Augen auf

      Закрытая лечебница в пригороде Лондона. В одном из одинаковых с белыми стенами кабинете готовилась операция. Коричневые кожаные ремни приковали Третьего Рейха к кушетке по рукам и ногам, не забыв про тело и шею. Немец безразлично смотрел, как врач и два помощника проверяют и чистят приборы. Фриц, устало закатив глаза, будто говоря, как же они все ему надоели, выдохнул: "Отвратительно. Решили таким вот образом избавиться от меня. Планируете навредить моему мозгу, превратив в недееспособное животное? Превосходный метод лечения, нечего сказать! Лучше б дали застрелиться. Не выпутаться, — свергнутый диктатор поелозил, убедившись ещё раз, что надёжно привязан. — Хорошая работа, скот. А вот тот красивенький скальпель так близко…" — перевёл взор затаившего обиду ребёнка, который когда-то вырастет, на одного из помощников врача, мужчину. Тот, как и остальные, надел белый халат; маску, полностью скрывшую его лицо; и шапочку, не дающую даже узнать цвет волос юноши, едва ли переступившего порог совершеннолетия.       Национал-социалист видел лишь полоску около глаз, полностью завладевшую его вниманием: "Синие. Как у России. Антанта, ты специально предоставила мне в палачи этого мальца, напоследок насмехаясь надо мной? Какие же вы чёрствые и мстительные. Хотя у Федерации глаза чуть светлее и намного добрее. У этого холодные, будто в палитре смешали кобальтовый и немного индиго. Смотрит с безразличием, как бесчувственная машина, выполняя свою работу. Скольких он "убил" до меня? А после также бесстрастно низвергнет в пучины пустоты ещё больше. Думаю, нет, уверен, что то, что сделают со мной, даже хуже смерти… Россия, я нашёл сравнение к твоим очам. Они цвета берегов Чёрного моря, местности, где я отбывал службу и нашёл свой путь, обретя цели в жизни. Глубокие и чистые, навсегда оставшиеся в моей памяти. Хах, — на лице появилась безумная усмешка. — Хоть в последний миг своей "жизни" получил того, кому нужен. Ха. Значит, прожил не зря? (Сейчас точно зальюсь смехом на всю лечебницу). Что ж, теперь точно прощай, РФ".       Врач, мужчина сорока лет, подошёл к пациенту, держа наготове скальпель. Нацистская Германия с вызовом смотрел на своего "убийцу". Прищур был злостен и мерзок. Доктор приблизил медицинский инструмент к голове блондина. Но тут его помощник сделал резкое движение. Юноша взял другие режущие предметы со стола и быстро вонзил их в руку врача. Тот глухо закричал. Крик в этих стенах обыденная вещь. Подойдя сзади, синеглазый попытался свернуть ему шею. Но ничего не выходило — он не умел этого делать. Жертва активно сопротивлялась. Шикнув, юноша взял противника за шею одной рукой, второй доставая острый нож. Он был на адреналине. Нордист пытался посмотреть, что там происходит. Но угол обзора не позволял узреть, как подросток вонзает холодное оружие в живот врача два раза. Истекающего кровью умирающего человека он кинул на пол, как мусор. Подбросив и поймав кинжал, он хищно кинул жестокий взгляд на медсестру, испуганно забившуюся в угол кабинета. Фигура внушала страх своей непоколебимостью и жаждой доделать начатое. Убийца перепрыгнул кушетку со связанным Рейхом, что тот не успел рассмотреть его оружие. Юноша бесцеремонно воткнул нож в область кишок девушке, умоляющей его пощадить её. Безжалостные тёмно-ультрамариновые глаза нашли беззащитного немца. Зрачок увеличивался в размерах, но оставался ещё слишком узким. Шовинист сглотнул. Неужто этот маньяк перережет и его? Юноша облегчённо выдохнул.       Положив окровавленный нож в карман халата, потянулся к своему лицу. Пальчики аккуратно сняли шапку, выпустив на волю волнистые светло-русые волосы. Нацист округлил глаза. Подросток убрал маску, показав личико. "Россия?!" — не верил в происходящее сверхдержава. Его сердцебиение участилось, вызывая более частое дыхание. Республика неловко улыбнулся, словно ему было стыдно перед арийцем, будто улучившем его в пакости. Адреналин испарялся из его крови. Вспомнив про время, славянин подбежал к предводителю Оси и принялся отстёгивать ремни. Первым делом освободил шею, руки и тело. Так фриц приступил к отстёгиванию одной ноги, пока триколор возился со второй. Вскоре Нацистская Германия был свободен. Он спрыгнул с кушетки, встав напротив своего освободителя. Немец только сейчас заметил, после недель их знакомства, что у России на лице неяркие веснушки. Идеалист дотронулся до щеки Федерации, словно проверяя, не сон ли это. Вдруг это лишь фантом, что растворится при прикосновении? Кожа была такой же мягкой и шелковистой, как в день их прощания. РФ поластился к руке наци, прикрыв глаза.       — Я скучал, Рейх, — накрыл его длинные костлявые пальцы своими. — Но мы должны спешить.       Русский отстранился, принявшись расстёгивать белый халат. Под ним оказалась ушанка, сразу переместившаяся на голову РФ, и длинный чёрный плащ. Его он отдал диктатору, находившемуся в одной больничной пижаме и тапочках. Федерация надел обратно халат поверх серой водолазки. После он взял молодого человека за руку. Теперь сын СССР вёл фрица. Они без приключений прошли всю больницу, ибо никого не встретили по дороге. Но на выходе их засекли санитары. Под крик "бежим!" от русского парочка вылетела из здания.       — Скорее! Тут недалеко железная дорога! Сейчас должен проходить товарный поезд! — бежал первым подросток. Но погоня не куличики лепила. Санитары следовали за беглецами. Однако, это лишь подстёгивало их. Третьему даже показалось это смешно. Пару минут назад немец попрощался с жизнью, а теперь шанс выжить был в паре сотен метров от безумного арийца. Он бы засмеялся, но они уже приближались к паровозу. Остановились у рельс. Переглянулись. Другого шанса не будет. Рискнув, страны запрыгнули в последний приоткрытый вагон уходящего поезда, оставляя санитаров далеко за бортом.

***

      Рейх и Россия по инерции прокатились по полу. Поднялся небольшой столб пыли. Вагон был наполовину пуст и использовался, как склад для самых разнообразных вещей. Страны распластались на полу, восстанавливая дыхание после пробежки. Россия не верил, что у него получилось. Слишком нереальными казались произошедшие события. Тогда, день назад, когда Америка прижал его, предложив выбрать себя, Федерация словно по щелчку переменился. Скорее всего, это просто произошла окончательная трансформация. Последние недели светло-русому приходилось становиться взрослее, сталкиваясь с различными трудностями. Третий показал ему новый мир и РФ, наконец, стал его частью. Младший русский вспомнил, как резким движением повалил Штаты через спинку дивана. Ошеломлённый капиталист приоткрыл рот. Испуганно цыкнул, ощутив холодное лезвие около своей шеи:       — Где Рейх? — холодно отчеканил юноша. — Отвечай! — повысил голос, нервно сдвинув брови. Так США сказал ему адрес, не успев выдумать его. — Хорошо, надеюсь, ты не лжешь. Но, всё же, оставлю тебе на память, — подросток использовал подарок нациста по назначению. И вот теперь Россия вместе с немцем.       Восстановившись, страны сели на пол. Наци перевёл взгляд на своего спасителя, а по совместительству бывшего пленника. Заметив внимание блондина, триколор улыбнулся обыденной радостной и искренней улыбкой. Федерация распахнул руки для объятия, словно проверяя, тот ли самый ефрейтор перед ним? Тот, которому синеглазый отдал свой первый поцелуй, или тот, что избив мальчика о стену, оставил на хрупком теле колотые дыры. Фриц и долю секунды не сомневался. Сверхдержава, схватив Россию за руку, притянул к себе и стиснул в хищных объятиях. Сильные руки обвили республику, как удавы, заточив в свою клетку. Ариец прижал его к себе, будто славянин был вещью, которую у Рейха пытались отобрать. По-собственнически жадно поглаживал спину и голову, пока русский умиротворённо слушал частое сердцебиение. РФ не пугало, что фриц по-хозяйски сковывает его движения. Это же его Нацистская Германия. Тот именно таким и стал дорог стране. Поэтому чего бояться?       Не скоро сверхдержава отпустил мальчика, немного отстранив его. Серо-голубой взор не был ехиден и надменен, а задумчив и бесцветен. Словно из шовиниста выкачали краски жизни: амбиции, весёлый нрав и высокомерие. Так привычные для сына Союза характеристики не присутствовали в резких и острых чертах. Обладатель шапки-ушанки склонил голову, заглядывая в лико диктатору, словно хотел так прочитать, что творится у него на душе.       — Рейх? — позвал собеседника Россия, но тот не откликнулся, замерев, как античная статуя. — Почему ты выглядишь подавленным? — лидер Оси вздохнул, словно это полностью описывало причину тоски или говорило, что РФ всё равно не понять. — Почему ты молчишь? — взволнованно вопрошал светло-русый. — Почему не хочешь говорить со мной? — голос дрогнул, проскользнули испуганно-истеричные нотки. Немец в ответ на беспокойство подростка погладил его по голове, словно говоря: "Прости, что заставляю тревожиться". Россия хлопал глазками, ожидая обязательного ответа от фрица. Блондин взглядом побродил по вагону, стоящему в полутьме, и посмотрел в омуты.       Приоткрыл рот, в конце оголив полость полностью. Федерация в шоке вдохнул слишком много воздуха, подавившись им. Свёл бровки, будто ему сделали больно. Сапфиры наполнились сочувствием. У Третьего не было ни единого зуба.       — Они тебе их вырвали..? — тихо спросил республика, делая небольшие паузы между словами. Нордист кивнул, не закрывая рот. Десны немного кровоточили и сильно воспалились. — Это сделали без наркоза? Да? — детские глазки стали мокрыми. — Прости. Мне очень жаль! Если бы я пришёл раньше…       — Не вини себя, — прохрипел Третий. Подросток удивился. У национал-социалиста получалось произносить некоторые буквы, хотя подавляющее большинство проглатывалось. Но Россия понял суть. Ариец отвернулся, опустив глаза. Он чувствовал себя калекой, беспомощным, изуродованным инвалидом. Слабым. Ненужным. Он презирал слабых, а теперь сам стал таковым. В груди тяжко сжималось сердце. Казалось, будто тело стало жидкостью, в которой выпал осадок, тянувший его вниз. Острейшие клыки были его оружием: ими он запевал свою трель, дурманящую чужой разум и подчиняющую воле фрица. Они были и средством устрашения. Рейх страсть как любил ухмыляться, обнажая их. А теперь… ничего нет. Ни силы, ни соратников, ни последователей, ни-че-го.       К лицу с впалыми щеками нежно прикоснулись губки, даря невесомый поцелуй. Изумлённый диктатор уставился на юношу.       — Не переживай насчёт них. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно найдём способ дать тебе снова говорить и пугать, — Россия, пошутив, улыбнулся.       Вязкое, отвратительное и зловонное болото внутри груди сверхдержавы превратилось в чистое озеро, хоть и с чёрными водами и неимоверной глубиной. Ариец, тепло ухмыльнувшись, накрыл губы мальчика своими устами. Русский ответил на поцелуй, прикрыв глаза. Теперь они были уверены, что никто их не разлучит. Отныне лишь они решают, когда последний раз соединят губы. Страны отстранились. Хотя, они полагали, что вряд ли когда-нибудь смогут насытиться друг другом.       — Рейх, эм, ты мне нравишься, — кинул по-детски наивный взгляд исподлобья, немного смущаясь. Они же ещё друг другу не признавались. Фриц хитро и удовлетворённо поднял уголки тонких губ.       — Ты единственный, кому я позволю быть со мной, — прошептал немец, потеряв половину звуков. Обладатель ушанки хихикнул:       — Как высокомерно. Как всегда, — прекратил посмеиваться над нацистом, когда тот крепко взял его за плечи, притянув немного к себе. Серо-голубые глаза томно взирали на мальчика. Федерация всем телом почувствовал хищное желание убийцы. Тот обвил его руками, стараясь обездвижить и пленить. Рейх всё сильнее возвышался над Россией, пытаясь опустить того ниже. Одна костлявая рука поднялась к шее, оглаживая высокий воротничок серенькой водолазки.       — Я… не против, — щёчки немного зарделись. Синеглазый понял, к чему клонит диктатор. Но фриц сжал шею, несильно придушив, точно спрашивая, уверен ли он в этом? — Даже так. Не против, — горьковато улыбнулся.       — Не делай того, что не хочешь, — протянул немец, приблизив бледное лицо. Злорадное подозрение мелькнуло в его прищуре, словно проверяя мальца.       — Но ведь, даже если я против, ты же всё равно возьмёшь меня? — невинное личико странно сочеталось с тем, что произносит мальчик. Нацистская Германия хохотнул:       — Natürlich, ты абсолютно прав, — опрокинул юношу на пол, уложив того на спину. Раздвинул ему сведённые колени и разместился между ними. — Предупреждаю, я не буду нежен. Однако, не поврежу тебе внутренние органы. Я много раз становился зрителем разнообразного соития, — снял уже не белый плащ и шапку. Без ушанки триколор почувствовал себя уже обнажённым.       — Сколько же у тебя было до меня? — задумчиво посмотрел в потолок. Понимать шипение наци пока что получалось. Рейх погладил когтем указательного пальца грудь светло-русого, несильно надавив, и после важно показал его. — Я первый? — Третий одобряюще кивнул. Россия удивлённо захлопал глазками. — Ты только смотрел? Вот это выдержка, — РФ было уже 16. Плоть не первый год требовала ласки. Несмотря на семью с пуританскими взглядами, отрицание окружением страсти, подросток давал свободу своей фантазии. А Рейх намного старше его. РФ не мог понять, как он столько лет терпел?       — Я не засуну часть себя в какого-нибудь грязного человека низшего сорта, — Федерации снова показались немецкие высокомерие и категоричность немного смехотворными. Хотя толк в его словах всё же был. Однако, то, что это не было главной причиной, было очевидно. Не будет же диктатор признаваться в чём-то, что показывает его персону с отрицательной стороны? Тем более, если это страх. Страх подцепить какую-нибудь болезнь, что было бичом викторианского общества. Даже при виде чихающего человека Нацистская Германия скорее ретировался, а тут кое-что посерьёзнее простуды (но не туберкулёза). Шовинист потянул за края водолазки, снимая её со славянина. Республика поднял руки вверх. Идеалист задержал ткань на запястьях, не прерывая зрительный контакт. В белобрысой голове проскользнула превосходная идейка. Жестокие руки принялись быстро освобождать партнёра от верхней одежды. Расстегнули и сняли ремень, стянули тёмные штаны. Республика помогал, не сопротивляясь. Хотя Федерация представлял это иначе. Он думал, что фриц будет изучать его тело губами со страстью и нежностью, а не просто разденет. Блондин одарил Россию довольным прищуром, когда мальчик остался в одном нижнем белье: белых и тонких майке, панталонах и гольфах.       — В таком виде ты заводишь меня больше, — объяснил сверхдержава. На детском личике проскользнуло беспокойство, когда Нацистская Германия завёл тонкие руки за голову и принялся связывать их кожаным ремнём РФ. После нордист перенёс славянина с округлёнными сапфирами к стене вагона. Цепкий серо-голубой взгляд обнаружил железный крюк, предназначенный явно не для этого. Но наци повесил на него "пленника" за ремень, поставив того на колени. Россия был смущен, неуверенно хлопал ресничками. — Perfekt. Такой беззащитный, — прохрипел немец, притягивая медицинский халат, сидя на полу. Старший убийца достал костлявыми руками кинжал и подбросил его в воздухе. — Так он мой, — рассмотрел чёрную резную рукоять с орлом и свастикой. Фриц в предвкушении облизал губы. От желания слюну приходилось сглатывать чаще. Он не раздевался, чувствуя себя в одежде превосходящим, главным. Хотя, будь у него любимая нацистская форма, немец получил бы больше удовольствия. РФ хоть чёрный плащ дал, и на том спасибо.       Третий, протерев нож от грязной крови, приставил его к лицу Федерации. Сыну СССР было не комфортно: страх быть порезанным боролся с доверием к Рейху. Лезвие очертило контур личика, невесомо проходясь по нежной коже. Плотоядная ухмылка не уходила от получающего наслаждение арийца. Страна замер, когда остриё прикоснулось к приоткрытым губам. Убивать ножом — одно дело; видеть перед собой жестокого и отъявленного садиста, направляющего оружие на тебя — совсем другое. Поставив лезвие вертикально, словно приказывая молчать, Нацистская Германия вновь накрыл чужие губы своими. Металл придавал горьковатый вкус поцелую. Немец убрал его, опустив вниз. Уста показались ещё теплее и слаще. Осторожное обращение с лезвием успокоило страх мальчика. Россия приоткрыл ротик, прося ласки. Молодой человек дал ему столько нежности, сколько имело это беспощадное, надменное и злобное существо. Отстранившись от мальчика, шовинист провел кинжалом ниже. Придержал милое лицо свободной рукой, дабы юноша не прикрыл беззащитную шею. Нож оставил несколько тоненьких порезов. Федерация сжал зубы. Было неприятно, болезненно, но терпимо. Видать, высокий болевой порог стал ещё выше от частой порки. Ярко-красная кровь медленно потекла вниз. Рейх страстно слизнул сладковатую жидкость, оставляя засос на коже, провоцируя большее кровотечение. РФ выдохнул, зажмурившись. Фриц был не против, если нательная майка синеглазого испачкается в крови. Вид багровой жидкости на белом считался немцем эстетичным. От него он почти доходил до экстаза. Поэтому фриц провёл ножом вдоль ключицы, сильнее надавливая. Республика пискнул.       — Рейх, можешь не делать мне больно слишком сильно? — В ответ блондин накрыл губы юноши указательным пальцем с тихим "Тссс". Светло-русый с надеждой в омутах посмотрел на старшего. Даже в полумраке различались глаза, горящие страстью и жаждой насилия. Триколор сглотнул. Кровь тем временем окрасила ворот майки. Утоляющий голод ариец игриво облизнул щёку республики, зажмурившегося одним глазом. Нож разрезал немного ткани на груди, в области, где билось сердце. Усмешка стала более двусмысленной и кровожадной. Синеглазый, собравшись, сказал: Ты не убьёшь меня, Рейх.       — Ja, с этим я поспорить не могу, — пропел на низких тонах идеалист, оглаживая открытый участок светлой кожи. Оба знали, что фриц ни в коем случае не перейдёт черту, хотя тому явно льстила возможность сделать это. Холодные руки обожгли плоть, излучающую тепло. Костлявые пальцы дотронулись до соска. РФ поджал губы, сильнее покраснев. Это оказалось приятно. Оглаживая и играясь с горошинкой одной рукой, второй нордист разрезал белую тонкую ткань. Плечико и перекат между ним и шейкой обнажились.       — Можешь не кромсать моё нижнее бельё? — попросил славянин. — Мне в нём ещё ходить.       — Тебе это понравится, — хрипло настаивал ефрейтор, положив ладонь на рефлекторно поджавшийся живот. Третий, приподняв пленника, посадил его на пятую точку, выпрямив тонкие ноги. Ладонь прошлась от щиколотки до тазовой кости массажными и настырными движениями. В конце задела область между ног. Мальчик тихо простонал. — Вот видишь, — отметил нордист. Он взял юношескую ногу, как антиквариат, и поцеловал колено. Там был оголённый участок кожи, куда не доходили ни гольфы, ни панталоны. Нож рассёк последние с внутренней стороны. После Рейх приложил холодный металл к коже. Снова раздался тихий стон. Немец решил, что пора действовать быстрее. Он принялся кромсать майку РФ. Чем больше оголялась кожа, тем больше Россия краснел и заводился. Ему стало приятно, когда нож снова, не задевая тело, с характерным звуком рассекает ткань, предоставляя девственную плоть взгляду фрица. Нацистская Германия снял с мальчика ошмётки майки и откинул в сторону. Оставался низ. Уловив траекторию взгляда убийцы, Федерация расставил колени немного шире, словно приглашая.       Сверхдержава ехидно приподнял один уголок губ выше: Федерация тоже возбуждался — было видно через ткань. Диктатор принялся медленно стягивать гольфы, оглаживая ноги. Он решил, что надеть обувь будет проблематично его мальчику, если кинжал искромсает и носки. Зрительный контакт не прерывался. Оставив на славянине одни панталоны, убийца вернулся к ножу. Провел им по бедру, открыв совсем неглубокую рану. Лезвие обратной стороной зацепилось за резинку, держащую нижнее бельё.       — Только осторожно, — русский волновался.       — Безусловно, — прошептал Рейх и потянул вниз. Возбужденная плоть оголилась. РФ смущённо опустил взор. Дойдя до середины бедра, ткань соскользнула с металла. Третий, не церемонясь, просто сорвал её с Федерации. От резкости республика немного сжался. Вдруг вздрогнул, мгновенно отстранившись назад. Широко открытые глаза смотрели между ног. Немец воткнул туда кинжал. Не хватило нескольких сантиметров до тела. По лбу триколора стекла капелька пота. — Не бойся, mein lieber, — посмеивался Нацистская Германия. Он скинул с себя плащ и сложил вместе с другими тряпками на полу. Халат послужил подстилкой. После ариец снял юношеские запястья, связанные помятым ремнём. Взял сокровище на руки и аккуратно положил на самодельную кровать, дабы сыну СССР было не холодно и более-менее мягко. Фриц победоносно встал над обнажённым республикой. Страна принял это как вызов и перестал пытаться прикрыться, а, наоборот, лёг так, чтобы показать себя во всей красе. Немец, усмехнувшись, принялся демонстрационно раздеваться. Россия краснел, все ещё не полностью утратив стыд. Но проигрывать, отвернувшись, был не намерен.       Избавившись от одежды, национал-социалист навис над подростком. Тыльной стороной ладони погладил щёку такого родного лица. Очередной поцелуй. Только в этот раз руки задействовались более активно. Рейх ласкал тело России, оглаживая во всех местах. Восточный славянин тоже хотел действовать, но преградой стали путы.       — Освободи меня, — простонал синеглазый между страстными поцелуями. Третий, подумав, всё же снял ремень с запястий. И не прогадал. Федерация обнял и принялся лобзать нежными прикосновениями спину и руки немца. Немец раньше думал, что предпочтёт полностью доминировать, повелевая партнёром и обращаясь с ним, как с куклой. Однако, ответное внимание завладело чёрствым сердцем диктатора. И он подарил РФ те самые поцелуи на груди, которые представлял себе юноша. Только эти больше походили на засосы. Если б идеалисту не вырвали треугольники, он бы точно не раз укусил до крови принадлежащее теперь ему тело. Однако, убийце приходилось довольствоваться тем, что есть. Благо, сверхдержаву удовлетворяло происходящее. Даже больше: он был счастлив иметь Федерацию во всех смыслах.       Настало время основного блюда. Немец приставил к ротику мальчика три пальца и приоткрыл его. Когда они оказались в ротовой полости, Россия, не понимая для чего это, инстинктивно принялся их облизывать. От язычка, играющегося с пальцами, ариец томно вздыхал. Заводился от этого жеста подчинения. Решив, что достаточно, вынул длинные перста. Отвлекать юношу поцелуями он не собирался: пусть ощутит это в чистом виде. Страна округлил глазки, когда пальцы оказались около его ануса. Дыхание взволнованно участилось. Русский не думал, что они дойдут до такого. Но фриц беззастенчиво ввёл один палец, придерживая второй рукой подростка за плечо. Россия свел бровки от странного ощущения. Запрокинул голову назад, когда внутри него начали двигаться. Непривычное, странное ощущение. Плоть была достаточно возбуждена, чтобы не препятствовать проникновению. Стенки обволакивали, казалось, сильнее, когда Рейх добавил второй палец. Россия бесстыдно захотел большего, инстинктивно насаживаясь на перста. Проблемы возникли только с третьим. Республика шикнул от неприятного трения. А немец настойчиво вводил пальцы, несмотря на трудности. Разводил, как ножницы, по часовой стрелке поворачивал кисть, ища более удобный угол проникновения. Эластичные стенки хорошо поддавались, принимая чужеродные объекты под вздохи и стоны РФ. Педантичный немец успокоился лишь тогда, когда без проблем входило четыре пальца. Он рассматривал мальчика не только как вещь, собственность, принадлежащую только ему; но и как самое дорогое и ценное на свете, того, кого надо всеми силами защищать и обеспечить всем, что Россия пожелает. Такая двойственность, переходящая грань с безумием. Но таковы чувства Третьего Рейха.       Мокрые пальцы вышли. Стенки немного сжались. Нацист удобно расположился между ногами юноши. Поцеловал "пленника" перед тем как взять в руку член, давно сочившийся беловатой смазкой. Федерация часто дышал, ожидая дальнейших действий арийца. Тот приставил орган к проходу. Резкое движение. Ствол входит на половину. Русский выгибается в спине и произносит не то вскрик, не то стон. Большой агрегат не разрывает и не наносит увечий, но отчётливо ощущается в прямой кишке. Светло-русому кажется, что стенки плотно облегают фрица и движение не представляется возможным. Но разгорячённый блондин входит во всю длину, затыкая рот триколору. Глаза слезятся. Федерация не знает, что ему сделать, чтобы стало легче ощущать в себе фрица. Нацистская Германия нависает над подростком, поглаживая волнистые волосы. Ждёт, пока Россия успокоится. Республика отвлекается рассматриванием тела партнёра, привыкая к новому ощущению. Первенец Союза так и считает Рейха красивым, несмотря на драматичный вид острых углов. Триколор невольно начинает сравнивать себя с мужчиной, с тем, кто старше, с негласным примером. Тот имеет превосходный мышечный каркас, несмотря на болезненную худобу. А восточный славянин? Его широкие плечи всё же чуть уже, он миниатюрнее. Тело тоже стройное, но более милое за счёт меньшего количества мышц. За размышлениями Федерации было легче получить начавшиеся движения Третьего.       Национал-социалист берёт средний темп. Прижимает республику к полу, держа за запястья. Если б он не зафиксировал русского, то от силы фрица всё ходило бы ходуном. Федерация жадно глотает воздух, чувствуя всеми клетками, как в его тело входит орган. Удовольствие стоит на пороге, поддразнивая, не торопится настичь плоть мальчика. Сверхдержаве же сносит голову. Внутри России так жарко и приятно от тесноты. Девственный проход очень узок, даже после разработки. Тем более, нордист впервые пробует настоящий секс на вкус. Первый раз самый чувствительный и запоминающийся. Диктатор распаляется, упиваясь от надменных мыслей о своей исключительности, что не зря столько лет терпел. Хотя не так уж он и страдал: никто раньше не вызывал такого желания, как синеглазый в этот вечер. Тому приходилось нелегко. Рейх задал частый ритм, хаотично и бешено вбиваясь в подростка. Слышался рык хищника. Он отпустил запястья Федерации и закинул его ноги себе на талию, скрестив на спине. Так стало удобнее. Пальчики страны схватились за ткани одежды, лежащей под ними. Наконец наслаждение разлилось по юношескому телу. Наци нашёл заветную точку, соизволив не игнорировать её. Стоны России были звонкими и томными, ласкали слух убийцы. Оба покрылись испариной, задыхаясь в грешном блаженстве. Блондин снова решил сменить позу. Убрав тонкие ноги со спины, он перевернул РФ на живот, покрутив на своём органе. Ариец приподнял заднюю часть "пленника", и мальчику пришлось выгнуться в спине. Третий вернулся к бешеному и дикому темпу, но в таком положении чувства обострились. Страны тяжело дышали, утопая в стонах и звуках соприкосновения тел. Они были на пределе.       Первый кончил Россия, изливаясь на одежду. Судорога свела всё тело, сжимая и ствол Рейха, что тот зашипел от удовольствия, смешанного с лёгкой болью. Нацист вскоре последовал за славянином, достигнув оргазма, до боли сжав чужие бедра. Вязкое тепло наполнило нутро республики, от чего тот поёжился. Нацистская Германия вышел и плюхнулся рядом с триколором. Пока холодный воздух не обжёг разгорячённые тела, накрыл обоих более чистой одеждой из имеющейся. Немец притянул выдохшегося юношу к себе и заключил в объятия. Полуприкрытые ярко-синие и серо-голубые глаза встретились. В одних светилась болезненная любовь, во вторых — умалишённая одержимость. Но они были счастливы. Фриц запустил руку под своеобразное одеяло и дошёл до анала триколора. Костлявые пальцы растянули стенки, позволяя белёсой жидкости вытекать наружу. Федерация сладко выдохнул. Рейх и Россия решили немного полежать и восстановить силы. У стран есть ещё несколько часов до того момента, когда поезд прибудет на станцию. И тогда продолжится их борьба. Но теперь они будут не одни.