Хроники Эхона: Лед и Скалы

      В кабинете Нерона царили густая ночная тьма и хаос.       Магический огонек в лампе на столе подрагивал, не в силах побороть морок и черноту. В его неверном свете очертания стопок документов и вещей плясали и размывались, а лица людей на картинах искажались до неузнаваемости.       И только водоворот осколков посреди развалов книг и документов на полу в этом свете поблескивал и сиял, словно звезды в ночном небе.       Нерон сидел за столом мрачной тенью. Распущенные волосы завешивали его лицо словно вуаль, белея в густой черноте. Тонкое, изящное тело в плену зеленой мантии казалось сотканным из рябящей тьмы, так резки и размыты были его изгибы и так сильно оно подрагивало.       За спиной его верной спутницей ночи — Луной — застыла Гвинея. Голова ее была низко опущена, а пальцы крепко сжимали полы зеленого платья. Ее прерывистое дыхание не давало комнате полностью утонуть в безмолвии.       На нее Нерон не смотрел. Все, что занимало его внимание — семь осколков драгоценных камней, лежащих перед ним на столе. В их едва заметном свете Нерон видел отражение себя — искаженное гримасой лицо и прищуренные глаза, зелень которых утонула во мраке. Гнев бился в его груди вместе с сердцем, не успокоенный даже звоном разбивающихся об пол тарелок и криками, от которых болело горло.       Все планы пошли крахом.       Цирцея опять обыграла его на поле, созданном им же. Она забрала у него все козыри — и элементалей, и артфектное оружие. Даже родного сына. Ее шавки оказались на удивление хороши. Настолько, что даже помощники Нерона не сумели удержать их. И от этого гнев короля становился так силен, что тьма невольно рвалась наружу. Нерон старался держать ее под контролем — слишком часто она поднимала голову в его душе в последнее время, — но зверь внутри него никак не желал успокаиваться. Десять лет он ждал крови. Десять лет отравлял все вокруг своим ядом. А теперь хотел найти выход. И Нерон не был уверен, что не хочет этого тоже.       Пальцы короля пробежались по холодной глади камней одним стремительным движением. Каждое из этих касаний отозвалось в его ушах треском нитей магии, прогоняющих источаемую им тьму. Свет замерцал, тьма чуть помутила чистейшую гладь, а камни мелко-мелко задрожали, как будто сама их сущность затряслась в ужасе. Губы Нерона поджались. Даже наследие Богов больше не принимало его. А примут ли сами Боги? Простят ли своего заблудшего сына?       Тяжелый вздох сорвался с губ короля и обратился глухим рычанием. Ладони его взметнулись к ушам в отчаянной попытке изгнать из головы этот невыносимый, никак не прекращающийся треск. Разум его метался в агонии и жаждал спасения. Он звал его. И он его получил. Гвинея мягко качнулась в сторону мужа. Касания ее тонких, теплых ладоней развеяло объявший его холод и вернуло в тело силу. Она ничего не сказала. Нерон лишь почувствовал ее обжигающий взгляд на своей макушке. К сожалению, его он больше не мог контролировать. Сил уже не хватало.       Вопрос с Цирцеей надо было решать быстрее. Пока единение совсем не распалось. Пока дарованные Нерону силы не иссякли. Пока еще было к кому стремиться…       Гнев вновь волной поднялся в его груди. Цирцея вновь все испортила. Нерон был так близок к тому, чтобы прекратить эту бесконечную историю… Но она снова уничтожила все, к чему он стремился. К чему они стремились. Она оставила ему только жалкие крохи от того, что было нужно, чтобы исправить совершенные когда-то грехи и искупить все то, что они все — и он, и Цирцея, и бывшие элементали — натворили так давно, что никто в целом Эхоне уже и не вспомнил бы.       Семнадцать лет — долгий срок. Особенно для памяти. Но Нерон помнил. И Цирцея помнила тоже. Вот только каждый выбрал собственный путь. Как жаль, что для достижения разных целей им было нужно одно и то же…       Взгляд короля еще раз скользнул по ряду камней, но теперь в почерневшей зелени плясало настоящее пламя — такое, что способно было испепелить весь мир. Он почти достиг желанного. Почти собрал все, что искал. Ему нужно было лишь забрать Сердце Равноденствия, а Камни Душ и элементали все сделали бы за него… Но эта сука вновь все испортила. Как тогда, семнадцать лет назад, когда ее оплошность стоила каждому из них слишком дорого. Когда он потерял свет, но обрел тьму.       Она и сейчас жила в нем, эта тьма. И Нерон собирался иссушить ее источник досуха, лишь бы достигнуть цели и вновь увидеть его улыбку…       Цирцея еще поплатится. Она не сможет остановить его. Не сейчас, когда цель была так близка, а все детали представления были собраны воедино. А пока настало время подготовить историю… Возможно, она даже сыграет ему на пользу.       Элементалям не удастся вернуться на родину с почетом. Только Эмануэль будет жертвой и только он заслужит прощение. Ведь когда остальные узнают правду, которую Цирцея обязательно им расскажет, они не поймут и не простят своего заблудшего, растерявшего человечность в погоне за утраченным короля. Лишь его любимый сын наверняка сумеет простить его и лишь ему Нерон доверит то, к чему так долго стремился в одиночку. До судеб остальных королю дела не было. Наследники предателей были нужны ему только до тех пор, пока цель не будет исполнена.       Нерон все решил. И только тень жалости к этим детям, которых он втянул в путь к своей цели, закопошилась в его душе. Да и та тут же утонула во тьме.       Он так долго шел. Не время было сожалеть о жертвах. Как бы много их ни было, цель Нерона оправдывала все средства. Как бы Нерон не сожалел этим детям, сожаления о прошлом были сильнее. И то, что он мог исправить сотворенное, заставило его отринуть всякую жалость. Ладонь его подхватила со стола Камень Души сына. Магия в нем тут же протестующе взвыла, но магия вокруг успокоенно заурчала. Сквозь время и пространство Нерон услышал довольный вздох и тихий смешок. Жар обдал его тело, словно тепло родных объятий. Губы короля задрожали в улыбке.       «Все ради тебя… Мой маленький принц».