Мемуары соглядатая

Пусть прошло совсем немного времени, но я уже не мыслила себя без наблюдений за жизнью станции, потому что «Вавилон 5» сделался моим вторым домом, а некоторые его обитатели воспринимались уже как добрые друзья, и, не скрою, своим еще несколько наивным детским сердцем я их искренне полюбила. Мне казалось тогда, что любовь ко всему сущему естественна, как дыхание, и потому я совершенно не удивилась небанальному, как я понимаю теперь, факту: Лондо Моллари влюбился, причем по-настоящему, без всякой что ни на есть фальши. Родители отсылали меня порой подальше, чтобы я не смотрела на то, как парочка нежно целуется, да и, как воспитанные люди, на это время они выключали камеры, тем более, что был другой объект наблюдения – из командной рубке происходили нелегальные сеансы связи, из-за чего бедный Гарибальди буквально выпрыгивал из своих форменных брюк, ибо поймать нарушителя все никак не удавалось. Хм, ему-то нет, а вот мы были в курсе и кто это, и куда идет вызов, и что у бедняжки капитан-лейтенанта умирает отец… бедная наша Сусанна Андреевна, она же такая замечательная, а у нее, выходит, уже и никого не осталось, брат еще на минбарской войне погиб, а мама-телепатка убила себя, потому что ее свел с ума Пси-корпус. В те дни я порой даже ревела в подушку от жалости к Сьюзан Ивановой (как ее тут все называют и в дальнейшем буду и я), от бессилия чем-либо помочь и от досады, что я знаю все, а даже поговорить с ней не имею права, да и она придет в ярость, если поймет, что на борту находятся три шпиона из другого измерения, да еще и с технологиями, почти равными Ворлону. Тогда я не понимала, что Кош, если бы хотел, нас бы запросто вычислил, а может, и вычислил даже, только по непонятной всем причине не предал огласке факт нашего шпионства и наши сущности. «Жучки» были в порядке, питались светом, пылью и органическими остатками, исправно транслируя нам происходящее, из-за чего для нас не осталась тайной ни личность Тракиса, ни предательство Адиры, что вначале просто выполняла приказ, а затем все же нашла в себе силы не отдавать торговцу украденные у Лондо файлы. Зато как взбеленился Г`Кар, когда до него дошло, кому он помог сыграть игру века… я даже смеялась над ним, ибо в тот момент нарна сильно не любила, мое отношение к нему изменили события, котором суждено было случиться далеко не сейчас. В тот момент я задумалась, отчего Адира не доверилась Лондо и не осталась с ним, но каким-то странным инстинктом я понимала, что он на ней никогда не женится. Наивная девочка, я считала, что влюбленные непременно должны сочетаться браком, а потом у них появятся дети, как я появилась у родителей вскоре после свадьбы, когда они были еще такими юными. Подобное убеждение мое ныне далеко в прошлом – жизнь порой доходчиво объясняет прописные истины. Но жизнь так и не объяснила причин конфликта отцов и детей, и то, почему бедняжка Сьюзан была в такой отчаянной ссоре с отцом, хотя один он у нее остался. Став невольным свидетелем их последнего разговора по видеосвязи, я поняла, что отчасти виноват был именно он, вот только, как в классическом романе, спохватился слишком поздно. Они так и не успели сделать самого гласного – сказать о своей любви друг к другу, но, чаще всего, такая участь постигает рано или поздно каждого. Мы с родителями старались и стараемся говорить это чаще, чтобы успеть сделать хотя бы немногое из того. Что отчаянно нужно любому человеку. В тот несчастный день, когда Сьюзан Иванова окончательно осталась одна, я забралась отцу на колени и обняла его за шею, а он, в свою очередь, прижал к себе мать. Так мы и сидели, по крайней мере, с четверть часа, пока его не вызвали на работу. как жаль, но все мы смертны, даже темпоралы живут долго, но не вечно. И вот, буквально через несколько дней, мы стали свидетелями совершенно иной формы любви, что в итоге стала разрушительной, и это пугает, но одновременно и странным образом обнадеживает. Некий бывший учитель милого моему сердцу доктора Стивена Франклина (кажется, фамилия этого человека Венс) и его напарник Нельсон привезли странные артефакты с ныне мертвого мира под названием Икара VII – название это врезалось мне в память еще с тех самых времен, поскольку оно красивое и напоминает греческое (сейчас я знаю, что существует много созвучных языков и диалектов, но об этом я расскажу в свое время). Что артефакт органический доктор просек сразу, даже обнаружил следы ДНК, но что он получил мину замедленного действия милый добрый Франклин не знал. Обман бывшего учителя чуть не стоил жизни самому доктору, поскольку артефакт неведомо как прикрепился к Нельсону, сделав его подобием киборга, созданного для охраны Икары, а объектом опознания «чистокровного икарианина» (ну прямо дикая форма ницшеанства, граничащая с взлелеянной Гитлером теорией истинного арийца) стал некий Тулар, чья личность, как оказалось, в артефакт и была записана. Да уж, икариане истребили сами себя, потому что единого стандарта у живых существ все же нет, они не клоны, и, следовательно, охранники перепутали отличающихся от идеала местных жителей с инопланетными захватчиками. Как же был великолепен командор Синклер! Этот идеал воина, этот настоящий мужчина, этот храбрейший и душевнейший человек в лоб сказал Тулару, что его мир превратился в безжизненную пустыню лишь из-за таких, как он сам. Это подействовало, на станции перестали умирать люди, но я порой до сих пор вижу во сне эту сцену. Тулар рыдал, упав на колени. Несчастный заламывал руки и кричал: «Великий создатель, прости нас!». Тот, кто был создан боевой машиной, оказался достаточно человечен, чтобы, осознав ужасную ошибку, прекратить свое существование. Смогла бы я сделать нечто подобное? Тогда, в детстве, да, теперь – не знаю. Человек сильно меняется в течение своей жизни, хотя есть мнение, что он только все больше становится собой. Что же есть я? Когда я смотрю на три совершенно разные формы любви – возвращающую радость, оставляющую печаль и несущую разрушения, - я не могу оставаться равнодушной, но и не чувствую уже того, что было на сердце почти что более двадцати лет тому назад. Что же со мной не так? Может, я просто поумнела? Хотелось бы верить! Вне всякого сомнения, имеющиеся в нашем хранилище официальные рапорты скажут о происшедшем больше, но, если бы кто-то занялся историческим романом, он сказал бы лучше, и людям пошло бы это на пользу. Я бы поделилась в таком случае своими соображениями, как делюсь ими здесь. Смешно даже думать о том, что я до сих пор глупа и наивна, у нормального человека это с годами проходит без следа, но кое в чем я по-прежнему на стороне командора Синклера, столь мудрого, но одновременно идеалистичного, что мечтал о галактике без войн. А вдруг это и правда возможно? Я подслушала, что он любит стихи некоего Теннисона, решила найти хоть что-то, и это меня потрясло. О, слёзы, слёзы, что в вас, я не знаю, Из глубины какой-то высшей боли Вы к сердцу подступаете, к глазам, Глядящим на желтеющие нивы, 5 На призрак дней, которых больше нет. И снова инстинкт подсказал мне то, что потом объяснила моя же собственная жизнь, но личным размышлениям здесь не место, скажу только, что те, кто понимают поэзию, и так поймут то, что имел ввиду этот господин Теннисон. Да, это мгновенно помогло понять саму личность командора, героя того страшного дня. Ну а я сама предпочла бы в той ситуации Лермонтова, безразлично что, ведь в школе это был мой самый любимый поэт, и в особенности меня, как и Врубеля, завораживал его Демон. Если «демон» по-гречески означает «душа», это все объясняет. Не отклоняюсь ли я от темы? Пожалуй, что нет, потому что такие дополнения могут указать на детали, что без литературного подхода рискуешь и вовсе не заметить. Книги являются как лучом света, так и отблеском тьмы, служат как просвещению, так и подавлению, они могут быть как добром, так и злом. Культура формирует нас. Не будь идеологии, Икара могла и не стать пустыней. Не будь ссор, Сьюзан могла не быть столь одинокой. Не будь сословных предрассудком, Лондо мог и не остаться без Адиры… Нужна ли нам любовь мы решаем исключительно сами. Любовь всегда будет разной и многоликой, будет она естественной, но не для всех, и вот это я стараюсь не забывать и по сей день.