***
Я зажёг сигарету. Я пытался поднести фильтр ко рту, но как он коснулся моих губ, мне стало не по себе. И потушил сигарету об тарелку с макаронами. Агрессивно вздыхая. Я недостаточно храбрый и нравственно убитый даже для того, чтобы начать курить, хотя я могу прекрасно пить любую алкашку. Не знаю, просто в моей голове сигареты более грязные, чем алкоголь, у меня такое отношение к сигаретам с детства. Костя, застряв в своей голове, начал неистово смеяться. Он уже обречён, его уже не существует. Теперь существует только его биологическое, но не его личность. Он тело без души. Просто застрял. Сумасшедший. Впрочем, мне остался тоже шаг до его состояния. — Кость. Я протянул в его сторону свою руку. — Подойди сюда. Пора обедать. Нам уже по 42 года. Две недели назад было его день рождения. Это был один из моментов, когда он постарался всё-таки не выплюнуть таблетки и на несколько часов был таки человеком. У того было слишком много осознанных мыслей двенадцатилетки в депрессивной фазе. Он слишком много рыдал, едва смог с опухшими глазами задуть свечку. Я даже его зацеловывал, чтобы тот хотя-бы начал хоть каплю любить себя. В итоге он правда что-то загадал, молча съел ломтик бенто-торта, и после последнего куска начал снова плакать, бормотая о том, что я его ненавижу и какое же он жалкое создание. Я помню странное тёплое чувство его вспотевших волос, лба, и слёз на своей груди, когда его обнимал. Он был влажный, мокрый, тёплый. А мои пальцы всё такие же ледяные. Я перебирал его рано поседевшие волосы, они были очень грязные и маслянистые на ощупь. И запах… отвратительный. Словно рвота и спирт водки смешались вместе. Я старался его мыть почаще, но порою я не мог встать с постели днями. А сейчас он послушно сел за стол и с моей подачки начал схватывать эти жалкие бантики макарон. — Я люблю тебя. — сказал я, уже по привычке. — Спасибо, что ты ешь. Я благодарен за это. Он вообще превращается в безумие. Вскоре и мои слова для него будут ничем. Интересно. А будь я более смелее и менее жестоким, то было бы у меня сейчас с Денисом точно такая же стадия кормлёжки безумца безумцем? Только вот он был бы на моём месте… а я — на месте Кости?***
Я в магазине. Я в магазине… Я в магазине покупаю корн-доги, быстрозавариваемую лапшу, бекон, готовый рис и молоко. Просто Костя назло мне вначале льёт много острого соуса, а затем неистово рыдает от остроты. В итоге с этим разбираться нужно мне. И даже если я куплю лапшу вообще без соуса, он постарается хоть как-то себе навредить с помощью еды. К примеру, ну, порежет язык и будет пить лимон. Поэтому пусть лучше будет так. Он же ведь ради моего внимания старается себя прикончить, влюблённый, больной придурок. На кассе я встречаюсь взглядом с кассиром… новым кассиром. Он выглядит жалко. И этот мужчина какой-то дёрганный. Он с дрожащими и неуклюжими руками всё упаковал в пакеты, и тот ещё криво лыбился. — С вас… кхм-кхм, 3045 рублей. — произнёс он пискляво. Кажется, он просто торч. — Мгм. Я расплатился идентификатором и быстро вышел из магазина. Чтож… Этот мистер подкинул мне идею. А может мне и правда что?.. А хотя не, мне же нельзя торчать, такими делами я Костю с собой закопаю в землю.***
Этого торчащего наркомана с синяками под глазами, с грубыми чертами лица и с писклявым голосом я вижу уже месяц. Типа, не осуждаю, но я всё-таки смог заметить то, что с другими людьми он ведёт себя менее дергано. Может быть, я с ним раньше встречался и сделал гадость? Он меня напрягает. Очень напрягает. — С вас… — Мы, блять, знакомы? Упс, я был слишком груб. Но и тележку с кучей продуктов я заебался катать. — Мужичок, я не ебу почему, я не ебу как. Я вроде как выгляжу приличнее некоторых придурков, которые вы обслуживали. Но сука, какого хуя именно при виде меня вы трясётесь как ёбаная сука? Я перегнул палку. — Миша. Я узнаю этот взгляд. — Дени?.. — Меня зовут Крис. И больше никогда не зови меня иначе. И мы больше не знакомы. И да, с тебя всё те же 5398 рубля. Ахуеть. (Я приложил идентификатор, оплатившись). Ахуеть блять. (И я вскоре оказался дома). — Костя, Денис теперь Крис! И блять, он вообще выглядит страшно… Ты же помнишь его? Ну, Дениса, Смайта?! Костя только повёл бровью, и я понял, что ему на… Дениса. Поебать. (Впринципе, что я ожидал от влюблённого и больного идиота?!)***
— Хорошо. Я в очередной раз смотрел на… Криса. Хотя, всё ещё из привычки хочу назвать его Денисом. — Какого чёрта? — я бы сказал «какого хуя?», но рядом со мной ребёнок. — Крис, какого чёрта? — Поговорим после моей смены. Закончу в 20. — фыркнул тот. Вроде к этим людям нужно относиться аккуратно, а то тебя фашистом назовут. Прежний Костя об этом говорил на шуточных дебатах. — И если ты ломаешь мозг о том, как ко мне обращаться, то обращайся как к обычному кассиру, будь добр. Даже спустя много лет ты остаёшься таким же легко читаемым, Михал. Это лицо «блять, как бы поступить более правильно нахуй?..» я узнаю спустя даже пятнадцать лет… Он впервые за наше такое короткое общение в магазине улыбнулся. Это точно Денис. Денис. Я отказываюсь к тебе относиться таким образом в своей голове. Но ладно, на публике я буду… «Крис». Он пробивает быстрыми движениями всего несколько приправ и соусов. Затем всё как обычно, я расплачиваюсь и ухожу, давая проход другим людям.***
Я занёс продукты домой, затем сидел с Костей, пока не наступил мой сокровенный час. — Ты куда? — проныл Костя, когда я отпустил его из объятий. — Курить. Блять, Миша. Просто гениально! Ты гений тридцать первого века! Ты ответил так же, как отвечал твой отец аж сука, тридцать лет назад! Хотя ты сам нихуя не сможешь курить, просто браво! Но на него это сработало. — Ладно… Он как котёнок, его глаза залились жидкостью. Но это к лучшему. Потому что обычно на мои неубедительные отговорки он злился. А тут расстроился. Значит, сочувствует. А время он не умеет ощущать. Уже нет. Я быстро надел куртку, разбросанные ботинки. Схватил любимые отцом сигареты и правда что вышел из дома.***
— Вау, да ты таки умеешь опаздывать? Денис… или Крис же. Стоял у стены и отбивал некий ритм ногой. Он был одет в какую-то мерзкую грязную тряпку, типа это должна была быть курткой для весны, но она выглядела слишком жалко. Так же роковые чёрные ботинки на небольшом каблуке, облегающие джинсы и берет. Аж ощущается от него родным Питером, родным Питером!!! Ноль вкуса в одежде, даже я, кажется, выгляжу лучше. — Как парень, ты выглядишь… по-пидорски! — воскликнул я, кажется, ухмыляясь на всё лицо. — Оценил шутку. — его хриплый тон теперь был похож на нечто среднее между писком и его привычным голосом из моих воспоминаний. — Но больше так не шути. Я встал рядом с ним у грязной стены. — Так какого чёрта, Крис? — Ты такой же вежливый, Миш. Такой же… — улыбался он. — Не все мои друзья хотя-бы пытались ко мне так вежливо обращаться, как ты. Пусть ты и выглядишь так, словно ты в очень глубокой депрессии. Я как-то самостоятельно достал пачку сигарет, протянув коробку Денису. Он же, на удивление, достал оттуда сигаретку. — Вау, так ты ещё и курить научился? — Нет. — моментально ответил я. — Думал, что возможно, твои объяснения станут причиной того, что я закурю впервые. — А. — он ухмыльнулся на секунду. — Ясно. У него была зажигалка. Он зажёг сигарету, расслабленно втянулся и так красиво выдохнул… живописно. Будь бы он всё ещё мне любим, я бы даже это зарисовал. Я смотрел на сигарету в его руках, и смотрел, как дым вился, и вился, уходя далеко вверх, рисуя за собой красивый шлейф. — Начал после того, как я тебя отшил. — Так ты понял, что я хотел в тот день. — после я цокнул, отвернув взгляд на свои грязные ботинки. — Ага. — он поправил волосы на плечах, напрягая брови. — Это было жалкое признание, которое быстро перешло на нытьё. Но ты пытался, Herr Михаил. Горжусь. Мы так в тишине стояли ещё некоторое время. Пальцы уже начали замерзать, а нос шмыгать. И тогда он заговорил: — Я би. И кажется, всегда им был с детства. И год назад я расстался с женой… После этого я еле как вышел из депрессии, и я не нашёл ничего лучше, чем работать тут. Тьфу ты, блять. Я ощущаю, что этот рассказ лютый кринж. А он затянулся. — В общем, лет семь назад я вступил в политическую деятельность. И часть моих бывших работодателей преследовали меня, угрожая убить на почве моей бисексуальности. И тогда я скрывался в Германии. У меня там появилась жизнь, любовь, даже ребёнок, все дела. И я хотел переехать туда окончательно по контракту, но внезапно Германия ввела санкции на этот счёт. Именно год назад. В итоге я застрял здесь, в России. Снова. Ебануться. Рука держит пачку сигарет в кармане. Перебирает, греясь. — Что за контракт? — Частная лаборатория. Ведь я же технолог. У них, типа, была бы для меня дипломатическое убежище… Он начал жевать пустоту. Ох, он за такое время так же имеет эту привычку… — Пиздёшь. Прекрати жевать. — Ха-ха, даже изменив внешность, я не поменялся… Ладно, меня хотели нанять в бордель. Ох блять… Боже правый. Он, и, извините — проституция? Что же с его больной головой?.. — Чё за хуйн- — Однако до последнего момента я знал, что если я расскажу тебе об этом, а ты был для меня важен — ты от меня отвернёшься. Впрочем, ты и сейчас из вежливости терпишь это. Блять, как же кринжово. Я никогда не понимал таких людей, а тут, это, типа бывшая влюблённость оказался мизандричен к самому себе. Боже, ахринеть, у меня слов нет для описания всего ужаса внутри меня, что перевернуло мой мир. — Я правда не хотел, чтобы ты в детском саду отрезал мне мои длинные волосы. Ты думал, что меня просто не отводят к парикмахеру. Но родители меня в этом правда поддерживали, и хвалили мой выбор. О, он всё ещё помнит детский сад? Я тогда мечтал быть парикмахером после того, как я удачно подстриг Никиту. Ведь у него родители правда не могли отвезти того на стрижку, были заняты. Поэтому… появился я с ножницами. — Но ты ведь мог отказаться. — пробубнил я, поняв только к этому моменту, что я уже выкуриваю половину сигареты. Горько. Он улыбался. — Однако я считал тебя выше себя тогда. И был неправ. Ну, хотя-бы это ты усвоил. Пиздец. И как сильно он себя ненавидел с тех пор? Я уже собрал все улики в голове, и у меня появилась очень гениальная мысль в голове… — Правильно. — я делаю новую затяжку. Выдыхаю. — Зачем тебе нытик с синдромом отличника? — я ухмыляюсь, и кажется, достаточно ядовито, потому что в мыслях у меня сейчас очень злые шутки. — Лучше испорть себе психику ради тупой идеи о том, что ты слишком сентиментален для мужского пола, или ненавидь себя за то, что ты латентный гей, м? Правильно, ты же ведь сейчас себя ненавидишь за то, что ты опустился до такого уровня самоненависти?! Ты скрываешь свою сексуальность, притворяясь бишечкой и ты даже блять ребёнка заимел! Ты же ведь не так давно понял то, что твой якобы выбор, и бла-бла-бла, но по факту сейчас твоя якобы любовь всей жизни страдает за тебя, убиваясь в ребёнка! Ты не убеждаешь всех людей вокруг себя как би, потому что ты перестал себя им считать из-за всего этого! Ты что, блять, правда считал, что лучше сбежать от реальности через ебание баб и отрицания очевидного, чем блять сделать как я и пойти к психологу?! К психиатру?! Ты?!.. — Завали ебало! Меня по лицу ударили сумкой. — Бифоб. Ты чёртов!.. А я въебал его кулаком, повалив нас на снег. Я завёл его руки за спину, прижимая его спину ногой. — Хэээй! — заорал я ему в лицо, прижав его к земле. — Вообще-то у меня тоже были такие же загоны! Ведь я же тебе в любви и шёл признаваться… Я правда тоже ненавидел своё гейство некоторое время! И кажется, я с ними справился и правда живу чуть более счастливее, чем ты, ха?! Он рычал, скрипел зубами, кривил морду. Боже, у него косметика потекла. — П-п-пра-правда? — захныкал жалко тот, сжав губы. — Я думал, ты хотел признаться в проёбе! П-п-почему?! — Слухай, Денис, — я вдохнул воздух полной грудью. — Я был такой же половой тряпкой, как ты. Однако благодаря жизни… Я вспоминаю Костю. — …Я принял себя таким, какой я есть.***
Он пил таблетки. Улыбался, как ребёнок, крутил таблетку в руке. А рядом стакан воды. — Денис? — он показал на свою щеку, когда я вошёл на кухню. — Я всегда говорил, что от него всегда проблемы. Но у него всегда было такое гейское личико, Миш… — Пххх. Я приобнял его. На часах уже два ночи. — Да, это был Денис. — я потёр ссадину, кивнув. — И да, сколько таблеток ты съел? — Одну. — он ребячески похлопал глазами, лыбясь. — Сейчас будет вторая. — Ну и хорошо… Я положил куртку на спинку стула, обувь снял уже сидя на стуле, небрежно раскинув её по сторонам. Спина вспотела, я ещё по пути несколько раз спотыкался, и лежал на снегу некоторое время. Поэтому я и пришёл поздно. Костя к тому времени уже запил пилюлю, громко вздохнув, рукавом пижамы вытерев губы. — Что ты думаешь о том, чтобы мы продолжили общение с Денисом? — улыбнулся я, упав на стол. — Боже, я так устал… — Фу, нет. — засмеялся он, показав на кольцо его руки. — У нас есть только мы! И никто больше… Хах… хорошо. Я рад, что он солидарен со мной в мыслях. В ответ я тоже посмотрел на парное кольцо. Вроде мы всё ещё друзья, но как-то давно, лет восемь назад, нам пришлось войти в брак. Иначе бы меня не пустили к нему в палату. Броманс… вроде так он бы назвал наши отношения, находясь он в здравом уме. — Тогда ему надо сделать визу. В Германию. Он без Германии страдает. Я могу же попросить твоего друга об этом? — Без проблем. — его красивые голубые глазки заблестели, а в его тело вернулась его фирменная эластичность и энергичность. — Лишь бы мы остались вдвоём… Вскоре Костя, на некоторое время приобрёвший человечность, позвонил Евгехе, который к нашей удаче не спал, они, кажется, всё уладили и мило попрощались. Затем Костя поднял меня со стола, и потащил в зал… уложив меня с ним в нашу любимую постель.