нет, я имею в виду здесь. Пока он вез тебя в автомобиле, ты все время повторяла: «Беликов, Беликов!» Эйб решил, что ты знаешь нас, и привез тебя в наш дом. Это меня напугало. Мне снился Дмитрий, да, и я, конечно, могла повторять его фамилию, однако до сих пор понятия не имела, что именно поэтому оказалась здесь. Я думала, дело в том, что Алена имеет медицинское образование. Потом Виктория сказала самую потрясающую вещь: — Поняв, что мы с тобой незнакомы, он хотел отвезти тебя куда-то в другое место, но бабушка сказала, что ты должна остаться здесь. По-моему, она видела во сне, что ты у нас появишься. — Что? — Безумная Ева, от которой мурашки бегут по коже, которая ненавидит меня? — Она видела меня во сне? Виктория кивнула. — Такой у нее дар. Ты уверена, что незнакома с Эйбом? Он слишком важная шишка, чтобы торчать здесь без причины. Я не успела ответить — к нам торопливо приближалась Алена. Подойдя, она взяла меня за руку. — Мы искали тебя. Почему так долго? Этот вопрос был адресован Виктории. — Эйб… Алена покачала головой. — Не важно. Пошли. Все ждут. — Чего? — Спросила я, пока они вели меня на задний двор. — Я не успела объяснить тебе, — торопливо сказала Виктория. — Сейчас наступил момент, когда все садятся и вспоминают Дмитрия, рассказывая разные истории. — Мы давно не видели его и не знаем, что происходило с ним в последнее время, — пояснила Алена. — Ты должна рассказать нам. Я вздрогнула. Я? Я не хотела, в особенности когда увидела все эти лица вокруг костра. Я не знала никого из них. Как могла я рассказывать им о Дмитрии? Как могла я обнажить то, что было так дорого сердцу? Все лица слились в неясное пятно, возникло чувство, что я могу потерять сознание. Какое-то время никто не замечал меня. Говорила Каролина, держа на руках малышку. Время от времени она делала паузу, и остальные смеялись. Виктория уселась на расстеленное на земле одеяло и потянула меня к себе. Немного погодя к нам присоединилась Сидни. — Что она говорит? — Прошептала я. Виктория некоторое время прислушивалась, а потом наклонилась ко мне. — Она рассказывает, что когда Дмитрий был маленьким, он всегда просил, чтобы она и ее подружки приняли его в игру. Ему было около шести, а им по восемь, и они не хотели, чтобы он вертелся рядом. — Виктория смолкла, снова вслушиваясь. — В конце концов Каролина сказала, что они его примут, если он согласится жениться на их куклах. Каролина с подружками наряжали его и всех кукол одну за другой и устраивали свадьбы. Таким образом, Дмитрия женили по крайней мере десять раз. Я против воли рассмеялась, представляя себе, как упрямый, сексапильный Дмитрий позволяет старшей сестре наряжать себя. Скорее всего, он отнесся к этим свадебным церемониям с куклами так же серьезно и стоически, как к своим обязанностям стража. Потом говорили другие, а я пыталась следить за переводом. Во всех историях он представал добрым и сильным. Не только в сражениях с не-мертвыми — Дмитрий в любой ситуации стремился помочь тому, кто нуждался в этом. Почти все могли вспомнить случаи, когда Дмитрий первым бросался на помощь, делая то, что считал правильным, даже если это было для него сопряжено с риском. Меня это ничуть не удивляло. Дмитрий всегда делал то, что должно. И в большой степени за это я так его любила. По своей природе мы были похожи. Я тоже бросалась на помощь, когда кто-то нуждался во мне, иногда даже если этого делать не следовало. Многие из-за этого считали, что я не в своем уме, но Дмитрий меня понимал. Он всегда меня понимал и помогал упорно работать над тем, как обуздывать эту импульсивную потребность кидаться в опасные ситуации, точно в омут головой, как использовать разум и расчет. По-моему, никто на свете никогда не понимал меня так, как он. Я не замечала струящихся по щекам слез, пока не осознала, что все смотрят на меня. Первой мыслью было — они считают меня безумной из-за того, что я плачу, но потом я осознала, что кто-то задал вопрос. — Они хотят, чтобы ты рассказала о последних днях Дмитрия, — сказала Виктория. — Расскажи, что хочешь. Что он делал. Какой он был. Я утерла рукавом мокрое лицо и перевела взгляд на огонь костра. Сколько раз мне приходилось говорить перед множеством людей — и хоть бы что, но сейчас… — Не могу, — напряженным, еле слышным голосом ответила я Виктории. — Не могу говорить о нем. Она сжала мою руку. — Пожалуйста! Им это очень нужно. Они должны знать. Расскажи что угодно. Какой он был? — Он… Он же был твой брат. Ты знаешь. — Да, — мягко ответила она. — Но нам хотелось бы знать, какой он был с твоей точки зрения. Мой взгляд по-прежнему был прикован к костру; пляшущее пламя медленно меняло цвет с оранжевого на голубой. — Он… Я не встречала человека лучше. — Я замолчала, собираясь с духом, и Виктория воспользовалась возможностью перевести мои слова на русский. — И он был одним из лучших стражей. В смысле, он был моложе многих, но все знали, каков он. Все знали, какая у него репутация, и обращались к нему за советом. И если происходил бой… или просто возникала какая-то угроза, он всегда первым бросался на помощь. Никогда не отступал. Пару месяцев назад на нашу школу напали… Я слегка притормозила. Беликовы говорили, что знают об этом нападении — что все знают о нем, — и, судя по обращенным ко мне лицам, так оно и было. Не требовалось в деталях описывать эту ночь, все те ужасы, которые я видела. — Той ночью, — продолжала я, — Дмитрий столкнулся со стригоями. Точнее, мы были вместе, когда поняли, что они напали. Я хотела остаться и помочь ему, но он не позволил мне, велел бежать изо всех сил и предупредить остальных. А сам остался — понятия не имея, скольких стригоев ему придется одолеть, пока я приведу помощь. Я до сих пор не знаю точно, сколько их было, но довольно большая группа. И он в одиночку справился со всеми. Я подняла взгляд. Все сидели так тихо, что, казалось, не дышали. — Это было так трудно. — Мой голос упал до шепота, и пришлось повторить то же самое громче. — Это было так трудно. Я не хотела оставлять его, но понимала, что должна. Он многому научил меня, и прежде всего тому, что мы должна защищать других. Это был мой долг — предупредить остальных, хотя больше всего на свете я хотела остаться с ним. Пока я бежала, в сердце неотступно билось: «Поворачивай обратно! Возвращайся к нему!» Но я помнила о своем долге и понимала, что в какой-то степени он таким образом стремился уберечь меня от опасности. И если бы мы поменялись местами, я тоже заставила бы его бежать за подмогой. Я вздохнула, удивляясь тому, что так откровенно говорю о своих чувствах, и вернулась к описанию событий. — Даже когда прибыли другие стражи, Дмитрий продолжал сражаться. Он убил больше стригоев, чем кто-либо еще. Ну, почти. — На самом деле больше всех убили мы с Кристианом. — Он… Он был неподражаем. Я рассказала им остальное, что прежде рассказывала Беликовым, просто добавила немного ярких деталей, чтобы показать, каким он был храбрым и яростным в борьбе. Было больно говорить обо всем этом, и тем не менее… я почти испытывала облегчение, выпуская наружу то, что так долго держала внутри. Но в конечном счете мне пришлось рассказывать им о пещере, и это было самое худшее. — В пещере мы загнали сбежавших стригоев в ловушку. Там было два входа, и мы наступали на них с обеих сторон. Некоторые из наших, однако, сами угодили в ловушку, а стригоев оказалось больше, чем мы рассчитывали. Мы потеряли людей… но потери были бы гораздо значительнее, если бы там не было Дмитрия. Он не покинул пещеру, пока все не вышли наружу, не заботясь о том, как при этом рискует сам. Его единственное желание было — спасти остальных… Я видела решимость в его глазах. Наш план состоял в том, чтобы как можно быстрее выйти наружу и начать отступление, но, мне кажется, он хотел задержаться и убить всех стригоев, которых сможет найти. Однако, подчиняясь приказу, в конце концов и он начал отступать — когда все остальные были уже в безопасности. И в эти последние мгновения, прямо перед тем, как стригой укусил его, наши взгляды встретились, и его глаза были настолько полны любви, что, казалось, вся пещера внезапно осветилась. Они как будто говорили о том, что он сказал раньше: «Мы можем быть вместе, Роза. Мы уже вместе. И ничто никогда не разлучит нас…» Конечно, обо всем этом я не стала рассказывать. Когда я закончила, у всех собравшихся были мрачные, но исполненные благоговения и уважения лица. В задней части толпы я заметила Эйба с непроницаемым лицом и его стражей. В нем чувствовалась жесткость, но не гнев и не страх. По кругу начали передавать маленькие чашки, и кто-то протянул одну мне. Незнакомый дампир, один из немногих присутствующих здесь мужчин, встал, поднял свою чашку и заговорил громко, с оттенком благоговения в голосе. Имя Дмитрия упоминалось несколько раз. Закончив, он выпил то, что было в его чашке. Все сделали то же самое, я последовала их примеру. И едва не задохнулась до смерти. Это было словно жидкий огонь. Потребовались все мои силы, чтобы проглотить его, а не обрызгать стоящих вокруг. — Что… Что это? — Закашлявшись, спросила я. Виктория улыбнулась. — Водка. Я уставилась в свою чашку. — Нет. Я уже пила водку. — Но не русскую водку. По-видимому, она была права. Из уважения к Дмитрию я допила остальное, хотя меня не покидало чувство, что, будь он здесь, он бы осуждающе покачал головой. Я думала, что после своего рассказа не останусь в центре внимания, но нет. Меня продолжали расспрашивать. Они хотели знать больше о Дмитрии, о его жизни в последнее время. Они также хотели знать о наших с Дмитрием отношениях. Похоже, они поняли, что мы с ним были влюблены друг в друга, и одобряли это. Расспрашивали о том, как мы познакомились, как долго были вместе… И все время подливали в мою чашку. Полная решимости не выглядеть снова круглой идиоткой, я продолжала пить, пока в результате не смогла глотать водку, не кашляя и не брызгаясь. Чем больше я пила, тем громче и воодушевленнее говорила. Конечности начало покалывать, и в глубине души я понимала, что надо остановиться. В конце концов, люди начали расходиться. Точно не скажу, но, по-моему, это была середина ночи. Может, позже. Я тоже встала, с удивлением обнаружив, что это гораздо труднее, чем я ожидала. Мир вокруг вращался, в животе было ой как нехорошо. Кто-то подхватил меня и помог устоять на ногах. — Тихо, тихо, — сказала Сидни. — Не спеши. Медленно, осторожно она повела меня к дому. — Господи! — Простонала я. — Что это было — ракетное топливо? — Никто не заставлял тебя продолжать пить водку. — Эй, обойдемся без проповедей. Я должна была проявить вежливость. — Конечно, — сказала она. Мы вошли в дом и с большим трудом, очень медленно поднимались по лестнице в комнату, предоставленную мне Аленой. Каждый шаг давался с ужасными мучениями. — Они все поняли обо мне и Дмитрии, — сказала я, с трудом ворочая языком. — Но я не говорила им, что мы были вместе. — Этого и не требовалось. Все было написано на твоем лице. — Они вели себя так, словно я вдова или кто-то в этом роде. — Ты такой и являешься в их глазах. — Мы добрались до комнаты, и Сидни помогла мне опуститься на постель. — Здесь немногие женаты по-настоящему. Если ты с кем-то достаточно долго, считается, что это то же самое. Я вздохнула, глядя в пространство. — Я так скучаю по нему. — Мне очень жаль, — сказала она. — Станет когда-нибудь легче? Казалось, этот вопрос застал ее врасплох. — Не… Не знаю. — Ты когда-нибудь была влюблена? Она покачала головой. — Нет. Я не знала, считать это удачей для нее или нет. Я даже не была уверена, стоили ли все яркие дни, проведенные с Дмитрием, той боли, которую я испытывала сейчас. Спустя мгновение, правда, я поняла. — Конечно, они того стоили. — Что? — Спросила Сидни. До меня дошло, что я размышляю вслух. — Ничего. Просто говорю сама с собой. Я должна немного поспать. — Тебе еще что-нибудь нужно? Тебя не вырвет? Я ощупала живот, что вызвало неприятные ощущения и легкую тошноту. — Нет. Но все равно спасибо. — Хорошо. И в типичной для нее бесцеремонной манере она ушла, выключив свет и закрыв дверь. Я думала, что отключусь мгновенно. Честно говоря, я хотела этого. Сегодня ночью я распахнула сердце настежь в том, что касалось Дмитрия. Это было мучительно, и хотелось, чтобы боль ушла, хотелось тьмы и забвения. Вместо этого, может, потому, что во мне присутствует определенная толика мазохизма, сердце решило довести дело до конца и раскрыться полностью. Я отправилась к Лиссе.