Ромашковый чай

Геральт просыпается первым. Долго, не отрываясь, смотрит на спящего Лютика, невесомо целует его висок и осторожно встаёт с кровати, одевается, стараясь производить как можно меньше шума. Окно в комнату приоткрыто, как и вчера, но сегодня вместо свежего ветерка внутрь проникает тяжёлый запах дождя. Капли барабанят по стеклу и подоконнику, небо до горизонта затянуто серыми облаками. Геральт собирает чемодан, периодически посматривая на Лютика - не проснулся ли. Он аккуратно складывает каждую рубашку, сворачивает брюки и галстуки, делая это привычно и даже машинально, — столько раз бывал в командировках, столько раз собирал и разбирал вещи, что уже сбился со счёта. В этот раз всё по-другому. Закрыв уже собранный чемодан, Геральт садится на кровать, затем забирается под одеяло и осторожно прижимает всё ещё спящего Лютика к себе. Вдыхает его запах, целует макушку и лоб, зарывается пальцами в его волосы. Лютик вздрагивает и сонно открывает глаза. — Пора, — шепчет Геральт. — Давай ещё немного полежим. Пожалуйста. Геральт не может отказать. Ни Лютику, ни себе. Он только откидывает одеяло, приподнимается, снимает с себя всю одежду и снова ложится, притягивая к себе такого же обнажённого Лютика, обнимая его со спины. И Лютик льнёт к нему, откидывает голову на его плечо, прижимается всем телом, и нежность постепенно уступает место жгучему желанию, которое всё сильнее разгорается в паху, грубые руки скользят по молочной коже, сжимают и теребят соски, добираются до уже возбуждённого с утра члена, обхватывая, оглаживая, Лютик охает и толкается в ласкающую его ладонь, Геральт целует его затылок и шею, мягко проводит языком от мочки уха до плеча. — Я хочу тебя, — выдыхает Лютик. Тихий, возбуждённый голос, слова прерываются стонами. У них мало времени, но сейчас, в последний раз вот так наслаждаясь друг другом, они забывают обо всём. Геральт рывком разворачивает Лютика лицом к себе, поднимает, усаживает на свои бёдра, нашаривает заткнутый куда-то под подушку тюбик со смазкой, нетерпеливо откручивает крышку и выдавливает содержимое на ладонь, заводит руку за спину Лютика и вводит в него сразу два пальца. Ещё растянутое отверстие принимает его намного легче, чем вчера, мышцы поддаются, Геральт осторожно разводит и сводит вместе два пальца внутри, добавляет третий, — и Лютик протяжно стонет, насаживается, прося о большем, и Геральт не выдерживает. Слишком жарко становится в паху, слишком потрясающе-развратно выглядит Лютик, хватающий ртом воздух, облизывающий губы и трахающий себя его пальцами. Пальцы выскальзывают, и через секунду Геральт приставляет ко входу головку члена. Лютик с громким стоном опускается на неё, принимая его в себя до основания, от возбуждения дрожа всем телом. Геральт кладёт руки на его бёдра, осторожно приподнимает и опускает его, раз за разом погружаясь в сумасшедшую горячую тесноту. Слишком узко. Слишком восхитительно. Когда Лютик поводит бёдрами, член скользит по его простате, и тихие стоны сменяются рваными вздохами и вскриками. Он хочет, чтобы эта сладкая пытка никогда не кончалась. От каждого толчка по телу бегут мурашки, он двигается всё быстрее и быстрее, вцепившись пальцами в чужие ладони на собственных бёдрах. Их тела подходят друг другу, словно кусочки пазла - полные противоположности, так потрясающе слившиеся сейчас в единое целое - мощный, широкоплечий Геральт и маленький хрупкий Лютик, пахнущий полевыми цветами и вином. Геральт резко тянет Лютика на себя, сминает его губы своими, кусает кончик его языка, нажимает ладонью на его плечо, заставляя перевернуться на спину, и оказывается сверху, кусает за шею, берёт его грубо - так, как больше всего сейчас хочется, втрахивая в матрас, выбивая из его груди громкие стоны. Лютик невыносимо узкий. Геральт сжимает его бёдра, вколачивается в него быстрыми, размашистыми движениями, не отрываясь, смотрит в его глаза, хрипло стонет, чувствуя близкую разрядку. Лютик загнанно дышит, вцепляется в спину Геральта, подаётся навстречу толчкам, каждый из которых заставляет выгибаться дугой. Ладонь Геральта обхватывает его член, ласкает, с невыносимой скоростью движется вверх и вниз - к краю пропасти и обратно, - и стоны очень скоро перерастают в крики и несвязную романтическую чушь, которую Лютик уже не в состоянии сдержать. Геральт кусает его губы, словно требуя замолчать, и особенно резко толкается внутрь, жадно лаская его, и Лютик, не выдерживая этого чувства наполненности и тесноты одновременно, кончает, содрогаясь всем телом, безостановочно выстанывая имя Геральта, сжимаясь на его члене, и тот со стоном выплёскивается следом, насаживая Лютика на себя до упора. *** — Вот теперь точно пора, — наконец отдышавшись, произносит Геральт. Лютик кивает. И ни один из них не встаёт с кровати. Они молча лежат в обнимку, иногда целуясь, Лютик перекатывается на Геральта, оказывается сверху и так идеально укладывается в его объятия. Если бы Геральт не был тем, кем он является, он бы подумал, что мальчишка совершенно точно предназначен ему. Что Лютик рождён для того, чтобы просыпаться рядом, смущённо целовать его по утрам, носить его футболки, рассказывать ему о своих успехах в музыке и учёбе, писать о нём песни. Но Геральт - это Геральт. Он абсолютно убеждён, что не верит в предназначение. *** Они быстро принимают душ, затем Геральт складывает оставшиеся пузырьки с шампунем и гелем для душа в чемодан, пока Лютик готовит омлет и заваривает чай. До самолёта остаётся четыре часа, два с половиной из которых уйдёт на дорогу в аэропорт, находящийся в соседнем, более крупном городе. — Ты вкусно готовишь, — говорит Геральт за завтраком. — Спасибо, солнце. Лютик вздрагивает, поднимая на него огромные глаза. — Меня так никто ещё не называл, — смущённо произносит он. Геральт ласково сжимает ладонь Лютика, переплетая их пальцы. — Почему ты ничего не ешь? — только сейчас он замечает, что Лютик не притронулся к омлету. — Не хочется что-то, — он опускает глаза в пол. — Правда, не хочется. В горле стоит ком, но Лютик изо всех сил старается вести себя непринуждённо. Он поспешно начинает болтать обо всём на свете, со смехом рассказывает Геральту о том, как в три года опрокинул на себя ведро с краской, которую купили родители, чтобы покрасить дверь тогда ещё строящегося коттеджа. Геральт улыбается, слушая его, и ловит себя на том, что старается запомнить каждую его чёрточку. То, как Лютик запрокидывает голову, когда смеётся, то, как сжимаются пальцы одной его руки на ладони Геральта, в то время как другой рукой он, ярко жестикулируя, едва не сбивает со стола чашку с горячим чаем. Геральт встаёт из-за стола, подходит к Лютику, наклоняется и утыкается носом в его волосы, влажные после душа. Лютик поворачивает голову и притягивает его к себе за шею, целует отчаянно и глубоко. — Пора собираться, Лютик, — наконец разорвав поцелуй, охрипшим голосом произносит Геральт. Лютик кивает, встаёт из-за стола, и Геральт целует его снова, сумасбродно прижимая к себе. Целует губы, лоб, переносицу и кончик носа, снова губы, трепещущие веки, уголки глаз. Геральт не знает, сколько времени они стоят вот так, на кухне, не решаясь отпустить друг друга. Лютик, кажется, впервые оказывается благоразумнее. Он подскакивает на месте, случайно посмотрев на часы, в то время как чужие губы касаются его виска. — Геральт, пора. Ты опоздаешь. В оставшиеся пятнадцать минут Геральт наводит относительный порядок, Лютик складывает посуду в посудомоечную машину. Когда хозяин приходит забрать ключи, на обоих накатывает осознание неизбежного. И оба молчат, потому что слов не находится. *** В последний раз они целуются уже в лифте, с десятого до первого этажа - смазанно, рвано, будто вкладывая в этот поцелуй всё, что могли бы сказать, но так и не сказали, всё, что случилось с ними двумя и что ещё могло бы случиться, если бы не суровая и глупая реальность. Геральт, дрожа, прижимает Лютика к себе, впиваясь в его губы, втягивая их своими, и Лютик тоже дрожит, отвечая, теряя голову, и всё, чего он сейчас хочет - чтобы застрял этот грёбаный лифт, чтобы чёртов таксист уехал не туда, куда нужно, чтобы проклятый самолёт никогда не взлетел. Ничего из этого не происходит. Они благополучно и вовремя добираются до аэропорта - Лютик непринуждённо и весело болтает в такси, пряча всю свою боль как можно глубже, Геральт слушает, иногда незаметно касаясь его ладони. *** Регистрация на рейс почти подходит к концу, а они всё стоят и стоят, глядя друг на друга, не в силах подобрать слов. Геральт приходит в себя первым. — Лютик, — он говорит хрипло, словно пытаясь совладать с собой. — Я... Ты не должен звонить мне. Так будет только больнее. Прости, что не сказал этого сразу. Я не смог тебе отказать. — Да. Да, ты прав, так будет лучше, — Лютик действительно так считает, и по его спине бегут мурашки от осознания, что Геральт только что признался ему в собственной слабости. — Но... Можно мне попросить тебя? — Конечно, — Геральт готов позволить всё, что угодно. — Напиши мне, когда долетишь. В этой просьбе столько заботы, столько нежности и теплоты, что кажется, хватит на весь мир. Как это всё умещается в нём - маленьком существе, действительно похожем на хрупкий цветок? И когда в голове Геральта начали появляться все эти глупые мысли? — Напишу. Обещаю. Лютик несмело подходит к нему и осторожно обнимает, и Геральт отвечает на эти объятия, сжимая мальчишку в кольце своих рук, незаметно для окружающих целуя его в макушку. *** «Будь счастлив, Лютик». Эти слова эхом отдаются у Лютика в голове, когда он, как в тумане, выходит из аэропорта, садится в такси и возвращается в абсолютно опустевший для него город. Он и сам опустошён, совершенно выбит из сил, и два с половиной часа дороги пролетают для него как один миг. «Будь счастлив». Откуда ему теперь взяться, этому счастью? *** Геральт смотрит в иллюминатор, когда самолёт набирает высоту, постепенно осознавая, что где-то там, откуда он только что улетел, Лютик сейчас возвращается в город, чтобы жить дальше. Уже без него. И Геральт тоже будет жить дальше. Так, будто и не было этих двух недель. Не было объятий, сахарной ваты, Тейлор Свифт и вишнёвого леденца, не было трепетных поцелуев и сумасшедшего секса, не было этих странных и таких восхитительных чувств. К чёрту. Всё к чёрту. *** Такси подвозит Лютика прямо к двери кофейни, он забегает внутрь, желая как можно скорее выкинуть всё произошедшее из головы, окунуться в привычную жизнь. Здоровается с Эндрю, принимает у него смену, завязывает форменный фартук, вместе с тем натягивая свою обворожительную улыбку. В синих глазах - пустота. Вечер понедельника, как всегда, наполнен суетой. Взрослые заходят за кофе после работы, дети - за выпечкой после школы. Спустя пару часов телефон вибрирует в кармане, Лютик берёт его в руку и открывает сообщение. «Я долетел. Улыбнись, пожалуйста.» Долго, не отрываясь, он смотрит на экран. И улыбается. Долетел. Значит, всё. Точно всё. Это не сон. Всё действительно было. И всё действительно закончилось. Лютик ещё раз улыбается, глядя куда-то в пустоту, кладёт телефон в карман и продолжает машинально готовить кофе, приветливо встречать гостей, как делал это прежде. До всего, что случилось. До Геральта. Он всё так же делает комплимент девочке с хвостиками, которая забегает за какао. Так же болтает с постоянными посетителями, сетующими на испортившуюся погоду, поднимая им настроение. — Спасибо, Лютик! — До свидания, Лютик! — Удачи, Лютик! «Будь счастлив, Лютик». Что такое счастье - теперь? *** Лютик закрывает кофейню и смотрит на вечерние улицы. Он опустошён, разбит, вымучен, и, кажется, не испытывает никаких эмоций. За весь вечер работы, проведённый им с необходимой улыбкой на лице, у него внутри не осталось ничего. Он идёт в противоположную сторону от дома, спускается по набережной к реке - туда, где случилась та самая встреча, когда он позволил себе броситься в омут с головой. Дождь закончился ещё пару часов назад, на смену ему пришёл густой тяжёлый туман. Не такой, как был тогда. Но всё же густой. Лютик садится прямо на мокрый камень и долго смотрит туда, где плещется вода. Темнота поглощает его, свет фонарей мерцает где-то вдалеке. Он теряет счёт времени. *** Лютик возвращается домой за полночь, когда все уже спят. Машинально треплет за ушами Кидди, виляющую хвостом, заходит на кухню и смотрит на стол, переводит взгляд на белый ковёр в гостиной. Именно здесь. На этом самом месте. Ромашковый чай, вишнёвый леденец и первый поцелуй. В голове начинают мелькать беспорядочные картинки, запахи, звуки, Лютик резко задыхается, воздуха не хватает, от приступа бешеного сердцебиения подкашиваются ноги. Солнечный свет. Мотоцикл. Мягкая трава. Длинные белые волосы. Невесомые касания пальцев. Шершавая ладонь на нежной шее. Поцелуй. Пряный и свежий аромат духов. Сахарная вата. Ласки. Объятия. Красное вино. Аэропорт. Гул взлетающих самолётов. Стон. «Ты мне доверяешь?» «Я вообще ни с кем ещё не был». «Геральт..!» — Лютик! Лютик, что с тобой? Лютик открывает глаза, видя испуганное лицо Эсси. — Что-то случилось? — он потирает лицо руками, глядя на сестру. — Я спустилась на кухню, а тут ты. На полу. Что происходит, Лютик? Разбудить родителей? — её голос дрожит, она с тревогой осматривает его. — Нет... Ничего. Не говори им. Всё хорошо, Эсси. — Лютик вспоминает, что крутилось в голове перед тем, как он потерял сознание, и чувствует, как к горлу подступают сдерживаемые весь день слёзы. Шатаясь, он поднимается с пола и медленно идёт по направлению к лестнице. — Лютик! Подожди! Эсси догоняет его у входа в его комнату, когда он собирается закрыть дверь, останавливает его руку и протискивается внутрь вслед за ним. — Лютик, что ты... — начинает она, но не договаривает, потому что по щекам Лютика начинают течь слёзы. — Не спрашивай ни о чём. Пожалуйста. И не говори родителям. Лютик произносит это срывающимся голосом, тяжело опускается на кровать и падает лицом в подушки, наконец переставая сдерживаться. Его тело сотрясается от рыданий, воздуха не хватает, подушка становится мокрой, нос перестаёт дышать, но он всё плачет и плачет, выплёскивая всё, что держал в себе всё это время, слёзы душат его, и всё, что остаётся от реального мира - рука Эсси, которая растерянно гладит его по плечу. Лютик комкает в ладонях простыни, вжимается в подушку, захлёбывается слезами, до боли прикусывает свои пальцы, больше всего на свете мечтая забыться, исчезнуть, не существовать больше. В тумане водятся волки. Тебя предупреждали, Лютик.