ID работы: 9105284

Литература и критика

Слэш
NC-17
Завершён
532
автор
Размер:
49 страниц, 4 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
532 Нравится 94 Отзывы 194 В сборник Скачать

ГЛАВА 1

Настройки текста
      — Ким Тэхен, вот скажи, как мой единственный и неповторимый издатель, неужели я настолько плох в искусстве книгописания? — Джин растянулся на кожаном диване, приложив свои широченные плечи к одному мягкому гладкому подлокотнику и вытянув длинные ноги на другом. В его руках был смартфон, в который он увлеченно смотрел, не обращая внимания на сидящего напротив него, за столом, издателя, к которому он обращался.       — Дорогой Ким Сокджин, ты же знаешь, я не прочитал ни одной твоей книги, но цифры по тиражам и продажам точно говорят о том, что ты не так уж плох. Совсем не так уж плох. Настолько неплох, что на данный момент являешься самым продаваемым автором.       Лежащий на диване писатель вздохнул.       — А почему ты не читаешь мои книги?       — Потому что я должен быть беспристрастен при выборе новых бестселлеров. А ты мой лучший друг. Понимаешь? — Тэхен взглянул на писателя из-за экрана компьютера. — Кстати! Ты уже подписал контракт на экранизацию «Фарфорового зеркала»? Мне нужно еще увеличить тираж? На данный момент почти все три миллиона отпечатанных экземпляров распроданы. Много книг находится на предзаказе.       Джин опять тяжело вздохнул.       — Конечно, я его подписал. И предоставил почти полное, нотариально заверенное право на использование моей интеллектуальной собственности.       Тэхен отодвинул тонкий экран своего компьютера в сторону и внимательно посмотрел на друга.       — Я не понимаю, откуда столько грусти в твоем голосе?       — Вышла очередная критическая статья на мою последнюю книгу.       — «Зной в снегах»?       — Именно.       — И что в этой статье?       — Тебе зачитать?       — Разумеется, я же как никак твой издатель и должен следить за динамикой общественного мнения.       Джин сделал глубокий вдох.       — «Если вы еще не устали от пространных, затянутых, но, разумеется, живописных описаний — вам стоит купить эту книгу. Не могу обещать, что вы не пожалеете, но точно сможете добраться хотя бы до ее середины. И да, могу дать небольшую подсказку тем, кто уже приобрел это творение и никак не может дождаться, хотя бы, НАЧАЛА развития сюжета. Оно начинается с седьмой главы. Не благодарите. И читайте только хорошую литературу».       Тэхен нахмурился.       — Это кто?       — Это тот, кто на каждый мой бестселлер оставил свой негативный отзыв. Критик, от имени которого меня уже начинает бросать в жар.       — Слушай, он один. Или один из немногих. Слава богу, большинство людей выбирает книги по отзывам ценителей не столь изощренных, как Мин Юнги.       — А может мне надо равняться именно на изощренных ценителей?       — Джин, твое лицо — на билбордах, твои книги — на вершинах литературных чартов, а их названия — на афишах кинотеатров с пометкой «Самая долгожданная премьера». Не думаю, что все это потому, что ты плохой писатель.       — Почему плохой? Просто не гениальный… Недостаточно хороший. Посредственный, но усердный. — Джин отложил телефон и закрыл глаза предплечьем, заслонившись им, казалось, от всего земного света.       В просторном кабинете, отделанном по первому слову техники и дизайна, повисло молчание.       — Джинни, все эти мысли из-за не слишком положительного отзыва одного критика?       — Уважаемого критика.       — Хорошо, уважаемого критика.       Джин снова замолчал.       — Слушай, смени этот ужасный диван — у меня уже вспотели спина и задница от лежания на нем. Это невозможно терпеть. — Джин сел, спустив ноги на пол.       Тэхен засмеялся.       — Раньше он тебя не волновал. Так что насчет моего вопроса? — он вопросительно смотрел на поднявшегося писателя.       — У меня назначена встреча с Хосоком, по поводу контракта и работы над сценарием. Если хочешь — можем сегодня поужинать. И даже выпить. Много выпить. Я бы даже сказал — по-свински ужраться.       Тэхен поморщился.       — Это не твой литературный стиль, не слишком изящно. Но я позвоню тебе. — Тэхен вернулся к экрану своего компьютера. — И пожалуйста, не зацикливайся на этом вредном критике. Он может говорить все что угодно — я все равно продолжу тебя печатать.       — Не воодушевляет. — Джин поднял вверх правую ладонь. — Адьё, амиго. Жду звонка.       Когда Джин вошел в просторный зал находящегося в центре города ресторана, который в обеденное время был заполнен лишь удачливыми биржевыми брокерами и просто скучающими богачами, Чон Хосок уже сидел за столиком. Со своей обычной блютус-гарнитурой, сосредоточенным выражением лица и открытым ежедневником, в котором, как за все время работы и дружбы мог заметить Джин, он не записал ничего важного. Все было в его дорогом смартфоне, а в ежедневнике… В ежедневнике он только расписывал ручку, чтобы потом ею не воспользоваться.       — Привет, Хо. — Джин отодвинул стул и сел напротив своего менеджера, который, подняв на него глаза, совершенно искренне улыбнулся.       — Привет, мистер Ким. Я привез тебе условия по сценарию — тебе нужно одобрить. Или не одобрить. В общем, до завтра, на тех распечатках, что я тебе вручу, должны быть твои пометки. Если пометок не будет — они сделают с твоей книгой все, что захотят. И ты потом не сможешь жаловаться. — Хосок порылся в своем дорогом кожаном портфеле, исключительно модном и исключительно неудобном (о чем Хоби вспоминал каждый раз только тогда, когда засовывал или высовывал из него документы А4) и извлек из него, приложив немалые усилия, тонкую стопку печатных листов, которые тут же передал Джину.       — Будет сделано. — Джин показал большой палец, а потом очень внимательно посмотрел на Хоби, что тот даже как будто смутился. — Хо, скажи, я хороший писатель?       Сначала во взгляде застигнутого врасплох неожиданным вопросом менеджера мелькнуло совершенное непонимание, но потом… Он широко улыбнулся и звонко хлопнул себя по лбу.       — Чуть не забыл! Я организовал тебе телевизионный эфир!       Джин не жалея орбит, вытаращил глаза.       — Чего?       — Программа «Лицом к лицу», федеральный канал, тема «Литература и критика», приглашенные гости — талантливый молодой писатель Ким Сокджин, уже достигший небывалой популярности, и вредный и злой критик Мин Юнги, который уже порядком достал талантливого молодого писателя, который…       — Отменяй. — Джин решительно прервал увлеченного Хоби. Тот, не сразу сообразив, что сказал Джин, еще пару мгновений довольно улыбался, но потом высказанный протест все-таки дошел до него.       — Как отменять? — Хоби смотрел на Джина так вопросительно, что тому показалось, что это в принципе было совершенно невозможно.       — Отменяй, как хочешь. Как организовал, так и отменяй. Мне все равно. Я не собираюсь выслушивать в свой адрес какую-нибудь... Нет, не так. НИКАКУЮ ересь на многомиллионную публику. Телевизионную. Я еще не совсем выжил из ума.       Хоби как будто успел немного собраться, чтобы противопоставить своему протеже и другу что-то такое, что сможет его переубедить.       — Давно пора посмотреть своим страхам в лицо. Он достаточно уважаемый в литературных кругах человек, чтобы ты прислушался к его мнению. — Джин посмотрел на него, многозначительно подняв бровь, которая прямо кричала ТЫ ЧЕЙ ВООБЩЕ ДРУГ АЛО, и Хоби пришлось смягчить свой тон. — Это пойдет тебе на пользу. Я тебе гарантирую. Ты умный парень и всегда находишь, что ответить. Не понимаю, откуда у тебя такой страх. Выплывешь. А если не выплывешь — я брошу тебе спасательный круг.       — Хоби, я не хочу. — теперь взгляд Джина умолял, а не настаивал.       — Надо, Джинни, надо. Я его, конечно, лично не встречал, но и чего-то плохого о нем не слышал. Вроде как обычный, может чуть более увлеченный, чем другие, литературный энтузиаст.       — Ты думаешь? — Джин все еще смотрел с беспокойством.       — Я уверен. Слушай, я вообще не понимаю, чего ты ссышь, когда с тобой рядом будет лучший менеджер! — Хоби смешно выпятил грудь и подмигнул Джину, который звонко хохотнул.       — Пообещай, что после эфира ты организуешь мне встречу с собой и Тэхеном в приватной обстановке, с морем мяса и алкоголя. — Джин пригрозил своему менеджеру пальцем, и тот поднял руки.       — Торжественно клянусь!       — Тэ, у меня будет телевизионный эфир. Запись будет через неделю.       Тэхен округлил глаза и отставил бокал с вином, который до этого собирался поднести ко рту.       — Что за эфир? Хоби организовал? Скажи мне, что это что-то реально стоящее! Черт подери, мне кажется, что тиражи надо будет увеличить еще чуть больше, чем я предполагал… — Казалось, он совершенно окунулся в свои издательские размышления, из которых его извлек раздраженный голос Джина.       — Хватит уже просчитывать прибыль от каждого моего слова! Честное слово, ты меня вынудишь, и я открою свое собственное издательство и буду издавать свои книги сам. Тотальная монополия! — Джин сдвинул брови.       — Извини. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. И ты знаешь, кстати, что я всегда справедливо делю прибыль, которую извлекаю. И ты знаешь, что я всегда иду тебе навстречу, даже если это потенциально уменьшает эту самую, которую ты так пренебрежительно здесь упомянул, прибыль…       — Тэ, у меня будет диспут с Мин Юнги. В телевизионной студии «Лицом к лицу». На тему «Литература и критика».       Глаза издателя снова округлились, и он, на этот раз, уверенно взялся за бокал с красным сухим вином, одним движением опрокинув его. Как будто за себя вылил, но во рту уже чувствовался приятный кисловатый привкус зеленых яблок и полевых цветов (если верить этикетке стоящей на столе бутылки).       — Ой-ой, там наверняка припомнят его искрометную цитату, которую, кстати, мы напечатали на обложке по твоей инициативе! — Тэ тряс перед Джином указательным пальцем. — Помнишь, какую?       — Ооо да. Вообще, я тогда психанул конкретно, но, кажется, тиражи были неплохими…       — Тиражи были прекрасными. Люди оценили твою самокритику и самоиронию. Мы распродали два миллиона экземпляров меньше, чем за две недели. «Уксус и шоколад» почти две недели провисел на первой строчке литературного рейтинга нашего главного еженедельника. Как же там было… «Если вам нечем заняться — откройте и начните читать эту книгу. Занятие сразу найдется, но книгу придется отложить».       Джин крутил перед глазами стакан с почти допитым виски.       — Нет, не так. «Если вам нечем заняться, откройте и начните читать эту книгу. Можно даже в магазине, чтобы не платить. Занятие сразу же найдется, но вот книгу придется отложить». — Джин одним глотком осушил стакан.       Сразу же появился официант. Он заменил стакан с растаявшим льдом на новый, и наполнил его новой порцией прекрасно выдержанного виски. Джин благодарно кивнул официанту, тем самым смутив его, взял стакан в руки и сделал новый глоток.       — Не говори мне, что ты хранишь в памяти все его язвительные замечания в твой адрес… — Тэхен взял вновь наполненный вином бокал.       — Сложно не запомнить, когда он каждый раз пишет единственный реально критический комментарий по моему творчеству. ЕДИНСТВЕННЫЙ. ИЗ ВСЕХ. Нет, разумеется, некоторые критики меня тоже могут поругать, потом, правда, обязательно похвалив. Но этот… Он относится к моему творчеству снисходительно. И это бесит. Очень.       Взгляд Тэхена после четырех бокалов вина был уже немного расфокусирован, но он все равно упрямо пытался смотреть прямо Джину в глаза.       — Пожалуй, я посмотрю этот выпуск «Лицом к лицу». Даже, возможно, запишу его. Чтобы показывать внукам. Твоим. — Тэхен еще отпил из бокала. — Кстати, насчет твоего «ужраться как свиньи», божечки, не могу произносить это вслух. Можешь ни в чем себе не отказывать — Чонгук заедет, и мы отвезем тебя домой.       — Он уже вернулся со спортивных сборов? — Джин был рад отвлечься от напрягающей его темы.       — Вчера. И сегодня, кстати, сам вызвался нас забрать. Сказал, что у него для тебя какой-то «привет».       Джин улыбнулся.       — На сколько он задержится дома?       — Недели на две точно. — Тэхен улыбнулся.       — Мне надо написать своему менеджеру, что на мою пресс-конференцию с мясом и алкоголем нужно будет пригласить еще одного гостя.       Тэхен изумленно и вопросительно посмотрел на своего писателя.       — Твою что?       — Пресс-конференцию.       — Чо? — Тэхен был удивлен. Сильно удивлен. Он сильно не понимал, о чем говорил Джин и почему он, как его единственный издатель, об этом не знал.       Писатель засмеялся.       — Ай, я просто хочу немного выпить после телевизионного эфира, который, я уже предвижу, вряд ли оставит после себя хорошие воспоминания..       Тэхен облегченно вздохнул.       — Пф, это вообще без проблем! Так сказать, снимем стресс… — Тэхен задорно подмигнул своему повеселевшему другу и отправил в рот кусочек исключительно идеально прожаренного говяжьего стэйка.

※ ※ ※

      Джин сидел в сильно освещенной студии, заполненной людьми. Настолько сильно освещенной студии, что у него начало резать глаза, до того, как свет был окончательно отрегулирован. Он сидел на удобном кресле и подписывал книги. К нему подходили люди, которые должны были сидеть в небольшом оборудованном зрительном зале, и протягивали отпечатанные экземпляры тех или иных его произведений. Он дружелюбно улыбался, спрашивая: «Для кого подписать?» и ставил свой росчерк. Он привык к этой процедуре и практически перестал обращать на нее внимание. Хоби ходил где-то поблизости, попутно разговаривая со съемочным персоналом.      До съемки оставалось полчаса. Очередь постепенно уменьшалась, чему Джин был несказанно рад. Вообще, он испытывал неприятное волнение. Как перед выходом на сцену, когда ты не успел лишний раз отрепетировать заученный текст роли. В его желудке образовался противный ком, который то и дело подскакивал к горлу, вызывая легкий приступ тошноты.       Когда Джин в очередной раз поднял глаза, он заметил перед собой улыбающегося молодого человека. Он был одет в классического кроя, идеально сидящий на нем серый костюм и белую рубашку. Совершенно просто, но безупречно со вкусом. На фоне его черных волос ореховые глаза выглядели какими-то особенно глубокими, и Джину пришлось задержать на них свой взгляд.       — Можно подписать? — он так широко и лучезарно улыбнулся, протягивая книгу, что губы стали совсем узкими, обнажив розовые десны. Это было слишком очаровательно, но Джин был слишком взволнован, чтобы ответить такой же дружелюбной улыбкой. Хотя бы просто улыбкой.       — Для кого?       — О, просто поставьте свою подпись. Этого достаточно. — теперь улыбка на лице молодого человека стала едва различимой, выдавая какую-то другую эмоцию, но Джин не успел придумать, какую.       Внезапно он ощутил на своем правом плече чью-то руку, а затем услышал голос своего друга-менеджера.       — Джин, ты срочно нужен в гримерной. Отдай молодому человеку книгу и иди.       — Но я еще…       — Быстренько! Хватит строить глазки!       Джин, не успев оставить свой фирменный росчерк, вернул стоящему перед ним молодому человеку его экземпляр книги, не увидев, к своему удивлению, на его лице никаких эмоций по этому поводу, и встал. Его тут же подхватила под руку милая девушка и увела в известном только ей направлении.       Когда он вернулся на положенное ему режиссером место, он снова увидел молодого человека в сером костюме, которому не успел подписать книгу. Но теперь он расположился напротив, в другом таком же кресле, и увлеченно болтал с сидевшим на одном из подлокотников высоким, очень ладно сложенным блондином. Джин не успел ни о чем подумать, прежде чем на площадке объявили начало съемок. Все в мгновение ока разбрелись по своим местам, зрители замерли в ожидании, ведущая глубоко дышала, как будто пытаясь немного успокоиться, как будто это была ее первая съемка. Джин увидел высокого человека с табличкой «Аплодисменты», который быстро пронесся рядом со зрительскими местами. Тут же раздались эти самые аплодисменты, софиты перевели на ведущую, которая в следующее мгновение очень лучезарно улыбнулась.       — Здравствуйте, дамы и господа. С вами новый выпуск «Лицом к лицу», и сегодня тема нашей передачи «Литература и критика». Извечное противостояние, извечный спор о том, кто прав, а кто виноват. Кто имеет право критиковать, а кто должен держать свое мнение при себе. Кто может писать, а кому лучше обратить свое внимание на другой вид досуга. Сегодня мы выслушаем мнение с обеих сторон баррикад.       Эффектное начало, и Джин тяжело сглотнул. Сидящий напротив него молодой человек внешне был абсолютно невозмутим. Он поставил одну свою руку на мягкий подлокотник, и теперь, пальцами касаясь губ, внимательно и с любопытством оглядывал присутствующих в студии людей.       — Сегодня с нами автор пяти бестселлеров, писатель, получивший постоянную прописку во многих литературных чартах. Одна из его книг была успешно экранизирована и, как мы смогли узнать из достоверных источников, к экранизации готова еще одна книга, контракт по которой уже подписан. — Девушка сделала многозначительную паузу. — Итак, Ким Сокджин.       К тому тону, с которым она произнесла его имя, не хватало только уточнения "в красном углу ринга"... И Джин снова увидел метеором пронесшегося молодого человека с табличкой, и снова раздались аплодисменты. Он встал и легким наклоном головы приветствовал всех, кто на него смотрел. А на него смотрели, кажется, все, кроме сидящего напротив серого костюма, который продолжал изучать людей и выставленную повсюду аппаратуру.       — Противостоять ему будет широко известный в широком литературном кругу критик, чье имя заставляет некоторых содрогнуться, а других — кинуться в ближайший книжный магазин за новой, им порекомендованной книгой. Человек, который каждый год с безошибочной точностью угадывает номинантов на различные престижные литературные премии, в том числе, Нобелевскую и Пулитцеровскую, что, разумеется, заставляет нас поверить в то, что он разбирается в том, что критикует. — Ведущая снова многозначительно замолкла. — Мин Юнги.       Снова молодой человек с табличкой, снова аплодисменты, но на этот раз раздалась пара восторженных выкриков. Мин Юнги встал и помахал двумя руками, улыбаясь также, как когда просил у Джина автограф. Который он ему не дал. Неудобненько.       — Прежде чем мы начнем наш исключительно интеллектуальный диспут, предлагаю нашим оппонентам обменяться рукопожатиями.       Джин послушно встал и двинулся по направлению к сидящему в кресле критику, который опять же не обращал на него никакого внимания. Он не торопился вставать. Ведущая что-то смотрела в своем подготовленном заранее сценарии, и даже не обратила внимания на то, что критик продолжает сидеть. Джин уже начинал чувствовать себя глупо — это был тревожный знак. Он подошел к Мин Юнги и протянул свою руку. Тот впервые, с того момента, как он подходил к нему подписывать книгу, посмотрел на него. Сначала удивленно, потом, заметив протянутую руку… снисходительно. Да, снисходительно. Он пожал протянутую ему ладонь и даже не встал.       Когда Джин возвращался на свое место, в нем начинало закипать раздражение. Он должен предотвратить этот начинающий разгораться внутри него пожар.       — Итак, начнем с простого. Мистер Ким, почему вы начали писать?       О, это легкий вопрос.       — Я прочитал много хороших книг, и вдруг почувствовал, что мне тоже есть, что сказать другим. Разумеется, я не мог быть уверен в том, что меня услышат, но… — Джин развел руками. — Думаю, что меня услышали, если мои книги стали столь популярны.       Ведущая вежливо улыбнулась и повернулась к Мин Юнги.       — Знаете, у меня были абсолютно те же основания. Я тоже в свое время много читал. — он улыбнулся. — Вообще, я начал читать довольно поздно, что, думаю, уберегло меня от большого количества не стоящих внимания книг. Но у меня, как и у мистера Кима, тоже появилось желание высказаться. Правда, не с целью самоутверждения.       — Я пишу не для того, чтобы самоутвердиться. — в костер внутри писателя Джина, который усилиями воли, перестал разгораться, подбросили дров.       — Да, скорее всего, вы самоутверждаетесь, когда подписываете книги. — на лице Мин Юнги была совершенно отвратительная улыбка.       Кажется, Джину скоро понадобиться огнетушитель, а ведущая тем временем снова взяла слово.       — Мистер Ким, скажите, что чувствует писатель, когда получает всеобщее признание?       Теперь вопрос сложнее.       — Я бы мог сказать, что моральное удовлетворение, но любой писатель со мной согласится — важнее общественного признания является собственное удовлетворение проделанной работой.       — Зачем же тогда издавать свои книги? Если важно только свое собственное удовольствие? Жажда прибыли? — серый костюм был абсолютно спокоен. Он продолжал выводить Джина из себя.       — Как я уже говорил, это жажда высказаться.       — Высказаться, но не получить ответ, если реакция публики не столь важна. Мы опять возвращаемся к самоутверждению, которое вы отвергли.       Джин улыбался. В голове, он представлял себе, как, улыбаясь, подходит к критику, хватает его за грудки этого отвратительного серого костюма и…       — Мистер Мин, а что испытываете вы, когда получаете благодарные отклики, после своих рекомендаций или предостережений? — ведущая грамотно перевела тему.       — Мне приятно, что мое скромное мнение оказывается кому-то полезным.       — Разумеется. Осознание собственной важности. Чем не повод для самоутверждения?.. — Джин вложил в свои слова слишком много эмоций — его голос звучал излишне ядовито.       — Я не отрицал, что самоутверждаюсь, мистер Ким. Особенно за счет нерадивых авторов. Поэтому ваше замечание было излишним. Но спасибо. — он обратился к зрителям. — Я действительно так самоутверждаюсь. Правда, думаю, это не очень умно, потому что если мое мнение вдруг совпадает с мнением другого, это не значит, что мы оба правы.       По залу пронесся легкий, как морской ветерок под палящим солнцем, гул одобрения.       Ведущая снова улыбнулась. Улыбнулся Мин Юнги. Улыбнулся Джин, представив, как с левой руки заряжает критику в челюсть, наблюдая за тем, как он собирает рассыпавшиеся по полу зубы. Кажется, пора начинать считать до десяти. Один.       — Теперь вопрос, непосредственно касающийся нашей темы. Мистер Ким, что вы испытываете, когда читаете негативные оценки критиков своих работ? Или же нелицеприятные отзывы? Как вы вообще относитесь к критике?       ДА В РОТ Я ЕЕ ЕБ… Два.       — В целом, я отношусь к ней спокойно. Как я уже говорил, главное, это собственное удовлетворение проделанной работой. Остальное отдается на откуп, как выразился мистер Мин, публики. Я не сто долларовая купюра, чтобы нравиться всем. Если кто-то не испытывает в отношении моего творчества восторга — это его полное право. Значит, я пишу для других.       — То есть, мистер Ким, вы хотите сказать, что не принимаете критические отклики на свой счет? — откуда этот серый костюм все знает? Он что, долбанный телепат?.. Три.       — Мне сложно ответить на этот вопрос, так как я редко читаю критику в свой адрес.       Черт. Это была фатальная ошибка. Черт. Черт. Черт. Четыре. Пять. Он только что усадил серый костюм на коня, вручил ему копье и встал на его пути не то чтобы не прикрытый броней, но совершенно голый.       Мин Юнги улыбнулся.       — Вы не читаете критику, потому что она задевает вас. Вы не можете относиться к ней конструктивно, хотя каждый здравомыслящий человек видит в ней лишь возможность стать еще чуточку лучше.       Джину нужен адвокат. Если вдруг его вычислят, как заказчика жестокого преступления. Он уже видел заголовки «Известный писатель расправился с не менее известным критиком: драма или комедия?»       — Когда я говорил, что не читаю критику о себе, я имел ввиду то, что на мое творчество редко поступают негативные отклики. И в виду этого, считаю, что вы совершенно зря не причисляете меня к здравомыслящим людям.       Кажется, теперь он не голый, в его руке появился картонный щит.       Мин Юнги вновь спокойно улыбнулся.       — Я не могу вас причислять ни к кому, потому что, к счастью или к сожалению, не знаком с вами лично.       — К счастью. — Джин улыбнулся, но со стороны это скорее всего выглядело как… не слишком дружелюбный оскал.       Среди зрителей пронеслись сдавленные смешки, в то время как серый костюм продолжал улыбаться. Он снова вернул свою руку на подлокотник, снова касался пальцами губ, но теперь смотрел прямо на Джина.       — Мистер Мин, понять отношение писателя к критике в свой адрес довольно просто. Но вот что испытывает критик, когда выносит относительно какого-либо произведения негативный вердикт?       «Да, мистер Мин, что заставляет вас постоянно поносить мои прекрасные произведения?» — внутренний голос Джина дополнил вопрос ведущей, но его, к счастью, никто не услышал.       Серый костюм теперь не отрывал взгляд от писателя.       — Самоутверждение. — Зал замер. — Знаете, это очень опасное чувство, когда ты понимаешь, что отличаешься от других. Когда, допустим, два миллиона людей заплатили за то, что ты не взял бы даже в руки. Или когда сотня человек говорит, что эта книга хорошая, а у тебя есть все основания с ними не согласиться. Это опасное чувство потому, что ты не можешь быть полностью уверен в объективности своей оценки. Но это приятное чувство, потому что каждый из нас втайне мечтает быть не таким, как все.       Сильно. Кажется, серый костюм решил быть откровенным.       — Это опасное чувство, потому что вынося негативный вердикт, ты можешь не только обидеть человека, но и заставить его оставить свой труд. В нашем случае, писательский труд.       — Мы обратились к вопросу о том, что автор воспринимает критику на свой счет. — Мин Юнги улыбнулся. — Когда я критикую ваши произведения, я нигде не упоминаю о том, что вы бездарный писатель или плохой человек. Я сужу лишь то, что вы издали. Шесть. Семь. Восемь. К черту, это нихера не помогает. Так же, как уже не поможет огнетушитель.       — Критиковать может только тот, кто в совершенстве владеет тем, что критикует. — Джин смотрел прямо в глаза критику, и видел в них только чувство собственного превосходства. У Джина создалось ощущение, что он только что отдал ему все козыри, которые были у него на руках.       — Мистер Ким. — Этот уверенный тон серого костюма давал писателю возможность понять, что вместе с козырями, он отдал ему все свои деньги. И картонный щит. — Мистер Ким, критиковать творение может любой человек. Вопрос только в том, как будет восприниматься эта критика. Пробуя блюда в ресторане, совершенно любой человек может определить, вкусное оно или невкусное, даже если он никогда не готовил ничего сложнее кипятка. Когда мы смотрим на картину, мы также можем судить о ее красоте, исходя из собственного эстетического опыта, а не из наших художественных способностей.       По залу опять пронесся гул, и Мин Юнги, эффектно замолкнувший в момент, когда начали раздаваться звуки одобрения, вновь продолжил.       — Видите ли, мистер Ким, я не пишу книги, как вы, но с моим мнением считаются. Вопрос только в том, будут ли считаться с вашим, реши вы дать литературные рекомендации. Разумеется, не тогда, когда ваше прекрасное лицо смотрит с обложек и рекламных щитов.       Ведущая молчала. Хотя именно в этот момент ей нужно было сказать свое искрометное ИТАК СЛЕДУЮЩИЙ ВОПРОС. И где же Хоби, с его спасательным кругом…

※ ※ ※

      — Совершенно отвратительный тип. Просто ужасный. Заносчивый, гадкий и просто невыносимый. — Джин сидел в окружении друзей, со стаканом виски в руке. Он до сих пор не мог пережить недавно закончившуюся телевизионную запись.       — Джинни, ты держался очень хорошо! — Хоби участливо гладил расстроенного писателя по спине.       — Чон Хосок, я ценю, что ты меня поддерживаешь, несмотря на то, что я знатно обосрался… Но от этого вонь, к сожалению, меньше не становится.       Джин сделал большой глоток, поставил стакан на стол и подпер голову рукой.       — Мне в страшных снах будет сниться его прямой снисходительный взгляд.       — Джин, Джин, Джин, Джин! Неужели, все настолько плохо? — Чонгук участливо смотрел на расстроенного писателя, снова взявшегося за бокал с крепким напитком, и обнимал при этом прижавшегося к нему Тэхена, который лениво делал журавлика из бумажной салфетки.       — А Тэ тебе не рассказывал?       — Я ему не рассказывал. Мне редко удается обстоятельно рассказать ему что-то из своей жизни, чего уж говорить о твоей… — Тэхен глубоко вздохнул, пока Чон виновато и очень нежно нацеловывал его макушку и наглаживал его плечо.       — Все так плохо, Гук. Это критик из моего кошмара, который, не успев мне присниться, сразу стал явью. — Джин собирался было поднести стакан к своим губам, но вдруг решительно поставил его на стол. — Хоби, ты должен организовать нам встречу!       Хоби, от неожиданности, чуть не выплюнул только что помещенную в рот креветку.       — С кем?       — С Мин Юнги. Хочу поговорить с ним в неформальной обстановке. Как ты говорил? Надо уже посмотреть страху в глаза? Я готов! Правда, это не страх. Это огромная заноза в моей заднице.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.