***
Ной подивился картине, которую он имел удовольствие наблюдать следующим после бала утром: его обожаемые братья расположились в библиотеке, старший кружил по периметру помещения, пока средний облюбовал кресло. Куинси плохо переносил спиртное — алкоголь выбивал землю из-под ног, к тому же, лицо, в особенности веки, будто искусывали осы. По этому поводу он полулежал, приложив пакетик льда к виску. Сэм же, насколько мог судить младший со своей наблюдательной точки (верхние ступени лестницы), выглядел бодрым, даже взведенным. В отличие от Джонсона-среднего, соизволившего накинуть поверх вчерашних рубашки и штанов расшитый домашний халат, граф уже приоделся в выходной костюм. — Куда ты вырядился? — поинтересовался наконец Куинси в надежде, что лорд перестанет мельтешить повсюду, точно надоедливая блоха. Очень зловредная блоха, надо сказать, Сэм ведь и про нелады родного брата с выпивкой тоже был знаком, и пользовался этим, чтобы лишний раз подчеркнуть свое превосходство — сам-то он никогда не страдал от похмелья. — Бедняга Куинси, тебе невдомек, какой сегодня день, — спрашиваемый махнул свободной рукой, мол, ему в последнюю очередь хотелось гадать, но Дьявол уже навис над ним: — а я скажу: седьмой, святой день недели, воскресенье. А что делают достопочтенные лица на седьмой день? Верно, отдыхают и идут чествовать Господа Бога в его обитель. Тут бы Джонсон-средний и провалился под землю, однако он и так беспомощно валялся в кресле, поэтому изобразил полнейшее смятение. — Ты не посещаешь службы. — Зато их посещают Кентриды, — нараспев протянул граф. В следующее мгновение гримасы на лице Куинси быстро сменяли друг друга: непонимание, догадка, затем недовольство и, в конце концов, раздражение. — Представь себе, будучи подшофе ты тот еще анархист, но твой ум остается острым, чего не скажешь о языке. Пока мы шли к экипажу, ты сказал, что встречал их дочь раньше, и ты уже смекаешь, где. Куинси зудело поколотить брата лишь бы стереть с его смазливой физиономии воцарившуюся усмешку. Хитрый черт. — Девчонка не виновата в наших бедах, Сэм. — Кто сказал, что я виню ее? Это проверка, братец: если она достаточно разумна, то прислушается к твоим кротким наставлениям на путь верный, нет — Дьявол проучит ее. - старший уловчился подцепить тростью цилиндр, тот закрутился и, подброшенный, оказался в руке молодого человека. Сэмюель водрузил головной убор на положенное место — свою темно-русую макушку. — Составишь мне компанию? — его родственник тряхнул плечами в ответ. — Полно тебе дуться, королева Куинси***, я видел, овечка ластиться к тебе, так стань ее пастухом. Куинси улучил момент и бросил подушку в лорда, тот неловко увернулся — Джонсон-средний славился меткостью, он играл в крикет боулером. Сэм смерил брата с головы до ног, прикидывая его настрой, и решился достать туза из рукава. — Тебе совсем не интересно? В серо-зеленых глазах заискрились огоньки. Молодой граф на редкость вкрадчивый, от него не скрылась важная деталь: смышленый средний Джонсон экспериментатор по натуре, наблюдатель в корне, ему буквально доставляло созерцать, анализировать, изменять. Сэм бросил ему сахарную косточку на нитке с петлей на другом конце. Скорей, любопытный сыщик, дерни веревочку, затяни узел на тонкой девичьей шее, подыграй охотнику. Ведь Куинси герой, черт его побери, а Сэмюель — грешник. Так Ной очутился зажатый по бокам родней на вытянутой скамье суррейского церковного прихода. Миссис Федфорд — пожилая экономка — настолько обрадовалась их воскресному выходу, что нацепила на младшенького парадный нашейный бант. Приходилось то и дело поправлять его из-за колющей булавки. К тому же, Ною было жарко и скучно от песнопений, и он совершенно недоумевал, в чем ему исповедоваться пред Всевышним, так что он решил покаяться в унынии. Последнее время Ной только и делал, что грустил — на балу Кентридов, дома за книжками, в конюшне и на псарне. Хотя соседский прием поначалу казался очень заманчивым: то тут, то там сновали красные мундиры, велись разговоры о войне в Индии, а во дворе у пристройки скучившиеся офицеры дали мальчику нюхнуть табак. Ной пальцем не деланный — их куривший грум научил «славного господина Джонсона» — поэтому и носом не повел. Военным юнец пришелся по душе, сам младший Джонсон чуть ли не светился от гордости. Его приняли. Они сидели еще около двадцати минут в тусклом свете керосинки, как вдруг мужчины как по команде подскочили. Ной не успел, ему на плечо опустилась горячая ладонь. Тяжелая, но почему-то приятно, по-семейному. — Что, товарищи, скучаете? — Никак нет, сэр! Вот, вышли воздуха глотнуть свежего, сами знаете, нам его в траншеях не хватает. — Танцев вам тоже в земле не сыскать, так что идите в дом, приглашайте милых леди. У Филиппа Кентрида, наследника графского титула, к тому же, подполковника, басистый голос звучал совсем не командно, скорее, покровительственно. Ною даже пришло в голову, что так должен обращаться король к своим подданным, чтобы никто не обличал его в диктаторстве. — И вы, беглый юноша, составьте компанию какой-нибудь славной особе. Следуйте за мной. И они пошли, и Филипп ободряюще похлопал Ноя по спине перед входом в зал, и улыбнулся ему так, что Ной ощутил себя под крепким навесом в лютую непогоду — дома. И, когда сын Кентридов направился к своей невесте, Ной с жадностью наблюдал за ним, чтобы зазубрить его образ, высечь из себя похожую скульптуру, понять, как работает. Однако когда Филипп приглашал мисс Бильбер на танец, Ной заприметил стоявшего чуть поодаль Куинси. В его руках вертелся квадратный фужер на толстой ножке, а во взгляде менялись краски, но печаль, печаль затмевала все остальные. Как играл хрустальными заломами стакан, так блестели Сэм с Кентридовской дочкой. Ной не то, чтобы завидовал — просто в каждой женщине ему виделась мама, а танцевать с мамой можно либо забавы ради да дома, либо выверено и с достоинством, чтоб гордилась. Живой он ее не застал, только на портретах. Естественно, красивую. Мисс Кентрид тоже красивая, но иначе, Ной пока не знал, как это обозначить. Хотя малость проблемная — навела шумиху и умудрилась запасть старшим в души. Сэм говаривал, «все беды создают леди», Куинси считал, что беды можно решить, Берт молчал. К отцу входить запрещалось. Миссис Федфорд начинала отмахиваться, приговаривая, что юному Джонсону не стоит брать в голову взрослые глупости. Один курящий конюх решил растолковать мальчишке что да как. — Женщины устроены иначе, милорд. Нам их никогда до конца не понять, можно только принять и попробовать услышать. Ной поинтересовался, как. — Для джентльмена важно достоинство, умение совладать с эмоциями. Это должно быть последнее, чем он готов пренебречь, но леди способна пожертвовать достоинством во имя любви. К детям, к мужу, к родителям — если чувство горит в ней ярким пламенем, она сложит к ногам избранных все имеющееся и саму себя вдобавок. У Николь тонкая шея и забавные пушинки-локоны там, где касается кожи край воротника. Джонсон-младший видел ее через ряды благодаря выпавшему ему месту, старшим же мешали шляпки и прически. Когда все опустились на колени, Ной растеряно осмотрелся по сторонам — ему вокруг происходящее было в новинку, потому сполз он несколько неуклюже, почти свалился. Сложив руки в молебном жесте, он постарался представить Христа, распятого и страдающего в муках за грехи человеческие, но перед глазами вырисовывалась мама, тоже мучимая послеродовой горячкой. Верно, она так любила Ноя, что отдала самое дорогое, что было у нее. Жизнь. — Никак плачешь, — заметил Куинси. Ноя в кипяток опустили, он захлопал длинными ресницами и по щекам побежали холодящие дорожки. Что за детский лепет, право же, он не лил слез по матери с того момента, как ему подарили Бурана.***
На причастие Летта устремилась одной из первых, однако дамы постарше не уважили ее, и девушка очутилась примерно в центре очереди, после матушки и Фелиции. Ники тешила себя мыслью, что в толпе ее, неприметную, тяжело будет выцепить взглядом. За спиной послышался шорох, кто-то рядом недовольно загудел, а после дочь Кентридов ощутила всеми клеточками мурашки аж до самых кончиков пальцев. — Мисс Кентрид. Святые угодники, от его голоса сердце давило на легкие, вышибая воздух. Шаг, еще шаг. Напряженность позади уже можно было потрогать рукой, она как взбитая перина и каменная кладка одновременно. Если бы Ники оступилась, она б растворилась в ней. Но ведь она не хотела! Как и танцевать с лордом Джонсоном, видеть его улыбку, встретить его на пригорке, нет, нет, и еще раз нет. Прочь! Николетта резко дернулась вслед за Фици, не дожидаясь, пока та поставит на поднос миниатюрную рюмочку, и осушила свою порцию, затем вкусила плоть Господню и унеслась прочь, не обращая внимания ни на родню, ни на случайных зрителей. Она выбежала на застеленный гравием дворик и, чтобы прийти в себя, решила обойти церковь. На середине пути, с северной стороны, поросшей мхом и виноградом, девушка задышала спокойнее. Она уперла руки в бока и стала носком туфельки поддевать округлый камешек, попутно ходя туда-сюда. Ситуация не укладывалась в ее светлой голове, а слова Куинси так и вовсе вышибли землю из-под ног. Сэмюель Джонсон ищет невесту? Искал? Она в числе кандидаток? Если да, то она ему откажет. Совершенно точно откажет! Ники так разошлась в своих немых препираниях, что стукнула сильнее прежнего. Камешек завертелся и поскакал к самому подножью церковных стен, раздосадованная Летта последовала за ним, но быстро переключилась на фигуру, которая облюбовала пустующую выемку, отведенную под скульптуру. — Джонсон-младший? — Николетта смогла хорошенько рассмотреть лицо мальчика, только когда пригнулась — за зарослями из плюща, вьюнков и прочей зелени, да и в приглушенном оливковом костюме парнишку было не заметить. По покрасневшим векам девушка догадалась, что помешала его грусти. — Дочка Кентридов, — просипел юнец. Как грубо! Названная уже собиралась обиженно насупиться, однако вспомнила, сколько ей лет, а сколько — ее собеседнику. — Николетта. — Ной. — Не против, если я посижу с тобой, Ной? Тихо шелестели над головой виноградные листья. В их укрытии было морозно, камни еще не успевали прогреваться, но так лучше, так скорее отступал суматошный жар. Николь увидела в чужих руках камень, похожий на тот, что она пинала — светлый, обтекаемый со всех сторон, неидеальный овал — и поинтересовалась, на что он сдался мальчику. — Он похож на птицу. Гляди, — Ной стал пальцем прочерчивать линии согласно своему представлению. — Вот самый вытянутый его край это хвост, два чуть выпирающих бока — сложенные крылья, и округлая маленькая голова, без клюва, но можно дорисовать. — И правда, птица, — согласилась Ники. Почувствовав ее дружелюбный настрой, младший Джонсон расслабленно прильнул к стене и запрокинул голову так, чтобы смотреть из-под ресниц — хитро, сродни старшему брату. — Куинси смог бы подобрать род, не знаю, голубь там или кряква какая, он в этом разбирается. Днями сидит за книжками. — Вот как. А что тебе по душе? — Скачки. Армия. — Мой старший брат служит в инженерных войсках подполковником. — Знаю, у него красивая невеста. — У лорда Джонсона, верно, тоже есть какая-нибудь леди на примете. — Сэм не хочет жениться, — бросил беззаботно Ной. Он разглядывал свою находку, оттого не заметил, как переменилась в лице сбитая с толку Николь. — Говорит, человеку его возраста и статуса это ни к чему. Летта хотела возразить, звучное «но» застыло на ее губах и было подхвачено трепетом зелени, оборвавшись в самом начале. Позади нее торопливо вышагивал Куинси, секундой ранее звавший младшего брата. — Вот ты где, — Джонсон-средний при виде Николь засуетился, похлопал Ноя по плечу и велел тому идти к графу. Парень вылез из убежища, на прощание поклонился, на его лице заиграла улыбка, какая бывает у ощутивших покой. — Надеюсь, он не доставил проблем. — Нисколько. Ной выглядел одиноким, я сама захотела поговорить. — Вы инициативная особа, не так ли, мисс Кентрид, — Куинси хотел было повернуть обратно, однако Николетта помотала головой и пригласила его дойти до ворот прихода с другой стороны — завершить начатый ею круг, так сказать. Молодой человек одобрил идею, ведь так получалось лишних пару шагов. Казалось бы, жалкая малость, а на деле — секунды-вечности. — Я поговорю с ним, — заверил средний. — Ной никогда ранее не посещал службы. Мать скончалась после его рождения, у отца неважное здоровье, а Сэм… это просто Сэм, — дочь Кентридов тихо хихикнула. — Не подумайте, наш брат достойный человек, только иной раз забывается. — Титул оправдывает поведение, не так ли? — тут Джонсон всмотрелся в ее лицо, стараясь разобраться, нашептали ли провинциальной дворянке тетушки из столиц, каким образом заработал Сэмюель звание Дьявола. Нашел одно сплошное желание доскрестись до истины, без намека на осторожность. Досадно. — Я никогда раньше не замечала вас среди прихожан. — Я старался занимать последние скамьи. Негоже хемпширскому дворянину теснить суррейских жителей в их же церкви, — он пошарил по карманам макинтоша, досадливо отмечая, что папиросы остались дома. Курил он редко, табачного шлейфа за Куинси не водилось, да и в целом молодой человек считал курение гадким занятием и прибегал к нему, когда сам себя находил таким же — гадким. Куинси предполагал, что Ники захочет из женского кокетства услышать приятное послесловие в духе «но я внимал не молитвам, а наблюдал за вами». Куинси топорно льстил и еще хуже врал, ему это стало ясно в научном итонском кружке, где его на спор подбили заменить реактивы. Папиросу ему тоже вручили впервые в том обществе. Николь он не замечал до тех пор, пока однажды на выходе из церквушки ветер не сдул с нее шляпу. Она перехватила головной убор за полы и подставила лицо навстречу воздушным потокам, чтобы те убрали кудри. Ее профиль, каких было видано сотни, ничем не выделялся. — Вы хороший человек, Куинси. Жаль, лорд Джонсон только достойный. Не нашелся с ответом, лишь сильнее захотелось вдохнуть сухой клуб дыма. Впереди уже четкими линиями вырисовывался Сэм, карауливший их за спинами незнакомцев. Он чудом избежал встречи с Кентридами, хотя вовсе не боялся вспыльчивого отца, брата-подполковника или Фелицию. Столичный Дьявол подозревал, что его добыче тяжело справляться с ним в одиночку. Когда Куинси и его жертва очутились у церковных ступенек, граф в свойственной манере запетлял меж людьми, подметив, что для Николетты остается невидимым. Признаться, ей в тот момент не было дело ни до кого. — Что же, будем прощаться, мистер Куинси Джонсон, — Ники протянула ладонь. — Вряд ли мы встретимся раньше мая, но, я уверена, моя семья будет рада увидеть вас среди гостей нашего дома. — Мая? — Да, я уезжаю в Лондон, вместе с братом и его невестой. Возможно, я поступлю в Оксфорд или успею выйти замуж, — Летта заулыбалась, сама не веря своим словам. Куинси тоже просиял, но по другой причине. — Это чудесно, мисс Кентрид, я искренне счастлив за вас, — он горячо сжал тоненькие пальчики и прикоснулся к ним губами. Затем бросил короткий торжествующий взгляд на старшего. Сэм слышал. Сыщик развязал веревку, у охотника из рук ускользала добыча. Игра заканчивалась раньше зажженных свеч. Горечь поражения укусила за язык, и Демон заскрипел челюстями. Похожим был вкус первого фиаско, но там каждый актер довел начатое до конца, хотя исход и запятнал грешника-графа по самые рукава. Изумительная партия. Ники наконец заметила Сэмюеля, из вежливости — или, скорее, зазубрено — кивнула, и направилась к фамильному дилижансу. — Брось упиваться выигрышем, братец, — процедил лорд, очутившись рядом с родственником. — Знал бы ты, что говорил ей по пьяни, твоя совесть не позволила бы тебе и звука обронить. — Это все абсолютно не важно, пока она держится от тебя подальше. Когда карета затряслась по проезженным желобкам дороги, Николетта ощутила всем сердцем больший покой, чем когда преподобный басом выводил молитвы на праздничных службах. Руку грела ладонь подруги, напротив сидели родители и Филипп. Последний, задорно улыбаясь, достал из кармана брюк небольшую каменную фигурку. — Держи, наш общий знакомый просил передать тебе. Сказал, ты видишь в ней птицу.