***
Первое, что почувствовал Гию после смерти — тепло. Запах вокруг был спокойный, тёплый и горьковатый. Место с таким шлейфом казалось безопасным. Из томной поволоки донёсся знакомый голос. — Ох, Томиока… Что-то тянуло его к себе. В налитой свинцом голове вырисовывался лишь один светлый образ. Рядом стоял рыжий лисий дух, мигая фиалковыми глазами. С первого взгляда Гию узнал его. Сабито… Кажется, это он. Выглядел старше, чем в момент своей встречи. Желая заговорить с ним, Гию не смог выдать и звука. Только смотрел на мягкую улыбку, ему адресованную, задышал чаще, пытаясь коснуться призрачной руки, тянущейся к нему. — Томиока. Момент, когда они взялись за руки, казался самым настоящим. Это место и этот Сабито — были родным и нужным. Гию никогда не искал дом, но обрести его здесь было невероятным счастьем. — Томика-сан! — донеслось откуда-то сверху, и чьи-то размытые очертания закрыли свет солнца. — Томика, не молчи. Я знаю, что ты уже очнулся. Столп разлепил глаза, вмиг оказавшись из мира фантазий в своей реальности. Он узнал светлый, обманчиво-невинный голос. Над ним хлопотала Шинобу, сидящая на табурете подле его кровати. В руках она вертела пару склянок и, выпрямившись, посмотрела на содержимое каждой через лучи полуденного света. Томика лениво проследил за тем, как она разбавила несколько капель зеленоватого снадобья в воде и сунула ему. — Вот, поднимайся и пей. А то уже неделю встать с постели не можешь, — она ждала, пока Гию медленно садился, опираясь спиной на стену. Вид у него был не столько ослабший, сколько болезненный. Он кусал губы, пока двигался. — Где ты таких ран нахватался? «Раны…», — Томиока обратился взглядом к своему телу в больничной одежде и бинтам. Кисти рук, грудь были крепко перевязаны чистыми бинтами во внушительном своём количестве. Под ними Гию чувствовал увечья: как показывал опыт, не слишком серьёзные в большинстве, но изощрённые. То напоминали о своей разрушительной силе демонические когти. Но что самое странное, столп совершенно не помнил, как получил новые. Возвращаясь в штаб прошлой ночью, он был покалечен чередой трудных миссий. Руки пострадали больше всего. Остались свежие рубцы. Он отказался от помощи полевых медсестёр, уверив каждую, что скоро доберётся до штаба. Он всегда давал себе отчёт, когда в бою его тело подвергалось травмам. Считать каждую, конечно, вариант сложный, долгий и отвратительный, но знать о каждой пролитой крови обязан любой охотник. Даже хашира. Умереть в бою — подвиг, но не тогда, когда демон при этом сбегает и вновь губит толпы народа. Так что эта за ноющая боль между лопаток? Томиока напрягает голову, стараясь хоть немного вспомнить события своей жизни недельной давности. Разум медленно рисует картинки, да и думать получается с трудом. Возможно, лекари давали ему снотворное. Вот он возвращается с задания, измотанный, но относительно целый. Кровь, пропитавшая одежду, по большей части принадлежит демону. Ещё немного болит голова, но это полный пустяк. Потом его ловит Санеми. Кажется, к истине уже близко. Силуэтами, громким гневным шёпотом и жесткой ладонью на шее вспоминается их «тёплая» встреча. Скорее всего, следов от неё уже не осталось, но душу продолжает терзать меланхолия — Гию вновь нелюбим, вновь не достоин этой любви. И семья его — только бранное слово. Но даже если и допустить это, неужели Санеми так издевался над ним? Специально не убил, чтобы оставить на страду в этой жизни? Это лучшая идея, как ни смотри. Шинадзугава мог здорово подставиться, значит, все подозрения на него — полный вздор. Предпоследнее воспоминание, которое осталось у Гию перед глазами — блеск чужой катаны в ночи, но не её лезвие на коже. Из раздумий столпа выводит щелчок по лбу. — Пей. Со стеной говорю, что ли? Застывший с нечитаемым взглядом, он забыл о лекарстве. Да и о том, что здесь его действий ждала Шинобу. В этих стенах многие нуждаются в лечении. Но если прочесть ещё один факт, почему Гию от обычных ран реабилитирует сама Кочо? У неё всегда в запасе врачи ниже рангом, чья специализация как раз и только лишь в этом. Так какое исключение занятой столп делает пострадавшему? — Почему я в лазарете? — первым делом спрашивает Томиока. Ему неизвестно, что за обстоятельства настигли его посреди амнезии, и как он вообще остался жив, если действительно столкнулся с демоном. Шинобу усмехается. — Не думаешь, что с твоей стороны странно спрашивать? Но если и правда не помнишь, то спроси Шинадзугаву. Гию поворачивается к ней со вторым вопросом. Девушка лениво повествует ему подробности, и только настойчивость поможет ей осознать, что каждая мелочь сейчас важна. — Он приволок вас обоих к порогу посреди ночи и вызвал младших медиков. Больше я ничего не знаю. Гию повернулся обратно. Разум слабо воспринял эти факты на фоне амнезии, но старался верить. Раны были весомым доказательством. — Вот как, — негромко сказал Томиока. Лениво покрутил в грубых ладонях стакан с лекарством. Лицо Шинобу стало хмурым, и Гию внезапно почувствовал лёгкий, но хлёсткий подзатыльник. — Что за человек ты! Говорю же, пей! — говорит Шинобу с неизменным выражением лица. Мягкая улыбка никогда не мешала ей выглядеть напряжённой, и самую каплю злой. О, боже. Он выпивает душистый горьковатый раствор одним махом, возвращая стакан на тумбу. Глубоко вздыхает, чувствуя ужасную усталость. Почему-то захотелось вновь провалиться в сон. Шинобу наконец удовлетворённо кивнула и успокоилась. Даже улыбнулась чуть менее натянуто. Потому ли, интересно, что теперь она может забыть про Гию до следующего дня, а то и больше? Действительно хорошая новость. — Вот так бы сразу… Я пойду, а ты продолжай лежать, скоро медсёстры заглянут, — она кинула взгляд на часы, в приоткрытое окно, где показывалось солнце. Затем проворно сгребла с пола сумку со снадобьями и пошла к выходу. Томиока остановил её в последний момент, желая понять всю ситуацию сейчас. Неведение скреблось и терзало, терпеть его не было сил. — Где Шинадзугава? Шинобу обернулась и кивнула на кровать через одну от столпа. — Ушёл куда-то. Гию глянул на одну из коек лазарета, расправленную и чуть потрёпанную. Рядом на тумбе лежали открытые мази и нитки, которые Шинобу явно оставила в беспорядке не просто так. Санеми тоже ещё не до конца пришел в себя после… чего бы-то ни было той ночью. Полежав ещё несколько часов без сна, он решил подняться. Ему правда лучше. Раны на теле не были главной причиной его странного состояния. Глоток свежего воздуха должен был привести его в чувства. Голова — камень, — полнилась круговоротом перебивающих друг друга мыслей. Это затмило боль в теле сильнее любых анестезических веществ. Гию было плевать на боль, но ступать пришлось осторожнее. Ему удалось почти скрыть хромую походку, чтобы не привлекать внимание и быстро проскользнуть на улицу. Медсёстры не позволили бы ему сдвинуться с места, если бы поймали. Как жаль их потраченного времени. Он совершенно не верил, что является незаменимым столпом. В распахнутых дверях был виден край заката. Над хвойным лесом возвышалось нежно-сиреневое небо, близкое к сумеркам. Воздух был свежим и чистым, двух минут на нём помогли прийти в себя. Странные узлы из негативных мыслей расплелись, оставив место чистому покою. Разбавить одиночество (привычное, да губительное) ему помогла появившаяся на крыльце Митсури. — Томиока-сан, вам уже лучше? — Всё нормально. Это мелочи, — уверил её столп. «Мелочи», — наверное, подумала она, потому что нахмурилась и задумалась. В молчании Митсури, её бегающих глазах скрывался недобрый намёк. Гию смотрел, как она прижимает руки к груди и кусает губы. Она вздыхает. — Шинобу-сан не говорила? Гию отрицательно качает головой. Они мало говорят с Шинобу. Впрочем, она и Санеми — те люди, которые правильно относятся к нему. — Демон оставил в вас яд. Лекари сказали, что не смертельно опасный. Но он постоянно распространяется, — она крутила на палец кончик своей косы, когда говорила. — Могут быть самые непредсказуемые последствия. — Не страшно, — кивнул Гию. Его действительно это нисколько не испугало. Он был даже обнадёжен, хотя и клялся Сабито наполнить свою жизнь смыслом. Долгую жизнь, такую, чтобы его жертва была не напрасной. А сам — надеялся где-нибудь протянуть ноги. Гию развернулся. Он не хотел задерживать Митсури этим долгим разговором, и пошёл прочь. Но девушка, долго собиравшаяся с мыслями, вновь заговорила с ним. — Я беспокоюсь за вас, Томиока-сан. Прошу, отдохните здесь подольше. Столп повернул к ней голову. В его глазах, глубоких как Марианская впадина, дрейфовало спокойствие. Сложно было понять, какие слова скрывает он за ними. Канроджи, например, ярче всего в них видела смирение, кроткость и верность. И беспокоилась. Беспокойство? Нет. Никто и не думал о нём, о ложном столпе, и сейчас не стоит. В ответ он лишь кивнул, удаляясь по коридору в свой лазарет. Митсури проводила его с сожалением. Было видно, как её душу терзает этот несчастный. Она совершенно не выносила уныния: боль и беспокойство окутывали её целиком. Но один столп не жил для себя, что уже говорить о столпе Любви. Как жаль, что Томиока видел в этом лишь проблему.***
В темноте открылась дверь. Последнее решение он безвозвратно отдал Санеми. Почему-то для Томиоки он стал воплощением госпожи-судьбы и страшного суда. Может, потому что единственный заметил его прогнившую душу? Санеми злобно зыркнул на него, как всегда напряжённый и взвинченный. Он снял хаори, бросил его на стул, и прямо в форме грохнулся на кровать. — Что тогда произошло? — ровным голосом спрашивает Гию, настойчиво, но смиренно. Никто, кроме Санеми, не знает произошедшего лучше него самого. — Не помнишь ни хрена? — скалится он резко, вжимая руки в колени. Словно вот-вот набросится. Потом брови его нахмурились в задумчивости. На несколько секунд он замолчал, что-то обдумывая, и уже не выглядел столько же злым, сколько тёмным, как туча. — Ты, дурак, свалил без оружия, а недалеко устроил засаду демон из Лун! Низших, но ты и с этим бы не справился голыми руками, тем более, что забрёл, блять, прямо в его ловушку! У него было крепко забинтовано предплечье. Когда от гнева на его руках вздулись вены, Санеми зашипел и выругался. Алое пятно крови стало быстро расползаться по белой марле. Столп сдёрнул её с руки, отправляя в свободный полёт, и глазу открылась огромная рваная рана. Достаточно глубокая, чтобы оттуда начала сильнее хлестать кровь. Гию качнулся, подавшись вперёд, и замер на том же месте. — Даже не думай, — сквозь зубы прорычал столп, пресекая любые попытки помощи со стороны. Санеми был горд, высокомерен (потому одинок) и полностью самостоятелен. Он не терпел ни подачек, ни безосновательной человеческой доброты, ведь сам имел достаточное количество сил, чтобы выбивать желаемое у судьбы. Своими руками. Они просидели в угнетающем молчании несколько минут. Гию успел сесть поудобнее, откинуться на спинку кровати и засмотреться в узкое окно. — Спасибо, — тихо сказал Томиока, обнимая колени. Санеми вытаращил на него глаза. — За что, чёрт возьми? — За то, что со мной не покончила низшая Луна, — спокойно уточняет столп. В ответ он слышит низкое тихое рычание. — Я и сам убью тебя. Мне так будет спокойнее. Теперь есть, за что меня благодарить?! «Конечно», — думает Томиока, но молчит. Прикрывая глаза он понимает, что всё так просто никогда не будет. Даже сидя в штабе истребителей, восстанавливая силы, дыша свежим ночным воздухом, будучи живым человеком. Томиока продолжал жить, не желая этого до конца. Просто намного лучше иметь шанс продолжать убивать кровожадных демонических тварей ради жизни людей, нежели быть позорно растерзанным одной из таких. Гию от всей души это признавал и… был благодарен за помощь. Дважды благодарен. Скорее бы Санеми отправил его к праотцам.***
Прогуливаясь ни свет ни заря по штабу, Санеми не ожидал столкнуться с кем-то. Вернее, не так: ни за что не хотел встретить кого-либо и застрять с разговорами. В этой резиденции Кочо каким-то чудом собрались разом многие столпы, так что шанс встретить назойливые лица как никогда зашкаливал. — Ши-над-зу-гава-сан, — внезапно останавливает его Шинобу, держащая в руках бумаги и медикаменты. — Мне нужно кое о чём с тобой поговорить. Санеми бесится, едва держа себя в руках. Чтобы немного выпустить напряжение, он фривольно и шумно вздыхает. Это означает взаимное приветствие. — Как там Томиока? — Какое мне дело? — фыркает он, действительно возмущаясь. Все разом возомнили их с Гию лучшими друзьями? И почему? — Тебе стоит тоже сказать ему «спасибо». Ты почти попался демону вчера. Лицо Санеми кривится. Он пялится на беспечную бабочку, не скрывая отвращения к ней и её словам. Он вообще не привык уважать всех, даже в обществе столпов — сильнейших. Сейчас Кочо несла чушь. Наплевать бы на все манеры и встряхнуть её, жертву ужасных шуток. — Мелочи, я привык к своей крови. А он просто попался под руку. — Не всё так просто. Не сегодня, — Шинобу разбирает бумаги и читает ему аккуратные кандзи. — Этот яд свёртывает кровь за секунду, стоит ему попасть в тело человека. Но лишь того человека, у кого она четвёртой редкой группы. — Тот демон слабый, но скрытный. Он преследовал тебя. Если бы в последний момент он не промахнулся… Шинобу вновь улыбнулась. — Сам понял или сказать? — Отстань, я всё понял. Она становилась веселее с каждой фразой. Ловко играя с людьми и их настоящими чувствами, она всегда умудрялась достичь своего. Эта проницательная вёрткая бабочка… — Теперь следи за ним. Сама я не справлюсь. Шинадзугава ничего не сказал. Кочо одобрительно похлопала его по плечу, улыбнулась и упорхнула по своим делам. Вновь оставшийся один на один со своими мыслями Санеми думает о случившемся. Перед глазами точная картина: как Томиока (с желанием умереть или… защитить?) заслоняет его от удара. Как его глаза проясняются на секунду, теряя глубокую синеву, и падают вместе с владельцем. Томиока уберёг столпа, а тот на адреналине взамен дотащил его в штаб. И не поймёшь сейчас: квиты ли они, или рабы обоюдной вины. В груди взыграло что-то, похожее на скребущийся внутренний голос. И это означало, что не просто так двум истребителям демонов делить лазарет ещё с добрую неделю. А то и больше.