Если бы..

      Едва Изуна вернулся к потомкам, как у него тут же появилось желание свалить обратно. Стены в доме, где сейчас находились и, возможно, обитали на постоянной основе, его дочь с внучкой, едва ли не дрожали от раздающегося на всю улицу детского плача. Нет, не так: воя. Услышав эти завывания, мужчина одной только силой воли заставил себя не развернуться, чтобы уйти в обратном направлении. Подозрения, к сожалению, оправдались: источником душераздирающих (скорее, от них раздирались барабанные перепонки, но так выражаться в адрес своего же потомка было бы грубо) рыданий оказалась его внучка. Ребенок стоял посреди комнаты, орал, а вокруг него суетились какая-то тетка и невидимая живым Хитоми. В стороне, стоял, морщась от громких звуков, какой-то мужчина, и хотя Изуна прекрасно его понимал и испытывал солидарность, вставать рядом он не спешил, предпочтя дальний угол.       Вопли резали слух (даром, что у него теперь даже тела нет, а значит и барабанных перепонок тоже). Неизвестная ему женщина тридцати по начальным прикидкам лет безуспешно пыталась успокоить девчонку; Хитоми так же безрезультатно шептала дочери слова успокоения (которые та, впрочем, конечно же не слышала), а оба мужчины медленно, но неотвратимо закипали.       Нет, Изуна, конечно, все понимал: девочке три, на ее глазах каких-то… совсем недавно (призраки плохо ощущают время) убили ее же мать, и все такое. Но в раздраженном сознании мысли шли сами собой, и шиноби не мог не думать о том, что его бы отец заткнул немедля. Именно так он и поступил, когда умерла их с Мадарой и другими братьями мать. Изуна был не намного старше внучки (Ками-сама, как же всё-таки странно это звучит), но, в отличие от нее, замолк по первой же просьбе. И вообще, не орал на все селение, словно его режут! — Да когда ж ты заткнешься, а?! — вспыливший через пару минут охранник (если Изуна верно понял смысл его здесь пребывания) выражал мысли, наверное, всех собравшихся в помещении (если не квартале, хотя там стояла своя суматоха и едва ли кому-то еще было дело до рыдающей в компании чужих людей девчонки). В комнате наступила долгожданная тишина, и хотя Хитоми возмущённо сверлила ее виновника взглядом, Изуна не сдержал облегченного вздоха. Этот вой здорово действовал на нервы.       Девочка, онемев от шока, зло глядела на старшего соклановца. Хотелось пошутить, мол, как в таком юном создании помещается столько негативных эмоций, но, опять-таки, воображаемый недовольный взгляд Миюки заставлял слова застревать в горле. Та сама практически никогда не отказывала себе в жёстких шутках, даже в адрес маленьких детей, но почему-то Изуне казалось, что в случае с их детьми все могло быть иначе. Рисковать не хотелось. — Когда мама велнется, тогда и заткнусь, понял?! — едкий тон малявки стал неожиданностью для всех. Внезапно, осознание, что вот это и вот это — его потомки, нагрянуло слишком сильно. Раньше вся семейная схожесть начиналась и заканчивалась на внешности, но теперь… И лишь недовольный взгляд, весьма уловимо напоминающий ему Тобираму, напоминал, что в ее создании участвовали не только Учиха.       Охранник впился в девочку взглядом еще более злым, чем до этого. Та отвечала видом не менее злобным — Изуне казалось, что если собрать всю ее злость, то из нее можно будет вылепить нового биджу.       А в следующий миг комнату вновь заполнил вой, настолько детский и отчаянный, словно принадлежал он вовсе не девочке с пугающе взрослыми глазами. И вновь хоть как-то существовать в нем могла только женская половина присутствующих. Впрочем, спустя пять беспродуктивных минут даже Хитоми сдалась. Учиха просто в какой-то момент взглянула на него, до сих пор стоящего там, а затем, в последний раз посмотрев на своего ребёнка, покинула помещение. Изуна, надо сказать, удивился. Он почти на сто процентов был уверен, что девушка сейчас подойдет к нему (раз уж они оказались в схожей ситуации — оба мертвы, но остаются в мире живых — было бы нормально попытаться обсудить это), но та явно направлялась к кому-то другому.       К кому именно Изуне, в принципе, было плевать. Его это точно не касалось. Проводив потомка взглядом, мужчина просто побрел, куда глаза глядят. Миюки мертва, мир ему не знаком, так какая у него может быть цель? Даже Мадара, возможно, давно уже…       Или нет?       Если прикинуть сроки, то от старости брат умереть не мог, а Хитоми о нем не говорила. В первый раз он прибыл и его привязало к дочери, во второй — к внучке, а теперь… ограничений нет. Можно попытаться найти Мадару.       Изуна резко нахмурился. Вопрос только в том, как. Чакры его он не ощущал. Исчезнуть мог в любой момент, а промежутки в его появлениях с каждым разом становились все больше. Хитоми внезапно оказалась нужна. И не менее внезапно оказалось, что в отсутствии у нее должной шинобинской подготовки есть свои плюсы: догнать ее было не сложно. — Что-то случилось, отоо-са… Изуна-сан? — спросила девушка у приземлившегося рядом с ней отца. О последнем напоминало оборвавшееся обращение. Ну, хоть помнит его просьбу. — Ты знаешь, где Мадара? Где мой брат? — Изуна не стал медлить и сразу перешел к главному своему вопросу. И уже в тот момент, когда Хитоми отвела глаза, внутри засвербило дурное предчувствие. — Сожалею… но он мертв, — девушка неловко улыбнулась. Должно быть странно выражать кому-то сожаления по поводу чужой смерти, когда сам только-только умер. Но Изуна не задумывался об этом (с ним все было иначе) и не намеревался думать. В мозгу билось осознание: как так? Мадара…мертв? Все-таки мертв?       Он прекрасно знал, что долго шиноби не живут. Даже такие сильные, как его брат. Но хотелось верить, что именно его судьба умереть молодым не коснулась.       Как-то резко Изуне подурнело от накативших эмоций. Казалось, еще немного и он откроет еще одну, новую ступень шарингана. Но, несмотря на всю эту боль, поверить в смерть Мадары до конца почему-то не получалось. Оставалась какая-то глупая надежда, что все это окажется плохой шуткой. И становилось только хуже от понимания, что смысла шутить или лгать ему у Хитоми не было.       Миюки мертва. Мадара мертв. Из его живых потомков остался лишь выблядок Сенджу! — Да зачем я вообще здесь?! — выкрикнул Изуна в пустоту. Но та ему не ответила.       Хитоми сделала робкий шаг в его сторону, но так и не рискнула коснуться — рука зависла в воздухе. Они недостаточно близки, даже практически не знакомы, так стоит ли лезть? По правде, девушку беспокоило иное: сколько времени отведено призракам в этом мире? Ответа дать было некому, но что-то подсказывало, что немного. Рядом с отоо-сама было неловко: говорить о маме, клане, Конохе, вспоминать о том, что любимого человека рядом с ней не было и что Изуна теперь останется совсем одна. Кому она теперь нужна, ведь даже собственный отец о ней не знает. Учиха ее не бросят, но этого мало. И Хитоми не могла перестать об этом думать. И Хитоми знала, что есть нечто, что она обязана сделать сейчас, пока еще не забрало ее небо. Мысли утекали к тому единственному, на кого она хотела бы оставить ребёнка, и никакое из ограничений физического тела на нее не действовало. Женский силуэт начал растворяться, не «уходя», но переносясь туда, куда нужно.       Изуна на исчезновение дочери особого внимания не обратил. Что она есть, что ее нет… Теперь-то какая разница?