Живём сегодня...

Два года спустя. Держа ребёнка на руках, Билл спокойной походкой направлялся в сторону сарая. Мистеру Бауэрсу понадобился молоток, чтобы починить слегка подтекающую крышу их общего дома, и как это обычно бывает у горе-мастеров, большую часть нужных инструментов Бутч, естественно, забыл и теперь кричал, чтобы ему их подавали. Остальные неудачники благополучно свалили, отправившись на осмотр территории. Даже Эдди умудрился улизнуть, лишь бы не подавать руку помощи мистеру Бауэрсу, как тот обычно любил говорить. Вылазки в принципе были каждодневным занятием, несмотря на то, что в последний год мертвецов стало значительно меньше. Вся команда приложила немало усилий к зачистке, но бонусом стал неминуемый процесс разложения: пусть весьма медленный за счёт неизвестного вируса, он постепенно делал своё, уменьшая численность и без того мёртвых. Так или иначе, нападения заражённых снизились. А огороженная территория стала для всей небольшой группы безопасным домом. И в принципе в такой обстановке ощущение покоя давно должно было прийти, но, к сожалению, Билл его не чувствовал. Первые месяцы кошмары не давали спать. Мир вокруг казался ирреальным. Билл мог с криком проснуться посреди ночи весь в слезах, не понимая, где находится. А после чувствовать себя ещё хуже, поскольку перебудил весь дом громким воплем. После мальчик даже стал перед сном класть в рот какую-либо ткань, чтобы заглушать крики и плач. Чтобы поутру не видеть жалость в глазах друзей и не испытывать мучительный стыд в течение дня. Он не хотел рассказывать о случившемся за те месяцы. Не желал ничем делиться. Тем более воспроизводить в памяти все события. Билл вообще считал, что его боль ничто по сравнению с той же Беверли, для которой последствия вылились в новую жизнь. Билл помнил, будто это было вчера. Помнил, как мистер Хэмлон мрачнее тучи вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь, и ошарашил всех присутствующих новостью о положении Беверли. Худшим оказалось то, что изменить что-либо было уже поздно в таких условиях. Бессильную злобу, повисшую в комнате, можно было прочувствовать каждой клеточкой тела. Мистер Бауэрс, выругавшись и разбив пару чашек, ушёл вымещать её на подвернувшихся мертвецах. Но как бы то ни было, им всем пришлось смириться. Даже Бевви. Вплоть до тяжёлых родов, когда она в истерике вопила: «Убейте это!» — пока ребёнка быстро не унесли подальше. Билл её не винил. Он не мог представить, как бы сам повёл себя. Он до сих пор не знал, что ощущает после всего, хоть старался внушить себе обратное. Но, наверное, именно после этого события всем стало чуточку легче. Бен всеми силами вытаскивал Бев из депрессии, ведь, несмотря ни на что, он продолжал её любить. И Бевви это помогало. Как и то, что к ребёнку она не приближалась. К счастливой неожиданности, мистер Бауэрс оказался неплохим родителем. Хотя Генри бы с этим поспорил, но его мнение никто не учитывал. А Билл незаметно для себя тоже втянулся в этот процесс. Выматывая себя день ото дня настолько, чтобы сил на кошмары просто не оставалось. Билл честно старался. Ему даже начало казаться, что он вот-вот вернётся в норму. Пока осознание пустоты внутри, образовавшейся уже давно, и одиночество не покидало разум — лишь усиливалось с каждым днём, практически заставляя кричать. Отрицание не помогало. И пусть кошмаров больше не было — их сменили, казалось бы, более приятные сны, в которых мальчик наконец чувствовал покой и блаженство, если бы не одно «НО»: в снах всегда присутствовал Роберт. За это Билл себя ненавидел. И Роберта вдвойне, за то, что тот так его и не отпустил. — Скучаешь, — говорил Роб. Даже не спрашивал, уверенно утверждал. А затем исчезал, когда Билл уже не выдерживал и бросал в него чем-нибудь, развеивая наваждение. Воспоминания тех дней после спасения, когда они группой повторно отправились в лес убрать трупы, — Грея так и не обнаружили, и Билл тогда неожиданно почувствовал облегчение. Теперь он понимал, что, вероятно, потерял себя не сегодня и не вчера — давно, но только по прошествии времени осознание пустоты и бессмысленности жизни прорвалось наружу с такой силой, что охватывало отчаяние. Повсюду видеть чужой, но такой знакомый силуэт, слышать его голос в голове ярче собственного куда хуже кошмаров. По ночам чувствовать фантомные прикосновения сильных рук, хорошо развитое тело, навалившееся сверху, обжигающее ухо горячее дыхание — слишком больно и невероятно приятно одновременно, и это противоречие сводило с ума. Билл хотел забыть того человека, но в то же время от подобных мыслей ему становилось страшно. Разум пребывал в смятении. От путаницы в чувствах хотелось вопить и биться о стены, но Билл этого никому не показывал. Он уже свихнулся, незачем перекладывать проблемы его больной головы на здоровые. Вставал лишь единственный вопрос: сколько он ещё так продержится? Дойдя до сарая, мальчик поудобнее перехватил малыша Зака и, осмотревшись, принялся рыться в ящиках в поисках злосчастного молотка. Помогать мистеру Бауэрсу — тот ещё ад на земле. Этот человек никогда не бывал доволен. Но у Билла это всё равно вызывало улыбку, особенно когда Бутч матерился, если что-то не получалось. — Симпатяжка. Интересно, от кого он, — неожиданно раздалось позади. Билл вздрогнул, едва не выронив ребёнка. А затем замер в оцепенении. Мурашки пробежали по спине от звука знакомого голоса, который мальчик привык слышать в голове на протяжении последних лет, но реагировал каждый грёбаный раз одинаково. На негнущихся ногах он медленно обернулся, желая и не желая верить, что просто окончательно спятил, бесповоротно свихнулся. Правда или нет, игра больного воображения или реальность, Билл не знал. Одно он знал наверняка: Роберт так же, как живой мертвец, проник в нутро, сожрав всё без остатка. Оставив после себя лишь бренную оболочку одиноко ходить по земле. — Привет, Билли, — та же ухмылка. Билл прикрыл глаза, искренне улыбнувшись в ответ. Он не в первый раз так видел Грея. И если это очередной мираж, не хотелось, чтобы он развеялся сегодня. Потому что только так Билл чувствовал себя живым.