※ ※ ※
До сдачи статьи оставалось меньше недели, и работа, к великой радости Джина, продвигалась. Оказывается, писать то, что ты думаешь, очень полезно и даже в некоторой степени приятно, так как не требует никаких особых интеллектуальных затрат. Все, что ему нужно будет сделать в итоге — перечитать и оставить только особенно удачные моменты, грамотно и логично соединив их воедино. На данный момент его статья представляла собой набор описанных чувств и мыслей, которые он испытывал, начиная писать свою первую книгу. Решившись написать книгу. Он хорошо помнил испытываемые до сих пор в самом начале работы чувства, такие как сомнение, неуверенность, раздражение, вдохновение… Об этом было просто писать, потому что он этим жил. Джин сидел напротив ноутбука, когда почувствовал руки на своих плечах. — Ооо, мне кажется, или это та статья, над которой ты должен работать уже десять дней, чтобы не опоздать к сдаче? — в голосе Юнги была свойственная ему в вопросах писательской карьеры Джина «игривость». Раньше бы он назвал это надменностью или издевкой, но теперь он понимал и принимал истинную природу этих подначиваний. — Да, и мне очень не нравится, когда заглядывают через плечо тогда, когда я усердно работаю. — Джин моментально закрыл ноутбук. — Эй, ты хоть сохранить успел?! — Юнги удивленно указывал на выключающийся ноутбук, пока Джин удобно устраивался рядом с ним на диване. — Вообще, я просто соскучился и решил отложить свою работу, чтобы отправиться мешать твоей. Юнги придвинулся ближе и уже привычно устроился у Джина под боком, взяв его руку в свою ладонь, мерно перебирая длинные пальцы. — Кстати, мне надо будет уехать через два дня. Союз молодых писателей, располагающийся в семиста километрах от нас, пригласил прочитать курс лекций, что-то вроде советов от критика. Сам понимаешь, я просто не могу упустить такой шанс самоутвердиться за чужой счет. — И на сколько ты уедешь? — Джин даже не пытался скрыть расстроенных чувств. Расстроенных достаточно, чтобы Юнги понял, как он ему дорог, и недостаточно для того, чтобы он испытал раздражение от излишнего драматизма. — На три дня. И мне уже подбросили работенку. Нужно будет дать критический отзыв в журнал, пока, правда, не знаю, на что. Надеюсь, не на статью «Как излечиться от расставания при помощи подорожника и кирпичной крошки». А ведь они могут… — голос Юнги был абсолютно расслаблен, в то время как Джин, при слове «расставание» испытал какое-то неясное и мимолетное чувство тревоги. Немотивированное, а значит, как учит популярная психология, совершенно незаслуживающее внимания. — Знаешь, я буду скучать. — Джин уткнулся носом в темную шевелюру Юнги, ощущая аромат собственного шампуня для волос. Кажется, критика уже пора знакомить со своим издателем, его мужем и самым лучшим в мире менеджером. — Кстати! Я бы хотел успеть познакомиться с твоими друзьями. Хочется расширить круг общения. — Джин уже начал привыкать к тому, что его мысли перестали быть его собственностью. Вообще, оглядываясь назад, он и предположить не мог, буквально две недели назад, что они с Юнги станут так близки. Не только физически, о чем свидетельствовал абсолютно феерический регулярный секс, но и ментально. Иногда у Джина закрадывалось ощущение, что они с Юнги могут общаться телепатически. А если не общаться, то просто чувствовать друг друга. Часто они одновременно и, что самое главное, идентично могли закончить какую-то высказанную вслух мысль. Или, например, Джин, сидя за ноутбуком, вдруг отчаянно хотел мороженого, и вот Юнги через некоторое время приносил его, со словами «Не знаю, зачем я это купил». Прошло без малого две недели, а Джин уже не представлял себе жизни без Юнги. Удивительно, как быстро люди могут сближаться. Однако, к сожалению, и Джин опять испытал неясную тревогу, люди также успешно могут за минуту стать совершенно чужими. — Джин, ты что, уже раздумываешь над новой книгой? Подожди, у меня пока слишком много работы, чтобы я мог обстоятельно заняться ее критикой. — Голос Юнги слишком резко вырвал его из мыслей, но Джин мог только поблагодарить его за это. — Понимаешь, мой издатель со своим мужем устроили себе очередной медовый месяц, так что у меня пока некомплект друзей. Но они вернутся буквально через несколько дней. Правда, похоже, тебе не удастся познакомиться с Чонгуком. — Чон Чонгук? Легкоатлет? — в голосе Юнги прозвучало удивление. — Именно. Муж моего издателя, Ким Тэхена. У него, сразу по возвращению из медового месяца, запланированы спортивные сборы. — Если медовый месяц пройдет успешно, сил на сборы у него будет немного. Джин засмеялся, и некоторое время они просидели в тишине. Пока Юнги не нарушил ее совершенно нечаянной нежностью, когда Джин ощутил его губы на тыльной стороне своего запястья. — Я тоже буду скучать по тебе. В этом был весь Мин Юнги. Сочетавший в себе постоянные дружеские подначивания и совершенно безотчетную нежность и заботу. Джин мог бы сказать, что это любовь. Но любовь после двух недель знакомства бывает только в романтических мелодрамах. В настоящей жизни мысли о том, что любовь может расцвести за столь незначительный промежуток времени считается абсолютно клишированным нонсенсом. Но разве значит это, что любовь действительно на это неспособна?..※ ※ ※
Джин сидел в зале ресторана, как обычно в это время заполненном биржевыми брокерами и прочими успешными дельцами и не дельцами, приехав на встречу на полчаса раньше, и ждал Хоби, который обещал ему свежий номер еженедельника с его статьей, прямо с конвейера. После того, как Юнги уехал, а его издатель, на диване которого писатель любил коротать время, должен был вернуться только завтра, Джин буквально не находил себе места. В доме было пусто, и в голове было пусто. Он пообещал Тэхену, что сядет за написание книги, но до сих пор не сел. Он успокаивал себя мыслью о том, что замысел должен поразить его как молния. Гениальный, оригинальный, который сразу вознесет его на вершину литературного Олимпа не только, как самого продаваемого автора, но и как самого признанного, с кучей литературных наград и номинаций. Он успокаивал себя этой мыслью, но совершенно ей не верил. Ему очень понравилась работа над статьей, когда он мог позволить себе писать все, что приходило в его голову. В психологии существует устоявшееся мнение, что первая мысль, возникающая в сложной нейронной сети внутри черепной коробки, является самой правильной, а значит, если ты фиксируешь всё, возникающее в твоих мозгах, шанс попасть в точку значительно возрастает. А Джин очень хотел попасть в точку. Он очень хотел доказать себе, и, разумеется, другим, что он способен на серьезную работу, на высокий полет мысли. Раньше бы он сказал, а если бы не отважился озвучить, то точно бы об этом подумал, что он хочет доказать критику Мин Юнги то, что писатель Ким Сокджин не просто популярный бульварный книгосоздатель, а серьезный одухотворенный автор. Но, разумеется, не теперь. Юнги, действительно, заставил его задуматься, но вся та внутренняя работа, которую проделал Джин прежде чем всерьез решиться на что-то новое, была инициирована только им самим, без постороннего вмешательства. — Ай, сидит, красавчик! Держи! И привет! — Джин сначала вздрогнул от неожиданности, а потом увидел перед собой журнал с яркой обложкой. Хосок сел напротив, совершенно довольный собой. Джин открыл оглавление и нашел свою статью, с номером нужной страницы. Открыв ее, он увидел свое задумчивое лицо, которое венчало заголовок. Он перевернул страницу, и увидел еще одно знакомое лицо. Рядом с небольшим, но приметным заголовком «Немного критики». Мин Юнги. Сердце замерло. — Эй, ты чего притаился? Нашел орфографические ошибки? Я могу подать в суд на их редактора, правда тогда все узнают, что ты немного безграмотен… — Хоби увлеченно изучал меню. — Юнги написал критический отзыв к моей статье. Хоби резко перевел свой взволнованный взгляд на Джина. — И что там? — «Первое, что я подумал, дочитав эту статью до конца, было «Ого, это Ким Сокджин?» И в данном случае, мое внутреннее восклицание писатель легко может счесть за комплимент. Оригинальный стиль, простая в своей гениальности подача. То, что каждый, хоть сколько-нибудь понимающий в хорошей литературе, назовет стоящей чтения работой. И да. Несмотря на полученную в юности психологическую травму от моих первых и единственных «писательских» шагов, у меня появилось желание проделать тот же интеллектуальный путь, что и автор. А что, а вдруг в этот раз получится? И хотя бы только за это я уже могу сказать спасибо.» Хоби был непривычно задумчив. — Мне кажется, или он похвалил твою работу? К горлу Джина подступил ком, который вдруг снова решил навестить его желудок после приснопамятного телевизионного эфира. Вдруг его телефон завибрировал. Это было сообщение. «Надеюсь, ты не умрешь от счастья, открыв журнал со своей статьей…)))» Он не умрет от счастья. Это точно. Только не от счастья. — И что теперь будет? Увидев выразительно проступившую бледность на лице Джина, Хоби забеспокоился. — Может, ничего не будет. Не стоит переживать раньше времени! Господи, да может никто и не заметит! Да подумаешь, что там в интернете пишут… Как говорит моя бабушка, а она женщина очень умная, была, до того момента, как ее начал посещать старческий склероз, НА ЗАБОРАХ ТОЖЕ ПИШУТ. Но интеллигентные люди не читают. По крайней мере, вслух. Существует такой злой закон Мёрфи. Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так. Может ли Джин надеяться, что все идиотские домыслы, которые уже начали зарождаться, а после выхода этого журнала, только расцветут буйным цветом, не дойдут то внимания Юнги? Может ли Джин надеяться, что эти идиотские домыслы не расцветут?※ ※ ※
Джин находился на своей кухне, заваривал чай и готовился к встрече со своим любимым издателем, который буквально час назад приземлился в аэропорту. Вдруг раздался телефонный звонок, и Джин кинулся к своему смартфону со скоростью Чонгука на Мировом чемпионате. Он отчаянно ждал какой-нибудь вести от Юнги, но со вчерашнего дня его смс так и не дошли. Когда он пытался позвонить своему критику, противный женский голос каждый раз говорил ему, что номер не доступен. Вполне возможно, это было обычное совпадение. Звонил Тэхен. — Джинни! Я сейчас насиловал свою магнитолу с целью найти что-то стоящее из «послушать» и случайно наткнулся на радиоэфир с Юнги. Включи семьдесят восьмой канал. Вдруг, тебе будет интересно. И да, не опаздывай. Как только звонок прервался, Джин очень быстро открыл приложение в своем смартфоне, очень быстро нашел нужную волну и очень внимательно стал слушать, грея руки о горячую чашку. — Итак, у нас в студии сегодня Мин Юнги. Уважаемый критик, который не отказал молодым литературным дарованиям в совете. Мы уже узнали, что из него получился прекрасный преподаватель, но вернемся к основному виду деятельности. Мистер Мин, буквально вчера вышла статья Ким Сокджина, на которую вы оставили крайней положительный отзыв. — Женский голос многозначительно замолк — Да, потому что писатель Ким наконец сделал шаг вперед в своем творчестве, чему я, как простой обыватель, справедливо претендующий на качественное чтиво, не могу не радоваться. — Джин отчетливо слышал в голосе Юнги гордость, очевидно помешанную с нежностью. — Мы все помним телевизионный эфир, в котором вы очень уверенно противопоставляли книги Ким Сокджина и хорошую литературу. Ваше мнение изменилось? — Скажем так, оно начало меняться. Глуп тот человек, который будет стоять на своем тогда, когда все вокруг постоянно меняется. Вот и я решил дать писателю Киму шанс, которым он, я уверен, воспользуется. — Именно таким тоном всегда подначивал Джина Юнги, чтобы вызвать в нем реакцию. — И на ваше мнение совершенно никак не повлиял тот факт, что вы состоите в романтических отношениях? Пауза. — С кем? — интонация в голосе Юнги изменилась — в ней появилось пока едва уловимый намек на раздражение. — С Ким Сокджином, разумеется. Пауза, которую Юнги не торопился заполнять. — В сети активно обсуждают то, что ваш положительным отзыв на творчество мистера Кима обусловлен лишь вашими теплыми чувствами к нему. — Мои теплые чувства обуславливают лишь мои теплые чувства. Которые принадлежат только мне и мистеру Киму. — Теперь в голосе одно раздражение. Раздражение на грани желания встать и уйти. — А как вы относитесь к обсуждениям по поводу того, что мистер Ким решил начать с вами роман лишь для того, чтобы обезопасить себя от дальнейшей критики в свой адрес? Джин почувствовал, как кровь во всем его организме начала отливать от жизненно важных органов. Затянутая пауза. — О, думаю, что этот вопрос лучше задать мистеру Киму. Что ж. Шах и мат, мистер Ким.※ ※ ※
Джин сидел напротив Тэхена, Чонгука и Хоби. Сидел спокойно. Руки на столе, спина прямая. Лицо не выражает абсолютно ничего. Ровное размеренное дыхание. Болезненное спокойствие, которое может быть обусловлено лишь лошадиной дозой антидепрессантов. Но Джин не принимал антидепрессанты — это было его личная, дарованная матушкой природой, защитная реакция. — Джинни. Я считаю, что нужно дождаться, когда Юнги вернется и поговорить с ним. — Чонгук накрыл своей ладонью руку Джина, но, не почувствовав никакой реакции, руку убрал. По лицу писателя нельзя было сказать ничего, и в такой ситуации любое лишнее телодвижение в его сторону было опасным. — Знаете, что он сказал мне, когда мы впервые увиделись после телевизионного эфира? — Джин говорил совершенно спокойно, голос подрагивал лишь слегка. В данной ситуации это было слишком странное спокойствие. Сидящие напротив него обеспокоенные друзья одновременно подумали о том, что он готов был разрыдаться. — Он сказал, что не пишет положительные отзывы за деньги. Он подумал, что я тот человек, которому это может быть нужно. Он подумал, что я хочу с ним поговорить только ради того, чтобы уговорить всеми возможными способами не писать критику в мой адрес. Молчание, которое отважился нарушить Тэхен. — Джинни, но после этого он узнал тебя лучше. Я думаю, что он сам понял, что ты не такой человек и что никогда не стал бы подобным промышлять. — Я согласен с Тэ. Юнги умный парень и… — Хоби не успел договорить. — Юнги умный парень. Разумеется, он умный парень. Разумеется, он не поверит интернету. Он просто оценит, что я скрыл от него все то, что разворачивалось в сети за его спиной. Что я как будто сохранял в тайне от него разрастающиеся слухи, зная, что он слишком редкий гость в хрониках светской жизни. Разумеется, он умный парень, и своим собственным умом дойдет до того, что я, возможно, был заинтересован в сокрытии данной информации. — Но ведь это всего лишь слухи… — СЛУХИ КОТОРЫЕ ТРАНСЛИРУЕТ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ РАДИО КАНАЛ. СЕЧЕШЬ МАСШТАБ? — на мгновение, всего лишь на мгновение Джин потерял свое самообладание, но все трое, сидящие напротив, сразу поняли, под каким колоссальным напряжением он находится. — Просто вы не слышали тот тон, с которым он говорил. Сколько в нем было раздражения, а под конец — даже злости. Я никогда не слышал и не видел его таким. И мне страшно. Джин поставил локти на стол и запустил обе руки в волосы. Друзья переглянулись. — Я уверен, что Юнги все поймет правильно! — Чонгук звучал настолько уверенно, что Джин даже поднял на него глаза. Красные, от невылившихся слез. — Если он поймет неправильно, я раз и навсегда закончу с писательской деятельностью. Очевидно, издателя Ким Тэхена за столом не было, был только лучший друг Тэ, который молчал. Молчали все. И в этом молчании не было умиротворения и спокойствия. Лишь томительное и болезненное ожидание неизбежного.※ ※ ※
Джин сидел в гостиной Юнги и ждал… Юнги. Он знал, что критик должен прилететь сегодня, но не знал во сколько и в какой именно аэропорт. Все потому, что его телефон до сих пор был недоступен. Почему Джин ждал именно в квартире Юнги? Чтобы если вдруг что пойдет не так, ему не нужно было бы дополнительно попадаться критику на глаза. Сразу отдать ключи и сразу забрать все свои немногочисленные пожитки, которые легко можно уместить в руках. Хотя нет, лучше все-таки взять пакетик. Можно даже мусорный. Время тянулось очень медленно, и просто сидеть на диване, ничего не делая, изредка меняя только позу, становилось все мучительнее. Джин даже перестал проверять свой смартфон, в надежде на то, что его сообщения дошли или, эта мечта была еще более смелой, пришло сообщение от Юнги. Он немного успокоился со вчерашнего дня, дав себе обещание, что он с достоинством примет любой исход. Поплакать и побиться головой о стену, в жуткой мокрой, сопливой истерике, он сможет и дома, без посторонних глаз. Внезапно он услышал как открылась дверь и раздался голос Юнги. — Джеймс, Джеймс, ты бы видел МОЕ лицо, когда она начала у меня такое спрашивать. Честное слово, я женщин не бью даже в мыслях, но… А потом они все, все эти целеустремленные редакторы, стремящиеся заполучить только скандал, а не качественный контент, будут у меня спрашивать, почему я хожу к тебе на эфиры и не хожу к ним… — Юнги звучал громко, раздраженно и совершенно безапелляционно. Потом раздался громкий и резкий звук от захлопнувшейся двери. — Черт, запутался в сумке. Джин слышал, как что-то упало на пол, телефон или ключи, потом слышал грязное ругательство, а потом разговор продолжился. — Извини, ты упал. ТАК ВОТ! Они постоянно спрашивают, почему я делаю рейтинг только тебе. А я говорю, ПОТОМУ ЧТО ДЖЕЙМС ОНИЛ НЕ ПЫТАЕТСЯ ЗАЛЕЗТЬ КО МНЕ В ТРУСЫ. Нет, ну серьезно. Вот ты бы мог подойти к совершенно незнакомому человеку на улице и непринужденно, глядя в глаза спросить «Скажите, а с кем вы сейчас трахаетесь? А регулярно? А как к этому относится ваша мама? А собака? Она любит наблюдать?» Юнги затих, очевидно, внемля раздающемуся у него в ухе ответу. — Спасибо, Джеймс. Мало того, что я не привык к этому, я просто это категорически не приемлю. Они могут говорить обо мне что угодно, но забираться в мою постель тогда, когда их туда никто не приглашал — у меня просто вырубает пробки. Я сейчас уже конкретно начинаю жалеть о том, что тогда дал себя уговорить появиться в телеке. Если бы я знал, сколько геморроя мне это доставит, лишний раз бы подумал. Да. Да, я помню. Если хочешь, я могу заехать завтра, только напиши мне время. И спасибо, что выслушал. Пока. Обнимаю. Джин увидел, как Юнги появился на кухне и сразу направился к раковине. Синяя кепка, на этот раз надетая козырьком вперед, черная футболка, поверх которой свободно болталась темно-синяя расстегнутая хлопковая толстовка и простые черные джинсы. Юнги с удовольствием пил только что набранную из фильтра воду. Затем он снял кепку, бросив ее на стол, и повернулся, облокотившись о кухонную столешницу. Он увидел Джина, который сидел на диване практически напротив него, только на определенном расстоянии, и его глаза округлились. — Вот так сюрприз. Судя по твоему лицу, ты очень хочешь поговорить со мной? И... — Я должен тебе все объяснить! — Джин решительно встал, подошел к Юнги и встал напротив него, на безопасном расстоянии, чтобы не нарушать его интимное пространство, и возникающие негативные эмоции не мешали конструктивно воспринимать информацию. — Все, что ты слышал или видел о нас — это полный бред. Мне бы никогда в голову даже не пришло, что я могу спать с кем-то не по воле сердца и тела, а из корыстных побуждений. Это же… Слов нет! Я уверен, что ты придерживаешься ровно такого же мнения, и ты достаточно знаешь меня, чтобы… — Я достаточно знаю тебя, чтобы понять, что ты чем-то очень взволнован. И явно не моим появлением. Так чем? — Юнги смотрел на Джина поверх стакана. — Ну… Все эти слухи, мол, что я встречаюсь с тобой только ради положительного отзыва… Как раз после твоего положительного отзыва на мою статью. Я просто переживаю, что это как-то может отразиться… — Слова путались в голове Джина, превращаясь в абсолютно невнятную кашу. Он наблюдал за Юнги, который теперь отставил стакан, и поставил обе ладони на каменную поверхность кухонного стола, прямо за своей спиной, и не мог понять, что тот чувствует. — И? — Юнги вопросительно и с сомнением смотрел на Джина. — И… Я просто не хочу, чтобы эта история как-то повлияла на наши взаимоотношения. Я помню, как во время нашей первой встречи, после звонка моего менеджера, ты всерьез подумал о том, что я способен на такие гадкие вещи, но я не способен на них, просто потому, что... Джин не успел закончить свою мысль, так как его рот в одно мгновение лишился способности говорить, получив при этом бесценную возможность целовать. Юнги без сомнения и совершенно стремительно впился в губы взволнованного писателя, сразу, без промедлений, пустив в ход свой язык, как будто пытаясь более тщательно заткнуть Джина. И Джин был совершенно не против. Более того, он, крепко взяв Юнги за талию и прижав к себе, с удовольствием и облегчением ощущая на своей шее крепкую хватку длинных холодных пальцев, был совершенно за. Только сейчас он ощутил НАСКОЛЬКО на самом деле он скучал по Юнги и по его… по его всему. — Что за фигню ты сейчас нес? Я не пытался прерывать тебя до этого, надеясь, что ты все-таки дойдешь до главного, но… — Юнги, с неохотой оторвавшись от пухлых губ раскрасневшегося писателя, теперь смотрел в его глаза. — Я боялся, что ты, после появления слухов о наших отношениях и их скрытой подоплеке, решишь больше никогда со мной не встречаться. — Джин теперь был совершенно спокоен, видя в глазах Юнги только любопытство и нежность. Юнги смотрел на него внимательно, а потом вдруг засмеялся. — Ты думал, что я расстанусь с тобой из-за того, что кто-то придумал какую-то херню, а остальные под этой херней подписались? Подожди, но ведь такое возможно только в прекрасных рукописных романтических историях… — Юнги хитро смотрел в глаза Джина, самодовольно улыбаясь. — После того, как все это вскрылось, я должен бы был, прямо вот так, как есть, с чемоданом в руках, развернуться на полпути домой и улететь в неизвестную страну, глубоко оскорбленный и несчастный. А ты, такой же несчастный, должен бы был меня искать, сознавая в полной мере свою вину и не переставая каждую ночь, в слезах, на коленях, раскаиваться. Вплоть до момента нашей встречи, лет через пять. Ты думал, это так работает? Джин засмеялся. — Нет, но… Я пообещал, что если ты бросишь меня из-за этих слухов, я закончу с писательской деятельностью. Юнги вмиг стал очень серьезным. Он внимательно смотрел в глаза Джину, который, не ожидая такой резкой смены настроения критика, теперь активно недоумевал. — Серьезно? — Абсолютно. — Джин продолжал недоумевать. — Это слишком заманчивая возможность освободить мир от необходимости читать твои книги. Джин, извини, но нам надо расстаться. Ради людей. — Юнги приложил руку к сердцу и закрыл глаза, изобразив на своем лице скорбь и отчаяние. — Я за все это время лишился миллиона нервных клеток, а ему все шуточки?! — Джин смог довольно просто, лишь слегка побудив Юнги к движению своими руками на его ягодицах, усадить широко и бессовестно улыбающегося критика на находящуюся за ним поверхность. Юнги моментально прижался, слегка обхватив бедра Джина своими ногами. — Я, между прочим, безумно скучал. И этот долбаный телефон, который я утопил в прекрасной, наполненный благоуханной пеной ванне. Аппарат новый я купил быстро, но вот номер и симкарту удалось восстановить только здесь. Приходилось чаще давать волю своим рукам, ТАК СИЛЬНО Я СКУЧАЛ. Джин засмеялся, услышав в его голосе почти детскую, озвученную низким баритоном, капризность. Затем он, по уже отработанному маршруту, направил свои губы на столь любимую и желанную шею, мягко касаясь кожи губами. — Знаешь, вообще, если кто-то считает, что качество моего секса может повлиять на мой литературный вкус… — ощутив движение языка прямо под линией его челюсти, не доходя до уха, но доводя Юнги чувственным воздействием пухлых губ до состояния легкого возбуждения, критик немного помедлил, прежде чем продолжить. — То мне его жаль. На мою критику в твоей адрес не повлияет даже то, что я тебя люб... Юнги осекся, а Джин прервался. Оторвавшись от шеи, он пристально посмотрел в глаза почти что напуганного критика. — Что ты…? Юнги сомневался. — Я люблю… громко петь в душе, не попадая в ноты, и меня совершенно не волнует, что… — Я люблю тебя. — Джин мягко провел по щеке раскрасневшегося критика. — Так нечестно! Не заставляй меня это говорить! Это все неправда! — Юнги, как рассерженный капризный ребенок, начал мотать головой, издавая при этом совершенно очаровательные в своем негодовании звуки. Джин не мог скрыть своей улыбки и, если бы не чистая трогательность и важность момента, он бы наверняка рассмеялся, но теперь он лишь чуть крепче сжал свои пальцы на затылке Юнги и поцеловал его. Трепетно и нежно. Ласково и мягко. Так касаются только чего-то самого дорогого. И самого любимого. — Ладно, я сознаюсь. Там должно было быть не то, что я люблю громко петь в душе, не попадая в ноты. Я всегда попадаю в ноты, так как у меня идеальный музыкальный слух. — Джин уже начал закатывать глаза. — Я люблю тебя. Юнги сказал эти слова свои низким голосом, который обычно был у него в особые по напряженности моменты. Этот голос звучал тихо, как будто боясь нарушить волшебство наконец установившегося момента. После таких признаний секс особенно волшебен. Он перестает быть только средством достижения эротического удовольствия, становясь средством достижения максимальной близости. Все ощущается по-другому. Каждое касание, движение, соприкосновение отдается не только в расположенных в области эрогенных зон нервных окончаниях, но и в сердце. Звучит банально и почти заезжено, но только не для тех, кто однажды ощутил, как невыносимо прекрасна бывает такая нежность. — Я люблю тебя. Юнги, тяжело дыша от только что пережитого удовольствия, которое до сих пор продолжало отдаваться в его теле сладостными отголосками, склонился к уху Джина, который, казалось, не подавал признаков жизни, но в следующее мгновение Юнги заметил, что ладони писателя разжались, отпустив до этого крепко смятую в руках простынь. — Я люблю тебя.ЭПИЛОЖЕК
— Привет, Юнги. Кажется, еще совсем недавно мы с тобой обсуждали возможных номинантов, а теперь у нас появилась возможность поздравить уже состоявшихся лауреатов. Юнги поправил наушники и приблизился ближе к микрофону, увидев большой палец от сидящего поблизости звукорежиссера. — Здравствуй, Джеймс. Да, даже не верится, что мы встречаемся с тобой так часто. Сидящий напротив радиоведущий улыбнулся. — Что ты можешь сказать по итогам только что отгремевшей премии? Да, уважаемые радиослушатели, позволю себе напомнить, что мистер Мин в очередной раз дал точный прогноз. — Джеймс, я знаю, для чего ты меня пригласил. Ты хочешь услышать мое мнение исключительно по поводу победы моего мужа в главной номинации. — Уважаемые радиослушатели, только что мы с вами узнали, КАК мистер Мин угадывает всё с такой точностью — он экстрасенс. Расскажи нам, как так получилось, что Ким Сокджин, впервые получив номинацию, сразу же одержал победу? Юнги улыбнулся. — Просто потому, что он очень хороший писатель. Возможно, даже гениальный. — Но ведь он был таким не всегда. Мы все отлично помним твои деликатные, но все-таки разгромные критические рецензии на его произведения. Что изменилось? — Ничего. Он всегда был хорошим писателем. Просто до определенного времени об этом не знал. — Юнги ненадолго замолчал. — Знаешь, Джеймс, в жизни каждого человека, неважно, писатель он, или врач, или продавец в магазине, однажды наступает момент. Когда предоставляется возможность сделать выбор: остаться на том уровне, на котором ты обрел столь долгожданное благополучие, или комфорт, или успокоение — неважно, или же попробовать шагнуть выше. Такой момент настал в творческой жизни Ким Сокджина. И он сделал этот шаг. И не споткнулся. — Благодаря твоей помощи? — Да. Моей неоценимой помощи. Я не мешал ему в те моменты, когда на него находило вдохновение. Не понимаю, почему он не упомянул об этом, когда благодарил всех за врученную ему статуэтку… — Зато он упомянул о том, что встреча с тобой раз и навсегда изменила его литературный курс. Юнги многозначительно и как будто устало вздохнул. — Ай, вы, что, не знаете писателя Кима? Это было сказано лишь для придания спичу изящной драматичности. Хотя, не исключаю той возможности, что он просто отчаянно пытался выбить из меня слезу. — Юнги, открой нам тайну, над чем сейчас работает твой муж? Критик посмотрел на часы. — В данный момент, полагаю, он работает над ужином, но это неточно. — Ты не раскрываешь карты, чтобы сохранить интригу? — Я не раскрываю карты, чтобы сохранить свою жизнь. — В таком случае, последний вопрос: что может сказать Мин Юнги Киму Сокджину? Как писателю и как мужу. Юнги улыбнулся. — Я всегда буду рядом. Как муж, чтобы любить его, заботиться о нём и каждый день делать чуть счастливее, чем предыдущий. Как критик, чтобы он не расслаблялся — победа в литературной премии это, разумеется, хорошо, но в его произведениях еще слишком много мутной воды, чтобы он мог спокойно пролистывать мои критические опусы. — Кажется, писатель Ким Сокджин до сих пор находится в опасности. — Да, как и муж Мин Юнги. Потому что, скажу тебе по секрету Джеймс, обещай никому не говорить, но писатель Ким до сих пор иногда воспринимает мою литературную критику на свой счет. И тогда начинает несправедливо страдать муж Мин Юнги, за грехи критика Мин Юнги. Отправляясь спать на диван. — Ах, эти превратности семейной и литературной жизни. — радиоведущий широко улыбнулся, показав Юнги большой палец. — К сожалению, мы вынуждены закончить наш эфир. Большое спасибо, Юнги, что в очередной раз не отказался от моего приглашения. — Ну что я могу сказать… Ты знаешь, где я живу, скорее всего, у меня просто не было выбора. И спасибо за приглашение. Я всегда рад поговорить с умным человеком. Пошла фоновая музыка, и сидящие друг напротив друга мужчины сняли наушники. — Джеймс, приходи завтра к нам. Я организую малюсенький дружеский сабантуй для самых близких, по случаю такого важного событий, о котором мы сейчас говорили, и… На его телефон пришло сообщение. «Так, чего там много в моих прекрасных произведениях? Ты хочешь обсудить это? В телевизионной студии?» — Если я доживу до завтра. Но в любом случае, я обязательно дам тебе об этом знать. — Юнги обнял своего друга и поспешил домой. «Я думаю, что спальня будет более подходящим местом. Но если ты очень хочешь, мы можем поставить камеру»