***
Уоррен и Лиза возвращались домой в опустошённый пожаром и ужасом посёлок. Юноша быстро нашёл коляску девочки, подкатил к сидящей неподалёку на камне Лиз. Он только хотел было помочь ей пересесть, как оба они увидели приближающегося к ним Джона. — А где остальные, Отец? — с надеждой спросила девочка. Если он смог выжить, то и её родители могли остаться живы. Но бывший священник лишь отрицательно тряхнул головой. — От этой заразы нет исцеления, — он настойчиво забрал Лиз из рук Уоррена и усадил в коляску. — Не бойтесь, я совладаю с жаждой и не причиню вам вред. Нужно выбираться на материк. — А чудовище, оно может быть уже там, в городе, — заволновался мальчик. — Нет, если Лиза утратила способность ходить, то Он сгорел на полпути к Большой Земле, — логично вывел бывший священник. Сознание того, что он единственный уцелевший вампир, не делало его счастливым. Наоборот он желал смерти, но его босс не давал ему подобной благости. Вероятно, исповедь любимой с образом огромного водопада была Им услышана. И обрек Он Джона на вечные созерцания чужой смерти, соблазн отведать свежей крови, живой и недоступной без борьбы и обмана. Как это унизительно. Но монсеньор сам виноват: как можно было спутать демона с ангелом? Сплошной самообман на пороге смерти обернулся катастрофой. Стольких людей он погубил. Но уцелевшие дети должны выжить. — Нужно как-то найти лодку, — Джон обратился к детям. — Монсеньор, вам нельзя на материк. Вы… заражены, — ответил Уоррен. Действительно. Как ему выжить без крови, не убивая людей? — Нужно починить вышку сотовой связи, — продолжал священник. — Тогда мы сможем позвонить.***
Соединить провода не составляло большого труда. Отец Прьюитт прекрасно понимал, что у властей возникнут вопросы, но ему сейчас совсем не хотелось думать о себе. Грусть и апатия царили в его груди. Не было даже того хищного ощущения жажды. Сознание того, что возлюбленная, не колеблясь, пустила ему пулю в голову перечеркнуло все его благородные мысли о спасении человечества. Да и толку в том чего он добился, притащив этого сомнительного ангела в свой "дом"? За всё нужно платить. Джон быстро дозвонился до службы спасения. Сказал, что на острове случилось странное происшествие, в живых остались только трое. Вблизи находилось американское военное судно. Через час к ним уже летел вертолет. Через несколько часов, после небольшого перелета, Джон оказался на посадочной полосе крыши небоскреба какого-то большого научного центра, скорее всего частного. Откуда, завязав глаза, в наручниках его спустили на нижние этажи и снова заперли в комнате, очень похожей на больничную палату. Он устало присел на белоснежную постель. Снова вернулось чувство голода. Но те, кто с ним сейчас контактировал были хорошо защищены желтыми комбинезонами, теми, что надевают при эпидемиях. Возможно он мог бы разорвать их и добраться до яремной вены, но сейчас Джон хотел лишь умереть. В покое его оставляли ненадолго. Периодически брали анализ крови. Проверяли зрачки, зубы. Делали соскобы и пробы ДНК. Один раз принесли нечто в виде томатного сока, сказали выпить. Джон апатично повиновался. Оказалось, то была почти свернувшаяся свиная кровь, переполненная антибиотиками и гормонами роста. Наконец, когда он уже улёгся калачиком на своей стерильной кушетке и ждал дальнейшей участи экспериментальной зверушки, в его комнату вошла она… Сестра Мэри. В 1964 году Тимоти Говард, его давний друг и сокурсник по Духовной Академии, открыл лечебницу и пригласил Джона на празднование Пасхи. Эта милая, с добрыми глазами монашка в то время поразила его своей чистотой и кротостью, затмив на мгновение образ Милдред. Позже монсеньор узнал, в психиатрической лечебнице случилось что-то ужасное. Сестра Мэри упала с лестницы и разбилась. Историю быстро замяли, Кажется там что-то было нечисто в их отношениях с Тимоти и одержимостью Мэри. В 1968 Тимоти передал лечебницу Брайрклифф государству, а сам стал кардиналом Нью-Йорка. Монсеньор в удивлении вскинул брови. — Вы приведение? — прошептал он в недоумении. — Ох, нет, — рассмеялась она. — Но я рада, что мы встретились снова. — Нет, я просто слышал, что вы разбили голову. Это не так? — Я жива, — кивнула она, улыбаясь ему будто сама Дева Мария. — И вы у меня в гостях. Дети тоже. Джон не верил своим ушам. Ее голос вещал обезоруживающе твердо и спокойно. Он встал и протянул руку, решив коснуться лица девушки. — Вы слышите? Я жива, — Мэри не отстранялась. Джону казалось, он давно потерял способность удивляться. Но то, что его ровесница все ещё молода как и он, святой отец не мог «переварить» без объяснений. — Что вы хотите от меня, сестра? Я отрекся от веры в ту минуту, когда попрощался с дочерью. Я не давал согласия существу на укус. — Но вы глотнули его крови. — Случайно. — Вы не сообщили в Синод. Вы приняли образ дьявола… — Нет, это побочное действие укуса. Я стал моложе и всего лишь. Вы тоже дьявол в таком случае. — Вы назвались чужим именем, привезли существо, поклонялись ему, смешали тело христово с кровью демона и опоили свою паству. Кто дал вам это право? Нет ничего страшнее, чем использовать свое положение и доверие людей. Джон не мог ей возразить. Он лишь опустил голову. — Я лишь хотел поделиться с ними молодостью и здоровьем. Я хотел, чтобы мы с Милдред... — Скажите проще, с грешницей, ибо она послужила искушением, совратив священнослужителя… — Вы тоже из их числа в таком случае. Помните монсеньора Говарда? — Джон сам не понял откуда вдруг в его голове будто кадр из фильма кто-то прокрутил, как сестра Мэри совокупляется с Тимоти. Девушка опешила, об этом никто не мог знать кроме монсеньора Говарда и её. Но яркое свечение в глазах вампира объясняло его сверхъестественную осведомлённость. — Это была не я, как и сейчас передо мной не вы. — Есть разница между любовью и похотью? — произнес монсеньор Прьюитт. — Никогда бы не подумал, что вы могли совершить подобное. — Не уходите от ответа. Я помню, как вы тогда на меня смотрели и сами пускали слюни. Думаю, ваша любовница не совершила греха, вы правы. Это вы её ввели в искушение в один из дней, когда она пришла на исповедь вся в слезах, рассказывая о ранении мужа. — Тогда судите меня по закону. Я давно не священник. — Но вы и не человек. — Вы тоже. — Речь сейчас не обо мне. — Что-то мне «шепчет» в ухо, что вы дурачите Синод, — вряд ли из знакомых отца Прьюитт кто-то сейчас в нем узнал бы доброго человека. Впервые в жизни он не смог сдержать ярости по отношению к самодовольной девице, соблазнившей когда-то священника и считающей себя Божественным правосудием. — Не человек, так тащите осиновый кол, рубите голову, что там ещё положено с кровопийцами делать? Иначе я вас попробую на вкус. Ну, попробуйте защититься от меня крестом, молитвой, может библией… святой воды не припасли? С этими словами он приблизился к ней настолько близко, что услышал размеренный ритм биения сердца сестры Мэри. Взял за плечи и привлёк к себе для поцелуя. Мэри не отвернулась, не закричала, она знала, что сильнее его. Её теплые губы окончательно лишили Джона воли. Потеряв контроль над собой, он поранил девушку клыком и, просочившаяся из ранки, кровь подействовала на вампира хуже сильнейшего яда. Джона отбросило к стене, ноги подкосились, он сполз на корточки. — Вот и ответ о том, кто из нас праведней. Сестра Мэри нежно улыбнулась и протянула обескураженному вероотступнику руку, чтобы помочь ему подняться. Он прижал демонстративно приподнялся подальше от неё, не приняв помощи. — Отлично, — устало произнес он . — Это не мой мир, не моё время и не моё тело, взятое у дьявола взаймы. В следующий раз, я напьюсь вашей крови и, надеюсь, умру окончательно. — Предупреждён, вооружён, — она произвела рукой какую-то манипуляцию. В бокс ворвались люди в защитных костюмах, не позволив отцу Прьюитт прийти в себя, натянули и застегнули на его лице специально сконструированный человеческий намордник, комбинированный из чистой кожи и латекса. На правой щеке красовался тиснёный лейбл «Vertu». — Не надо быть таким диким и угрожать тем, кто сильнее вас, Джон. Смиритесь, вы нужны нам живым. Не имея возможности что-либо сказать, он мысленно выругался неприличествующим для священника словом в её адрес. И в этот момент в его голове, будто взорвался фейерверк искр, так врезались чужие мысли, отвечая на брань. «Я всё слышу. Вы наказаны, Джон». Он уставился на, лукаво прищурившуюся, монашку. Она с ним телепатически общалась? По её знаку монсеньора резко отпустили. Персонал вышел. Джон остался в своей стерильной палате один. Он попробовал сорвать маску длинными пальцами, но они лишь скользили по продвинутой нано-технологически штуковине, буквально сливающейся с его собственной кожей. Более того, как только он пытался зацепить материал маски ногтями, в кожу впивалось подобие игл, тысячами импульсов разрывающее нервные окончания. Страшнее этой пытки он не ощущал ничего своим бренным телом. Зажмурив глаза и тяжело дыша, монсеньор взмолился к сестре Мэри: «Я буду молчать, я смогу не огорчать вас, я покорюсь». Отец Прьюитт закрыл глаза, моля Бога о смерти.