мальчики не плачут

— Итак, — начинает директриса, усаживаясь в кожаное кресло. — Кто начал драку? Она выглядит куда более рассеянной, чем в тот день, когда знакомила их с Ренджуном. Лицо сильно уставшее, волосы запутаны и прибраны в неровный хвост на затылке, а пальцы то и дело нервно постукивают по столу. Наверное, у неё тоже есть какая-то своя боль: может, дети в школе её так вымотали, или навалившиеся обязанности, или она каждый день возвращается в дом, где её никто не ждет. Донхеку жаль, что её из-за странной выходки Ренджуна лишний раз беспокоят. — Донхек ни в чем не виноват, — резко начинает Марк. — Я перенервничал из-за контрольных и сорвался на нем. «Почему ты это говоришь?» — Извините, но это не так. Я сам спровоцировал, — Марк вздыхает. У них обоих чувство справедливости слишком сильное, чтобы сказать правду, но Марк из-за этого страдает больше — он, как никак, всего лишь проходил мимо. — Я не хочу разбираться, мальчики. Я понимаю, что мы далеко не каждой драке уделяем столько внимания, и вы, возможно, чувствуете несправедливость, но поймите правильно, что такое поведение — недопустимо, даже в стенах этой школы. Несправедливым Донхеку кажется то, что она такой сильный акцент делает на слове «этой», потому что да, школа у них совсем обычная, но что с того? Понятно, что если в частной побьют кого-то — сразу всех поставят на уши и разбираться будут до тех пор, пока не добьются чьего-нибудь исключения или хорошей денежной компенсации. Но разве то, что у учеников здесь не богатые родители, сильно что-то меняет? Донхека с ранних лет учили, что драться — плохо, а обижать тех, кто слабее — еще хуже. Джено, наверное, с возрастом об этом совсем позабыл. — Мне необходимо наказать вас, чтобы остальные ученики поняли, что подобные выходки не останутся безнаказанными. Звучит на самом деле смешно. Донхека еще не защищали ни разу. — Вы мальчики взрослые, поэтому, я думаю, понимаете, что ваш поступок плох, — «Ужасен, — с иронией думает Донхек. — Пытался спокойно пройти по коридору». — Я надеюсь, что впредь такого не повториться, а в наказание будете выполнять мои указания, договорились? — они кивают. — Замечательно. Мне нечего предложить вам сейчас, но знайте, что если мне потребуется помощь — я сразу обращусь к вам. Теперь можете идти. Марк будто срывается с места и вылетает в коридор мгновенно, кинув что-то вежливое на прощание. Директриса смотрит на Донхека с грустной улыбкой, и в этом взгляде есть что-то родное и материнское — так донхекова мама смотрела на него в детстве. — Ты же хороший мальчик, Донхек. Зачем ты в этом ввязываешься? И они оба, наверное, до конца не понимают, о чем она говорит. Зачем он ввязывается в терки с Джено? Это кажется так просто со стороны: просто дай ему отпор. Расскажи кому-нибудь, можешь даже пойти в полицию и снять побои, у тебя же есть все доказательства, Донхек. Его сообщения с угрозами все еще остались на телефоне, и записи камер, на которых он насильно прижимает тебя к стене, скорее всего еще не стерлись. Хотя бы сейчас скажи, что ты не виноват — не солжешь. Донхек пытался. Он собирался рассказать матери, школьным учителям, даже один раз действительно собирался идти в полицию, когда Джено поколотил его до ужасных синяков на позвоночнике и боли в ребрах. Он снова и снова обещает себе, что следующий раз — последний, но когда взгляд падает на Джено с искренней улыбкой и с чем-то даже добрым в глазах, Донхек мгновенно осекается. Потому что где-то в дальнем углу его подсознания, за всеми обидами и огорчениями, у него образ Джено еще невинного и тринадцатилетнего. С синим велосипедом, дешевым аналогом колы в рюкзаке и наклейками со спайдерменом на тетрадке по математике. Тот добрый Джено, который никогда никого не обижал, и имел самое чистое сердце. Может, в нем осталось хоть что-то хорошее? Не могло же все так бесследно исчезнуть. Донхек не может поступить так со своим другом, даже если сейчас этот друг — чудовище. Он не отвечает на вопрос, потому что это не нужно совершенно, берет свои вещи и выходит из кабинета куда медленнее, чем человек до него. «Или, — он думает. — Зачем я ввязываюсь безнадежно в того, кому никогда не был нужен?» За дверями его терпеливо ждет Ренджун, которого Марк, одарил злобным и ненавистным взглядом после своего ухода. Он нахмуренно листает твиттер, чтобы отвлечься и не чувствовать сильную вину, но как только периферийным зрением замечает Донхека, сразу же откладывает гаджет в карман. — Сначала перестань злится, — начинает он быстрее, чем Донхек успевает открыть рот. — План был спонтанный и глупый, но… — Ты такой идиот, Ренджун. В ответ он лишь виновато улыбается и протягивает шоколадную конфету. С того момента Марк словно исчезает — либо не появляется на уроках совсем, либо будто старательно Донхека избегает. Джено ходит, как в воду опущенный, не разговаривает ни с кем, а если кто-то пытается начать беседу — грубо посылает. А Донхек в какой-то степени начинает дышать спокойно, потому что Джено его больше не трогает — даже в сторону не смотрит. Но тревога за его предмет обожания иногда берет над ним верх, и Донхек снова чувствует себя потерянным, или так, словно от него оторвали кусок. Хотя Марк его куском никогда и не был. — Сегодня проходили фазы колебаний, это так здорово было! — Джисон с интересом рассказывает. Он профильным предметом в начале года выбрал физику, потому что еще с детства любил разбираться во всяких сложных штуках и читать огромные учебники — это Донхек точно помнит. У него самого физика раз в неделю, так, для общего развития, поэтому то, о чем сейчас Джисон вещает — Донхек не имеет ни малейшего понятия, и ему ничуть не жаль. Есть Ренджун, который спрашивает все из искреннего интереса, поэтому можно ненадолго пропасть из диалога. -…то есть, если ударить по телу, то его координата будет равна нулю. А еще бывает такое, что встречаются две фазы, и они различаются только началом, и они называются сдвинутыми по фазе… «Сдвинутыми по фазе» Донхек за это цепляется. Наверное, он таким себя и чувствует. Будто все в мире движутся так, как надо — размеренно, или наоборот слишком стремительно, но в любом случае в привычном темпе. Его темп иногда замедляется, иногда ускоряется, а иногда совсем падает, и он отключается от всего происходящего на планете. Словно он — космическая пыль, и растворяется в космосе так же. Для всех незаметно и совсем неважно. -…Донхек! — Ренджун его толкает. — Ты что, опять отключился? — Что? — Я говорю, может мне тоже стоит пойти на физику? Я еще не выбрал профильный предмет. — Ну, если тебе хочется. Ренджун недовольно кривит губы и смотрит с упором. — Ну, в плане, если тебе интересна физика, то да, выбирай её. Будете хоть на уроки вместе. — Да ладно, я шучу. Я слишком глупый для этого, — смеется. Он всегда смеется так загадочно и иногда неожиданно, но никогда не кажется, что это не к месту. Ренджун сам словно создает место для смеха. Это кажется таким… невероятным, наверное? Донхек никогда так не умел. — А какой у тебя предмет? — Английский, — сухо. — Я учил его с младшей школы. — Нифига блин! Лондон за кэпитал оф Грейт Британ! — снова хлопает по спине. Это очень странная ренджунова привычка, присущая только ему. — Ты неправильно сказал, — улыбается. — это единственное, что мне нравится. — А я люблю астрономию, вообще-то, — он наигранно задумчиво смотрит в стену. — Но мне кажется, что если изучать её профильно, я поседею. — Астрономичка похожа на жабу! Она еще так странно пахнет… «Подходящий момент, когда можно снова не следить за ходом диалога» — Донхек бесшумно выдыхает. Он думает о том, что с приходом Ренджуна разговоры в столовой стали гораздо комфортнее и интереснее. Наверное, потому что теперь, когда Джисон говорит — его слушают и отвечают с интересом, а не как раньше. На этом фоне Донхек чувствует себя плохим другом, который никогда ни о чем не спрашивает и сам мало рассказывает. «Но я не виноват» — думает про себя, хотя понимает, что его вина все же присутствует. Понимает, что Джисон, на самом деле, очень хороший парень, которого почему-то слишком обделили вниманием в начальной школе, хотя он был очень активным и умным. Он после этого закрылся в себе совсем: перестал предпринимать попытки подружиться с кем-то и нашел себя между корешками пыльных книг в библиотеке с длинными и сложными названиями. А потом в новой школе нашел еще кое-что: Донхека с подобными сложностями и такой же любовью к книгам, который в итоге закрыл его совсем. Джисон надеялся, что у него впервые появился настоящий друг, но вскоре разочаровано понял, что никакая это вовсе не дружба. «В любом случае, лучше с призрачной иллюзией общения, чем совсем в одиночку» — говорил он себе. Это понимал и Донхек. А затем внезапно появился Ренджун — заразительный смех, длинные рубашки, запах молока с корицей, новое неизведанное и спасательный круг для них обоих, и даже для самого себя. С его приходом Донхек стал больше разговаривать и улыбаться, у появилось множество тем для разговоров, и Джисон понял, что они друг другу совсем не чужие. Сама школа из серого бетонного здания, в котором он получал лишь знания и травмы, превратилась в радостное и светлое место, в которое хочется возвращаться. С приходом Ренджуна все будто начало иметь смысл. Донхек улыбается своим мыслям. — Господи, как меня этот снюсоед достал! — Ренджун кричит. — Он со своей Чеён просто на каждом углу! На каждом буквально! Я хотел просто купить воды, а он её так зажал на входе в столовую! — Ты просто завидуешь, — Джисон смеется и по-детски грызет ногти. — Да не дай боже! Ни с ним, ни с ней бы ни за что в жизни не поцеловался бы! Лучше умереть, — он драматично подставляет два пальца к виску и имитирует выстрел. — Все, переставай кричать, хватить. Донхек улыбается искренне. Солнце ярко светит, заставляя больно щурить глаза, и они, своей неразделимой компанией, дружно прогуливают последнюю физ-ру, как и обычно случается по вторникам. У Ренджуна в руке та же самая дорогая сигарета, а у Джисона банка колы со слюнями каждого из них. Донхек раньше был брезгливым до жути, а сейчас как-то совершенно плевать — они оба для него по-новому родные и их микробы уже ощущаются как свои собственные. От этого даже на языке такое странное чувство. Ренджун хвастается всю долгую дорогу своими новыми конверсами и двумя неделями без любимого пива, которое раньше выпивал минимум 6 раз в неделю, и Джисон, забавно плетущийся рядом, просто не понимает этой отвратительной зависимости. — А мне нравится Чеён, — задумчиво говорит Джисон, получая в ответ удивленные взгляды. — Ну, она красивая? Прикольная, смешная… мы вместе ходили в школу английского перед 7 классом, и она совсем по-другому себя вела. — Она тогда не была знакома с Джено, — подхватывает Донхек. — Я тоже пересекался с ней, даже в лагерь один ездили как-то. Она была президентом отряда… старостой? Не помню, как называется. — Значит она тогда еще не показывала свою сучью сторону, — уверенно заключает Ренджун, поднося сигарету к зубам. — Такие, как она, обычно показывают свою истинную сущность только когда находятся в комфортном окружении. Донхек грустно хмыкает, потому что знает — Ренджун правда всех на сквозь видит, и сомневаться в его словах правда глупо. Он не знал Чеён толком — один раз только в лагере пообщались лично, и по двум неделям нельзя делать точный выводы. — Не раскисай, Джи. Найдем тебе классную девчонку. — А у тебя было? — Джисон мигом загорается, но мешкается. — Ну. это? — Секс? — смеется. — Ну, что-то типа. Джисон удивленно хватает за руку, будто секс — это действительно что-то удивительное и уникальное в их возрасте. Донхеку немного некомфортно, потому что он толком дрочить нормально не умеет, но Ренджуна и правда интересно послушать. Он пару раз заикался о своих связях с парнями, с девчонками, ну… возможно? Интересно, сможет ли он рассказать Джисону обо всем. — Расскажи! — А еще что? Член достать? — с привычной уверенностью говорит Ренджун, и Джисон обиженно отворачивается. — Ну, отсос в туалете клуба. знаю, гразновато. Неумелая дрочка в четырнадцать, э… полноценного вагинального секса так и не было, кажется, но анальный да. У Джисона зрачки вылетают за орбиты. — И что, ты прям… вставлял? — Донхек смеется, потому что друг делает акцент на последнем слове и произносит его так неуверенно и неловко. — Почему я? Мне, — улыбается. Зрачки за орбиты у Джисона? Забудьте. Они сейчас буквально выпрыгнут из глаз. — Ты, что ли, того самого… — Да не бойся этих слов, Джисон, — Ренджун закидывает руку ему на плечо. — Да, с мальчиками у меня тоже было. Я же не становлюсь плохим человеком из-за этого? Единственное, что Джисон знает, касаемо геев, только то, что Трой Сиван к ним относится, а песни у него правда прикольные, поэтому навязанный ярлык совсем не мешается. Он не гомофобный совсем, поэтому сейчас так яростно машет головой из стороны в сторону, чтобы доказаться друзьям обратное. Он просто не встречался никогда с этим, особенно буквально перед собственным носом. Это так странно для него, и, наверное, ничуть не вызывает отторжения? Джисон будет думать об этом перед сном, наверное, ближайшие недели две, если не больше, но знает заранее, что к плохому точно не придет, потому что Ренджун — буквально один из лучших людей, которых он когда-либо встречал. Донхеку в этот момент так завидно до одури, что хочется выпячить груд колесом и закричать, что он, вообще-то, тоже гей! Не тоже, а только он, потому что, в отличие от Ренджуна, его девочки никогда в жизни не привлекали. — Чего затих то? Порядок? — Да, хен, все классно! — Джисон понимает, что он называет кого-то хеном чуть ли не первый раз в жизни. Ренджун смеется. И это так здорово — думает Донхек. — Иметь друзей, и наконец не бояться столкнуться с осуждением.