***
Приятно посещать приватные клиники. Тут всегда всё чисто, не по-больничному и улыбчивый персонал. Ещё приятнее посещать их не из-за какой-то болезни, а просто для планового медосмотра. Тогда и руки вовсе не дрожат, и ты практически сочувствуешь тем ребятам, которые с пустыми глазами смотрят на свои рецепты или карты. И всё же минусы тоже есть. Например, высокие цены, а если ты записываешься к лучшему специалисту то это ещё дороже, а если тебе нужно в ближайшее время, то это уже двойная наценка. А если тебе вообще не нужна никакая медицинская помощь, то это еще и пригоршня слез. Но Сокджин ни о чем не жалеет. Да, он заплатил двойную цену, чтобы чей-то прием был отменен, но в этом мире выигрывает тот, у кого есть деньги. Да и он не просто чеболь, которому вдруг приспичило проверить голову, он полицейский при исполнении. Правда, сегодня в штатском. Нет, конечно, он мог вызвать доктора на допрос в участок, но доктор Ким специалист хороший, а значит и клиенты его непростые. Мало ли кто там подсуетиться, и что потом получит из этого инспектор. Потому решение нанести неожиданный визит пока кажется наилучшим. Мужчина следует за молоденькой медсестрой по коридору. Тут совсем не пахнет больницей, что есть хорошо, по сути, но тут вообще ничем не пахнет, потому Чон и сам не замечает, как начинает нервничать. То тут, то там на мягких диванчиках расположились немногочисленные посетители, завернутые в новейшие тряпки от именитых брендов, и хоть некоторые из них и пытаются скрыть глаза за большими очками, но руки-то у всех дрожат одинаково. Провожатая останавливается у белоснежной двери с хромированной табличкой — минималестичненько. По латинским буквам можно понять, что иностранцы в этой клинике тоже частые гости. Девушка вежливо кланяется и удаляется, стуча каблуками по мраморному полу. Сокджин бросает ей вслед взгляд, но сталкивается с заинтересованными глазами одной из посетительниц, потому неловко кашляет и поудобнее перехватывает портфель. Он сюда пришел не знакомства заводить. Стучит и сразу же получает разрешение войти. В кабинете все тоже оказывается достаточно минималистично. В интерьере доминируют два цвета: белый и темно-зеленый. Белые стены с зелеными полками на них и картинками из различных анатомических атласов, на полках стоят книги и куча мелких растений. Белый стол с мягким замшевым креслом — для хозяина кабинета, маленькое черное кресло — для посетителей. Гость не должен забывать, что он здесь гость. На столе рядом с «яблочным» компьютером стоит предмет точно из сериалов — маленькая черная рамка с фотографией внутри. В кабинете ненавязчиво пахнет хвоей, и Сокджин ловит себя на мысли, что в Наму, наверное пахнет точно так же. — Здравствуйте, господин Чон, — улыбается доктор не старше самого Джина. — Присаживайтесь. Чаю? — Нет, благодарю, — качает головой мужчина, опускаясь на кресло. Круглое лицо Кима располагает к себе, карие глаза светятся теплотой, а белоснежная улыбка прямо-таки обезоруживает. Какое удачное сочетание для врача, с ним не то что в нейрохирургию, а и в педиатрию подаваться можно. — На что жалуетесь? — спрашивает Намджун, поддаваясь немного вперед. — Если честно, — инспектор окидывает кабинет взглядом ещё раз, — я здесь не за консультацией, господин Ким. Реакция доктора немного удивляет Джина, тот кивает с пониманием, складывает руки замком и с всё той же теплой улыбкой спрашивает: — Вы из полиции? — Да, как вы поняли? — Зачастую мои клиенты — люди непростые, потому многие хотят узнать о них как можно больше, — он делает паузу, глядит на инспектора, но прежде, чем тот успевает открыть рот, продолжает: — Но, увы, рассказать вам поподробнее о моих пациентах я не могу. Сами понимаете, врачебная тайна — дело святое. Всё, что случилось в стенах этого кабинета, должно остаться тут же. Я очень забочусь о своей репутации. — Понимаю, — ухмыляется Сокджин. — Хорошие у вас принципы, но я не думаю, что человек, о котором я хочу у вас узнать, был когда-либо вашим пациентом. Лицо Намджуна меняется, он непонимающе хмурится глядя на собеседника. Кабинет на несколько секунд погружается в тишину, нарушаемую лишь тиканьем часов. — О ком вы пришли поговорить? — с осторожностью спрашивает хозяин кабинета. — О Ким Тэхёне, — отвечает инспектор, но на выгнутую бровь доктора, объясняет: — Винсенте. Улыбка исчезает с лица Кима, а губы складываются в тонкую линию. На мгновение Джину кажется, что в глазах собеседника появляется паника, но Намджун хмурится пуще прежнего, и, протянув руку, ледяным тоном требует: — Ваш жетон. Странная реакция, но оно и к лучшему, значит, он сюда не зря пришел. Инспектор не торопясь достает жетон и удостоверение из кармана брюк и протягивает их собеседнику. Ким до смешного дотошно разглядывает его значок, кажется, что он вот-вот на зуб его попробует, а потом точно так же дотошно изучает удостоверение: несколько раз поднимает глаза от фотографии, чтобы сравнить Сокджина со снимком. Чон терпеливо ждет, лишних вопросов тоже не задает — мало ли доктора переклинит, и он вообще откажется что-либо говорить. Удостоверившись в подлинности документов, Намджун протягивает их назад. — Позвольте спросить, — инспектор прячет предметы в тот же карман брюк, — вы были близки с ним? — Не особо, — бубнят в ответ. — Просто вы так посерьезнели, когда я заговорил о нём. Ким лишь открывает рот, но почти сразу же захлопывает, и лишь суетливо перебирает руками. — Просто мне надо было удостовериться, — выдыхает он. — У Винсента были проблемы. От слова «проблемы» бровь Джина приподнимается. — Расскажите поподробнее. — Подробнее? Что вы имеете в виду? — Проблемы какого рода? С кем? Давно ли? Доктор поджимает губы и глядит куда-то в сторону, будто там написаны ответы. Его большие пальцы методично крутятся друг напротив друга. — С тех пор как его сестра… — он наконец смотрит на Сокджина, но тут же осекается и беспомощно вскидывает брови. — Она … исчезла. В смысле, пропала без вести. — Так у него были проблемы с семьей? — Нет, у него были проблемы с подозреваемым, — доктор смотрит на собеседника, но, видя непонимание во взгляде, спешит пояснить: — Она пропала после того, как одолжила крупную суму денег у одного не особо надежного человека. Его заподозрили в убийстве, но ни тела, ни доказательств его причастности к её исчезновению не нашли. Я подумал, может, он разыскивает Винсента сейчас, чтобы забрать деньги. Сокджин кивает, хотя связи он вообще никакой тут не видит. Стал бы какой-то мелкий бандюган заваливаться в элитную клинику в центре Сеула только, чтобы расспросить ее владельца о должнике? Да охрана бы его точно еще на пороге скрутила. — А откуда вы знаете Винсента? — Мы из одного города. — Вы учились в школе вместе? Жили на одной улице? — Нет, вы не понимаете, — он вздыхает. — Городок маленький, потому все друг друга знают. — И Винсента там тоже хорошо знают? — Я не уверен. По ранним результатам поисков можно было понять, что Винсент, он же Ким Тэхён, никогда не был популярной личностью в Наму. Никто его пропажи или появления в деревне особо не заметил. Ситуация с Намджуном обстояла же совершенно наоборот — его знали все. Ещё бы! Как можно было не знать самого молодого специалиста в нейрохирургии? — Как вы познакомились? — Я уже не помню. Это было давно. — Просто это немного странно. Вы не учились вместе и не были соседями, но всё равно как-то познакомились. Да, и разница в возрасте у вас тоже приличная. Может хотя бы что-то попытаетесь вспомнить? Ким замирает, дышит часто, но молчит. Он хмурится, будто вправду пытается вызвать какое-то воспоминание из подсознания, но спустя пару секунд лишь мотает головой: — Объясните, зачем вам это? — Мы обнаружили его тело, — сухо говорит Сокджин, глядя доктору прямо в глаза. Но Ким этот взгляд выдерживает не мигая, хотя и заметно, что эта информация заставила его поднапрячься. — И, вы считаете, что это имеет какое-то отношение ко мне? — как-то раздраженно спрашивает Намджун. Сокджин мысленно усмехается. Неторопливо его рука лезет в кожаный портфель, и немного пошарив там, выуживает два документа. Мужчина протягивает их собеседнику, тот быстро пробегает глазами по тексту и его лицо перекашивает эмоция, которую Чон уж точно ни с чем не спутает. Во взгляде доктора явно отражается страх. — На дверной ручке были обнаружены фрагменты ваших отпечатков пальцев, — подытоживает инспектор. Эта фраза заставляет бумагу задрожать в руках доктора. Он кусает губы и отчаянно мечется между документами, что-то выискивая, но зря. Анализ точный, да и печать настоящая. — Меня подставили, — почти шепчет Ким, с надеждой глядя на человека напротив, но тот лишь пожимает плечами. Может и так, в конце концов, все поверхности в доме были тщательно протерты. Нигде, кроме комнаты на втором этаже и ручки входной двери, нет ничего. Да, собственно говоря, на ручке-то только фрагменты. Кто-то заметал следы, причем с явным старанием. Сокджин снова сталкивается взглядом с доктором. Выражение его лица настолько отчаянное, что в нем буквально читается мольба поверить ему, но инспектор сохраняет невозмутимость. Из-за этого, кажется, что что-то внутри Кима ломается — он бросает бумаги на стол и потирает лицо руками. — Ну-ну, господин Ким, я же вас ни в чем не обвиняю, — все так же невозмутимо произносит Чон, — но это пока. Увы, я ничего не могу сделать с этими доказательствами, но если бы вы оказали мне содействие в расследовании, думаю, мы смогли бы докопаться до правды. На слово «содействие» Намджун как-то зло стреляет глазами из-под лба, но в конце концов, вздыхает и покорно складывает руки на столе. Сначала он глядит на инспектора, но потом опускает голову, твердо произнося: — Что именно вы хотели бы знать? Слова многообещающие. Сокджин радостно ерзает на кресле, но потом напоминает себе, что сейчас эмоциям поддаваться нельзя. У него почти получилось расколоть этого доктора, потому разрушить всё каки-то приливом адреналина будет непростительно. — Как давно вы виделись с Винсентом? — Около четырех месяцев назад, — отвечают быстро. — При каких обстоятельствах это было? — Мы пересеклись случайно в магазине, а потом он позвал к себе домой. — Вам не показалось, что он себя ведет подозрительно? — Нет, ничего такого, — он осторожно смотрит на собеседника, но, сталкиваясь с твердым взглядом карих глаз, отводит свой куда-то в сторону. — Скажите, подозревали ли вы, что в это время в доме может находиться кто-то ещё? — Нет, вроде было тихо, — брови доктора как-то неопределённо приподнимаются. Сокджин лишь хмыкает, но тут слышит осторожный вопрос: — Где вы его нашли? — Зачем вам это? — Я знаю в Наму всех, потому могу подсказать где и кто живет. Вам бы было так легче найти подозреваемого. — Мы нашли тело в лесопосадке, потому это нам не особо поможет, но спасибо за предложение, — ухмыляется Джин. — И я не говорил ничего о Наму. Глаза доктора начинают бегать по комнате, его рот неопределённо открывается, кажется, он не совсем уверен в том, что собирается сказать. — А я не сказал? — фраза получается какой-то слишком громкой, но он улыбается и не замечает этого. — В последний раз мы виделись как раз в Наму. Я тогда приезжал туда давать лекции в колледж, но потом случился карантин, из-за вспышки свиного гриппа, и мне пришлось задержаться там. Ещё и мама заболела… — не умолкает Намджун. — Я вас понял, — с дежурной улыбкой прерывает этот монолог инспектор. — Скажите, вы знаете Пак Чимина? — он смотрит на собеседника, но тот лишь мотает головой. — Хорошо, а с Винсентом вы в Сеуле не виделись? — Нет, у меня даже его номера телефона никогда не было. — То есть все ваши встречи происходили случайно? — Ну да. — Понятно, — кивает Сокджин. — Ваши родители не говорили вам, что он переехал? — Они с ним не особо знакомы. Дом моих родителей находится достаточно далеко от дома Винсента. Детектив понимающе кивает и откидывается на спинку кресле, за что сразу же получает неодобрительный взгляд доктора. Он знает, что слишком уж много позволяет себе в этом кабинете, и другого гостя точно бы вытурили отсюда. Хотя, если так подумать, то и его выгнать вполне можно было, но он до сих пор сидит в этом кресле. Значит сам Намджун не хочет, чтобы он уходил? — Могу я кое-что спросить? — слышится тихий голос. — Как он погиб? Джин сверкает глазами на собеседника — сейчас главное не протупить. У него в дипломате припасены несколько поддельных копий судмедэкспертизы, в каждой из которых прописаны разные причины смерти. Из них нужно выбрать самую вероятную, которая подходила бы и для Пак Чимина, и для Намджуна. — На самом деле мы ещё работаем над этим, — осторожно говорит Чон. — Дело сложное, сами понимаете, да и тело не в лучшем состоянии. Предположительно, причиной смерти стали несколько колото-резаных ран в районе грудной клетки. — Это все повреждения, которые вам удалось обнаружить на теле? — Нет, — мотает головой Джин, эти расспросы ему максимально не нравятся, но заинтересованность доктора все же настораживает, — есть и другие. Но именно эти раны были нанесены с поразительной точностью, будто нападавший знал что делает. На секунду лицо Кима замирает, уголки губ как-то странно дергаются, и он качает головой. — Бедный парень. Он этого не заслужил, — выдыхает собеседник и потирает рот ладонью. — Да, — неопределенно кивает инспектор. — О чем вы говорили во время вашей последней встречи? — Он спрашивал, как у меня дела. Сам мало что говорил, — он запинается на секунду. — А! Кажется, он что-то упоминал о Японии или Китае. Говорил то ли в путешествие туда собирается, то ли переезжать. Сокджин недовольно кривит губы. Опять всплывает эта информация о поездке. Возможно всё это время Чимин не врал? Вдруг Тэхён действительно уехал из страны? — А зачем он это вам рассказывал? — Не знаю, — пожимают плечами. — Может просто поделиться хотел. Будет ли человек, который предположительно находиться в бегах делиться своими планами? Очень вряд ли. Какая вероятность того, что Намджун не растрезвонит эту информацию по всей округе? Скорее всего, большая, доктор серьёзный человек. Может быть Винсент просто из ума выжил к тому времени, паранойя и тревога сделали свое дело. Чимину он говорить ничего не стал, ибо на него выйти легче. Но с Паком никто даже не попытался связаться, то ли Тэхёну действительно удалось скрыть любовника от посторонних, то ли кто-то что-то не договаривает. Очевидно, что Чимин где-то заврался, но и в показаниях доктора есть кое-что странное. Следователь ещё раз прокручивает в голове информацию, пока перед ним четко не вырисовывается одна деталь: — Зачем вы пошли за ним? — Не понимаю, — с легкой ухмылкой доктор качает головой. — Я тоже. Вы сказали, что не были хорошо знакомы, — Джин складывает руки на груди и немного закидывает голову, обретая уверенность, — у вас нет его номера, знали друг друга мало. — Мы из одной деревни, — сквозь зубы цедит Намджун. — И что? Часто вы ходите в гости к случайным жителям деревни? Или это у вас обычай такой? Ким хмурится уперев глаза в стол. Выглядит он совсем не как нашкодивший кот, а скорее как тонущий. Точно так же барахтается, разбрызгивает воду в разные стороны, готовый вцепиться в что угодно, лишь бы оказаться на берегу. Но помогать ему Сокджин не собирается, в его интересах наоборот утопить его. Доктор продолжает молчать, потому следователь закидывает ногу на ногу и ещё раз вкрадчиво спрашивает: — Почему вы пошли с ним? — Я… — глаза Кима мечутся по столешнице в поисках ответа, но с губ срывается: — не знаю, — он пожимает плечами. — Он выглядел дружелюбно. — Вы говорили, что у него были проблемы с местными. Я бы не стал ввязываться в нечто подобное на вашем месте. — Но меня бы не тронули, — уверенно заявляет он, но потом тихо добавляет: — Наверное. — И все же? — он пристально смотрит на собеседника, но тот лишь сильнее хмурится, отводя взгляд. — Ну хорошо, хорошо, — Чон сдерживает довольную ухмылку. Доктор как-то уменьшается в размерах в своем кресле. Его глаза смотрят сквозь Сокджина, и следователь догадывается, что где-то там в закоулках мозга он сейчас яростно копошится, пытаясь найти убедительный ответ. В подтверждение этому, от одного слова об «аресте» его большой палец дергается. — Вы кажется говорили, что не особо хорошо его знали. — Да, это правда. Мы мало общались. — Но мог ли он хорошо знать вас? — говорит Сокджин, а в следующее мгновенье замечает, как ошарашенно открывается рот Намджуна, потому замолкает. Но доктора перебивают. Умные часы у него на запястье начинаю вибрировать. Несколько секунд он тупо смотрит на экран, а потом наконец заставляет технику успокоиться. На мгновение следователю кажется, что его собеседник рад такому стечению обстоятельств, потому как уголки его губ немного приподнимаются. —Извините, следующий клиент уже пришел, — голос Намджуна опять деловито мягкий. — Боюсь на этом нам придется закончить. — Хорошо, но вы, кажется, хотели что-то сказать. — Это неважно, — с напором говорит он, но потом улыбается: — И впредь, пожалуйста, воздержитесь от подобных визитов. Если у вас остались ко мне вопросы, вы всегда можете вызвать меня прямо в участок. Так, в конце концов, будет удобнее и мне и вам. Всего хорошего! Сокджин чувствует, как где-то внутри начинает разгораться злость. Он почти его прижучил, а тут это. Но настаивать на продолжении разговора он не может, иначе его просто под руки вытурят из этой клиники. И все же, он уверен, доктор сорвется с крючка. Стоит ему выйти отсюда, как в версии событий появятся новые детали, которые будут настолько убедительны, что к ним не подкопаешься. Вызывать же Кима в участок просто нет смысла, он, скорее всего, придёт туда не один, а со своим адвокатом. И всё же сделать что-то с этим следователь не может, потому он благодарит Кима за сотрудничество и уходит. Оказавшись опять в коридоре, он чувствует, как злость глыбой наваливается на плечи, отчего его шаги отдаются громче по мраморному полу. Он быстро минует стойки регистрации и девушек за ними, которые прощаются и желают ему хорошего дня. Дверь автоматически открывается перед ним, когда мужчина слышит, как его кто-то окликает, и от этого голоса кипящая кровь буквально превращается в лёд. — Сокджина, куда это ты так спешишь? Пожалей старика, за тобой же не поспеешь! — Сонбэ, здравствуйте! — вежливо кланяется Джин, поравнявшись с начальником отделения. — Что это ты так официально? Мы же не на рабочем месте, — смеется тот. — Чего это ты тут забыл? — Да так, мигрени мучают, решил сдать пару-тройку анализов. — А что папа тебе не рассказывал? Это можно сказать профессиональная болезнь всех начальников отделений. Сокджин улыбается. Этот начальник отделения хороший друг его семьи. Сейчас он занимает вышестоящую должность, но отец говорит, что он греет её для Джина. — К кому ходил хоть? Хотя тут все врачи хорошие. Да, девочки? — сотрудницы лишь неловко улыбаются и кивают. — К Ким Намджуну. — О, и я как раз к нему! Хороший он врач, слово держит, да и лечит на совесть. Начальник уже собирается разразиться хвалебными одами детям Гиппократа, но одна из сотрудниц сообщает, что доктор готов принять пациента. — Ладно, нехорошо человека ждать заставлять. Отцу привет передавай. Ох, надо бы к нему заехать… Сокджин еще раз кланяется, заверяет, что обязательно всё скажет отцу, и как только начальник скрывается за поворотом, тяжело вздыхает, ощущая как по спине пробегают мурашки.***
В городе становится слишком зябко и сыро. Дождь моросит целый день и останавливается даже не думает. Постепенно вся верхняя одежда становится влажной, и единственно о чем может мечтать Хосок в данный момент это горячая чашка чая и теплый душ. Сквозь туман укрывающий дорогу можно различить белые огни фар и цветные сигналы светофоров, но туман в ноябре не сулит ничего хорошего. Он поднимается из-за резкого снижения температуры, а под моросью это ощущается особенно остро, и единственное, что может сделать Хосок в данной ситуации — посильнее натянуть козырек на лоб. Кажется, он добирается до остановки уже вечность, хотя в обычное время это занимает десять-пятнадцать минут. В голове начинаю появляться странные мысли о том, что он потерялся, но ввиду того, что музыку в наушниках не клинит, он отгоняет их. Конечно, в такую погоду сам бог велел и носа на улицу не показывать, но Хосок атеист. Впрочем, как и Юнги, которому вдруг вздумалось объявить общий сбор в «Террариуме», и, как назло, сегодня. Чон раздраженно шмыгает носом, абсолютно не понимая, на что он злиться больше: на погоду или же на Юнги, который беспечно сидит в тепленьком клубе. Конечно, Хосок мог бы и отклонить предложение, тем более у него зачет по философии на носу, но сделать это после того, как они помирились будет не очень хорошо. Кроме того там будет Чимин, а Чону как раз надо наладить с ним контакт. Вот только он не совсем понимает, как это сделать. Их последний разговор был очень странный, и — по мнению Пака — закончился на положительной ноте. Он даже не знает, как долго Хосок не мог уснуть в ту ночь. И поскольку теперь старший хранит секрет Чимина, то, наверное, именно последний должен проявить к нему дружелюбие. Правда, после того дня они больше не болтали, пару раз Хосок брался написать какое-то сообщение, но в последний момент почему-то останавливался. Скорее всего, делал это потому, что совершенно не знал, что писать-то. За это время его друг настолько изменился, что теперь кажется другим человеком, и Хосок уж ума не приложит, что у него твориться там в голове. Вероятно, что-то не особо хорошее, если судить по той истерике, что произошла в его ванной. И все же Хосок попытается, пусть даже выглядеть при этом будет, как упертый баран. Не может он выкинуть на ветер столько лет дружбы и человека, который стал ему братом. Потому бороться за Чимина он будет до конца, даже если тот его прямо пошлет. Наконец во мгле начинает вырисовываться остановка, и Хосок неосознанно ускоряет шаг. Под пластиковой крышей стоят укутанные в осенние куртки молчаливые и серьезные люди, пустыми глазами смотрят на дорогу. Чон пристраиваться у стеночки рядом с понурым парнем, несколько раз думает, стоит ли спрашивать, как долго тот ждет автобус, но не решается. Хосок покрепче прижимает руки к торсу, и добавляет звук, не доставая телефон из кармана. Возможно, прямо сейчас он опаздывает, но ускорить приезд автобуса не представляется возможным, да и особого желания успевать у него нет. Машины мчатся мимо него под треки в наушниках, и всё выглядит как-то преувеличенно поэтично. Дорожные огни начинают отдавать каким-то странным теплом, а хмурые люди вокруг стают лишь картонными декорациями для этой картины. У Хосока захватывает дыхание, когда он понимает, что мгла стала раздражать меньше. Телефон отзывается надоедливыми вибрациями в кармане, но Чон предпочитает не обращать на это внимание. Паренек же рядом, наоборот достает свой девайс, и начинает шариться в диалогах, пару секунд на прочитку сообщений, выход в меню диалогов, и Хосок замечает, что у его соседа висит несколько непрочитанных сообщений от некоего «Мин Юнги». Про себя он отмечает, что это довольно странное совпадение. Аватарка контакта по цветовой гамме напоминает картинку Юнги, а когда парню вновь приходит сообщение в один из чатов, Чон наконец соображает что к чему. Хосок легонько касается плеча парня, но тот отшатывается, теряет равновесие и грозиться упасть на проезжую часть, но старший спешно хватает его за рукав джинсовой куртки. Из-под капюшона худи показывается пара ошалевших, но знакомых глаз. То ли от неожиданности, то ли от страха Чимин опять дергается, чтобы высвободить руку и только спустя секунду понимает, кто перед ним стоит. — Хоби-хён, — выдыхает он сквозь потресканные губы. Убедившись, что младший в порядке, Чон отпускает его руку. Топчется на месте пару секунд, не зная о чем спросить друга, потому решает зайти издалека. — Давно ждешь? — Около получаса, — вздыхает Чимин, опять опуская глаза в экран телефона. Хосоков девайс молчит, потому скорее всего написывают младшему в личку, и почему-то кажется, что делает это Юнги. — Не замерз? — старший знает, что джинсовка Пака имеет теплую подкладку из овчинки, но для такой погоды она явно не годиться. — Нет, всё нормально. Младший шмыгает носом, пряча телефон в карман. Взгляда Чона он будто специально избегает, и парню тут же хочется узнать причину, но боится спугнуть. Он мысленно считает до десяти, чтобы усмирить раздражение, которое уже начинает пробиваться изнутри, и спрашивает: — Что ты тут делал? — Нужно было вещи кое-какие забрать, — объясняют нехотя. — Ты живёшь столько времени с Юнги и до сих пор не перевез вещи? — Времени не было, — Пак натянуто улыбается. Хосок кивает, но подобная динамика ему совсем не нравится. С того вечера в ресторане они как будто отдалились, но он абсолютно не понимает, кто в этом виноват. Чимин, который отказался от помощи? Юнги, который игнорирует состояние своего соулмейта? Или же сам Хосок, который бросил друга в сложной ситуации? Чон сглатывает колючий ком в горле, и смотрит на Чимина из-под лба. Как за такое короткое время между ними могла образоваться настолько огромная стена? Пак уже не кажется тем беззаботным парнем, которого он знал до этого, оброс какими-то чужими и колючими чертами и с каждым днем отдаляется все дальше и дальше. Хосоку хочется его удержать, вернуть в прежнее состояние, чтобы все были опять вместе и счастливы. Чимин кажется чувствует его взгляд, потому ведет плечом и смотрит в ответ угасшими глазами. Смотрит долго, и у Чона пробегают непонятные мурашки по спине. — Ты что-то хочешь спросить? — вырывается шелест из груди друга. — Да, — немного помешкав, говорит Хосок. — Как ты себя чувствуешь? Пак усмехается, глядя на пластмассовый потолок остановки. — Ты всё ещё не можешь отпустить ту ситуацию? Хосоку возмутиться хочется. Как он вообще может ее отпустить?! После всего, что произошло ему так ничего не объяснили, плюс отсыпали ещё пригоршню слезных просьб не говорить ни о чем Юнги. — Нет, я не об этом, — он мотает головой стряхивая вместе с каплями и раздражение. — Ты неважно выглядишь. — Упадок сил, — молниеносно парирует Пак. — Такое случается осенью. — Тогда тебе стоит есть побольше фруктов. Уверен, если ты попросишь Юнги… — начинает Хосок, но слышит невнятное бормотание, потому останавливается. — Что ты сказал? — Ничего, — натянуто улыбается младший. — Мысли вслух. Чон вздыхает. Этих мыслей стало слишком много, и, возможно, проблема в том, что озвучиваются они строго под нос Чимину. Так их проблемы не решить, им нужна искренность, а не скрытое недовольство друг другом. Хосок уже пытался решить всё первым путем, но только разозлил друга. Но подыгрывать ему тоже не нравится, от этого он чувствует, что расстояние между ними увеличивается всё больше. В конце концов друг это не тот человек, который с тобой во всем согласен. Наоборот, он не боится сказать тебе в глаза, то что ты не хочешь слышать. — Чимин, что происходит? — О чем ты, хён? — смеется Пак. — У меня всё хорошо. А вот ты как-то слишком часто задаешь этот вопрос. Уверен, что у тебя всё в порядке? — У меня нет, и у тебя тоже, — поднимает взгляд на друга Хосок. — Не понимаю, — отмахивается младший. Хосок хмурится, он более чем уверен, что Чимин понимает, просто не хочет в этом признаваться. Он и раньше мог играть в дурачка, но в этот раз игра затянулась. — Я просто хочу понять, что с тобой происходит. Раньше ты таким не был. — И каким же я был? — Ты был более открытым. По крайней мере не боялся говорить со мной о своих проблемах, — Чон делает паузу, но в ответ молчат, потому он продолжает: — Я просто не понимаю, почему ты перестал так делать, и мне бы стало легче, если бы ты сказал. У нас с тобой за плечами столько лет дружбы, и меня обижает такое твое поведение, — он наконец поднимает глаза на Чимина. На лице Пака ясно проступает растерянность, во взгляде наконец не видно никакого скрытого презрения, только какое-то чистое и внезапное осознание. Чимин, будто напуганный зрительным контактом, кусает губы и отворачивается к туманной дороге. Чон чувствует, как внутри все обрывается, а к горлу подступает неприятный ком. Больше всего ему сейчас хочется услышать «извини», но любая реплика из уст Пака всяко будет лучше этого нелепого молчания. Между тем подъезжает автобус, строго шипя на будущих пассажиров. Ворчливые промозглые бабки, пробираются поближе к двери, и совсем скоро там завязывается ссора. Другие люди поторапливают застрявших в проходе женщин крепкими словами, и поднимается шум-гам. От этой суматохи у Хосока начинает раскалываться голова, но краем уха он улавливает короткий «ох» у себя за спиной. Он оборачивается на Чимина, но тот лишь испуганно глядит на него в ответ. Он хочет что-то сказать, но толпа уже успела решить свои проблемы, потому ребят затаскивает в автобус с общим потоком людей. И когда, оказавшись в транспорте, старший ищет глазами Пака, находит того в середине салона, несмело смотрящим в свою сторону. Чон лишь разочарованно вздыхает, откидывая голову на стеклянную дверь.***
До клуба ребята добираются в напряженной тишине, а громыхание музыки, которое становится всё громче по мере их приближения, только усугубляет ситуацию. Людей в этом районе необычайно мало в такое время, но Хосок точно знает, что ближе к ночи они подтянутся. Вышибала на входе (что-то необычайно новое для этого заведения) бросает на них краткий взгляд, но ввиду того, что других посетителей всё равно нет, не препятствует. Внутри клуба пахнет фруктами, и Хосок задумывается: неужели дела у владельца идут настолько хорошо, что даже систему вентиляции удалось поменять? Ребята сдают куртки и проходят внутрь зала, но не успевают сделать и пары шагов, как откуда-то из стороны бара выныривает знакомая лохматая фигура. —Эй! — улыбается Юнги. — Чего вы так долго? Мы вас уже заждались. Глаза у Мина какие-то мечтательные, потому Хосок предполагает, что скрашивать ожидание их с Чонгуком точно помогали пара стаканчиков с виски. — Автобуса долго не было, — растирает замерзшие руки старший. Он ожидает, что Чимин тоже что-то скажет, но парень молчит. — Кто это у вас на входе? — На входе? А! Это Чен, вот такой вот парень, — Юнги поднимает вверх большой палец. — Что это вы, промерзли? А мы как раз вам заказали кое-что, чтоб согреться! Пойдём. За столиком недалеко от сцены они находят Чонгука необычайно улыбчивого и веселого, пару пустых стаканов, один виски с колой и один коктейль з апельсином на каёмке. — Наконец-то! Я думал, что Юнги-хён меня споить успеет, пока вы приедете, — вместо приветствия смеется Чонгук. Ребята рассаживаются, и Хосок ещё раз интересуется об охраннике. — А это, — тянет Чонгук. — Это всё благодаря Юнги-хёну, у него что ни концерт, то аншлаг. Ненавижу его за это! — Эй! Мелкий ещё, чтобы такое о своем хёне говорить! — ворчит Мин. — Так каждый раз когда твои концерты выпадают в мою смену, я под конец рук уже не чувствую. — А чаевые? — Ну, это единственный плюс. Хосок делает глоток из стакана, кривится, чувствуя, как волна тепла расходится по телу, но отмечает, что вкус виски стал лучше. Он удивленно поднимает глаза, и сталкивается с хитрым прищуром Юнги. — Нравится? — Да. — Они обновили бар, по моим рекомендациям. Твоя очередь, Чимини, — Мин смотрит на сидящего рядом Чимина, а его рука опускается на чужое колено. Взгляд Пака становится каким-то усталым, но он все же берет бокал в руки и делает маленький глоток. Почти сразу же на лице появляется гримаса. — Что это? — отплевываясь, говорит он. — «Сицилия». — Это ужасно. — Мне казалось, в прошлый раз тебе понравилось. На мгновение глаза Чимина удивленно раскрываются, но потом он качает головой, будто пытается стряхнуть эту эмоцию. — Нет, мне не понравилось. — Прости, — запал Юнги как-то мгновенно улетучивается. — Принести тебе воды? — Пак кивает. — Может ещё что-то покушать? Мин получает ещё один кивок и отчаливает к барной стойке. Молчание прессом давит на ребят, и Чонгук, чтобы как-то разрядить обстановку, спрашивает: — Как твоя практика в школе, Хоби-хён? Глаза Хосока сами невольно закатываются. Он даже не знает с чего начать: с того э как его сорванцы вдруг решили потренироваться в аквагриме и разрисовали лица друг друга фломастерами, или как дружно устроили ему истерику, когда у одного из мальчиков кровь пошла носом. Чон, конечно же, получил за это нагоняй от директора, но даже так, это было весело. Ему никогда, если честно, не нравились школьные правила. В детстве ему они казались несправедливыми, а когда стал старше — жестокими. Да, он и сам приверженец того, чтобы дать подрастающему поколению ценные знания, но не красть же у детей детство нудными задачками половину дня, верно? Делу время, потехе час. — Вполне себе неплохо, — кратко подытоживает он несколько недель. — Было пару раз крышу срывали, но они же дети. — И это все? А я думал у нас на экономике скучно! — Нет, — ухмыляется Чон, — я, конечно, могу тебе рассказать, как я на протяжении двадцати минут пытался оттереть водостойкий маркер с лица семилетки, но сомневаюсь, что эта история покажется тебе такой красочной. — И как, получилось? — Нет, пришлось просить помощи у медсестры. Зато я теперь знаю около тысячи способов, как успокоить десяток детей разом. — Полезно, — присвистывает Чонгук. — Как у меня они появятся — обязательно тебя позову. Клуб постепенно начинает наполняться посетителями, и музыка из расслабленной превращается в агрессивно-танцевальную. Чон и сам не замечает, как его нога начинает отбивать ритм. И все-таки «Террариум» при Юнги похорошел. — Как твоя учеба? — интересуется он у младшего. — Эх, — отмахивается он, — еле-еле на четверки вытянул. Думал, что напрягаться не придется. Ага, как же… — Тогда может все же стоит завязать с подработками в «Террариуме»? — Хоби-хён, — как-то сосредоточенно начинает младший. — Мне нужны деньги, — а, когда собеседник вопросительно поднимает брови, объясняет: — Я хочу съехать от родителей. Хосок осторожно кивает. Этого, наверное, и стоило ожидать. Клуб для Чонгука стал тем местом, где можно быть собой и ничего не опасаться, а деньги от работы придали уверенности в себе. Это было бы довольно глупо со стороны Чонгука покорно слушать родителей и жить с ними под одной крышей до самой старости. В конце концов, у него есть мечта, и пусть её не воспринимают всерьёз, но младший намерен её исполнить. Спустя пару минут возвращается Юнги, ставит возле Пака стаканчик с розовой жидкостью и поднос с орешками. Хосок окидывает взглядом их сегодняшний ужин и где-то глубоко в душе жалеет, что пообедал одним лишь бутербродом. — В баре такая толкучка, — жалуется Мин, плюхаясь на диван рядом с Чимином. — Бедный Минги. — Может ему помощь нужна? — интересуется Чонгук поглядывая куда-то в сторону толпы. — Если и нужна, то вызовет кого-нибудь. Ты своё на сегодня уже отработал, так что сиди. — Эх, жаль, — наигранно разочарованно вздыхает младший. — А мне так хотелось похвастаться своим жонглированием. Юнги смеется, но потом видит недоумение на лице Хосока, потому поясняет: — Он научился жонглировать, чтобы ему чаевых больше оставляли. Не думал, что ты вырастешь таким меркантильным, Гуки. — Не всем же работать за идею, как ты, хён. Смешивать напитки, конечно, весело, но видел бы ты как у меня ноги дрожат на танцпол сорваться. — Ты давно в студии был? — интересуется Хосок. — Давненько, — кривит губы он. — Чувствую, что теряю форму. Старший закатывает глаза. Единственное, чего действительно стоить бояться Чонгуку, так это сердечного приступа от своих «обычных» тренировок. Младший, кажется, замечает эту реакцию, потому лишь тихонечко смеется. — Так вот, — говорит Хосок, — там объявили о новых соревнованиях. Одно из них по хип-хопу, и приз там стажировка в Америке. Не хочешь попробовать? — Не знаю, — как-то тушуется Чонгук. — У меня английский слабый, да и я там никого не знаю. Старший лишь ухмыляется. Первое точно ложь — Гук эти курсы почти что с самого рождения посещает, а вот второе больше смахивает на правду. Но может ли он винить своего тонсэна за это? Его свободное плавание только началось, и пока отчаливать далеко от родных берегов необязательно. — Да и на кого я Юнги-хёна брошу? Он же тут загнется без меня, — смеется Чонгук. — Дурачек, — мягко улыбается Мин. — Я бы на твоем месте попробовал. Такой шанс очень редко выпадает. — И что же? Бросил бы нас? — Ну как бросил, — пожимает плечами Юнги с кривой ухмылкой на губах. — вы друг у друга есть, а Чимина бы я с собой забрал. Поехал бы со мной в Америку? — мурчит он, укладывая руку на плечо Паку. Тот бубнит что-то в ответ и кивает. Мин мягко массирует плечо партнера, но потом замечает нетронутый стакан на столе и подскакивает: — Ты нормально себя чувствуешь? Какой-то ты тихий. — Всё хорошо, хён, просто голова немного болит. — Надымили черти, — недовольно ворчит Юнги, совершенно забывая, что он тоже тот ещё чертила. — Может таблетку какую-то? — Нет, — отмахиваются, — не волнуйся. — Если уж совсем плохо будет, то можем поехать домой. Ты только скажи. — Хорошо, хён. Юнги мягко опускает голову партнера на свое плечо, и зарывается пальцами в волосы. Хосок наблюдает за этим поверх стакана. Кажется, что в отношениях у ребят всё хорошо, вот только он знает и видел правду. У всех соулмейтов так? Нет, конечно, существуют какие-то недомолвки, но они, наверное, мелочные. Только единицы способны вывернуть душу своему партнеру. Хотя есть ли в этом необходимость? Разве соулмейт — не тот человек, который должен тебя понимать с полуслова? Скорее всего, Чон об этом никогда не узнает — его метка уже давно побледнела. Единственное, чем он может довольствоваться, это «дружбой» с другими ребятами, кто попал в такую же ситуацию. Хотя некоторые из них могут перегибать палку… Хосок грустно вздыхает, когда вспоминает об истерике, которую недавно закатил ему Уён, когда узнал, что Чон переспал с какой-то девушкой. Что самое интересное, парень и сам несколько раз упоминал о своих знакомых, к которым испытывает симпатию. Должен ли был Хосок как-то на это отреагировать? Он не уверен. Уён для него за это время стал другом, и, по-хорошему, надо было бы прекратить трахаться с ним. Только вот, правду говоря, Чон боится его реакции. Уён всегда появляется неожиданно, словно ураган, и кто знает, что он может учудить, будучи расстроенным. Юнги замечает задумчивость друга, потому спешит его вернуть в реальность: — Хо, о чём задумался? — О работе, — отвечают с секундной заминкой. — В смысле, учебе. Загрузили с проектом. — Сочувствую, — кивает Мин, но потом растягивает рот в наглой улыбке. — Парни, вы бы знали, как же хорошо не учится в универе! Хосок пытается подавить улыбку, а Чонгук смотрит на друга выпучив глаза. — Хён, какой же ты мудак, — с потрясением заявляет он. — Ну а что? Мне повезло родиться с талантом. — А ещё со скромностью, — добавляет Хосок, глядя на рэпера через дно своего стакана. — Да, это всегда было моим коньком. — Именно поэтому половина твоих треков о том, какой ты крутой, хён? Юнги возмущенно поднимает брови, но не успевает ничего сказать, потому как Хосок опять вмешивается: — Нет, ты не прав, Гуки. Я более чем уверен, что песен о том, какой Чимин красивый у него больше. Мин опять возмущенно открывает рот, но лишь смущенно кусает губы. Чонгук смеется, показывая кроличьи зубы, и на губах Хосока тоже появляется улыбка. Он смотрит на Чимина, который все ещё отдыхает на плече Юнги, но видит, как тот поджимает губы. Пак ловит его взгляд и тут же улыбается, но как-то дёргано. — Собрались, подъебщики, — ворчит рэпер. — Доиграетесь, и про вас что-нибудь напишу. — Надеюсь, два отдельных трека, — отзывается Чонгук. — Думаю, мы с Хоби-хёном заслужили, — он толкает старшего в бок. — Губу зака… Юнги прерывают на полуслове внезапно появившиеся из ниоткуда поклонницы. Одна из них начинает на ломаном корейском спрашивать у него что-то о выступлении, Юнги же пытается ответить им что-то на ломаном английском. Ребята друг друга не понимают, и Чонгук начинает задыхаться от смеха, периодически пытаясь сказать что-то об «обучении» и «университете». Хосок и сам улыбается, глядя на то, как Мин беспомощно смотрит на ухахатывающегося младшего. Пиком комедии, становится момент, когда девушка достает ручку и берет салфетку с их стола, чтобы, видимо, объяснить с помощью рисунков, но Юнги выхватывает у неё ручку и ставит на салфетке размашистый автограф. Чон прыскает со смеху, и девушки тут же обращают на них внимание. Дамы оказываются иностранками и лишь непонимающе моргают, глядя на смеющихся парней. — Хён, — наконец-то говорит Чонгук всё ещё смеясь, — они спрашивают, будешь ли ты сегодня выступать. — А, — тянет Мин, — no, no, no! — качает головой в отрицании. — Today rest, tomorrow show. Девушки смущенно кивают, тихо благодарят на корейском и исчезают, оставляя Мина с салфеткой с собственным автографом на столе. Тот смотрит на подпись, скривив губы, потом переводит тяжелый взгляд на ребят: — И не один не помог… — Мы думали тебе таланта хватит, — говорит Хосок, и Чонгук опять заливается смехом. — На харизме выедешь, — добавляет младший. — «На харизме выедешь», — передразнивает Чонгука Юнги. — На вот! — он подталкивает салфетку к нему. — Заслужил. Приз за остроумие. — Э? — с наигранной разочарованностью произносит парень. — Но я хотел трек. Ладно уж. Подожду пока ты станешь знаменитым, хён, а потом продам его за сумасшедшие бабки. — Ждать осталось недолго, крошка, — хитро улыбаются в ответ. Хосок чувствует, как по телу пробегают мурашки, — ему кажется, что Юнги говорит правду. И действительно, хотя наполненность «Террариума» обычная, но ухом все чаще можно уловить разговоры на других языках. От этого клуб набирает какой-то большей статусности, и Чон чувствует это. — А откуда тут иностранцы? — интересуется парень. — Это все тоже благодаря хёну, — поясняет Чонгук. — Он и раньше популярный был, а после того, как один блогер выложил видео с его выступлением, вообще звездой стал. — Офигеть, — кивает Хосок, глядя рэпера. — Ну как сказать, — пожимает плечами Юнги. — У нас от этого проблем в два раза больше стало. — Это как понимать? — Тут персонал кое-как английский понимает. На баре первое время такие проблемы были с заказами! Тому парню просто повезло, что тогда смена Чонгука была, он его обслужил на раз два, они ещё о чем-то даже поговорить успели. А этот дед, когда тут начали иностранцы появляться, сказал, что зарплату повышать никому не будет. А кто ж тут за такие деньги со знанием английского работать будет? — М-да, «дед» ваш, конечно… — Сон-саджаннима винить тоже нельзя, — встревает Чонгук, — ему сколько денег выделили — столько и дает. — А хозяин? — Раздолбай ещё тот, — отмахивается Юнги. Он, как настоящий ветеран «Террариума», разверзается преинтереснейшей историей данного заведения. О том как часто тут менялись владельцы и какие они все были хуевые (дословно), о том как этот клуб перешел к этому владельцу и какой он хуевый, и Хосок может быть с удовольствием выслушал эту историю, проникся теплой любовью к клубу, но его отвлекли. Сидящий рядом с Юнги Чимин остервенело чесал руку, всё ближе поднося её к лицу. Даже в мерцающем свете ночного клуба можно было заметить, как покраснела кожа на его тонком запястье, но Пак продолжал упорно скоблить ногтями по руке, будто чувствовал, что там внутри что-то мешает. Юнги, казалось, совсем не замечал, чем занят Чимин. Потому, когда в его истории в очередной раз наступил драматический момент, его рука легко скользнула по чужому бедру и сжала бледными пальцами колено партнера. — Не трогай меня! — завопил Чимин, подрываясь с места и обхватывая собственное запястье рукой. Кажется, в клубе резко стало тихо, и внимание ближайших столиков переключилось на них. Чимин какое-то время просто стоял, неуверенно шевеля губами и поочередно глядя в ошарашенные глаза парней, а потом быстро проговорил: — Мне надо в туалет! — пискнул он и кинулся прочь. Мин тут же подорвался с места, намереваясь пойти за ним, но тот лишь пролепетал «нет» и стал проталкиваться вперёд, оставляя парней растерянными и испуганными.***
— Я дома, — оповещает мужчина как можно бодрее, прокручивая ключ во входной двери. В доме еще с порога пахнет чем-то сладким, кот семенит к нему на маленьких пушистых лапках, басисто мяукая. Впереди два долгожданных выходных. Намджун всеми силами старается настроиться на них, да только разговор с полицейским не дает вдохнуть полной грудью. Мысли о том, что его действительно могут обвинить, вызывают в нем напряжение и нарастающую злость. А в Киме никогда не было много терпения. Он присаживается на корточки, чтобы почесать мурчащего кота за ушком. Непроизвольно улыбается: их Момо не всегда такой дружелюбный и редко дает себя погладить, но когда Намджун возвращается на выходные, тот всегда его встречает. — Как ты узнаешь каждый раз, что у меня закончилась рабочая неделя, а? — усмехается мужчина, когда кот отвечает коротким «мяу». — Ты умеешь ориентироваться по календарю? — Скорее идет на запах твоих любимых жареных ребрышек, — милый женский голос доносится вместе с мягким шуршанием домашних тапочек о паркет. Намджун поднимает глаза, чтобы тут же улыбнуться шире своей жене. — Каждую пятницу ведь их готовлю, когда ты домой собираешься. — В последний раз дома в пятницу дольше чем на ночевку я был две недели назад, — бережно притягивает ухоженную женщину к себе за плечи и оставляет нежный поцелуй на ее губах. — Привет, любимая, — шепчет. — Именно поэтому сегодня еще и яблочный пирог. — По рецепту твоей мамы? — По рецепту моей мамы, — улыбается она, а Намджун победно сжимает кулачки, шипя «йес». Женщина перекладывает чужой дипломат на тумбу, пока муж разувается, и скрывается на кухне. Намджун присоединяется к ней через пару минут, обозначив свое присутствие восторженным охом. На столе стоял добрый десяток блюд, включая вручную сделанные закуски и печенье. Центр стола торжественно пустовал. — Сольхёна, — присвистывает, — в честь чего такой банкет? — Мой муж наконец-то поужинает со своей семьей, разве не повод? Намджун счастливо улыбается и не сдерживает порыва обнять жену со спины и несколько раз поцеловать в макушку. Женщина тихо смеется, пощипывая крепкие руки, что окольцевали ее. — Дорогой, если ты не отклеишься, то пирог сгорит. Мужчина притворно жалуется, когда приходится отойти на пару шагов. Запах из открытой духовки заставляет его желудок загреметь. Сколько он не ел? Из-за стресса все последнее время врач редко находил время и желание на перекусы, поэтому только в эту минуту он осознал насколько голоден. — Милая, запах просто… — затрудняется передать словами, гипнотизируя золотистую корочку теста. — Превосходный. — Согласна, — улыбается женщина, аккуратно ставя блюдо по центру стола. — Иди мыть руки, а я пойду позову Черин. Послушно выполнив указания жены, не успел он войти обратно в кухню, как к нему, спотыкаясь, выбегает девочка с короткими хвостиками. — Папа! — сердце Кима тает от крепких объятий за ногу, и он сразу же подхватывает девочку на руки. — Привет! — Привет, принцесса моя, — целует дочь в кончик крохотного носа. — Чем интересным занималась? — Мама водила в садик! — Правда? Тебе понравилось? — Да! Мы играли в куклы! Сольхён посмеивается, нарезая пирог. — Черин успела познакомиться с половиной группы. — Вот как? Черина, так держать! Девочка улыбается, и Намджун трогательно улыбается в ответ, заметив, что у его дочери, кажется, прибавилась пара молочных зубов. Малышку усадили на высокий стульчик. Хотя в планы Сольхён входило накормить ее легким поздним ужином, маленькому чертенку удалось выманить кусочек яблочного пирога. Намджун понимает в очередной раз: ему никогда и нигде не было так хорошо, как в кругу семьи. Все, что он делает, раньше было исключительно ради науки и удовлетворения своей страсти к медицине. Вспоминая себя в юности, он очень хорошо помнит, как его привлекали идеи, которые в медицинских кругах считались невыполнимыми и не реалистичными. Намджун интересовался всеми возможными теориями. Однажды, будучи в старшей школе, Ким скопил денег с подработки на заправке и приехал в Сеул на лекцию о клонировании. Это была первая поездка в столицу и ему пришлось долго разбираться со схемой метро, а сама лекция оказалась для парня слишком абсурдной. Он потом ещё долго вспоминал вступительную речь лектора со смехом, но тогда он окончательно решил для себя, что хочет заниматься медициной, пусть и более приземленной. Конечно, вместе с юношескими годами ушел наивный порыв посвятить себя медицинским открытиям. Изучение мозга заняло у него немало времени, а становление самым молодым профессионалом своего дела потребовало немало усилий. Для того чтобы разобраться, как все устроено в голове человека, у Намджуна ушли годы упорного изучения, и он никогда не жаловался на это. Какое-то время он действительно был уверен, что другой страсти в его жизни не появится никогда. Возможно, он досрочно исчерпал свою энергию, а, возможно, слишком рано созрел, но с тех пор, как он встретил свою жену, фокус интересов сильно размылся. Мужчине до сих пор доставляет удовольствие наука, его устраивает его работа, но… Он чувствует, как истощается. Куда охотнее Намджун бы сейчас посвятил себя семье, но уходить на пике карьеры было бы глупо и нерационально. Привыкший отдавать честь логике, Намджун не поступит так опрометчиво. И он точно знает, что все это не ради спасения тысяч жизней. А ради них. Любви всей его жизни и маленького сокровища, что она ему подарила. Когда он возвращается домой без сил, абсолютно никакой, он чувствует: дома. Он дома. И то, что дает ему энергию продолжать — мысли о будущем для своей любимой семьи. Однажды Намджун, возможно, откроет какой-нибудь уютный ресторан и отойдет от карьеры спасителя, посвятив всего себя семье. Но сейчас он способен на большее и он точно знает причину, по которой он лезет из кожи вон. Семейный ужин проходит в теплой и уютной атмосфере, что полностью окупает тяжелые трудовые будни. Малышка Черин пыталась, на сколько позволяют ей ее три года, рассказать о дне в садике и о новом мультике, который ей включала мама. Намджуна трогала эта детская непосредственность, и ему до слез жаль, что он не может проводить со своим маленьким солнышком больше времени. Ким — тот тип отца, который с радостью стирал бы белье, учил складывать кубики и менял подгузники. Он иногда совершенно по-детски завидует Сольхён из-за того, что Черин растет маминой дочкой, а не папиной. Правда, когда она смешно хмурит носик, задумываясь, женщина всегда смеется. — Вот, снова! Твоя маленькая копия, — говорит она. Намджун не уверен, выглядит ли он точно так же, когда размышляет, но тепло улыбается малышке, которая сильнее морщится, чтобы привлечь внимание. — Ты так говоришь только чтобы подбодрить меня, — тянет обиженно Ким, указывая на дочку. — У вас волосы одинаковые, глаза одинаковые, внешность она у тебя скопировала, от меня ничего не взяла! — Дорогой, у тебя тоже темные волосы и глаза, — Сольхён посмеивается. —Неужели ты злишься, что мы с ней так похожи? — Ни капельки, — положа руку на сердце отвечает мужчина, — только себя жалею, ибо когда она подрастет, женихов придётся палками отгонять. Девочка начинает, что-то лепетать о мальчике из садика, и женщина звонко смеется, а у Намджуна нет сил даже притворно обидеться, и он смеется вместе с ними. Время близится к девяти, когда Черин начинает засыпать, утомившись слушать взрослые разговоры. Сольхён поднимает малышку на руки, но та вдруг капризно заявляет: — Хочу папу! Не успевает Ким ответить, как телефон в его кармане оповещает о вызове. Номер незнакомый, очевидно, один из пациентов. — Солнышко, я сейчас отвечу быстренько, а вы пока с мамой почистите зубки, — он целует маленькую ручку. — Договорились. Нехотя, но дочь кивает, позволяя женщине унести себя на второй этаж, приговаривая тихо какие-то стишки. Намджун принимает вызов. — Доктор Ким, чем могу помочь? — Что же так официально, вроде бы мы чужие друг другу люди, Намджуни. Мужчина замирает. Черта с два он не узнает эту ехидную интонацию. А на том конце, кажется, замечают заминку. — Не поздороваешься даже? Голос нервный, немного сдавленный. Он посмеивается, слыша шорохи. Намджун молчит, стиснув зубы, пока не добирается до своего домашнего кабинета, еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью. От напряжения он чувствует покалывание в висках. С этим человеком он и сам планировал связаться, но сдержался и принял решение не портить свой выходной. А одна только мысль о нем выбивала из Кима искры. — Что, вечер в кругу семьи? Отдыхаешь? — лениво спрашивают. — Мне стоит задать наводящий вопрос или ты сам объяснишься? — выдавливает из себя Ким. — Я выберу наводящий вопрос. — Какого ёбаного хуя? На несколько мгновений повисает тишина. После Намджун слышит тихий смех. — Прости, но ни на какую мысль меня это не навело. Может стоит задать подводящий вопрос? — Что ты рассказал им? — Им? — Полиции. — Ничего, — в голосе явно слышно замешательство, но мужчина, не выдержав, яростно бьет кулаком о стол. Мебель в комнате крепкая, а звукоизоляция хорошая. У мужчины всегда были проблемы с контролем агрессии, и ни одно исследование в итоге не обходилось без швыряний канцелярии о стены. Карандаши и ручки разлетаются на пол, словно конфетти. — Не лечи мне, сука! — Лечить — твоя работа, Намджун, — подмечают с сарказмом. Прежде чем Ким успевает вспыхнуть сильнее, на том конце твердо говорят: — Я ничего никому не сказал. Я разве похож на самоубийцу? Мужчина тяжело дышит. Собеседник тоже замолкает. — Тебя вызвали в участок? — Нет. Инспектор из центрального участка пришел ко мне под предлогом приема. — Чон? — Кажется. Намджун слышит приглушенное «черт» и поправляет рубашку, намокшую у шеи. Жар приливает короткими волнами, пот выступает на лбу и между лопатками, раздражая лишь сильнее. — Что он спрашивал? — Говорил, что они нашли труп. Показывал бумажки. Я почти купился, но, судя по всему, подделка. Если бы он не сказал причину смерти, я бы похоронил себя заживо в том кабинете. — Его версия? — Ножевые в грудь. — Ох, значит, ты был не так банален, — собеседник с долей удивления и словно одобрения хмыкает. — Я восхищен. — Взаимностью ответить не могу, — сглатывает мужчина. — «Ким Тэхён»? Что за цирк? — Не льсти себе, в Корее миллионы людей с такой же фамилией. — Я предпочел бы не иметь ничего общего между нами. — Боюсь, это уже невозможно, хёни, — смеется собеседник почти весело, с издевкой, заставляя Кима сжать смартфон до боли в суставах. — Есть вещи необратимые. Тебе ли не знать, да, хён? Деревянная крышка стола потрескивает под очередным ударом. Кружка с остатками кофе со звоном приземляется на паркет осколками. Намджун цедит сквозь сжатые зубы: — Закрой свой рот. — Это ты из-за полицейского так нервничаешь? — с легкой насмешкой произносит голос. — Так не стоит. Он не опасен и он ничего не знает. Правда, — собеседник хмыкает, — не думал, что у него хватит храбрости заявиться после моего влияния со стороны. — Что-то ты темнишь, — врач сжимает телефон покрепче и шипит прямо в динамик: — Не дай бог я узнаю, что ты крысишь. Я утащу тебя за собой. — Спокойно, спокойно, а то еще лопнешь там, — голос вмиг посерьезнел: — А ты мне нужен. Немного расслабив плечи, мужчина тяжело вздохнул. Веки налились свинцом и запульсировали, заставляя зажмурится. — Я кладу трубку. — Стой-стой, — спешно произносит человек, — даже ведь не спросил как мое самочувствие. — Мне все равно. — Вы не слышали ничего о врачебной этике, доктор Ким? Намджун присаживается на столешницу, разминая пострадавшую кисть. Он хмурится, нехотя отвечая: — Что тебе нужно? — Здоровый сон и что-то он головы. Намджун не может удержаться от смешка. — Топор не предлагать, — прилетает с той стороны без злости или веселья. — В чем проблема? — Могу только предположить, что спазмы сосудов усилились. Я выписывал тебе в прошлый раз рецепт, у тебя должна была остаться треть таблеток. — Наверное, я не считал. Голова болит… сильно. Собеседник кряхтит, словно упоминание об этом мгновенно вернуло симптомы. — Ты понимаешь, что ты делаешь? Идиот. — Это не я не могу назначить нормальные лекарство, так кто из нас идиот? — Я работаю вслепую, — зло выдыхает. — И ты об этом знаешь. — Намджун, — голос собеседника сменяется легким раздражением, — забыл? Мне все равно. Меня интересует только результат. Не заставляй меня напоминать тебе что на кону. Намджун собирается огрызнуться, чувствуя очередной прилив крови к голове, как дверь кабинета с шорохом открывается. На пороге недовольная Черин, надув щечки, смотрит на Кима. — Мы уже почистили зубки! — Котенок, — Намджун прижимает к груди телефон, подходя ближе и присаживаясь на корточки перед дочкой. — Папе позвонил дядя, он очень болен, ему нужно помочь. Ты же будешь послушной девочкой и подождешь две минутки, правда? — Папа вылечит дядю? — взгляд девочки сразу же теряет все недовольство. — Обязательно, — улыбается мягко, целуя в макушку. Сзади Черин появляется мама, тут же поднимая ее. — Черина, ты пришла отвлекать папу? — девочка мотает головой, а Сольхён с легким беспокойством переводит взгляд на мужа. — Что-то серьезное? — Нет-нет, это пациент. Таблетки не подошли, нужно выписать новые. Дайте мне минутку. — Хорошо, — женщина собирается уйти, как вдруг хмурится, заметив бардак на полу. — Точно все нормально? — А, я просто снова споткнулся о папки у стола, — Ким неловко хихикает, получая снисходительный взгляд. — Тридцать один год, Джуни, а ты неуклюжее Черин. Намджун только снова неловко улыбается, прикрывая дверь в кабинет и возвращает мобильный к уху. — Джуни, плохо заставлять ждать свою семью, — тянут тут же на той стороне провода все так же устало и негромко. Ким игнорирует, трет пальцами уставшие веки, давая себе на размышления не больше минуты. — Еще симптомы? — Зрение. Оно изначально было хуже, чем я ожидал. Не знаю, побочное это или так и было изначально. Стало еще хуже. — Намного? — Нет, но ощутимо, особенно по утрам. — Зайдешь завтра после девяти в семьсот пятый кабинет, я выпишу тебе лекарство в капсулах. Придерживайся дозировки. — Спасибо, доктор, — голос притворно высокий и растянутый. — Сколько с меня за прием? — Иди к черту, — Ким раздраженно сбрасывает вызов, пряча в карман халата телефон. Наверху его ждут два самых дорогих ему человека, причины его существования, и позволять себе тратить время на нервы мужчина не может. Он убедился в том, что мучало его эти дни, и сейчас, сидя на краю детской кроватки с большой книжкой в руках, с его плеч впору упасть огромной горе, но… По-правде, ему не стало ни на йоту спокойнее.***
Чонгук в очередной раз безнадежно вздыхает, а улыбка исчезает с его губ. Попытки завести разговор с Юнги, после ухода Чимина, одна за другой накрываются медным тазом. Хосок это видит, потому его рука ободряюще оглаживает плечо младшего, но тот не реагирует, лишь стреляет взглядом в рэпера, сидящего напротив. Юнги будто совсем из реальности выпал: он либо смотрит на свои колени, либо в сторону туалетов, где пятнадцать минут назад исчез Пак. Сидит и кроме этих грозных взглядов ничего не предпринимает. И этого Хосок понять не может. В который раз эта парочка вызывает у него диссонанс — посчитать уже довольно трудно. И то ли все сопливые фильмы о соулмейтах сплошное вранье, то ли в отношениях Чимина и Юнги явно происходит что-то не то. Неужели Мин совсем не чувствует своего партнера? Не понимает его настроения и беспокойств? Он что, нарочно это все игнорирует? Чон не хочет хвастаться, но он, кажется, пока с данной задачей справляется лучше, чем рэпер. Более того, он готов действовать. Чимин его друг, потому задача Хосока — вернуть его в нормальное состояние, и, конечно, помощь бы ему точно не помешала, но друзья будто никаких проблем не замечают. И раньше он бы всерьёз задумался не параноик ли он, но теперь он гадает: не ослепли ли его друзья? Взгляд парня выхватывает угрюмое лицо репера, и он чувствует, как к горлу подкатывает отвращение. Юнги выглядит ничтожным, но в этом Хосок себе признаться боится, потому лишь отворачивается. Ребята как-то поникают, и их столик становиться единственным островком уныния на этом празднике жизни. Чон постукивает по своим коленям ладонями и ещё пару раз коситься на Мина, но тот остаётся всё таким же молчаливым. Чонгук неловко листает меню телефона, периодически проверяя уведомления из чата, которые скопились за полчаса. По позвоночнику Хосока пробегает волна энергии, и он поднимается с места, привлекая внимание друзей. — Эх, парни, я в туалет отойду, — говорит он как можно более непринужденно. Из-за этой фразы все, кажется, сразу теряют к нему интерес, но направляясь к хромированный дверям, Чон чувствует острый взгляд у себя на затылке. В туалет Хосоку совсем не хочется, но, чтобы вернуть вечер в более позитивное русло (маловероятно) или же закончить его, так или иначе нужен Чимин. И если ни у кого за тем столиком нет яиц, то он сделает это сам. Возле двери выстроилась агрессивно пританцовывающая очередь, потому, чтобы пробиться внутрь, Хосоку приходиться врать, что у его друга живот прихватило, и он принес таблетки. Внутри выложенной черно-красным кафелем комнаты, он оказывается быстрее, чем кто-то из очереди просит показать его те самые таблетки. Здесь не менее шумно чем снаружи, но расслышать разговоры посетителей значительно легче, чем в зале. В воздухе витает запах дыма, мочи и мыла, а определённые фразы заглушаются звуками журчащей воды. Чон раньше бывал в туалете «Террариума», и он знает, что внутри кабинки исписаны разными гадостями и номерами телефонов, зеркала здесь всегда заляпаны, а половина писсуаров не работает, но сегодня это место ощущается совершенно по-другому. Чимина он находит достаточно быстро: парень перебирает в руках телефон, странно скалясь. — Чимина, — обращает на себя внимание Чон, но получает лишь испуганный взгляд. — Хоби-хён, — тянет Пак, блокируя девайс, — ты сюда по делам? — Нет, — чего-то смущается старший и мотает головой, пытаясь это скрыть. — Как ты себя чувствуешь? Ты так резко сбежал. — Уже все хорошо. Просто судорога схватила. Хосок понимающе кивает, хотя совсем не понимает, зачем драть себе руку, если всё дело в судороге. — Не хочешь вернуться? Мы там расклеились без тебя. Пак лишь кривит губы, по его глазам можно прочитать, что возвращаться за столик ему совсем не хочется. — Я бы лучше домой поехал, голова что-то сильнее болеть начинает, — он прикладывает руку ко лбу, и в тусклом свете Хосок замечает, что кисть покраснела. Видимо, старший смотрит слишком долго и пристально, потому Пак резко убирает руку, прижимая её к груди. — Я пытался отогреть её, — поясняет он нехотя, — слышал, что такое помогает. Чон еще раз кивает, и Чимин заглядывает ему в глаза, будто проверить пытается поверил он или нет. Но взгляд у старшего чуть наивный и брови сведены домиком, потому Пак, кажется, успокаивается. — Мне позвать Юнги? Он отвезет тебя домой. — Я сам ему напишу, — складывает руки на груди младший. — Заберу свою куртку только. На мгновение он, кажется, о чем-то задумывается, но, когда наконец выхватывает лицо Хосока в полутьме, лепечет: — Прости, что так получилось сегодня. — Всё нормально, ты не виноват, — отвечает старший, на что получает какой-то удивленный взгляд. — Часто у тебя такое случается? — Не особо, наверное, я просто перенервничал. На работе такая запара — нужно задекорировать зал для какой-то компании, они начальника на пенсию отправляют. Вот мадам О и отдала меня в рабство к флористам… Может из-за освещения, но Пак выглядит чрезвычайно устало. Сколько Хосок помнит, он никогда так ни на одной тренировке не выглядел. Уголки губ старшего опускаются, когда он осознает насколько его друг стал хрупким. Кажется, вот-вот и он разобьется на тысячу осколков, и тогда Чон точно его не склеит. Это осознание трогает его так сильно, что он инстинктивно опускает голову Чимина на свое плечо и осторожно проходиться пальцами по чужим волосам. Из губ Хосока вырываются теплые и уютные «всё будет хорошо» и «ты справишься», только он и сам не совсем понимает, шепчет ли он их Паку или самому себе.***
Юнги снова не может найти себе места в собственном доме. После двадцати минут напряженного ожидания Мин получил сообщение от Чимина, который ждал его на улице у клуба, решив не возвращаться. Стоит ли говорить, что от легкой дымки расслабления не осталось и следа? Юнги уверен, что друзья и сами разбрелись по домам, стоило такси увезти соулмейтов. Соулмейты, да? Юнги всегда столько вкладывал в это понятие. Всегда ассоциировал его с ним и Чимином и краснел как дурачок. Но продолжать делать вид, что у них все неплохо — врать самому себе. А Юнги, честно говоря, вообще врать не любит. У них все плохо. И почему-то Мину кажется, что вряд ли станет лучше. Он все перепробовал: заботился о парне, опекал его, ухаживал, пытался окружить лаской, насколько умел. Опоздал ли он? Или просто-напросто не имеет в достатке того, что необходимо Паку? Каким бы ни оказался ответ — у них ничего не выходит. И по-хорошему Юнги бы поговорить с ним и все обсудить, но найти в себе силы не выходит. Юнги Чимина любит, очень сильно любит. Но как помочь ему, к сожалению, не знает. Парень борется с диким желанием закурить, когда его тихо окликают из ванной с просьбой принести новое полотенце. Мин достает махровое белое полотенце, купленное специально для Чимина, когда они начали жить вместе и входит после тихого стука. — Как себя чувствуешь? Пак стоит боком в длинной кофте, натягивая ее сильнее на оголенные ноги. Выглядит не намного лучше, чем в «Террариуме», но уже не такой бледный. Или, может, дело в освещении? — Нормально, — тихо отвечает парень. Он протягивает руку, куда Мин вкладывает мягкое полотенце. — Спасибо. Юнги кивает в ответ, сильно поджимая губы. Он не думал, что смотреть на такого Чимина будет настолько сложно. Может ли он что-то сделать для него? — Я могу что-то сделать для тебя? — так и озвучивает. Чимин не реагирует, лишь пожимает плечами. Юнги хочется уйти. На время, всего несколько минут. Он знает, что не имеет права требовать беспрекословного доверия к себе после стольких лет трусости, но разве он хоть немного не заслужил того, чтобы ему позволили помочь? Мин глубоко вдыхает и прикрывает глаза, прежде чем как можно мягче и увереннее произнести: — Я вижу, как тебе сложно, Чимини. Мне больно смотреть на твое состояние, и я очень хочу помочь тебе. Только совершенно не знаю как это сделать. Пожалуйста, — он осторожно берет парня за руку, подступая на шаг ближе, — не закрывайся от меня. Нехотя поднимая взгляд, Чимин молча заглядывает в глаза Юнги. И старший надеется, что тот видит там всю его искренность и именно поэтому вдруг подается вперед, накрывая губы Юнги своими. Неосознанно Мин льнет ближе, укрывая младшего в объятьях и отвечая на поцелуй. Бережно и мягко гладит волосы на загривке, кончиками пальцев проводит линию от лопаток до бедер. Он не думает ни о чем пошлом, когда мягко поглаживает бока парня, массирует кожу. И замирает, почувствовав под подушечками пальцев что-то странное и ребристое, словно тонкие складки на джинсах. Мин возвращает руку к верхней части бедра, только для того чтобы убедиться, что ему не показалось. Его руку перехватывают, не давая разорвать поцелуй, и он чувствует, как напор Чимина резко увеличивается. — Чимин, — приходится приложить некоторую силу, чтобы отодвинуть младшего, упираясь ладонью в грудь. — Что… — Убирайся! Раздраженный голос, похожий на рык, поражает Юнги, заставляя замереть столбом. Чимин натягивает кофту ниже, игнорируя давно выпавшее из рук полотенце. Он указывает пальцем на дверь ванной и не поднимает лица к Мину. — Чимин… — Иди к черту! — цедит Пак. — Ничего толком сделать нормально не можешь! Почему с тобой одни проблемы? Почему все не слава богу?! Господи, моя голова… Юнги покидает ванную, а после и квартиру в прострации. В руках зажигалка, в зубах сигарета, а голове мысли о том, где убить пару часов своей жизни, пока он не справится с затопившей его обидой. И о том, остались ли дома таблетки от головы.***
Дата: ?. ?. ???? Я такой идиот. Каждый раз разочаровываюсь в себе всё больше и больше. Ты делаешь меня лучше — это однозначно, но почему-то появится рядом с тобой я не могу. Я, кажется, слишком долго был наблюдателем, тенью, потому появится у тебя на глазах для меня необычайно сложно. Что если ты меня отвергнешь сразу же? Если так, то я не хочу жить. Какой тогда в этом смысл? Может тогда мне вообще не выходить? Поверь, у меня есть возможность с тобой встретиться. Ты даже не знаешь, как много может дать один букетик золотистых лилий, подаренный уродливой женщине. Они должны были стать твоими, но я оробел. Я подарю тебе другие, больше и лучше. Эти даже не заслужили того, чтобы твои глаза на них смотрели. Итак, я растерян. Я знаю твои планы на последующий месяц. Ты будешь далеко от меня. Ты будешь без меня. Это меня убивает. Я хочу стать ближе. Я хочу быть рядом. НО Я НЕ ЗНАЮ!!! Я БОЮСЬ ПОСЛЕДСТВИЙ! Я БУДУ РЯДОМ ЕСЛИ НАМ СУЖДЕНО ВСТРЕТИТЬСЯ, ТО ПУСТЬ СУДЬБА ПРОЯВИТ СЕБЯ ЯБУДУРЯДОМ (Записи обрываются)