Приличный омега

— Куда именно пойдём? Намджун держит под руку своего мужа, поэтому Хосок аккуратно берёт руку старшего Мина и кладёт себе на локоть, а с другой стороны обнимает младшего. — Что ж, господа, пройдёмте на вечерний променад, — улыбаясь, ведёт их следом за родителями Хо. Юнги фыркает со смеху, а за ним и Югём. Вот так спокойно с двумя Минами идти это надо постараться. Старшие Чоны выходят из дома и поворачивают в сторону сада, где сегодня были и самые младшие. Солнце уже собиралось садиться, так что все в округе уже окрашивалось в тёплый солнечный цвет, словно мёдом покрыли абсолютно всё. — Я же не один тут нервничаю, — начинает Юн. — С чего вдруг ты нервничаешь? — спрашивает удивлённо Намджун, повернув голову в профиль. — Я в принципе нервничаю. Всё так быстро, что не верится вообще… Я просто не могу это не повторять каждый раз. — Нет, не один, у меня тоже коленки трясутся, только я виду не показываю, — громовым шёпотом говорит Чон, отчего все вокруг начинают смеяться. — Это потому что я рядом, да? — ткнул его под ребро старший Мин. — И это тоже, а вообще, я в основном нервничаю, что всё будет не так радужно, как сейчас… Намджун останавливается и хлопает сына по плечу: — Всё будет хорошо, прекращай рефлексировать. — Окей, раз вы так говорите, — Чон пожимает плечами и с двумя омегами на буксире обгоняет родителей, сворачивая в сторону клубничной теплицы. — Мы идём грабить садовника, как вам идея? Он уже ушёл, так что пора выходить на дело. — О да, он мне ещё днем предложил это сделать, — смеётся Мин-младший, возвращаясь мыслями в люди. — А мне нравится идея, — заговорщески улыбается Намджун и ведёт мужа тоже в сторону теплицы. — Да уж, потом придётся провести расследование, кто же сожрал всю клубнику. — Гусеницы, определённо, — смеётся Югём и открывает теплицу, а потом заходит туда первым и уже облизывается. На грядках очень много красных сладких ягод, что манили уже своим присутствием. Юнги вырывается из хватки Хосока и идёт вдоль грядки, а потом присаживается на корточки. — Я мог бы здесь спрятаться, но я слегка отличаюсь… — он вздыхает, а потом самый первый отрывает ягодку и отправляет в рот. — Да, гусеницы какие-то наглые пошли… — Хосок смеётся и уходит на дальний ряд, где заметил особенно крупные ягодки и кран для полива. — Юнги~я, не ешь так, иначе глистогонные пить придётся, — Чон хохочет и, набрав в ведёрко чистой воды, приносит ему. — Сначала вымой, а потом ешь, сколько влезет. — Ты чего, вкуснее же прямо так, — фырчит Юнги, теперь уже моя каждую ягодку и отправляя в рот. Ну, почему только так ему надо? Джун и Джин с такого только качают головой и спокойно разбредаются, кушая ягоды чуть ли не с веточек. Югём тоже с мытьём не парится. Хосок срывает пару ягодок и отправляет в рот. Вкусно… — Давайте съедим все спелые ягоды, а утром попросим садовника принести нам к завтраку клубники. Вот смешно будет посмотреть его реакцию, когда увидит всё… — Главное, чтобы он не перенервничал… — смеётся Мин, пересаживаясь на другую грядку вместе с ведром, иначе ему опять влетит. Югём тоже переходит на следующую грядку и сталкивается с сыном, тоже вымывая ягодки в его ведерке и хитро улыбаясь. — Он выдержал тысячу пересадок, когда Джину не нравилось местоположение всяких кустиков, так что это его не проймёт, — Намджун доедает большую клубнику и уводит из-под носа мужа следующую, за что получает по рукам. — Эй, это не кустики, а можжевельник китайский! — Да хоть фикус арабский, — фыркает Намджун. Хосок просто набивает рот сладкой клубникой и отказывается разговаривать. Югём хохочет в ладонь, другой собирая ягоды с кустов. А Юнги из всех этих слов понял только «кустики». Цветочками он не увлекался, в отличие от папы. Мин старший уже переходит на следующую грядку, вежливо оставляя сыну оставшиеся ягоды, но он встаёт, показывает свой живот и поглаживает его. — Так, всё, надо снимать новые мерки, у меня чуть в талии больше стало, упси-дупси… — Это из-за малышей или клубники? — высовывает измазанное почему-то в грунте лицо Хосок из-за ближайшей бочки с водой. Ну, подумаешь, поскользнулся и упал. Главное, что бесшумно. Джин подходит к омеге и крутит его в стороны: — Думаю, клубника, дети ещё слишком маленькие, чтобы отражаться на фигуре. — А-а-а, — глубокомысленно выдаёт Чон и идёт к крану смывать с себя грязь молчаливого позора. Ну, а кто виноват, что он об шланг споткнулся на влажной земле? — Это клубничные дети, — поправляет Юнги папу Хосока и смеётся. — Ты чего такой грязный? — Да сто пудов куда-то носом своим любопытным залез, вот и грязный весь. Ничего удивительного, — отвечает Джин смеясь. — Это странно… Юн берёт ведёрко и ставит поближе к Джину, чтобы он тоже мыл. Всё же, глубоко в душе, омега вообще был не против, если пополнение будет не только с его стороны. А вдруг это святая мытая клубника, всю заразу лечит. — Боюсь даже представить, каким образом они были зачаты, раз они клубничные, — альфа давится смешком и показывает язык родителю. И это ему 29? А может 9? — Я наелся, — вытерев лицо подолом рубашки, проговорил Хосок. Кончики волос намокли, а хвост растрепался. Ничего, так сойдёт. — Ещё бы, — фырчит Юнги, выползая из теплицы, в которой было действительно жарко — под курткой вся поясница мокрая была. — Я уже придумал, что хочу на завтрак… — Ну? — спрашивает Югём, отправляя очередную ягодку в рот и тоже вставая. — Панкейки с клубникой свежей. Вот ничего больше не хочу, — смеётся Юн. — Блин, а это реально вкусно. Но будут просто панкейки, без клубники. Вылив воду, Джин встаёт из грядок, как и его муж, вытаскивает нос из кустов, поглядывая на остальных, что уже собирались уходить, а он как бы совершенно точно ещё нет. Сокджин поправил сыну волосы и дал ускоряющий поджопник из теплицы, а потом, чмокнув любимого в макушку, помог и ему встать, слушая обречённые вздохи на недоеденную клубнику. — Со свежей клубникой? Тебе не хватило? — Чон снова показал папе язык и забрал омегу. — Ну, вы же хотели попросить на завтрак клубнику… — Юнги пожимает плечами и тянет за собой ещё и папу. — Пойдёмте в дом, переоденемся, я весь вспотел, да и вы тоже, наверное… Они все уже идут в сторону дома, когда Юнги, повернув голову, замечает что-то в кустах. На улице уже потемнело, потому что они сидели в теплице очень долго. Поэтому стало очень стрёмно. — Что там в кустах? — тихо спрашивает Юн. — Да, птичка может какая-то, — пожимает плечами Джин, обгоняя их. — Если бы птичка, то тогда бы она уже улетела. А если она там застряла? Намджун вздыхает и двигает к кустам, где всё ещё что-то шевелилось. — Ладно, это не птичка, но я сам этого малыша не достану, думаю. Хосок, подержи ветки. В кустах виднеется разноцветная шерсть, когда он подходит ближе. — Котёнок? Серьёзно? И что он тут забыл? — Хо весь обкалывается ветками от кустарника, пока они достают из колючего плена молодую кошечку, можно даже сказать котёнка. — У неё ухо порвано и лапу поджимает, скорее всего собаки потрепали, — Намджун осматривает животное и заворачивает в свою куртку, всё равно уже испачкался. — Я позвоню ветеринару, — тут же достаёт телефон Сокджин и отходит в сторону для разговора. — Давай сюда, отнесу пока в дом нашего нового питомца… Наши разговоры, видимо, начинают сбываться… Альфа забирает у отца свёрток и быстрым шагом идёт в дом. — Так, если началась такая пляска, то я не хочу, чтобы мой живот так быстро округлился и у нас было двое альф. Пусть не сбывается, пожалуйста, нет-нет-нет, — быстро тараторит младший Мин, всё же надеясь на то, что хотя бы один ребёнок будет омегой. Югём поправляет помятый куст, а потом идёт за младшими — Юнги упёрся за альфой хвостиком, поглядывая на малыша. Джин попросил ветеринара подъехать к ним, чтобы было удобнее, все нужные условия они смогут предоставить запросто. Юнги первым снимает обувь и идёт в сторону гостиной, садится на диван и принимает в свои руки котёнка, раскрывая его и осматривая. Он был, вроде, и маленький, но уже сильный. Точнее… Она. — Это кошечка, — улыбается Юн и хорошо её закутывает, чтобы было теплее, в плед, который принёс Сокджин. — Реально, если это всё сбывается, то не дай Бог, все мои слова… Ой, даже думать не хочу, — вздыхает омега и кладёт ноги на диван, аккуратно поглаживая малыша, успокаивая его. — А что такого в том, что родятся альфы? — Югём и Намджун спрашивают это одновременно и почему-то у Хосока, на что тот лишь пожимает плечами и переводит все стрелки на омегу: — Вот у него и спросите, у него идея-фикс родить омегу. — Я просто хочу омегу. Они мне нравятся, — спокойно говорит Юнги, поглаживая котёнка, чтобы тому было спокойнее. — А альфы чем тебе не угодили? — спрашивает у сына Югём, на что тот получает его тяжёлый взгляд. — Если будет трое альф в доме, то они меня сожрут, а тут хотя бы поддержка будет, — он пожимает плечами. А потом дует губки, когда малышку забирают. — Почему они должны тебя сожрать? Будут по струнке ходить, я тебя научу, — авторитетно заявляет Сокджин, а после уходит наливать горячий чай для всех. Хосок уже зная, что доктору понадобится чистая вода, таз, антисептик и полотенце после купания животного, уходит отдать распоряжение прислуге, а после спускается, уже переодетый в чистое, с одеждой для Юнги: — Иди переоденься, иначе заболеешь, — говорит он и забирает кошку. — Ладно, пойду переоденусь, а то вдруг заболею, — пародирует старшего и поднимается наверх. — Он иногда хуже ребёнка, — вздыхает Югём, облокачиваясь на спинку дивана. Через минут 10 приезжает ветеринар, который забирает кошку у Хосока и обрабатывает все ранки и накладывает гипс на лапку. — У неё перелом, так что пока ходить не будет. Ваша кошка или приблудилась? — Приблудилась, но будет наша, — спокойно отвечает Чон и забирает животное обратно. Мяукая, кошка прячется у него подмышкой и затихает. — Ну и как назовём? — уже проводив доктора и закрыв дверь, в гостиную возвращается Намджун. — Юнги вернётся и назовёт, по мне хоть Кузя. Мин тем временем решает, что если есть время, то лучше сразу принять душ. Сразу свеженьким будет и с хорошим настроением успеет покушать. Быстро сделав свои дела, он спускается вниз в свободной футболке и спортивках, где уже все собрались и были спокойны. — Я все пропустил, да? — Ну, ветеринар только-только уехал, — пожимает плечами Джин, а Юн дует губки и подходит к жениху, в руках которого и лежит маленькое чудо. — Как назовём её? — Мы это у тебя узнать хотели, — хмыкает Намджун и идёт в сторону кухни — ужин скоро будет готов. — А почему у меня? — Потому что у тебя, — Джин тоже идёт в сторону кухни, его позвали, чтобы что-то уточнить. — Пусть будет Мусей, — промурчал младший омега и погладил кошку по спинке, а потом чмокнул Хосока в губы. — Какое аристократичное имя. Производное от «Муэзы»? — Хосок смеётся и поднимается с дивана. — Пойдём кормить нашу аристократку, и сами заодно поужинаем. Одним воровством жив не будешь. Они уходят в столовую, где уже накрыт стол, и Чон сам приносит миску с молоком, ставит на пол рядом с ними и сажает животное. Кошка сначала недоверчиво принюхивается, а потом с удовольствием принимается лакать молоко, отчего пачкает чёрные усы, и облизывается. — Мусю мы накормили, теперь наша очередь, — Югём смеётся, наверное, за сегодня больше, чем за последние несколько месяцев, и садится за стол с остальными. Вечер родителей скрашивает бутылочка вина, а вот Чон в знак солидарности с беременными пьёт сок и задумчиво листает отчёты от секретаря. Они, конечно, хорошо повеселились, но работа есть работа. Югём рассказывал, чем он занимался, пока был в Америке, а Джин расспрашивал, что именно он там делал. Намджун старался быть более спокойным, поглаживая своего мужа по бедру и иногда шепча тому что-то на ухо. А Мин искоса поглядывал на Хосока, что был немного занят. Действительно, делу время, а потехе час. В конце концов, он своё обещание в этот раз выполнил. Сделав глоток достаточно кислого апельсинового сока, Юн смотрит за Мусей, что, напившись, прыгнула ему на колени. Её нужно было срочно почесать за ушком и щёчки. — Пап, а расскажи про тот случай на площади, — просит младший омега. — Про какой? А-а-а, в Америке. Я приехал только в Америку, английский знаю на уровне «привет-привет-где клиника?». Думаю, ладно, не всё так плохо, я же ходил на курсы. — Для него «ходил на курсы» — это 2 занятия, — добавляет Юнги. — Но ходил же! Так вот, подхожу к мужчине, начинаю говорить на английском с акцентом, все дела. Мужчина на меня смотрит и говорит на корейском: «Я ничего не понял из того, что Вы попытались мне сказать». Я стоял и хлопал глазами так в первый раз вообще. Мне никогда настолько неловко почему-то не было. После этого я решил, что английский, конечно, выучу, но перед тем, как заговорить с человеком, буду сначала спрашивать, говорит ли он в Америке на английском. Это было ужасно. — Да, поэтому английский начал учить я, — пожимает плечами Мин, а кошечка уже медленно начала ползти в сторону занятого Хосока и оказалась у него на коленях, мяукнув, узнав запах. Хосок слушал разговоры за столом вполуха, после отчетов теперь разбирал почту и писал ответы на письма. Комок тёплой шерсти на коленях его удивил и заставил отложить гаджет. — Ну и что мы хотим, такие наглые? Кошка почувствовала себя хозяйкой положения и, удобно свернувшись на коленях, прикрыла глаза и замурлыкала. Хозяин найден — можно спать. — Наглая кошачья морда… — с поддельным возмущением произносит Чон, но ласково гладит пушистую голову и спинку. Юнги прыснул со смеху в ладошку на возмущение альфы и сделал глоток сока. — Извините, но я пойду работать, почты много и надо успеть все текущие дела до свадьбы решить. Юнги перетягивает Хосока и после поцелуя в лоб ещё поцеловал его в губы. — Хорошо поработай, — кивает Юн, обещая себе, что перед сном обязательно поможет расслабиться жениху. Альфа поднимается вместе с кошкой на руках, вежливо кивает всем присутствующим и идёт на второй этаж. Югём немного напрягается, выпивая свой бокал. — Говорят, что когда приходит незнакомая кошка в дом, где есть болеющий, то она приходит помочь. Или же предвещает близкую свадьбу, или пополнение в семье. А у нас всё сразу… — И это забавляет, — смеётся Юнги. — Я очень хочу что-нибудь сладкое… — омега встаёт из-за стола и идёт на кухню. — Кому-нибудь что-то принести? — Там пирожные есть, а ещё Хосок покупал тебе мармеладки. — Опа-опа, мармеладки это хорошо… Юн делает набег на кухню в поисках самых разных сладостей, пока старшие… — Я не уверен, что смогу остаться здесь на долгое время… — Почему? Мы можем сделать, чтобы лечение проходило здесь, — спрашивает Намджун, подливая нового вина омегам и себе. — Я по большей части просто не хочу влезать в жизнь Юнги. Иногда мне кажется, что я ему совсем не нужен, ведь он столько времени провёл сам. Ведь полтора года это не шутки. — Ой, нет, ты ошибаешься, — смеётся Джин. — Ему очень не хватает именно папы. Мы буквально вчера с ним обнимались, и он долго не хотел уходить. Он очень соскучился по тебе, поверь. Это даже видно со стороны. Юнги возвращается в этот самый момент. — Меня обсуждаете, да? — Твой папа хочет уехать, — напрямую говорит альфа. — Что? — Ну, не совсем, — начинает оправдываться Югём. — Нет, мне это не нравится. Твой врач разрешил, ты можешь здесь быть долгое время. Так зачем тебе уезжать? — Я могу остаться, да. Но просто не думаю, что стоит. — Если ты так думаешь, то зачем вообще было приезжать? Только из-за моей просьбы? — Мин неожиданно обижается на такие слова, и глаза предательски жжёт. — С чего ты вообще это взял? Я только рад был сюда приехать. Мой сын выходит замуж, у него будет двое детишек. Я обязан был приехать. — Так в чём сейчас проблема? — одна слезинка все же скатывается, наполненная обидой от буквально пары слов. Юн смахивает другие. — Я не могу объяснить. — Почему не можешь объяснить? Что ты скрываешь? Семью на стороне уже завёл, поэтому в Америку так хотел? — Может быть и так! — В смысле? — У меня альфа в Америке, вот чего в смысле, — выкрикивает старший Мин, вставая из-за стола. — Так почему ты мне просто не мог об этом сказать?! Зачем вот сейчас подобное говорить? Ты так ведёшь себя, как будто я тебя вообще не смог бы понять! Джин вздыхает и хотел бы не влезать, но лучше прекратить этот маленький конфликт прямо сейчас, чтобы он не перерос во что-то большее. — Юнги, тебе нельзя нервничать, как и тебе, Югём. Успокойтесь. Сейчас произошло некоторое недопонимание. Как я понимаю, Юнги, ты тоже долго не говорил о ваших отношениях с Хосоком. — Мы даже не встречались толком, у нас было второе свидание. Всё пошло слишком быстро после метки, я бы не успел ничего сказать. — Да, я виноват. Мы с этим альфой уже год вместе, а знакомы 2. — Год вместе, — нервно смеётся омега, проводя ладонью по волосам. — А я всё сидел и думал, как там мой папа, хорошо ли себя чувствует. А он лечился, завёл отношения, а мне о них вообще ни слова! Мину просто обидно до одури, что от него скрывали такое, на самом деле. — Юнги, прости… — старший омега встаёт и пытается обнять сына, но тот не намерен отвечать. — Я немного устал… Сейчас с вами попью чаю, пока вы дальше пьёте вино, и пойду наверх. Без сладкого не уйду, а там свинячить не буду. Мин выбирается из объятий папы и садится обратно за стол, получая сожалеющие взгляды старших. Он откладывает пачку мармеладок, чтобы съесть их в спальне, а сейчас ест одно из пирожных, улыбаясь так, словно ничего не произошло. Живот достаточно набит, так что он берёт свою сладость, несмотря ни на что, целует папу в щёчку и желает всем хорошего вечера и заранее доброй ночи. Вздохнув, Мин заходит в спальню и падает на кровать лицом вниз. А скоро он так не сможет. Собрав яйца в кулак, Юн поднимается и ставит телефон на зарядку, вбивая в поиск фильм, который бы хотел посмотреть, все равно пока Хосок занят. За просмотром фильма он открывает пачку с мармеладом и пару штучек оставляет старшему. Хосоку надоедает сидеть в кабинете уже через час, так что, захватив дремлющую на подлокотнике кошку, которая недовольно зевает, но быстро успокаивается на руках, альфа относит животное вниз, где приготовлен лоток и всё нужное для неё, после чего возвращается в спальню, где и видит лежащего на постели Юнги. — Что смотришь? — укладываясь позади и целуя в шею, спрашивает он. Юнги слегка дёргается, когда слышит голос Хосока. — «Игра в имитацию». Я только начал, — говорит он, поворачиваясь к альфе. — Хочешь со мной? Тут буквально 12 минут прошло. Я ещё мармеладки оставил тебе. Мин чуть подвинулся и похлопал по месту рядом с собой. — Ты уже закончил работать? — Самое важное закончил, ещё есть время до воскресенья, успею. Альфа разворачивает младшего к себе лицом и заглядывается в глаза: — Ты плакал? — серьёзно спрашивает он. Мармелад и фильм позже, тем более его он уже видел. — Немного совсем. Соринка в глаз попала, — улыбается Юнги и чмокает Чона в нос, останавливая фильм. — Дай посмотрю, — Хосок поочередно осматривает каждый глаз. — Ничего нет, сморгнул, наверное. Альфе приятны такие нежности, и он отвечает тем же — обнимает покрепче и целует уже в губы. — Много ещё тебе работать? Может я чем-то могу помочь? — Работы всегда хватает. Нет, тебе нужно больше отдыхать, для чего мне тогда заместители и секретари? Справимся. Ты говорил со своим замом? В баре всё хорошо? — Я ещё ни с кем не говорил. Всё это время был внизу с остальными, вот оттуда мармеладки и принёс. Он выкарабкался из объятий и одну положил в рот, чтобы во время очередного поцелуя со старшим передать ему. — А вообще, если Шону сказал, что всё хорошо, значит, так и есть. Он тебе врать не будет, — словно ничего не произошло, продолжает вести светскую беседу Юнги. — Вкусно… Ещё? Альфа с хитрой ухмылкой приподнимается на одном локте и смотрит в глаза омеги. Разговоры о работе отходят на второй план. — Ещё? Тебя как птенчика кормить что ли? — смеётся Юнги и пока просто целует альфу в губы, при этом улыбаясь. — Ну, сам приучаешь к хорошему, а потом ещё спрашиваешь. Мин берёт ещё одну мармеладку, запуская её в рот и укладывая сладость на языке. Приблизившись к жениху, он приоткрывает свои губы и заставляет лёгким движением так же поступить и старшего, чтобы передать мармеладку. Отпустив уже сладкие губы, Юнги отодвигается и прикусывает свою нижнюю губу. Хосок ухмыляется и целует вновь, но мармелад, как назло, закончился. — Ну, надо же с чего-то начинать… — Омега смеётся в новый поцелуй, но потом сам его углубляет, положив руку на гладкую щёку. Еще пару секунд, и он чуть толкает альфу, чтобы тот завалился лопатками на постель, а Юнги чуть нависал над ним при поцелуе. — Всё же хорошо, верно? — не зная зачем, спрашивает он, когда отрывается от любимых губ и смотрит в карие глаза. Своей рукой поправляет волосы, а потом и вовсе аккуратно стягивает резинку с мягких волос. Очки, что мешались, тоже снимает и откладывает на тумбочку. — Всё очень даже хорошо, — улыбается Хосок, укладываясь удобнее — руки теперь на округлых ягодицах омеги. — Не верю тебе, — фырчит младший, убирая выбившиеся прядки своими длинными пальцами. — Раз на то пошло, то ты забыл кое-что сказать. На этот раз он улыбается и смотрит по-лисьи на жениха, глубоко вдыхая его запах. Пальцами он ведёт по аккуратным бровям, чётким скулам, красивым губам, похожим на сердечко, и, наконец, по острой линии челюсти. Невероятно красиво. Хочется дотрагиваться до этого лица раз за разом, постоянно смотреть в глаза и видеть в них любовь, цели и мечты, хочется целовать носик, а потом и мягкие губы, хочется видеть, как подмигивают этими глазами, в которых появляются шаловливые огоньки, хочется видеть игру бровей, чувствовать, как тебя целуют. — Я сейчас заплачу, — смеётся Мин, всё ещё смотря на альфу, а потом аккуратно целуя его в губы. Хо только наблюдает и старается даже не дышать, пока прохладные пальчики скользят по его лицу, но потом всё же с энтузиазмом отвечает на поцелуй, приподнявшись на локтях. Лишь когда дыхание перестаёт хватать, альфа с улыбкой спрашивает: — Почему? — Ну чего ты улыбаешься? — горько смеясь, задаёт вопрос Юнги, приподнимая своё лицо вверх, чтобы слёзы не покатились по щекам. — Просто ты такой весь замечательный и красивый, что моё сердце, кажется, не выдержит и, в конечном итоге, просто разорвётся. Омега целует Чона ещё в щёчки, на которых появлялись маленькие ямочки. — Хоби, я боюсь тебе сейчас сказать много всего, а потом на собственной клятве молчать как рыбка. Хотя в твой адрес можно говорить бесконечно. А, казалось бы, я тебя просто не узнал… Он накручивает прядку волос Хосока на свой палец и прикусывает собственную губу, стараясь сдерживать себя и свой запах. — Я замечательный? А ты? Вот уж кому повезло, так это мне. Красивый, умный, ласковый, а главное вредный такой, как радиация. Мечта, а не омега. Юнги фырчит со смеху, потому что вредность и ворчливость у него в крови. Исправит только переливание и то не факт. Альфа ведёт ладонью по спине вверх и фиксирует руку на шее младшего, заставляя наклониться к себе сильнее, и выдыхает уже практически в губы: — Тебе на клятве просто достаточно сказать: «Я люблю тебя», и мне больше ничего не нужно. А после смешивает ягодный аромат со своим и нежно целует. Омега проводит своим языком по ровном ряду зубов Хосока, не боясь и углубляя поцелуй. В его мечтах такого даже не было, никакой сказки не нужно — реальность гораздо лучше. Оторвавшись от губ, Юн улыбается и шепчет: — Я люблю тебя… В порыве собственных эмоций он переползает на альфу и садится на его бёдра, медленно стягивая с него футболку, чтобы оголить пресс. — Дракон и феникс. Оба связаны с огнём. Один огонь делает, другой из него рождается. Другой связи я пока не придумал, любимый, — горячо шепчет Мин, водя ладонями по телу Хосока, наслаждаясь его теплом. — Почти верно. Хосок снова жадно целует, плавно сбивая омегу с татуировок на другие мысли. Всё же о смысле своих тату сам он расскажет ему в брачную ночь, не раньше, и то, если Юнги его поуговаривает. Большие ладони сжимают упругие ягодицы и забираются вверх, пересчитывая ребра и задевая бусинки сосков. Юн тихо стонет, когда руки Чона касаются его сосков. Слишком чувствительным стал, страшно тогда выходить на люди, зная Хосока. Верхняя часть одежды Мина тоже оказывается где-то в стороне. Юнги с трепетом отвечает на поцелуй, продолжая гладить старшего по груди. Юн ведёт бёдрами, всё ещё упираясь ладонями в крепкую грудь. Хосок чуть прикусывает юркий язык младшего и обводит пальцами по кругу сосочки и переходит ладонями на спину, заставляя прижаться к себе сильнее. Блондин отрывается от чужих губ, выцеловывая каждый уголок губ и смотря Хосоку в глаза. Он аккуратно спускается своими губами по шее, груди и животу. Пальцы ловко расстёгивают джинсы Чона и чуть приспускают ткань, показывая резинку трусов. Тому остаётся только лежать и ловить каждый поцелуй на коже, словно капли горячего воска, который обжигает и тут же застывает, принося облегчение. Руки, потерявшие возможность прикасаться к телу омеги, альфа просто опускает. Приспустив и резинку трусов, омега нежно поглаживает кожу чуть ниже пупка, стягивает уже ненужную ткань следом за джинсами Хосока. Он прикусывает свою нижнюю губу, а потом улыбается на свои мысли в голове и просто целует кожу бёдер, поднимаясь обратно к лицу Хо и прижимая собственные губы. — Ох… Против воли из горла альфы вырывается то ли стон, то ли вздох, когда бёдер касаются горячие губы. Но и последовавший следом поцелуй оказывается не менее приятным, и Чон отвечает. Юнги во время поцелуя снимает с себя спортивные штаны, оставаясь в одних трусах, что плотно обтягивали бёдра. Он садится прямо на возбужденный член Хосока, обтирая его мягкой тканью. Мин над ним точно решил поиздеваться, никак иначе подобное Хосок не воспринимает и стонет прямо в губы, когда ткань трётся об повлажневшую от смазки головку. Мучиться и играться нужды не было, так что он просто, не отрываясь от губ, одной рукой оттягивает ткань и вставляет в себя член Хо, постанывая. Омега узкий, практически не растянут, и принимает в себя плотно, туго сжимая плоть со всех сторон. Чон зарывается пальцами в светлые волосы Юнги и другой рукой придерживает под поясницу, продолжая отвечать на поцелуй и целовать сам. Юнги не двигается, просто отвечая на поцелуй Хосоку и вновь привыкая к этому. Он приподнимает бёдра и вновь опускается, резко выдыхая, потому что в первый раз нашёл так быстро нужный угол. Омега просто тяжело дышит в губы Чону, ведь слишком приятно. Хосоку не хватает терпения и выдержки, когда Юнги так горячо и чертовски хорошо сидит на нем, но почти не двигается. Он едва не шипит, когда получает пару движений бёдрами на члене. Но этого мало и поцелуй становится совсем другим — требовательным, чуть более жёстким и с укусами. Животная натура альфы рвётся наружу, но держится на коротком поводке. Нет. Не сегодня и не сейчас. Им обоим сейчас хочется больше нежности и неторопливого удовольствия с не менее ярким финалом. Юнги еле успевает отвечать на поцелуй и шипеть на укусы в губы. Он медленно двигается, уже сам кусая чужие губы. Ему хватает ещё пары толчков, чтобы оторваться от чужих губ и выгнуть спину, обнажая пока плоский живот. Омега ловко двигался на чужих бёдрах, тихо постанывая. Волосы растрёпаны, некоторые засосы ещё ярко горели на его коже, а метка ярко-алым выделялась на бледной коже. Сейчас омега больше походил на маленького ангелочка, что только попробовал в первый раз такое блаженство. Но если Юнги был ангелом, то Хосок был каким-то тёмным божеством, добровольно сдавшимся на милость этого неземного создания. Бронзовая кожа, тёмные глаза и жилистые руки, так ярко контрастирующие с молочной кожей бёдер омеги. — Попробуй положить руки мне на плечи, — хриплым соблазном прозвучал голос альфы, и он придвинулся поближе к спинке кровати так, что теперь полусидел. Юнги повинуется словам Чона и кладёт свои ладони на плечи альфы, упираясь в них и приподнимаясь чуть выше, чтобы резко опуститься обратно. Голова шла кругом от того, насколько удобным был этот ракурс, насколько близко был альфа. Омеге до безумия нравилось разглядывать жениха, как он приоткрывает свои губы, стараясь не постанывать и делая из себя крутого альфу, как он прикрывает глаза, когда Юнги очень умело опускается обратно, как он прикусывает свою нижнюю губу, помогая омеге делать резкие движения. Если Хосок тёмное существо, божество, то это самое прекрасное, что когда-либо видел Юнги. Слишком идеальный для него, словно под заказ сделанный. К финишу они приходят почти одновременно, и Мин даже не находит в себе сил, чтобы подняться, и просто всем весом ложится на альфу, стараясь перевести дыхание. Альфа же лишь посмеивается над тем, какой омега ему достался — нежный и в то же время вредный. Ночь постепенно забирает своё, и они засыпают в объятьях друг друга, причём омега даже во сне продолжает бурчать, чтобы Хосок не смел капать на него с волос после душа. Юнги умудрялся бурчать и на то, что Чон не слишком близко лежит к нему и не слишком уж и крепко обнимает его. За что старший, собственно, и получил небольших люлей, хотя от всего отхохатывался и отмахивался. Ближе к утру Мину стало плохо и его сильно рвало, но спустя некоторое время стало легче. Даже его папа ни на секунду вообще не отходил от сына, несмотря на то, что ему нужно было принимать лекарства и обязательно поесть. Таким слабым младший себя ещё никогда не чувствовал, ощущение было, что всю душу наружу решил выплюнуть, оставляя жалкий кусочек себе.