***
Есть грибной жульен Николетта не спешила — волнение от пережитого еще не отступило и тепло чужих рук грело сквозь хрустящий ажур перчаток. Слева широкоплечий Филипп старался не задеть сестру или невесту, пока слушал болтовню дальнего родственника. Мисс Кентрид тоже — вполуха — но мысленно рядом с Джонсонами. Троица сидела чуть поодаль и напротив, так что Николь пряталась за букетом на высокой стеклянной ножке, занятая разглядыванием братьев. Встреть она их порознь, не сказала бы, что между молодыми людьми кровное родство, однако в каждом, если смотреть на них вместе, улавливались схожие черты. К примеру, младший во многом потакал Сэмюелю — и по манере речи, и по духу они держались горделиво, однако Ной не приобрел заносчивость повесы и от того прятал глаза, всякий раз ловя на себе взгляды. На интерес Летты юнец ответил спокойнее. Возможно, помнил случай на пригорке и решил, что ему всяко легче смотреть на виновницу, чем ей на него. Девушка состроила скучающую гримасу, будто рассеяно следила за трапезничающими и в их с Ноем «встрече» замешана чистейшая случайность. Развернулась к брату, поглощенному на этот раз анекдотами сослуживцев, улучила момент для тихого смешка, отпущенного вдогонку гоготу мужчин и улыбке Фици (подруга редко смеялась на публике), затем принялась за старое. Куинси импонировал Николь больше старшего. Конечно, он не выглядел точно сошедший с рекламного проспекта джентльмен, в модном клетчатом костюме и надушенный французским одеколоном, но он был приятным человеком. К тому же средний не строил из себя галантного скромника. Он наравне с Сэмом перебрасывался любезностями с сидящими напротив, время от времени переключаясь на младшего. Летта отметила про себя, что Ной по-настоящему благодарен Куинси за внимание. Наконец, Сэмюель. Напыщенный, фанфарный и весь из себя деланный, как окрестил его отец, граф представлялся эдаким змеем, пробравшимся в осиное гнездо — вдогонку жалили, однако в лицо не говорили. Боялись яда. Хотя Ники по всем правилам игры стоило опасаться графа Джонсона не меньше — если не больше — и куковать в безопасной норке, она все же чествовала собственное любопытство. Юная графиня билась в попытках подобрать для Сэма образ, но все никак не шло. Видимо, никому из прочитанных ею литераторов не переходили дорогу всякие Сэмюели Джонсоны, чтобы тех запечатлели на бумаге. Николетта настолько старательно подошла к выбору прозвища для старшего, что не улучила момента, когда брат поднялся с места и постучал по хрусталю, и, всего на секунду, но замешкалась. Это стоило ей душевного равновесия. Взгляд английского дьявола разом окрасился торжествующим превосходством, в нем заплясали чертики, улыбка из фальши превратилась в почти злорадствующую. Однако лорду из Хемпшира не хотелось прерывать маленькое светопреставление, тем более, если лань сама обнюхивает капкан. Пускай. Молодой человек надел маску деланной радости от внимания Николь, та поджала губы. Пускай. Не сегодня, так завтра, послезавтра, через неделю или месяц. У него вдоволь времени для провинциальных суматох, где не будет хлопот с желтой прессой и знакомыми вельможами, где власть имеющие скорее пожмут руку, чем откусят, ведь он лендлорд, каких на каждом шагу встретишь в Вест-Энде, но не в графствах. — Дорогие гости, я рад сообщить, что несколько дней назад мы с леди Бильбер получили родительское благословление… — Джонсон-старший переключился на молодую пару. Странно, Кентридовский наследник не вызывал у него того легкого безразличия — даже пренебрежения — как, бывало, другие офицеры. Напротив, его лишенная бахвальства речь, большие¬ карие глаза, руки, будто раскрытые для объятий– все в Филиппе говорило о дружелюбном настрое. Сэм краем уха слушал речь, стараясь не поднимать глаз на невесту — уж кто-кто, а Фелиция способна дыру прожечь одним своим немым осуждением. Глубоко внутри Дьявол сожалел, что судьба столкнула их вновь и он стал причиной расстройства девушки. Сэмюель коварен, но не бесчеловечен. Чтобы как-то найти себе место, он тихо откашлялся, перевел взгляд на цветочные композиции. Красиво. Среди благородных роз и королевских лилий мелькали аккуратные морозники, четкими линиями прорисовывались хвойные ветки. Кажется, они приглушали смешавшиеся аромат еды, запахи одеколона и духов. Сэмюель смотрел на букеты и думал о том, как приятно и свежо хрустит снег под ногами после терпких ночных заморозков. — Чудесная речь, — брякнул Куинси, когда Филипп закончил говорить и по залу пронесся град хлопков и треск фужеров. Старший Джонсон перевел все свое внимание на него — уж больно елейным голосом выводил слова братец. Куинси улыбался поразительно сладко, это была его визитная карточка, которая притягивала, будь средний Джонсон трезв, пьян или в полуобморочном состоянии. Сейчас его ненаглядный брат близился ко второму состоянию. — Как тебе хозяйский херес? — Сэм разглядывал лицо Куинси в попытках уловить опасный блеск у зрачков по кайме, но ответный вопрос дал ему все понять раньше. — А как тебе хозяйская дочка? Кажется, все мускулы, все жилы в теле Сэмюеля ошпарили кипятком, так быстро их стянуло. Он мигом обвел сидевших поблизости, однако даже Ной пропустил мимо ушей их разговор, занятый свиной вырезкой и какими-то хлопотливыми барышнями, то и дело щебечущими над ним как над беспризорным цыпленком. Убедившись, что никто не пучил глаза в ожидании объяснений и не облизывал в предвкушении губы, Сэм вытолкнул брата из-за стола, спешно раскланялся и потащил того в темную зимнюю террасу. — Что это было, Куинси? Насколько мне помнится, ты у нас святоша, а не разнузданный балабол. — Может мне надоело играть одну и ту же роль мальчика для битья, — голос среднего заиграл хриплым надрывом. Он стоял, чуть покачиваясь, пока Джонсон старший ходил взад-вперед, уперев руки в бока. — Весь вечер только и вижу, как ты балуешь свое эго, пока другие не знают, чем отыграться, не говоря уже о младшей Кентрид. — А что с ней? — тут Сэмюель остановился ровно перед братом и тот уверенно и твердо шагнул ему навстречу. Носки их туфель были примерно в паре сантиметров друг от друга, так что граф увидел золотые искры в родных глазах. — Что с ней? Она юна, наивна и открыта, Сэм. За всю жизнь она слышала и видела только образцовую любовь между членами ее семьи, а ты хочешь сломать ее хрустальный замок за проступок, о котором она знать не знала. И это накануне свадьбы ее близких. Скажи, как ты бы чувствовал себя, будь на ее месте кто-то из нас? Ты смог бы спокойно смотреть на разбитого Ноя и вести под венец свою избранницу, зная, что твой брат страдает в эту же самую минуту? Разве ты бы не предпочел, чтобы все собравшиеся разделяли с тобой светлые чувства? — Ты пьян, Куинси. — Не рушь ее мечты, Сэмюель Джонсон, — средний никогда не повышал голос, но сказанное прозвучало на редкость громогласно. Он еще с полминуты постоял перед наследником рода, затем черты лица его разгладились, и тело снова обмякло. — Ты прав, я перепил. Пойду поищу лакея, чтобы снарядили нашу карету. — Не утруждайся, я этим займусь, а ты будь здесь. Прохлада приведет тебя в чувство. Сэм испарился, напоследок взметнув полами фрака. Куинси постарался внять его совету, сделал один — другой глубокий вдох. По нервам не без колкой боли побежал кислород, доходя до затуманенной головы, и мир становился чище и четче. Вспомнилась мама. Он однажды застал ее, стоявшую у водоема вместе со стерегшим ее псом Аскером. Бладхаунду жутко нравилось выпрашивать у хозяйки поглаживания, он нарочно подставлял округлую макушку под ладони, но в тот день пес смотрел на воду и был удивительно неподвижен, как статуя. Куинси, тогда еще младший сын, на чьих лакированных башмаках собралась утренняя роса, тоже хотел маминого внимания. Ночью он наконец закончил вклеивать гербарий в свою гордо именуемую энциклопедию, остановившись на цикории, и поэтому ему зудело похвастаться. Над водоемом рассеивалось паровое облачко. Женщина, которую Куинси хотел окликнуть, была не его матерью. То была Шерил, тонкая, капельку сутулая, в сверкающей белой рубашке и простой оборчатой юбке песчаного цвета. Она сделала пару шагов и, точно примеряясь, выставила над водой край туфельки. Казалось, она сливается с природой вокруг: лучи пробивались сквозь ткань рукавов, пожелтевшие травы укутывали ее ноги, выбившиеся из пучка на затылке пряди вились паутинками по ветру. Маленький Куинси сглотнул ком, мешавший ему говорить, но звуки никак не могли пробиться наружу. Тогда он ноготком зацепил корешок самодельного сборника и стал неосознанно его трепать. Так эта картина и закралась в память среднего: он, мама и Аскер, совершенно непохожие на себя. Когда Куинси попробовал в очередной раз издать хотя бы писк и поддался чуть вперед, из-под башмака полетел гравий, зашелестел по склону и отвлек сперва пса, затем женщину. Загорелись ее зеленые глаза, но долю секунды в них хранилась отблесками студеная гладь водоема, сменившись на привычные теплые огоньки. «Мама!», — вырвалось из груди. Юному Джонсону вдруг стало очень-очень страшно, так что он выронил из рук драгоценную книжку и бросился к матери. — Мистер Джонсон, все хорошо? У Куинси дернулись уголки рта. Знакомая фигура вырисовывалась в проеме распахнутых дверей, ткань нежного платья резали тени от папоротниковых, коих здесь водилось много, в больших и маленьких, глиняных и керамических вазонах. — Мисс Кентрид, — язык все еще не слушался. Куинси опасался, что и голова в разладе с ним. — Будьте покойны, Семюэль вот-вот прийдет и мы уедем. Ники выдала в ответ разочарованное «о» и скосила взгляд в сторону, где за окном виднелись хитросплетения деревьев. — Мистер… — Зовите меня по имени. — Хорошо, — Летта повела плечами, будто сбрасывала с себя манто, и на самом деле ощутила легкость. — Куинси, — на полуслове голос чуть преломился, все же, произносить его имя ей было в новинку. — В чем моя вина? — Простите? — Я хотела извиниться перед лордом Джонсоном за выходку на охоте. Тогда я решила, что вы забрели на нашу территорию, и не желала конфликта между семьями, но обстоятельства оказались совсем иными, и это я потерялась в пространстве. Впрочем… — Ники прикусила губу. Ей до безумного не хотелось выставлять себя полнейшей дурой перед молодым человеком, и, все же, интерес пересиливал опасения. — …впрочем, как мне показалось, дело не только в вепре. На лице Куинси нарисовалась холеная усмешка. Английский дьявол бы возразил, его брат не улыбается, это оскал и миленькой хрупкой лани пора поджать хвост, ведь капкан уже взведен. Осталось только щелкнуть зубастыми челюстями. — Вы правы, Николь. Дело не только в вепре, — передразнил Джонсон. — Но сказать вам я не имею права, это тайна под семью печатями нашего фамильного герба. Разве что вы захотите стать… Благословленной жертвой. — …Частью нашего рода. Хлопок. Словно выросший из-под земли Сэмюель, мрачнее неба перед ливнем, подхватил среднего под руку и, отвесив юной Кентрид рваный поклон, уволок брата прочь. Последний, крайне довольный своим дебошем, шепнул ему на ухо: — Я предостерег ее, Сэм Джонсон. Я поступил лучше, чем ты когда-либо.Глава IV.
20 марта 2020 г. в 15:41
Куинси ненавидел гавот. Как и танцы в целом. Не потому, что его движения со стороны чудились крючковатыми и ломанными, а скорее потому, что он не мог смотреть партнершам в глаза. И взбесивший братец прекрасно знал его недостаток. В отличии от него лорд Джонсон взглядом покорял неприступные сердца. Куинси был не таким, Куинси брал умом и широкой душой, правда, душа была столь велика, что ее порой резали на кусочки (как пару мгновений назад) и кроили на лоскуты, чтобы латать свои раны.
И он в очередной раз влез не в свое дело, заступился за слабого, стерпел оскорбление — родная ведь кровь, пускай при свидетелях. А главное, зачем? Старший ни в жизни простит пусть ненарочную порчу его планов, тем более, когда речь идет о семейной традиции, пресечь которую возможно только после ее исполнения. Проклятье! Дочь Кентридов совсем еще девица, и Сэм задумал сотворить нечто, что сломит ее. Внутрь закралось щемящее чувство, узлами стягивало струны нервов, пока средний не отрывал взгляда от пары — а стоило бы. Куинси думал отвлечься на младшего Джонсона, однако Ной предсказуемый малый, и наверняка вьется рядом с офицерами. Его краткосрочная союзница, мисс Бильбер, чья связь с Сэмюелем интриговала, очутилась в руках Филиппа Кентрида. Она то и дело озиралась на Николь и посылала гром и молнии в адрес графа.
Мысленно, конечно же.
Ники отказывалась принимать случившееся. Нет-нет, лорд Джонсон не кланялся ей, сжимал не ее талию и руку, не ей улыбался. Она стояла в сторонке, разделяя несколько сантиметров с Куинси, и они бы завели разговор несколькими минутами позже, наблюдая за молодым графом и его партнершей. Мисс Кентрид ощутила бы укол ревности, ведь этот вальс должен был быть ее сказочным воспоминанием, но боль прошла бы скоро. Танец же продлится вечность.
— Мисс Кентрид, вам приглянулся мой брат? –шепнул Сэм с целью привлечь внимание. –Я начинаю переживать, что ему достанется больше моего.
— Поэтому вы столь бестактно обошлись с близким человеком? — Николь наконец не выдержала. Ее ясный взгляд, горевший протестом, буравил потемневшую серость мужских глаз. Молодой человек отпраздновал небольшую победу — уж теперь ей не выбраться без потерь — и с мягким напором повел девушку. Верно, язвительность в обмен на возможность потрепать птичке перышки.
— Я увел вас по иной причине, — пояснил граф, — видите ли, мой дражайший родственник совершенно не умел в вальсе, у него плохо с чувством ритма, — он и Ники стали друг напротив друга и приподняли руки. Шаг вперед, шажок назад, раз-два-три, раз-два-три. –И, если бы первый танец вы отдали ему, вряд ли стоптанных туфелек хватило на следующих партнеров. Посему, вы уж сжальтесь надо мною, — они вновь вальсировали по залу, следуя заданному ритму. Сэм незаметно для окружавших сократил расстояние между собой и Леттой. — Я сделал это ради вас, мисс Кентрид.
— На что еще вы способны ради дамы, мистер Джонсон?
— Вопрос в том, сможет ли эта дама перенести последствия моих действий.
Николь уловила дьявольский огонек, блеснувший в серых радужках и, кружимая в лавандовой пелене платья, бегло осмотрелась по сторонам. Казалось, будто гости шептались между собой с неодобрением, их взгляды сосредоточились на их паре, и кто-то вот-вот ткнет пальцем. Жар, исходивший от графа, вкупе с отталкивающей притягательностью, туманил разум, где на задворках еще повизгивали остатки благоразумия. Сэмюель Джонсон непозволительно дерзок, Николетта прекрасно это понимала, и, в то же время, танцевать с ним оказалось делом пропащим. Когда она разучивала движения и в более зрелом возрасте бороздила зал вместе с братом, ей приходилось поспевать за его широким шагом. Сэм же умел уступать и подстраиваться, где необходимо. Мисс Кентрид парила, восхищая.
Граф Мюррей испытывал отцовское негодование при виде дочери в объятиях гадкого юнца. Его жена с опаской следила за лицом чада, лелея надежду на святое воспитание, что они ей привили. Графиня Кентрид увидела старшего Джонсона слишком поздно, а именно в момент, когда он вывел Летту в круг танцующих, и отголоски прошлого пребольно закололи сердце. Его сын — точная копия Вильяма. Горделиво вздернутый подбородок, осанка и походка самоуверенного игрока, длинные пальцы музыканта. Обворожительная улыбка. Мальчишка прекрасно знал, как этим пользоваться.
— Так вот причина твоего двухдневного раздражения, дорогой.
— Я был уверен, что его наследник уяснил мое отношение к нему и к его семейству в целом, но, видимо, словами мы не обойдемся. Яблоко от яблони недалеко падает.
Мюррей по-снобистски поджал губы, миссис обреченно вздохнула. О встрече ранним утром на пригорке она могла только догадываться, ведь граф Кентрид не любил делиться пережитым, считал, что так зазря расплескивал накопленную энергию. Женщина, напротив, видела в переговорах отличную альтернативу безнадежной молчаливой борьбе. Поэтому она, выцепив из толпы среднего Джонсона, с присущей мягкостью движений обошла гостей и направилась к молодому человеку, не сводя глаз с дочери. Все же, графиня гордилась своей прехорошенькой малышкой, вальсирующей с едва ли не самым фронтовым молодым человеком на балу, а перешептывание острых на словцо дамочек лишь сильнее подстегивало азарт. Как бы там ни было, фамилия юношей, корнями уходившая в столетия, приносила больше проблем, чем счастья. Леди Кентрид бесшумной походкой обогнула последних на ее пути аристократов и очутилась рядом с Куинси.
— Чудесный вальс, не находите? — молодой человек чуть опешил, прокашлялся и, обернувшись, наконец выдавил из себя согласие. — Мне очень жаль, что мы с мужем не смогли встретить вас лично. Графиня Эстел Кентрид.
— Куинси Джонсон к вашим услугам, — он учтиво коснулся губами протянутой руки. Женщина не без интереса отметила, что глаза у среднего мамины, на свету отливающие желто-зеленым оттенком, от которого становилось спокойно на душе. Возможно, с ним будет так же легко вести беседу, как и когда-то с Шерил.
— Приятно знать, что среди гостей есть наследники наших давних приятелей. Вы уже познакомились с моей дочерью, Николеттой?
— Имел удовольствие, леди Кентрид. Она достойна всяких похвал.
— Наверное, поэтому Ники вальсирует вместе с вашим старшим братом.
Удар. Куинси сделал глубокий вдох, силясь понять, за что сегодня он получает оплеухи. И тут же мимо пронесся ответ, в элегантном черном фраке и без намека на изъяны, в паре с воздушной лиловой пеной.
— Мистер Куинси, понимаю, не в ваших обязанностях как второго сына заботиться о репутации семьи Джонсонов ценой своих интересов и… увлечений, однако я предполагаю, что граф еще не оправился от столичных переживаний. Возможно, вам под силу уберечь его от новых.
Средний в этот раз внимательно посмотрел на графиню Эстел. Она без сомнения привлекательна — и умна. Джонсон нередко встречал покладистых воспитанниц из университетов, когда грыз гранит науки в столице, но смекалку, какой орудовала леди Кентрид, добывали через жизненный опыт и испытания, и именно ими она руководствовалась при разговоре.
— Как вы правильно отметили мое положение, я, к сожалению, не в силах повлиять на решения моего брата и наследника рода, госпожа Кентрид. Тем не менее, готов заверить вас — Сэмюель выучил свой урок. Он много времени уделяет хозяйским заботам, и в его планах нет места для интриг.
— Полагаюсь на ваши слова, — промурлыкала графиня, но Куинси ощутил холодок недоверия в мягком голосе Эстел. — Хорошего вечера, мистер.
Леди Кентрид скрылась столь же мастерски, как и появилась, точно марево поутру, и вместе с ее уходом зазвенели у самого потолка последние звуки вальса. Сэм и Ники, поблагодарив друг друга за танец, направились к среднему. В том, как сжимал ее пальцы старший, как светились ее глаза и как расцветала на лице графа Джонсона улыбка, Куинси уловил нечто до боли знакомое, отчего мигом засосало под ложечкой.
— Желаете выпить, господин? — перед средним возникли стеклянные тюльпаны, наполненные злополучным хересом. Молодой человек снова бросил взгляд на пару, на девушку в лавандовой пене, и залпом осушил бокал.