Верный враг - 2. Сильные духом.

*** Вызима встретила их изобилием нильфгаардских стягов, флагов и штандартов. Роше скрипел зубами и мысленно сделал себе пометку не только искренне поблагодарить Марию-Луизу за ее хлопоты, но и в очередной раз напомнил себе держать с этой дамочкой ухо востро. Потому что благодаря тому, что выглядело почти как банальный женский каприз, удалось не просто добиться видимого впечатления единства темерцев, которое считал необходимым продемонстрировать перед Нильфгаардом Роше, а повернулось все так, что Темерия стихийно практически сменила герб. Дело в том, что со времен короля Гоидемара и восстания Фальки темерские лилии цвели на черненом поле. А если уж совсем глубоко лезть в геральдику, то синий щит «Синих полосок» значил бдительность, а в гербе, который Фольтест успел пожаловать своим детям во время осады Ла Валеттов в пику последним, - благородство происхождения. Теперь же совпало так, что вначале ближайшее окружение Роше для придания себе презентабельного вида переоделось в новые куртки, а их без всякой задней мысли поставили обычные, форменные, в положенной сине-белой гамме отряда, хотя собственно из «Полосок» в верхушке Сопротивления были Роше да верная Бьянка. Это еще могло как-то пройти мимо всеобщего внимания, но затем и остроухие выродки нацепили на себя нашивки с личным гербом королевы, причем с ее прямого произволения. Для простых людей такая символика была давно и прочно связана с Сопротивлением и Темерским Псом, ставшим не только его лидером, но и символом всей своей полосатой персоной, а знать вовсе с пеленок впитывала все эти геральдические тонкости и игрища с ними. Разумеется, определенный контингент темерцев даже под угрозой казни не стал бы носить цвета какого-то Роше, хоть затми он своей персоной Пророка Лебеду, а вот допущение, что это Роше носит цвета дочери Фольтеста и прямой продолжательницы старой династии – возвращало их мироосознание на место. Все в порядке, вселенная покамест не перевернулась, все возвращается на круги своя, а раз уж даже паршивые нелюди щеголяют таким в доказательство верности королеве, то почему благородные люди должны оставаться обделенными? Так что лилии и голубые ленты уже повязывали всяческие личности, присоединяющиеся по дороге к королевскому кортежу, а после шеврона для «белок» явление стало повальным, ведь тут как, если ты носишь цвета королевы, то тем самым выражаешь ей свое почтение, а если нет – то однозначно чужак, недостойный внимания и доверия высоких особ. И вот это вроде бы случайное и совершенно незначительное стечение обстоятельств привело к тому, что в сознании самых разных людей лилии именно на голубом стали не просто личным знаком какого-то отряда или Анаис Ла Валетт, а символом всего сразу, - от упорства и верности Родине до преемственности крови. Уже на следующее утро после прибытия, собственно в день торжественных клятв, подписания мирного договора и назначенных по этому случаю празднеств, Вызима, пока что еще осторожно, подцветилась синими и голубыми полотнищами, вымпелами и флажками. Точку поставил торжественный выход королевы, и, пожалуй, это уже даже выглядело вызывающе на фоне традиционно черно-золотых нильфгаардцев, однако переделывать что-либо было уже поздно, да и не нужно. Мария-Луиза по-своему стала готовиться к возвращению в столицу, едва начались переговоры между Роше и эмиссарами Императора, поэтому образ Анаис Темерской не мог не быть безупречным. И тем разительнее получился контраст с тяжеловесной и мрачной фигурой Императора в окружении всех этих генералов и суровых гвардейцев. Анаис выглядела невинно-очаровательно, как того и требовалось от ребенка ее возраста, но вместе с тем строгость в деталях ее наряда не позволяла забыть о статусе. Никаких глупых рюшечек с ленточками и бантиками не портило элегантную простоту линий классического платья, где на лазурном атласе рассыпались крохотные серебряные лилии, а по канту и парче узких рукавов, выглядывавших из длинных, в самый пол кудиеров, гордо шагали старые династические львы. Покрывающая плечи девочки пелеринка была горностаевая, а наборный пояс с гербами, - уменьшенную копию пояса Фольтеста, - баронесса вывезла из столицы еще в осаду, вместе со многим другим, что считала принадлежащим ее дочери по праву. Зато всего два нежных кротких локона у висков выбивались из жемчужной сеточки, которую удерживала тонкая, ажурная, как кружево, прозрачная и легкая, как лунный луч, диадема белого золота с россыпью аквамариновых цветов. По иронии судьбы, совсем недавно еще это были гребни старинной эльфийской работы. Корона короля Темерии была недоступна, да и Мария-Луиза здраво рассудила, что что-то настолько массивное, попросту придавит собой Анаис, поэтому подобрала и заказала нечто, более соответствующее задуманному ансамблю, пусть даже в ущерб регалиям. Сейчас она, стоя чуть впереди благополучно живого старшего сына, с законным удовлетворением взирала на самый ценный плод своих чресел и рук: облик юной королевы сочетал в себе хрупкую нежность и непреклонную гордость. В толпе ее уже стали называть Темерская Лилия, ведь люди падки на яркие и сильные образы. Когда девочка преклонила колено перед Императором, вкладывая руки в его ладонь, понеслись ахи и вздохи, еще более усилившиеся, когда после ответной клятвы теперь уже сюзерена, Анаис распрямилась, и, не размыкая рук, монархи развернулись к собравшимся. Несомненно, этот животрепещущий момент еще многажды отразят на эпических и не очень полотнах. Затем последовало такое же публичное заверение обеими сторонами соглашений. Ничей престиж не был уронен даже в малейших мелочах, но вместе с тем вся подноготная нынешнего «торжества» была выставлена на показ с ошеломительной откровенностью. И уже сейчас во многих глазах и лицах среди темерцев ясно читалось: «Мы уступаем, но не сдаемся», «гордость темерцев не поколебать», вот так и не иначе. И маленькая девочка, в который раз за такое короткое время становилась центром притяжения и сосредоточения этих мыслей, умов и сил, а стоявший в тени за ее спиной Вернон Роше не только выглядел, но и без всяких шуток был настоящей опорой трона, недвусмысленно намекая собой, насколько далеко может зайти решимость хотя бы одного человека и сколь многое изменить. Так закончилась для этой страны Третья Северная война и начиналось время мира, - а значит долгая, нудная и тяжкая работа по его восстановлению. Да, странные это были торжества с чьей стороны не взгляни. Для темерцев наконец-то закончилась эта изнурительно-беспощадная, опустошительная война, - казалось бы уже повод для радости. И они радовались, естественно, хотя бы тому, что возвращается порядок, стабильность, определенность. Но как эта война закончилась? На какие бы уступки не пошел Нильфгаард, было бы очень странно радоваться собственному поражению или мгновенно забыть, кто именно виноват в твоих бедствиях. Даже пронильфгаардски настроенные дворяне, - а были в стране и такие, - они ведь хотели выгодного сотрудничества, хотели преференций, привыкли, что нильфы с ними заигрывают и манят, но в результате получили, что имперцы откровенно держали их за низший сорт, что они тоже понесли немалый ущерб, а теперь, с настолько прочным утверждением Ла Валеттов и Роше, и вовсе не понятно было чего ожидать в будущем. Однако и для нильфгаардцев победа выглядела какой-то не совсем победной. Вроде бы вот Император блестяще привел к покорности одну из крупнейших и наиболее сильных стран упрямого Севера, - само по себе эпохальное событие, а в стратегическом плане весь Север теперь, судя по последним приказам, падал им в руки, как переспелая груша. О малейшей тени альянса среди нордлингов можно было забыть на десятилетия, всяческой партизанщине даже за пределами Темерии нанесен мощнейший удар… вот только точно ли нанесен? Покорность темерцев если и демонстрировалась, - например при принесении присяги, - то настолько нарочито, что выглядело это практически изысканным издевательством, какое не должны позволять себе побежденные. И это еще не упоминая о том, что во главе страны вполне официально встал тот самый, вымотавший столько нервов противник, непрошибаемый в своей упертости Вернон Роше, поколебать которого, похоже, не смогла даже долгая личная беседа с Императором. Ну и вишенкой на торте посреди всего этого болтались какие-то никому непонятные эльфы. Ни в чьем видении ситуации они заранее не значились, поэтому о них то периодически забывали, то так же внезапно спотыкались, как о табуретку в темном коридоре, очень удивляясь, кто и зачем ее туда поставил. Сами же «белки», которых любимый командир из лесу притащил буквально в эпицентр пертурбаций человеческой политики пока что пребывали в ступоре, с надеждой ожидая, что тот как обычно, все им подробно объяснит. Вот об этом и размышлял невесело Иорвет, стоя у окна дворцовых покоев и глядя в ночь. Размышлял о том, что Фаоильтиарна в своем скептицизме был прав, - мало устать от войны и пообещать мир. Его нужно выстраивать, - долго, тщательно, каждодневно, не единым принятым решением. Это неизбежные уступки и условности, а как он может что-то решать за других, если сам уже за каких-то два дня в Вызиме смертельно устал буквально от всего вокруг, порой вовсе чувствуя себя как в ловушке. И ведь для этого поводов не было, даже наоборот: Иорвет и сопровождающие его «белки» выполняли важнейшую для их будущего представительскую миссию, принимая деятельное участие и в торжественной встрече королевы наместником Росэном, и последующем основном мероприятии, демонстрируя тем самым, что они отныне тоже важная, неотъемлемая часть жизни обновляющейся страны. Пожалуй, это было даже больше, чем Иорвет хотел или же всерьез рассчитывал, так не в том ли дело? За все следует платить, так чем? И нет, ненависть к презренным dh*oine не клокотала сейчас в его душе, была там лишь тоскливая сосущая горечь. Своей свободой он уже расплатился, стремительно превращаясь из Старого лесного Лиса в… а в кого, собственно? Он так упорно отстаивал для доверившихся ему отрядов право на жизнь, но какой она должна была стать? И ему ли отвечать на такие вопросы. Будем честными, он отлично умеет воевать и выживать, а вот мир и благополучие – это немножко не про Иорвета, бывшего Грозу Севера, и даже обстановка в комнате это только подчеркивала жирной чертой. Вон, шедевр изящного мебельного искусства вызывал скорее оторопь, чем желание прилечь и отдохнуть… - О, и тебе такое приносят! – эльф настолько погрузился в свои мысли, что даже не расслышал стука, оклика Роше и шагов за спиной. Хорошо хоть не вздрогнул. Развернувшись Иорвет увидел, что Вернон кивнул в сторону небольшой ванной за ширмой в углу спальни. - У нильфов прямо-таки бзик на все эти водные процедуры, - тем временем хмыкнул Роше, - но приятно и удобно, чего уж там. Иорвет взглянул на него с толикой удивления, а потом моргнул и, не выдержав, тихонько рассмеялся: - Роше – ты теперь второй человек в государстве, тебя поселили во дворце в королевском крыле, а ты и меня ничтоже сумняшеся притащил себе прямо под бок. Так что еще должны думать слуги? Вернон фыркнул: - Ну да, правда. Скорее всего ничего не думать. Острые уши, хоть совсем без ушей, а прием гостю должен быть организован по разнарядке, - он пожал плечами и признал. – Умом понимаю, но все не привыкну к этим статусным игрищам. Да и вряд ли привыкну когда, старый пес на ветер не лает. Иорвет покачал головой, окинув его насмешливым взглядом: для человека Роше вроде бы находился в самом расцвете сил и отличной форме, даже новый камзол на нем сидел отлично, оставаясь строгого полувоенного покроя и, вроде мало отличаясь от привычного форменного сине-полосатого гамбезона. Однако дорогое сукно высшего качества, благородного насыщенного густо-синего цвета тоже можно было отнести к пресловутым статусным играм, поскольку оно говорило о высоком положении своего владельца лучше орденской цепи на груди. - Это еще что, - ехидно поддел друга эльф, - готовься, псина. Судя по той повальной среди dh*oine страсти обезьянничать, что я увидел за последние дни, скоро по Вызиме каждый второй станет ходить в таком же сомнительных достоинств полотенце, что тебе нравится носить на голове! Скоя*таэль злорадно ткнул пальцем на новенький же шаперон взамен вылинявшего и истрепавшегося старого. - Как, не пора и тебя поздравлять с личным гербом? Эмгыр не расщедрился вчера на графский титул? Роше поморщился, без особых церемоний наливая себе вина из стоявшего на столе графина: - Не-а. Я отбрехался, как всегда, что служу Темерии, а следовательно, принимать титулы и чины имею право лишь от своей королевы. Еще чего не хватало, чтоб я за то, что согласился свою страну под врага положить, награды от него брал, - мрачно закончил Вернон, залпом осушая стакан. Хранимая им все это время железная выдержка треснула, и теперь стало заметно, что вчерашний долгий разговор с Императором все же дался ему очень недешево. Чуть вздрогнув, Иорвет опустил ресницы и отвернулся. - Анаис любит своего «дядюшку Верна» и понимает, чем она тебе обязана, - заметил эльф, нарушив повисшее молчание и пытаясь вернуть прежний непринужденный тон. – Она уж точно не забудет о наградах. - Наверняка, - устало согласился Роше, - поэтому и ты смирись, быть тебе все-таки сиром Иорветом. Но знаешь, что я тут подумал? К титулу же всегда поместье прилагается хоть какое-никакое. Так пусть в моем будущем имении твои остроухие селятся, обживаются. Вы-то, по крайней мере, свои, северяне. Лучше уж так, чем какие-то переселенцы, которыми нас намерен осчастливить Эмгыр. Иорвет напрягся: - Роше, ты имеешь в виду беженцев-нелюдей или?.. - «Или», Белка, «или»… - пасмурно усмехнулся Вернон. – Темерские «белки» остаются в Темерии, целиком на моей совести. В других регионах вас по-прежнему видеть и слышать не желают. Иорвет коротко выдохнул. Он наконец отлепился от подоконника и тоже подошел к столу, рассеянно поводя пальцами по графину. - «Белка»… - Нет, Роше, не надо! – оборвал скоя*таэль. – Я давно осознал и смирился, что в Дол Блатанну мне никогда не вернуться. К тому же, нынче Долина тоже вовсе не теплый родной дом, куда стоит стремиться. Скажем так, я пытался представить себе более отдаленные последствия такого решения Императора. Вернон с облегчением ухмыльнулся: - Ну не знаю, Иорвет, как по мне, чем меньше эти курвы лезут в наши дела, тем лучше для нас! Я вот просто счастлив был узнать, что Император покинет нас как только дождется дочери или хотя бы Геральта с известиями. Так что встряхнись, «белка», пока что все идет в рамках того, что мы предусматривали, а прочее, к добру ли к худу, но изменить уже не можем. Прорвемся! – Роше повертел в руках пресловутый стакан, вернул его на стол и нахмурился. – Слушай, вино тебе принесли, конечно, отменное, а чего с едой совсем пусто? Непорядок. Да и я со всеми этими церемониями не помню, когда в последний раз жрал… Пойдем, поищем чего-нибудь? Такая внезапная и резкая перемена темы Иорвета практически оглушила, выбив из головы все роящиеся там тяжелые и важные размышления. Он воззрился было сердито на темерца, но губы сами складывались в улыбку, - это был настолько обычный, близкий и знакомый, неизменный в своей приземленной практичности Роше, что эльф рассмеялся и махнул рукой: - Ты неисправим! - Как говорят в народе, для хорошего друга не жаль ни хлеба, ни досуга, - парировал Роше. – Так ты идешь? Неожиданно на ум пришло давнее полустертое воспоминание и у эльфа вырвалось: - Псина, а у вас тут есть пирог с яблоками? - Пирог это хорошо, - одобрил Вернон, уже направляясь к двери. – А ты хочешь именно с яблоками? Найдем! Или закажем приготовить, это ж королевский дворец, здесь все должно быть… Иорвету оставалось лишь тряхнуть головой и последовать за настырным темерцем, неуклонно добивающимся любой поставленной цели, даже если дело касается всего-навсего поисков пирога. Не обращая внимания на шарахающихся от них по коридорам припозднившихся обитателей дворца, оба командира ощущали себя примерно одинаково: завтра будет новый день, новые задачи и проблемы, главное, что рядом верное надежное плечо. Тот, с кем не зазорно разделить ни кровь, ни ярость, ни мгновения бессилия, сомнения, и даже такую банальность, как поздний ужин за стаканчиком вина и просто помолчать о своем. Самый верный враг, действительно ставший самым преданным другом. А с таким другом и черти мимо, что там Императоры и прочая шушера подколодная! Вот так. Иорвет точно знал, что сегодня ночью он и без зачарованного кольца будет спать спокойно.