Жертва

По тихому коридору госпиталя разносится неприятный грохот. Кисаме беззаботно катит больничную каталку под бодрую музычку в наушниках. Он доходит до конца коридора, вызывает лифт и ждет, пританцовывая в такт музыке. Он как обычно везет тело в морг, но оно упрямое, шевелится изредка в черном мешке, что могло бы повергнуть в ужас кого угодно на его месте, но Кисаме привык – не впервой. Он и в первый раз-то не испугался, удивился только, и обрадовался – он любил удивляться, любил думать, что что-то в мире еще способно его удивить. Лампа на потолке уныло жужжит, мерцая, и его это нервирует немного. Тело снова дергается, кажется, пальцы цепляются за мешок изнутри, и Кисаме слегка бьет по ним рукой, вытаскивая один наушник. - Угомонись, ты чего такой буйный сегодня? - Мне больно, черт возьми! – раздается в ответ, голос громкий, но надрывный, будто в горле что-то застряло. - Тебе всегда больно, но обычно ты терпишь. - Отрежь себе башку - посмотрю на тебя, как будешь терпеть! - ругается тело, а Кисаме только ухмыляется в ответ. Лифт скрипит жуткими железными дверями, впуская Кисаме с каталкой внутрь. Эти страшные большие больничные лифты, находясь в нем ты не боишься, что он застрянет или упадет, нет, ты боишься, что он увезет тебя прямо в ад, без возможности спастись. Откроет двери и иди – вот геенна огненная, вот котлы, давай, дружок, тебя не спасли, смирись. Хошигаки жмет кнопку цокольного этажа – морг там. Тело шевелиться перестало, только сопит недовольно. В лифте одна из ламп тоже мигает, и у Кисаме дергается глаз – он, конечно, спокойный человек, но до чего же эти лампы выводят. Хоть сам меняй. Он достает наушники, двери лифта открываются. Толкает каталку вперед, в темноватый коридор. Здесь холодно, жутко и удручающе, но чего еще ожидать от этажа с моргом. Пациентов сюда не пускают, а если они и попадают сюда – уже вряд ли сумеют насладиться своим правом здесь оказаться. При всей внешней мрачности отделения, оно выглядит чистым и дорогим – чего стоит только кожаный диван в кабинете патологоанатома, как и вся обстановка кабинета и оборудование в морге. Кисаме хмыкает от мысли, что только в этой больнице главный врач – патологоанатом, что редкость в целом. Наконец он довозит каталку до морга, открывает двери и взглядом ощупывает помещение, в поисках Какузу. Его почему-то нет. Хотя действительно, сейчас три часа ночи, наверняка он отдыхает. Кисаме оставляет каталку с телом у секционного стола и выходит, направляясь в кабинет. По телу пробегают мурашки – черт, как же холодно здесь все-таки. Обычный холод, исключительно в практических целях, но каждый раз кажется, будто к нему тянут свои пальцы мертвяки, пытаясь утащить его, теплого и живого, к себе, и досадливо отдергивают руки, когда Кисаме оборачивается через плечо, улыбаясь. Он стучит и открывает дверь. Врач лежит на диване, читая книгу, но сразу переводит внимательный взгляд на Хошигаки. Тот приветственно машет рукой и улыбается. - Здаров, Какузу, там опять этот блаженный, оставил у стола, как обычно. - Третий раз за неделю, серьезно? Ты ему свой номер дал что ли, что ты его по первому требованию притаскиваешь? – Какузу устало потирает глаза, откладывает книгу на стол и приподнимается на локтях. Которая бессонная ночь подряд, но у него с этим, как ни странно, проблем нет. Привычка ли, или возможность организма, но спать на работе никогда не хочется. - Скорая привозит. Непонятно только, кто вызывает, он же в таких местах оказывается вечно, там люди не ходят даже. Хотя в этот раз... - недоуменно отвечает Кисаме. - Ну и что с ним в этот раз? - Поезд, кажется, - Кисаме весело хихикает, - врачи скорой сказали, что машиниста тоже впору было забирать, у того чуть сердце от страха не остановилось. - Ну что за придурок, сколько раз ему говорил – просто утопись, хватит людей с ума сводить, - Какузу поднялся с дивана, потянулся, надел маску на лицо и собрал волосы в неряшливый пучок. Кисаме стащил пару конфет из вазочки на столе, махнул рукой и отправился наверх, до утра еще далеко, и сейчас у него есть краткий миг спокойствия, чтобы немного отдохнуть. Какузу заходит в морг и останавливается у каталки, укоризненно глядя черный мешок для трупов. Сверху лежит одежда – окровавленные джинсы, теперь порезанные, так что можно уже сказать шорты, и футболка. - Когда-нибудь у тебя получится, кретин. - Эй! Эй, Какузу? Наконец-то, собери меня, черт возьми, ты не представляешь, как все болит, боже, и так чешется нос, у меня уже сил нет терпеть, я просто помру… - Если бы, Хидан, если бы… - Да ладно тебе, старина, ты бы по мне скучал. - Это вряд ли, - Какузу расстёгивает на мешке молнию и окидывает взглядом кровавую мешанину. Да, точно поезд. Только это как нужно умудриться, в какую позу нужно лечь, чтобы остаться без головы, ног, рук, да еще и пополам разделиться. Вот уж действительно, сколько упорства в этих попытках самоубиться, хотя ведь ясно как день – ну не умрешь. Может, он уже просто развлекается? - Когда ты перестанешь этим заниматься? – небрежно спрашивает Какузу, перекладывая части тела на секционный стол, - ты, очевидно, бессмертен, может хватит пытаться? - Мне скучно, Какузу. Мне в этом мире нет места, я живу уже лет восемьсот, ты не представляешь, как я заебался. Моя миссия – жертвы Джашину приносить, но сколько можно… - Мне тоже сто лет скоро будет, и что? - Ты можешь умереть хотя бы, когда тебе надоест! - Не думаю, что мне надоест, - Какузу разложил части в нужном порядке, и теперь это больше похоже на человека, только порезанного на куски тяжелыми колесами. Он смотрит на своего собеседника, проводя по телу взглядом, цепляясь за черные татуировки на руках и ногах, белую жемчужную кожу и, наконец, малиновые глаза, смотрящие в ответ с укором. - Давай уже, хватит пялиться! Первый раз что ли… - Просто думаю, как ты меня утомил, - вздыхает Какузу и задирает рукав, распуская швы на руке, чтобы выпустить черные нити, - если тебе так надоело, я могу тебя утопить, или закопать. - И как ты представляешь себе такое существование? Это еще скучнее! - Ну, может, если ты не будешь приносить жертвы своему чертовому богу, он заберет твое бессмертие, и ты помрешь наконец, - ненавязчиво бубнит Какузу, сшивая части тела друг с другом, делая аккуратные точные швы на автомате – который раз уже… - Не уверен. И проверять что-то не хочется. - Ты сам себе противоречишь, придурок. Боишься смерти? - Ничего я не боюсь, - бурчит Хидан, отводя глаза в сторону, - почеши мне нос, ради всего святого, у меня сейчас крыша съедет. - Она уже давно съехала, дошью – сам почешешь. Какое же удивительное создание, думает Какузу про себя. Его Бог дал ему бессмертие, или это какая-то аномалия, но, черт побери, это удивительно. Впервые Кисаме притащил его три года назад – Хидан свалился (спрыгнул, наверняка) с крыши самого высокого здания в городе. Бедным прохожим потребовалась психологическая помощь, когда окровавленный переломанный труп яростно заорал на всю улицу, чтобы все «съебались нахуй со своими камерами и вызвали врача». Какого к черту врача?! А Кисаме как раз проходил мимо. Подбегая к толпе, расталкивая всех и выкрикивая, что он тот самый врач, он думал, что потребуется оказать кому-то помощь, но никак не ожидал, что увидит мужчину, в луже собственной крови, безмятежно затягивающегося сигаретой и недовольно ворчащего. - Ты что ли врач? Ну сделай что-нибудь, я, блин, шевельнуться не могу, - сказал Хидан тогда, хитро поглядывая на Хошигаки. Тот растерялся сперва, а потом улыбнулся так широко и радостно, сложил руки на груди и ответил: - Удивительно! Чувак, это же невероятно! Я вызову скорую, отвезем тебя в больницу, сам я ничем помочь тебе не могу. Врачи скорой, конечно, тоже были безмерно удивлены, но глядя на спокойного и веселого Кисаме, успокоились тоже. Хошигаки сразу кинул главному врачу смску о том, что его ждет кое-что очень интересное, так что тот уже ждал их в приемном. Какузу не удивился вообще, но, стоит признать, был заинтригован. Посмотреть на живой труп собралось пол больницы персонала, но вряд ли из-за дикости происходящего, скорее с медицинской точки зрения. Невролог Сасори очень хотел это тело вскрыть и посмотреть, как же, черт побери, мозг этого человека все еще жив, и как он двигает рукой, хотя больше ничем пошевелить не в состоянии. Итачи, психолог, хотел обсудить все тонкости такого существования. Пейн, как директор всего этого заведения, пронесся мимо, безапелляционно приказав всем расходиться и «увезти нахер это туловище отсюда, чтоб пациенты не увидели». Кисаме с Какузу, конечно, спорить не стали, и решили увезти его в морг – ну а куда еще? Лечить, похоже, не надо, надо только собрать кости, да раны зашить, а тут уж кроме Какузу и его ниток ничего не поможет. А Кисаме, вообще-то, был хирургом. Но ему почему-то нравилось тусоваться с мрачным молчаливым Какузу, разбавлять его холодное царство своим безмятежным оптимизмом. Какузу, конечно, вредничал и диалог редко поддерживал, но было видно, как он незаметно усмехается с шуточек Хошигаки. Да и этот бессмертный его развлекал, он вообще-то любил с ним поболтать, и ему всегда было любопытно, в каком состоянии его привезут в следующий раз. - О, боже, какой же кайф, - Хидан чесал нос, расслабленно валяясь на столе. Все части на месте, пришиты, и теперь его тело заживет само. Какузу ухмыльнулся и отвернулся, откатывая каталку с простыней к стене. Сколько можно? Он всю жизнь будет этого придурка по частям собирать? Это длится уже три года, Хидан режется, взрывается, бросается под поезда и машины, прыгает с высоты, вешается... А Какузу его собирает и сшивает раны, вправляет кости. Хидан не может успокоиться, Какузу не может отказаться. - Хидан, с этим надо что-то делать. Ты собираешься убиваться каждые пару дней до конца времен? - А чем еще заняться? Убиваю, убиваюсь – вот и весь смысл. Да ладно, ты же рад меня видеть! - Я не рад, мне некуда деваться. Займись чем-нибудь, найди работу, я не знаю, девушку, друзей, черт, живи так, как живут нормальные люди. Яви миру свое бессмертие, стань звездой или достоянием науки. - Какузу, я не нормальный, я переживу девушку, друзей, всех переживу, у меня и так куча денег, но нахуй мне они? Мне ничего не нужно, я ничего не хочу, я просто надеюсь, что однажды это сработает и я не очнусь. - Ты же знаешь, что этого не будет, - строго прорычал Какузу, - однажды ты окончательно рехнешься и поставишь себе цель вырезать все население планеты и что будет? - Вероятно Джашин заберет меня к себе, и я наконец стану счастлив, как самый верный его слуга! Какузу покачал головой, вздыхая. Как он может требовать от бессмертного кретина вести себя нормально, когда этот мир и так ненормальный. Люди сходят с ума, общество потребления смешалось с людьми со странными древними способностями. В мире все еще есть место чудесам, но технологии порабощают умы. Так подумать, насколько Хидану это все не нравится, он живет столько лет и видит, как меняется мир, но не меняются люди. - Выметайся. Надоел мне твой религиозный бред. И прекрати уже. Возьми себя в руки. - Ладно ладно… Кстати Джашин обозначил мне очередную жертву, так что будь готов, Кисаме привезет меня разорванного собаками, до этой жертвы будет непросто добраться… - Твою мать, Хидан! Вали отсюда! Бледный с трудом поднялся, стараясь не создавать лишнюю нагрузку на свежие швы и вдруг рефлекторно потянулся к шее. - Не чеши! – рявкнул Какузу из другого конца комнаты. Хидан резко отдернул руку, досадливо поморщившись, сидя на краю стола. Ему не хотелось уходить, честно говоря. Идти в свою пустую квартиру, как обычно, заказать гору еды, которая поможет организму восстановиться быстрее после обильной кровопотери, и смотреть кино до бесконечности. Кино, в котором умирают. Пусть и не по-настоящему. Ему правда скучно. Единственное, что он безмерно любит – это убивать и разговаривать. Если с убийствами и так все понятно, то с разговорами интереснее – он просто любит болтать, обо всем и ни о чем, любит спорить, обсуждать, ругаться. И, несмотря на то, что Какузу с явным неудовольствием вступает с ним в диалог, с этим мрачным врачом он любит говорить больше всего. Потому что он, отчасти, может его понять, он тоже в каком-то смысле бессмертен, только не так долго прожил, как он сам. Какузу – хоть какая-то постоянная величина в его жизни, он не умрет так быстро, как обычный человек, и ему повезло его найти. Только что-то подсказывало, что в отличие от жизни, его терпение не вечно, Хидан это понимал, но ничего не мог с собой поделать. - Ты слышишь плохо? – послышался нетерпеливый голос Какузу, вырывая Хидана из раздумий. - Ухожу, ухожу! Блядь, ты только что меня сшил, дай отдохнуть немного! - С каких это пор тебе надо отдыхать, вали давай! – раздался звонок телефона и Какузу вытащил его из кармана халата, всматриваясь в экран. Кисаме, либо везет кого-то, либо вызывает наверх. Оказалось, вызывает, нужна помощь на операции, пришить какому-то бедолаге руку. Какузу направился к выходу из морга, остановился и выжидательно уставился на Хидана. Тот отвел взгляд и слез со стола, медленно подходя к двери, замирая рядом с врачом и переводя на него взгляд усталых глаз. - Какузу, забери меня к себе? - Чего? – красно-зеленые глаза округлились и тут же прищурились. - Ничего. Хидан вышел первым и побрел к лифту, Какузу закрыл дверь морга на ключ, и последовал за ним. Они стояли, ожидая, когда приедет лифт, Какузу думал о работе, об отчетах, которые нужно написать, о том, что нужно попросить Пейна купить еще один секционный стол, а Хидан не думал ни о чем, просто косился взглядом на врача. Что он ему сказал? И зачем? Такое чувство, будто это вообще не он сказал. Лифт шумно остановился, открывая двери. Мигающая лампа в кабине заставила Какузу нервно прикрыть глаза, а Хидан задрал голову, глядя на нее. Мигает, дура, и не светит, и не тухнет, толку с нее с такой, бесит только. Прямо как я - подумал Хидан, вздыхая. Грохочущая кабина остановилась на первом этаже, двери со скрипом разъехались и наступила тишина. Какузу ждал, когда бледный болван выпрется из лифта, ему-то нужно было выше, Кисаме ждал его в операционной на третьем этаже. Хидан медлил, нервно проводя рукой по волосам. - Я потерял свой амулет. Наверно, на путях остался. - Зачем мне эта информация, Хидан… - устало проворчал Какузу, потирая глаза. - Не знаю, - ответил Хидан, глядя куда-то невидящим взглядом, и дернулся, выходя из лифта, - не забывай, в следующий раз собаки! – он снова вернулся к своему веселому голосу. - Ради всего святого… - Какузу нажал кнопку закрытия дверей и опустил голову. На самом деле, конечно, он никому в этом не признается, но Какузу любил общество этого дурака. Было немного приятно осознавать, что это существо будет жить вечно. Хотя трудно представить, каково это, когда все люди вокруг тебя умирают от старости, а ты как выглядел на тридцать, так и выглядишь. Мысль о возрасте Хидана все-таки приводила в ужас даже его – сменялись эпохи, мир развивался, а он все тот же, с теми же целями, с тем же ненормальным богом в голове. Можно его понять, конечно, ему скучно и страшно, поэтому он и пытается почаще оказываться с Какузу рядом, хотя бы и такими способами, он не хочет общаться с другими, обычными людьми, зная, что потеряет их всех. Какузу вздохнул. Черт, его ведь ждет то же самое. Но он хотя бы может избавиться от своих сердец и умереть, когда этот мир ему надоест. Но между ними еще одно сильное отличие – ему не надоест, хоть он и выглядит равнодушным, ему интересно, что происходит вокруг, он заинтересован в деньгах, в людях. Он всегда умел подстроиться под обстоятельства. Но все-таки радует, что есть человек, который будет вместе с ним идти сквозь года, хоть он и страшно раздражающий, да еще и полоумный убийца. В принципе, можно сказать, что Хидан как киллер, убивает тех, на кого укажет его больной бог, и даже интересно, чем тот руководствуется. Иногда казалось, что это не случайные жертвы, будто бог выбирает кого-то определенного, отчего создавалось впечатление, что Хидан как вершитель правосудия, наказывает неверных божьей рукой, но это все настолько извращенно и кроваво выглядело, что с трудом верилось. - Какузу! Наконец-то! Этот дурень уже достал всей своей болтовней, давай уже пришей ему руку и пусть валит отсюда, - недовольно сказал Кисаме, встречая врача у лифта. - Что? Еще один? - Да нет, Дейдара – слышал может? Художник. - Художник? И как он остался без руки? - Он весьма… эээ… странный художник, прямо скажем. Да какая разница, давай, верни ему руку и я пойду отдыхать, задолбался. В операционной сидел на столе парень с длинными светлыми волосами, кое-где в крови, кое-где опаленными, и раздраженно ворчал. Рядом лежала рука, бледная и изящная, с длинными пальцами, вот уж действительно, рука художника. Какузу подошел, кивая посмотревшему на него Дейдаре и взял оторванную руку, подставляя ее к нужному месту и выпуская свои нити. Делов-то на пару-тройку минут, пациент смиренно наблюдал, пока нити пришивали конечность. - Вот. Не чесать, - строго уведомил Какузу, пряча нити в руке и отходя в сторону. Дейдара пошевелил рукой, разминая пальцы, кровообращение восстанавливалось весьма болезненно. - Останется шрам, да? Швы нужно приходить снимать, хм? - Нет, исчезнут сами. И да, шрам останется, - ответил Какузу, вспоминая вдруг фарфоровое тело жреца, на котором никогда не оставалось ни единого шрама и следа. - Спасибо, хм, - сказал блондин, спрыгивая со стола и направляясь к выходу из операционной. Кисаме хмыкнул, провожая его взглядом, - Если будут проблемы с чувствительностью, сходи к неврологу, Сасори Акасуна, он поможет. - О, да, наверно стоит, хм. Пальцы плохо слушаются… ~ Хидан бежит. Бежит по огромному участку с красивыми садами, мини-полем для гольфа, павлинами и вековыми деревьями. Бежит и улыбается, сжимая в руке черный штык, в крови с ног до головы, адреналин гонит похлеще страха. Очередная жертва пала, отдавая свое сердце и жизнь его богу, и теперь за ним мчится вся охрана зажиточного господина, на которого указал Джашин, и свора злобных собак. Собаки, он же знал, что будут собаки, и они быстрее охранников, конечно, они его догонят. Сладкое ожидание растекается по телу, и нет, он ждет не боли, хотя она тоже хороша. Он ждет, как снова окажется в руках Какузу в конец концов. И почему-то он думает, что в этот раз не уйдет, когда его прогонят. Хотя он так думает каждый раз. И каждый раз послушно уходит. Один из доберманов подбегает достаточно близко, чтобы прыгнуть и вцепиться страшными зубами в плечо. Остальные прибавляют скорости, тоже догоняя и набрасываясь, заставляя колени Хидана подогнуться. Он падает, безумно смеясь, когда острые клыки впиваются и рвут кожу. Через пару минут догоняют и охранники, отгоняя псов и брезгливо морщатся, глядя на разорванное тело. Вызывают скорую, полицию, отходят в сторону, закуривая и заводя тихий разговор, что теперь им делать, не уберегшим своего хозяина от какого-то поехавшего убийцы. И вот тело снова на грохочущей каталке, рука свисает из-под простыни, капая кровью на пол. Кисаме, как обычно в наушниках, катит каталку в морг. Тело молчит. - Хидан… - Собаки! Я же говорил. Посмотри, какие раны! Зверушки славно наелись, - смеется в ответ бледный с оторванной щекой. - Их ведь убьют теперь, знаешь? – равнодушно замечает Какузу, проводя рукой по рваной ране на боку, пытаясь понять, как сшить места, где не хватает кусков. - Почему это? – тихо спрашивает Хидан. - Животных, попробовавших человеческую кровь, убивают. - Черт. Я не знал… - Восемьсот лет прожил, и не знал. Идиот, - Какузу разглаживает кожу, совмещая вместе и выпускает нити. - Смотри, Какузу, сделал недавно, - будто напрочь забывая, о чем говорил, Хидан поднимает руку, показывая целый участок, который миновали собачьи зубы. На внутренней части предплечья красуется новая татуировка – черное существо в маске из «Унесенных призраками». - Любишь мультфильмы? - Чт… да причем тут мультфильмы, он классный! Посмотри, он печальный и жадный, прямо как ты! - Нелепее сравнения я еще не слышал, - черные нити медленно прошивают кожу, закрывая открытые мышцы, и как же хочется просто зашить этот болтливый рот. Какузу так любит тишину. Хидан вдруг замолкает. Какузу вздыхает, думая, что тот умеет читать мысли, да хоть бы и так – замолчал, и то хорошо. Малиновые глаза мечутся, будто видят что-то невидимое, расширяются, губы шевелятся в неслышимой молитве. Он сначала улыбается, жмуря глаза, но вдруг что-то снова привлекает его взгляд и на лице появляется ужас. Он дергается, заставляя Какузу отпрянуть на секунду и недовольно на него посмотреть. - Не шевелись, черт побери, Хидан! Но он не отвечает. Так и пялится куда-то, беззвучно молясь, и кажется, молитва сменяется руганью на неизвестном языке. Хидан шипит, злится и замолкает. Закрывает глаза. Снова шепчет, и по интонации кажется, будто начинает умолять. Какузу замирает, глядя на него. Такого он еще не видел. Нити продолжают делать свое дело, а его внимание приковано к бледному лицу, скривившемуся в мольбе. Что у него в голове? Он с богом своим общается? Что он видит? Что слышит? Или просто окончательно сходит с ума? Работа закончена, кожа сшита, места с оторванной кожей Какузу прикрыл бинтами. Понятно, что заражение Хидану не грозит, но ходить, истекая кровью все же так себе затея. Он прячет нити, опускает рукав и смотрит на жреца, ожидая реакции. Хидан открывает глаза, смотрит на себя и поднимается. Молча садится. Одевается, встает, все так же молча, и Какузу не верит своим ушам. Он что, оглох? Как этот бледный придурок молчит? Это возможно? - Отойди, - говорит Какузу, подходя к столику с инструментами, рядом с которым стоит Хидан, намереваясь отодвинуть его от секционного стола. Тот отходит без единого слова и водит глазами по комнате в какой-то прострации. Обиделся, что ли? – Какузу недоуменно поглядывает на Хидана. - Можешь идти. И Хидан уходит. Не обернувшись, не ляпнув какой-нибудь ерунды, вообще ни слова не говоря. Выходит за дверь, и идет к лифту. Только глаза мечутся, будто в поисках чего-то определенного. Он выходит из больницы и идет домой. Достает из кармана сигареты, закуривает одну и задумчиво плетется до своей квартиры. Бледный, в кровавой одежде, пугает прохожих, птицы срываются с веток деревьев, бездомные собаки убегают, трусливо поджав хвост, кошки шипят и прячутся в подвалах при виде него. Так всегда было, вся живность предпочитала бежать от него куда подальше, за исключением, пожалуй, тех охранных псов, но они же безбашенные, такие же психопаты, как он, привыкшие к дракам и крови. Он покупает еще одну пачку сигарет и бутылку виски в магазине у дома, поднимается в квартиру, медленно подходит к дивану и вдруг срывается, падая на пол на колени. - Бог мой, Джашин, почему?! Какого черта?! Ты издеваешься? Разве я не твой верный слуга, разве я не делаю все, что ты приказываешь, разве я недостаточно молюсь тебе?! – он кричит, глядя куда-то наверх, прижимая руки к голове, цепляясь пальцами за волосы. В голосе отчаяние и непонимание. Джашин дал ему имя следующей желаемой жертвы – Какузу.