Неужели теория мультивселенных правдива?

Картинка перед глазами начала прояснятся. Уильям находился в какой-то повозке, которую изрядно трясло, что очень мешало сосредоточится. Посмотрев вниз, он к своему ужасу понял, что закован в кандалы. Только сейчас он начинал вспоминать, что происходило до его сна. Подвал, охотники, погоня, обморок. Вокруг него сидели такие же пленники, как и он. Некоторых он даже узнал, ведь в Свомпмаке почти все странные знали друг друга. Но те, кто беспокоили его в данный момент больше всего, так это Виктория и Анна. Он с ужасом вспоминал, как метался по дому в поисках них. Что с ними стало? Мысль о том, что они могли умереть пугала его больше всего. Он не мог с этим смирится, просто исчезнуть, только бы больше не страдать. Слёзы начали стекать по его щекам, он непроизвольно сжимал кулаки, пытался отгонять мысли о ужаснейших сценариях того что уже, возможно, произошло, или произойдёт в будущем. - Парень, не переживай, не только ты здесь кого-то потерял, - делает попытку подбодрить Уильяма мужчина, сидящий рядом. А сам Уильям поворачивает на брата по несчастью глаза, покрасневшие от слёз. И эти слова заставляют парня успокоиться, хотя-бы на время. Он потихоньку начал смиряться со своим положением, ведь вдруг понял, что долго в плену у охотников всё равно не продержит. Он ведь никогда не был сильным, проблема этих самых охотников всегда раньше казалась чем-то далёким, не косающимся его самого и всех дорогих ему людей. Вдруг в голову пришла мысль: «А как там Генри? Его точно не тронули, но что, если он видел меня поверженным? Видел, как эти сволочи тащат меня, и возможно, в тот момент он разочаровался во мне. Или даже возненавидел! Да, именно возненавидел, за то, что я такой урод!». Комок вновь подступил к горлу, но в этот раз в глазах парня была лишь пустота, безнадёжность. Он просто не видел смысла жить, раз больше не было кого-то, кому эту жизнь можно отдать. Названную мать, как и свою девушку, он, возможно, больше не увидит, друг его возненавидел. А главное, что осознание этого пришло к нему только сейчас, когда он, фактически, всё уже потерял. Эти размышления не покидали его, вплоть до момента, пока он не ощутил, что повозка остановилась. Странных выводили колоннами и проводили до довольно таки внушительных размеров древнего замка, после чего каждому была выделена отдельная камера с прочной железной дверью. Единственным источником света была решётка на двери, также служившая для проветривания. Уильям слышал, что отсюда живыми не выходят. Здесь странных морят голодом, и если во время утренних построений кто-то падал, вствать им никто уже не давал – их просто расстреливали на месте. А ведь в головах простых людей это выглядело не так, как было на самом деле, все думали что в подобных «лагерях» всё довольно мирно, и что странных умерщвляют одним выстрелом. А те кто знали, считали что таким образом дух «этих дьяволов» очищается от всех их грехов и отправляется на небеса.

***

Уильям уже толком не помнил, сколько дней он провёл в этом замке. Он уже изрядно исхудал - из под драной одежды торчали кости. Он давно потерял желание жить, но инстинкты самосохранения не давали ему умереть. Голод раздирал его изнутри, но нападать он не хотел ни на охотников, ни на странных. Какое-то время он просто терпел, ему была противна мысль о том, что придётся есть себя, ведь другого выхода он не находил. Но инстинктивно, чтобы заглушить голод, сперва он кусал губы и язык, после, когда у него начались приступы безумия, он начал есть свои руки, а когда на них не осталось и живого места, принялся за ноги. Тогда он заметил нечто странное: его раны быстро покрывались коркой и начинали заживать, поэтому от недостатка крови он умереть не мог. Но в тот момент ему было не до этого: мысли были затуманены из-за голода и жажды. Он физически не мог думать. На первых неделях своего пребывания в этом месте он несколько раз видел Викторию и Анну, таких же истощённых, как и он, и таких же искалеченных. После же, они будто бы пропали. Но не это больше всего печалило Уильяма. Самым печальным было то, что он не мог их окликнуть, попрощаться. Каждую ночь с тех пор из его камеры всегда можно было услышать хриплые всхлипывания, и то, как он кого-то звал. До одной лунной ночи, в которую он умер. Умер со слезами на глазах.