Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Стук настенных часов раздражает всё сильнее с каждым новым движением секундной стрелки.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Шум начинает откровенно бесить, не позволяет спать. Мистер Вонка перевернулся на спину, разглядывая потолок в сумраке ночи. Внутри всё сжималось, в животе порхали бабочки, а по разгоряченному лбу каплями стекал холодный пот. И так уже которую ночь, день за днём, год за годом. Всё это невыносимо и отвратительно, но приятно и волнительно в один момент. А почему, знаете? Великий кондитер влюбился.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Стук часов становится невыносимым. Он заставляет Великого Кондитера сесть и потереть заспанные глаза. Тысячи мыслей витают в голове и все о нём одном. Вот уже 6 лет. Все эти годы кондитер лицезрел, как его мальчик рос, как стал самостоятельным. Ему было уже... Сколько... Он всегда так по–детски выглядит... Ах, да, ему же исполнилось 16 месяц назад. Каким красивым он вырос, осталась его доброта, его невинность. Всё это заводило кондитера ежедневно и доводило до исступления. Его волосы, его голос. Весь он. Каждую минуту. Каждую секунду.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Мистер Вонка встаёт с кровати, подходит к зеркалу на туалетном столике и уперевшись в предмет мебели руками смотрит на себя. Долго смотрит. Прошли годы, а он так и не изменился. Даже не поменял прически. Одно лишь выдавало его возраст: седая прядь с правой стороны, которую постоянно приходилось подкрашивать. Проходит минута, две, пять. Кондитер небрежно причёсывает руками шёлковые волосы, заправляет одну прядь за ухо и идёт. Куда? Зачем? Кажется этого он сам и не знает. Шоколадник выходит из комнаты и делает несколько десятков шагов по коридору. Здесь так хорошо, так прохладно, не то, что в душной комнате. Коридорная дорожка стремительно уходит в даль, а шоколадных дел мастер останавливается у жилой комнаты, из которой, если прислушаться, слышно тихое сопение. Недолго думая рука сама тянется к округлой ручке, замок щёлкает. Вот он, его мальчик, его малыш спит. Такой тихий, безобидный, а главное, совершенно беззащитный. Тонкое одеяло прикрывает юношу лишь до пояса, а ночная рубашка, расстёгнутая до середины, оголила левое плечо. Проходит чуть меньше минуты и мистер Вонка уже сидит на краю его кровати, так незаметно, словно его и нет. Глаза блуждают по его мальчику, засматриваются на выпирающую косточку в плече, на видные ключицы, а сам кондитер мечтает лишь нежно избавить его от ненужных тряпок. Рука невольно и осторожно касается юношеского плеча. Кончики пальцев робко изучают нежную, бледную кожу. Наконец мистер Вонка нагибается и касается малиновыми губами нежной шеи, словно пробуя её на вкус. Влажный язычок касается дермы, приносит шоколаднику лишь удовольствие. Долго бы ещё продлились эти мучительные, но сладкие минуты для кондитера, если бы Чарли не пошевелился. Мистер Вонка нехотя отрывается от желанного тела и скорее сбегает, дабы не быть застуканным, прошипев в коридоре: — Чёрт... Чарли лишь переворачивается на другой бок, положив одну руку на свежий засос. Кондитер не смог сдержаться, уж так был велик соблазн. Уже в комнате мистер Вонка закрывает дверь и медленно скатывается по ней на пол, впившись длинными, тонкими пальцами в свои волосы, бормоча себе под нос: — Дурак... Дурак... Дурак... Внутри всё связывается в узел, к горлу подкатывает ком. Глубокие вдохи и выдохи, раздражающий стук часов в ушах. Так больно от страха быть отвергнутым, так страшно остаться в брезгливых воспоминаниях своего любимого мальчика. Мистер Вонка считает себя трусом. Он боится своих чувств.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
***
Настаёт новое утро. Солнце ярко светит, его лучи бьют в глаза, заставляя Великого Кондитера проснуться. Поспав несколько часов, он бредёт в ванную, упирается руками в края белоснежной раковины и вновь смотрит на себя в зеркало. Таким помятым его не видел даже Чарли: сонный, взъерошенные волосы, мятая пижама фиолетового цвета. Каждодневные процедуры выполнены, шоколадник приведен в порядок. В суматохе проходит целый день. Он рядом с ним, рядом со своим мальчиком. Ежедневную скуку от веселья в работе скрашивает лишь Чарли. Он изредка случайно касается кондитера, прячется за его спиной, прижимаясь к мужским плечам. Это возбуждает мистера Вонку. Он уже готов впиться в юношеские губы, прижать собой к стене столь желанное, молодое тело этого мальчика. Но не может. Страх берет верх. Вечер прошёл просто замечательно. Почти весь ужин мистер Вонка не сводил взгляда со своего мальчика. Голова была подпёрта рукой, шоколадник слегка улыбался. Чарли иногда поглядывал на него, смущался и вновь смотрел к себе в тарелку. Кондитера умиляла такая стеснительность ученика, а в его румянец он был влюблён.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Вновь бой часов, бессонная ночь. На часах 3:17. Мистер Вонка разбито смотрит, то в потолок, то в окно, лёжа на спине. На улице начинается гроза, слышны раскаты грома. Помимо них шоколадник слышит посторонние звуки, чьи-то шаги, не похожие на шаги Умпа-лумпов. Сердце замирает, вырывается из груди. Кондитер лежит на спине, скорее закрывает глаза и притворяется спящим, как только слышит скрип собственной двери, а дальше – всё происходило, как во сне. Мистер Вонка почувствовал, как его мальчик лег рядом, что было великой редкостью. Как было страшно, как было волнительно. Шоколадник едва ли сдерживал желание обнять своё чудо, но боялся спугнуть, испортить момент. Проходит несколько минут, за окном слышится очередной оглушительный раскат грома и с тихим, подавленным вскриком Чарли прижимается к «спящему» кондитеру. Мистер Вонка умилялся, зная, как его мальчик боится грозы, как его пугает столь накаляющая обстановка. Он не спеша кладёт руку на спину ученика, начинает нежно гладить. Другой рукой шоколадных дел мастер обхватил своего малыша за талию и уложил на себя, не переставая гладить спинку испуганного подростка. Чарли поднял голову и его взгляд встретился со взглядом кондитера. Рука мужчины, что гладила спину, медленно перемещается на шёлковые волосы, затем на нежную, белую щеку. Судорожное дыхание мальчика даёт понять, что сие действие допустимо.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Мистер Вонка не помнил, как очутился на своём мальчике, не сильно вжав его в кровать. Чарли обнимает его за шею, их носы соприкасаются. Дыхание мальчишки обжигает горячим пламенем нежную кожу кондитера. Он уже не в силах терпеть. В штанах становится тесно настолько, что это приносит небольшую боль, даже скорее дискомфорт. Пару мгновений – и их губы соприкасаются в лёгком, нежном, но страстном поцелуе. В ушах двоих лишь стук сердец. Они оба хотели этого, но каждый боялся быть отвергнутым. Больше нет страха, нет стыда. Они свободны в своих чувствах. Ненужные тряпки летят на пол. Слышен первый протяжный стон Чарли, что напугал мистера Вонку, ведь тот лишь прикоснулся к пульсирующей плоти ученика. — Чарли, больно??? — Обеспокоенно спрашивает кондитер, внимательно рассматривая мальчика. — Н-нет... Наоборот... — Почти шёпотом отвечает подросток, отчаянно краснея. Шоколадник вновь нежно положил руку на пах мальчишки, погладил основание тонкими пальцами и заигрался с нежными яичками, заставив Чарли выгнуться до хруста в позвоночнике. Кондитер медленно переползает под бок мальчика, а потом и вовсе облокачивается спиной о подушку, посадив подопечного на кровать, между своих ног. Чарли, словно боясь, ложится на кондитера, чувствуя спиной жар его тела. Шаловливая рука мужчины вновь начинает ласкать возбуждённую плоть, слегка надавливая на открывшуюся головку, заставляя подростка протяжно простонать. Чарли краснеет ещё сильнее, закрывает рот руками, но нежная рука кондитера убирает их, после чего мальчик слышит шёпот над своим ушком: — Не бойся, малыш... Стони... Я хочу тебя слышать... Проходит лишь несколько минут и Чарли уже более слышно начинает стонать, смотря на движения руки своего учителя по его члену. Мистер Вонка оставляет на шее мальчика яркие засосы, нежно прикусывает и вылизывает кожу. Ещё немного и яркая вспышка удовольствия накрывает подростка с головой. В ушах лишь стук сердца, перед глазами разноцветные пятна. Прежде он не испытывал таких ощущений.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Чарли лежит на боку, слегка улыбаясь. Щёки горят, но он этого даже не замечает. Мистер Вонка нежно размазывает сперму по животику мальчика, затем и по сладкой ложбинке, раздвигая булочки. Один палец мужчины нежно массирует колечко ануса, после не спеша проталкивается внутрь, от чего слышен хриплый вздох, тихий всхлип и нежные, успокаивающие слова кондитера. Проходит несколько минут и уже один палец шоколадного инженера входит на полную глубину, задевает сладкий «бугорок» и начинает нежно надавливать, заставляя, уже во всех смыслах, своего мальчика выгибаться дугой и стонать, как сучку. Чарли уже не замечает, что в нём два, три, четыре пальца. Ему слишком хорошо, чтобы думать об этом. Спустя несколько минут комната разражается громким, требовательным стоном от мучительного напряжения. Мистер Вонка ехидно улыбается и после мальчик чувствует острую боль, пронзающую всё тело, словно тысяча кинжалов. Кондитер утыкается в плечо своего мальчика, начинает шептать что-то нечленораздельное, успокаивающее, позволяя подростку привыкнуть к новому размеру в своём анусе.Тик–так. Тик–так. Тик–так.
Вдох–Выдох. Вдох–Выдох. Больше нет слов, одни чувства и эмоции. У них собственный мир, в котором больше не существует никого. Движения с каждым толчком то ускоряются, то замедляются. Мистер Вонка словно издевается над своей «жертвой», не позволяет ему кончить. Чарли стонет и глубоко дышит, хватается за одеяла и простыни, метается в постели. Кондитер едва удерживает его, входит глубже и еле слышно стонет. Это возбуждает подростка ещё сильнее. Вдох–Выдох. Вдох–Выдох. Вдох–Вдох. Белая пелена накрывает обоих, заставляет стонать вместе. Чарли чувствует, как нечто тёплое наполняет его изнутри. Мистер Вонка прижимается к своему мальчику со спины и повторяет тихим шёпотом одну фразу: — Я люблю тебя, мой мальчик... От накативших чувств Чарли лишь ещё тихо постанывает, переворачивается лицом к своему учителю и страстно целует его, обнимая за шею. Кондитер не смеет сопротивляться. Он не может этого сделать. Он уже не отступит. Никогда. За окном барабанит утренний дождь. Постепенно начинает светлеть на улице, но солнечные лучи не смеют будить двух влюблённых. Объятия согревают их, сопения друг друга успокаивает. И нет никого счастливее, чем эти двое. Можете мне поверить. А настенные часы всё продолжали противно тикать:Тик–так. Тик–так. Тик–так.