"День сурка" на двоих

Я сейчас - демиург, мессия, Я - алхимик, шаман, поэт. По законам драматургии Скоро должен начаться сюжет. Я пишу эту злую сказку, Не надеясь на хэппи-энд, Своевольны роли и маски, Но вступил в увертюру бэнд. = Ольга Арефьева. Семь с половиной =

** — Ну так я и не для этого сейчас маску снял, чтобы ты меня развидел, — задорно сказал Питер, глядя на Уэйда вполне человеческими глазами. Уэйду до сих пор было непривычно, что глаза у Паучка — не блестящие белые блюдца на пол-лица, в которых видишь своё отражение и полгорода впридачу, а нормальные такие глаза, карие, и в прикольных маленьких ресницах. — Питер Паркер, значит, — медленно выговорил Уэйд. — Ни хрена себе. И с чего такое доверие? — недовольным тоном спросил он. Ведь почему бы ему радоваться, если придется хранить чужую тайну, правда? — Хотел взамен узнать, зачем следишь? — Так у меня просто слабость к маленьким ловким паучкам! А тут, оказывается, целый Питер Паркер! И хотел бы следить за такой важной шишкой — так триста раз подумал бы! «Что-то Уэйд сегодня невероятно догадливый, — подумал Питер, — ни фига себе «эффект бабочки»! Немного другое начало разговора, а такая разница! Почему он тогда вчера так быстро не сообразил? Может, он вчера с самого начала настолько не хотел меня узнавать, что ещё долго по инерции не въезжал, кто я, и принимал меня за двойняшку?» — И зачем ты следил за маленьким паучком? — не сдавался Питер. — Да с чего ты взял, что я слежу?! И вообще, дай хоть в себя прийти! Не каждый день такое узнаешь… — Ты стоял сзади и не думал показываться, — жёстко сказал Питер. — Честно сказать? Хотел понять, сто́ит ли портить тебе аппетит своей рожей. Но такой жор даже мной хрен испортишь! Питер опять не понял, верить Уэйду или нет, и решил пока заморозить тему. — Чёрт с тобой, завтра разберемся! — брякнул он и впился зубами в мякоть бургера. — А мы что, и завтра встретимся? — спросил Уэйд, имея в виду недоступный ему вторник. — Почему бы и нет, я всё время здесь обедаю, — с трудом ответил Паучок с полным ртом. — И давно? Я тоже часто здесь бываю. Могли бы пересечься. — Каждый понедельник, — Питер горько усмехнулся про себя. — Ненавижу сраные понедельники! — вырвалось у Уэйда. — Ты не одинок, — улыбнулся Питер. — у меня вся жизнь теперь — один сплошной понедельник. Жуткий, монотонный, бесконечный понедельник. «Наконец-то я немножко поныл, цель достигнута,» — похвалил себя Питер. Уэйд посидел молча, сосредоточенно жуя свой кусок. Потом он всем корпусом развернулся к Питеру, пытливо уставился ему прямо в глаза, забыв ненадолго о том, как жутковато выглядит его больное лицо, не прикрытое капюшоном или маской, особенно с таким прямым серьёзным, пронзительным взглядом, как сейчас. — Так ты?.. — начал Уэйд и замолк на полуслове. Питер тоже постепенно стал осознавать, что Уэйду что-то особенное стало понятно из его фразы. — А ты?.. — робко начал Питер, и тоже сорвался. — Так значит?.. — Уэйд увидел в глазах Питера ту же самую мысль, которая вертелась у него в голове. Они оба поражённо и восхищенно хлебнули воздуха. Это было что-то невероятное! Уэйд сейчас кинулся бы обнимать Питера, если б не боялся, что тот брезгливо отстранится. Питер сейчас кинулся бы обнимать Уэйда, если б не опасался быть неверно понятым. Они смотрели друг на друга, хватая воздух ртом и всхлипывая в полусмехе. Стало слышно, как оглушительно чирикают воробьи в кустах, как смеются дети на площадке, как вдалеке шумят городские улицы. Так что же вчера тут произошло? И что вышло сегодня? Питер помотал головой и вдруг припомнил: — Значит, «…люблю тебя даже больше, чем зазнайку Питера Паркера»? — смеясь, спросил он Уэйда, чтобы проверить, узнает ли он свою вчерашнюю фразу. — Значит, «…лучше б я отдал бургер Питеру Паркеру»? — процитировал Уэйд Паучка в ответ, не помня себя от счастья. — Ах ты гад, сам себе, значит? — осознал он. — Этот Питер Паркер — явно звезда нашего сезона, — рассмеялся Питер. — Буду рад убить его ещё раз, — мстительно ухмыльнулся Уэйд. — Офигеть! — пораженно сказал Питер еще раз, весь сияя и пытаясь разом осмыслить тысячу вещей. — Ну и встреча! — поддержал Уэйд. — И давно ты?.. — Не знаю, недели четыре или пять, наверное. — Тридцать два дня, — сообщил Паучок. — Откуда ты так точно?.. Питер перебил: — Так значит, позавчера тебя здесь не было? Или был? — прищурился он. — Не было меня, конечно! — возмущенно ответил Уэйд. — А где ты был? — Ну знаешь!.. Сначала ты маску тут снимаешь, весь само доверие, а потом домогаешься до каждой минуты! Паучок моргнул и досадливо дёрнул уголоком рта. — Извини, — сухо сказал он. — Ладно, — решился Уэйд, — я почти все эти дни, как только понял, что свободен от работы, бывал у Элли, помнишь Элли? Ну конечно, помнишь. Ну, или потом по городу гулял. Один раз Шикла появлялась — оттуда, ну, знаешь, извне, но не смогла ничего подсказать. — Так значит, ты не стоял сзади каждый день и не наблюдал за мной? — Нет, конечно! — Ладно. — неприятное чувство ошибки сжало Паучку горло. — Ладно, извини. Я иногда совсем не понимаю, что вокруг делается. Особенно сейчас. — Ты всё-таки поешь давай, тебе же бежать сейчас… Кстати, зачем ты это делаешь? Зачем бежишь, спасаешь? Если всё равно… Я же подумал, что ты повторяешься, как и все остальные, ты же так стабильно бывал на шоссе Кингс. — Э-эм… Не следил, значит? — опять напрягся Паучок, доедая бургер. — Да ты издеваешься! Просто проходил там часто, а ты — каждый день, как атомный секундомер!.. Зачем? На хрена?! — Потом объясню!.. Мне правда пора. Он в три больших глотка допил кофе, и встал на ноги. Уэйд тоже вскочил: — Подожди!.. Блин, Паучара, мы же только встретились! Куда ты? Где хоть встретимся, скажи!.. И когда? Питер развернулся с полдороги, взмахнул рукой и сказал: — Давай в восемь на той крыше, ну помнишь?.. С котом на балконе? — А, понял! — обрадовался Уэйд. — Давай тогда, до вече… ра. — сказал он опустевшей дорожке сквера. *** Сидеть на краю крыши небоскрёба, свесив ноги — не так безопасно, как на обрывистом берегу реки. Если свалиться в реку, тебя примет благодатная мягкость воды, и останется только вынырнуть и выплыть на берег. А если свалиться с крыши — твою плоть расплющит, раздавит, а кости раздробит встреча гравитации и асфальта, точно как встреча пресса и платформы. Даже если у тебя лучший в мире исцеляющий фактор, и твоё тело сможет распрямиться, разжаться и вернуться к жизни, ты всегда будешь с опаской сидеть на самом краешке небоскрёба. На этот раз Уэйд был в костюме и при оружии, но вряд ли он успел бы в падении вытащить «кошку» и найти, за что ею зацепиться. Другое дело, если с тобой рядом Человек-Паук. Ты знаешь, что в случае чего он подхватит. Выстрелит паутиной в падающий комок жизни, вытянет наверх и даже не запыхается. Надо только быть осторожнее в высказываниях и не слишком раздражать его. — Так как ты дни так точно посчитал? — спросил Уэйд. — Ведь негде записать, я пробовал. Где ни отметь, на бумаге, на стене — наутро поверхность вернётся к первоначальному чистому состоянию. Да и на теле у меня всё успевает зажить. — У меня тоже. Моя регенерация послабей, но тоже работает. Они уже поели, но маски обратно надевать не стали, и Уэйд был очень рад видеть лицо Питера, то, как он улыбается — немного сильнее правым уголком рта, как он слегка хмурится или приподнимает бровь. Удивительно. — Первые дни, пока я разбирался и пробовал, я считал дни в уме, — продолжал Питер. — И тоже понял, что на коже ни отметки ручкой, ни порезы не сохраняются. Оказалось, что остаются изо дня в день насечки на собственных ногтях, а сами ногти не так уж быстро отрастают. Как только понял к концу первой недели, я и нанёс на ноготь сразу шесть царапин по числу дней. И дальше считать дни стало несложно, главное, не забывать каждое утро ставить отметку. — Ну ты голова! — восхитился Уэйд, и тут же похолодел. — Это что же? Значит, само тело перемещается из вечера в утро, а не только сознание? Это плохо. Получается, ты стареешь? Нет, я конечно, тоже, но тебе-то это критично. — Получается — так, — печально согласился Паучок. — Похоже, нас одновременно забросило, у меня ощущение, что именно столько дней и прошло. — Слушай, может, мы не одни? Может, ещё кто-то здесь в таком же положении? Ведь и мы не сразу друг друга узнали, — Питер снова слегка улыбнулся, припоминая, какими они были идиотами сегодня, повторяя вчерашние фразы. — Не замечал такого ни у кого. Но надо будет попробовать. — Я тоже не замечал; те, с кем я имел дело, точно забывают. Когда буду в офисе, всех наших проверю, вдруг кто откликнется на «вчерашнюю» фразу. Питер задумчиво глядел на тускнеющее небо. Это был небольшой спокойный период, когда автомобильный часпик уже подошёл к концу, большинство нью-йоркцев доехало с работы до мест, где они ужинали. Но было еще светло, и время криминала ещё не настало. Уэйд достал компактный армейский ножик и сделал тридцать две насечки на ногтях левой руки. Чёрточки поместились на трёх с половиной ногтевых пластинах и тут же заросли. Только те, что были на белом омертвевшем крае, остались. Если бы Уэйд не был лысым, он мог бы завязывать узелки на своих волосках. — П… Паучок, так зачем ты всех спасаешь каждый день? Не вообще, а сейчас. Объясни мне, ведь это один и тот же день, и даже если их не спасти, они всё равно с утра будут живы. Уэйд не мог пока привыкнуть называть Паучка Питером, было в этом что-то такое, особенно интимное. — Уэйд, а ты смотрел фильм «День сурка»? — Да, только давно. — А я пересматривал недавно, когда всё это началось. Освежил матчасть, так сказать. Так вот, там персонаж в последний день перед освобождением делает много хорошего. В частности, ловко спасает мальчика, который падает с дерева. Вот я и подумал, что в этом смысл: в этот день, в этом городе я должен спасти всех, кому грозит гибель. И по возможности всех, кто был ранен или ещё как-то пострадал. Я изучил сводки новостей и данные из клиник о смертях и травмах, и пока я не ко всем успеваю. Но я тренируюсь, изобретаю, как исправить свои ошибки. Уже скоро я доведу свои действия до идеала и смогу спасти всех.