Обманутые

Май, 8 8:48 РМ       Радио в машине шипело и трещало, почти лишая возможности разобрать слова песни. Андрей стоял рядом с разбитым боковым зеркалом, пытаясь поймать в нём своё отражение и побриться. Под рёбрами красовался почти выцветший синяк — напоминание о минувшей ссоре с Щербаковым, а на плече уже совсем зарубцевался след от пулевого ранения. Только что постиранная футболка сушилась на столе, за которым сидел Сергей. Он снова пил, уже перестав чувствовать вкус спирта. Нурлан сидел на неустойчивой конструкции, кое-как собранной из нескольких ящиков, и Алексей с самым сосредоточенным видом и ножницами в руках крутился вокруг командира. — А следующая композиция, дорогие слушатели — это просто находка! — пробивался через помехи до идиотизма бодрый голос радиоведущего. — Впервые у нас в эфире: новый сингл Дмитрия Колдуна! — Ух ты ж бля, прости господи!.. — пробормотал Щербаков за спиной Сабурова. — Что?! — тут же перепугался Нурлан, пытаясь ощупать волосы на затылке и оценить масштаб трагедии. — Лёх, что ты сделал? — Да заебись всё с твоей причёской, — отмахнулся мужчина. — Всё, замолчи — Дмитрий Колдун выступает!       Сабуров с облегчением выдохнул и закатил глаза, а Лёха тихо фыркнул у него над ухом. — А кто такой Дмитрий Колдун? — озадаченно спросил Бебуришвили. — Как можно не знать?! — воскликнул Алексей. — Ну извините, я не разбираюсь. — Да я сам в душе не ебу, — отозвался Щербаков. — Имя смешное. — Интересно, а по радио специально ничего нормального не включают? — задумался Андрей. — Это какой-то принцип? — «Нормальное» — это что, например? — уточнил Щербаков. — Скриптонит, — сразу ответил командир. — Даже Скриптонита лучше послушать, — согласился Бебуришвили. — Ну, я вообще про более классическое… Рок какой-нибудь старенький. Джонни Хёрт там, Кейв, Уэйтс, Бутусов, Фёдоров, Гребенщиков… — О, ну это ещё куда ни шло, — одобрил Лёша. — Я думал, ты этих педиков узкоглазых скажешь.       Андрей с Нурланом не поленились обернуться на него, и полные недоумения взгляды требовали хоть каких-то пояснений. — Ну, которые собак едят ещё! — всплеснул руками Щербаков. — Ты про корейцев? — устало уточнил командир. — Да, да! — активно закивал Алексей. — Про этих. — А с чего я их должен слушать? — с удивлением спросил Андрей. — Ну как с чего? — улыбнулся Щербаков. — Ты же гомик.       Моментально потеряв всякий интерес, Андрей отвернулся и снова занялся бритьём. — Лёха, какой же ты тупой, мать твою, — удручённо покачал головой Бебуришвили. — Я панк! — ни капли не обидевшись, с гордостью отозвался он. — Мы с Серёгой панки. Серый, скажи?       Детков лишь рассеянно покивал в ответ, но Щербакову и этого было достаточно. Из дома вышел заспанный и недовольный Рустам. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы оценить степень его похмелья. — Рус, привет, — окликнул его командир. — Салам, — хриплым голосом поздоровался Саидахмедов и занял место напротив Сергея. — Чё у вас тут, то шо салон красоты? — Да, получается, — отозвался Алексей, уже снова полностью сосредоточившись на стрижке. — И тебе бы не помешало, знаешь ли. Весь зарос, пиздец! Выглядишь, как будто сейчас метро взрывать пойдёшь. — Похуй, потом что-нибудь… — вяло ответил Рустам и перевёл выразительный взгляд на Сергея: — Сначала похмелиться надо…       Детков безразлично пожал плечами и потянулся за чистым стаканом. — Нет, — остановил его Сабуров. — Как скажете, — ответил Сергей.       Повисла пауза, и Саидахмедов во все глаза смотрел на командира. Он уже будто отвык видеть в Нурлане человека, который может им что-то приказывать или запрещать. — Нурик, ну хуёво мне… — неуверенно начал Рустам, но Нурлан тут же перебил его. — Тебе так никогда хорошо не станет, — прозвучал ответ. — Воду пей и терпи.       Было прекрасно видно, как в Рустаме снова закипает бессильная злость, но с ответом он так и не нашёлся. Андрей и Алексей переглянулись с одинаковым выражением триумфа на лицах. — Последнюю, — предпринял очередную попытку Саидахмедов. — Нет, Рус, — мягко, но непреклонно сказал командир. — Хватит уже. — Вот именно, — первым включился Бебуришвили. — Ты сам ещё не понял, что пить — это не твоё? — Да может Рустаму нравится заблёванным в кустах валяться, — предположил Лёха.       Саидахмедов моментально покраснел, подорвался на ноги и пошёл в сторону склада. — Там спирта нет! — на всякий случай крикнул ему Щербаков. — Да я за водой, блять! — заорал в ответ Рустам. — Охуеть, ну наконец-то, — выдохнул Андрей и закурил. — Я нормально побрился? — Для пид… — с гаденькой ухмылкой начал Алексей. — Хорошо, — не дал ему договорить Сабуров.       Неожиданно Щербаков выпрямился, как стрела, и весь подался вперёд, настороженно вслушиваясь во что-то. — Серёг, ты слышишь?! — восторженно воскликнул он. — «Смех»? — отозвался Детков, и на какое-то мгновение в его глазах зажглись уже давно потухшие огоньки. — Он, родимый! — Щербаков расплылся в довольной улыбке. — Андрюх, а ты говоришь, не включают ничего нормального! Сделай погромче.       Бебуришвили послушно прибавил звук. — Жду не дождусь уже попасть на их концерт! — продолжал восхищаться Алексей. — Я когда помоложе был, так ими вдохновился, что даже на гитаре и барабанах научился играть. Сам! Думал, смогу к ним в группу попасть, но, сука, чё-то женился вместо этого… — Хотел делать панк, а сделал детей, — фыркнул Бебуришвили. — Да я ж не жалуюсь, — быстро отозвался Щербаков. — Тоже весьма удовлетворительно. Нурик, я закончил, кстати говоря. Иди смотри.       Сабуров поднялся на ноги, и выражение явного волнения и недоверия на его лице вызвало у Алексея ехидную улыбку. Щербаков ловко подкинул и поймал ножницы, кивнув командиру в сторону зеркала. — Да нормально там всё, — подбодрил мужчину Андрей и уже тише добавил: — что удивительно. — Чё ты там под нос себе бубнишь? — прищурился Лёша. — Вот уж охуеть большое дело — подстричь кого-то! — Да по тебе просто не скажешь, что ты в барбер-шопе работал, — объяснился Андрей. — Я вообще всё умею! — похвастался Алексей. — В армейке, если что, парикмахеров не бывает — приходилось самим выкручиваться. — К великому счастью, армии мне удалось избежать, — фыркнул Бебуришвили. — Дурак, из тебя бы там мужика нормального сделали, — с сочувствием покачал головой Алексей.       В это время командир внимательно изучал своё отражение в маленьком и покрытом трещинами зеркальце. Придирчиво рассмотрев себя со всех сторон Нурлан, кажется, остался доволен и уже с гораздо более спокойным видом вернулся к товарищам. — Спасибо, Лёх, — коротко поблагодарил он. — Без проблем, Нурик, — отмахнулся Лёха. — А теперь что-нибудь по завтраку сообразите? — Я есть не хочу, — первым открестился от этого занятия Сабуров. — А я есть хочу, а готовить не хочу, — добавил Щербаков. — Андрюха, будь другом… — Да почему я?! — возмутился Бебуришвили, который только успел удобно расположиться под деревом с чашкой кофе и сигаретой. — А не ты хвастался, что из картошки и гвоздя блюдо ресторанного уровня соорудишь? — с явной долей ехидства напомнил Алексей. — Вот и сооружай! — Чуть позже, — неопределённо ответил Андрей. Рустам вернулся с бутылкой воды и снова занял своё место за столом. Он водрузил перед Серёгой медицинскую сумку и резковато спросил: — От головы что? — Аспирин, — на автомате ответил Детков, даже не заглянув в раскрытую сумку.       Убедившись, что никто больше не смотрит, Саидахмедов незаметно, но выразительно кивнул Сергею. Рустам потянулся к заветному стакану с алкоголем, попутно придвигая свой стакан с водой ближе к Деткову. Когда спирт уже оказался у него в руках, вся операция была прервана громкоголосым Лёхиным: — Ебать, Рус, ты что, дибил? — Да ты заебал! — со злостью выкрикнул Саидахмедов, снова подрываясь на ноги. — Тебе какое дело вообще?! — Мне какое дело? — взметнул брови Алексей. — А ты думал, ты каждый раз волшебным, блять, образом не под лавкой просыпаешься, а в своей кровати? — Мне вообще похую уже на это всё, — почти трясясь от злости, ответил Рустам. — Я вас не просил со мной нянчиться, так что можете этого не делать. — Не можем, — покачал головой Щербаков. — Нам-то не похую. — Правда, Рус, тише, — нехотя поддержал Андрей. — Остынь, отвлекись на что-нибудь другое, наконец… — Иди вон искупайся, — предложил Лёха. — Вода после ночи прохладная ещё, — добавил Бебуришвили. — Похмелос полегче стать должен.       Саидахмедов снова обратился к Сергею, который, казалось, вовсе не следил за разгорающейся вокруг него перепалкой, сохраняя безразличие утёса в бушующем море. — Пойдёшь со мной? — через силу прорычал Рустам.       Детков лишь молча кивнул на свою левую руку, но все всё прекрасно поняли. Рустаму нравилась перспектива оказаться подальше от Сабурова, Щербакова и Бебуришвили, которые будто сговорились именно сегодня заняться его радикальным перевоспитанием. Но он не хотел оставаться совсем один — какой-то иррациональный страх подкрадывался к нему каждый раз, когда это случалось. Рустам впервые испытал это чувство после смерти Тамби, и с тех пор всячески избегал одиночества, стараясь постоянно находиться рядом с кем-нибудь из отряда. Он понимал, что смысла в этом не больше, чем во включённой для фона болтовне по телевизору в пустой квартире. — Артура возьми, — неожиданно опомнился Бебуришвили. — Где он, кстати?..       Чапарян, мирно сидящий в тени одного из домов, дёрнулся как от резкого пробуждения. Он сделал несколько глотков уже почти остывшего чая и глубоко вдохнул свежий утренний воздух; до наступления жары всё вокруг было намного приятнее, а потому Артур завёл привычку покидать постель с первыми лучами рассвета. В поле зрения юноши неожиданно вырос Рустам и грубо впихнул ему в руки полотенце. — Пошли, — мрачно буркнул Саидахмедов и быстро пошёл в сторону побережья.       Чапарян без особой охоты отставил чай и поплёлся за ним, ничего не понимая. — Через полчаса где-то на завтрак приходите! — крикнул им вслед Андрей.       К тому моменту, когда Артур добрёл до пляжа, Рустам уже успел скинуть с себя всю лишнюю одежду. Саидахмедов окинул его хмурым взглядом из-под густых чёрных бровей и всё также молча отвернулся, направившись к океану. Чапарян разделся до трусов и тоже вошёл в воду. Вода была освежающе прохладной и ощутимо бодрила, приятно щекоча кожу. Дойдя до места, где берег начинал круто уходить вниз, Артур остановился. Океан был чистый, но дна дальше всё равно видно не было.       Рустам уже успел уплыть достаточно далеко и снова недовольно обернулся на своего нелепо застывшего спутника: — Так ты идёшь? — с раздражением окликнул он. — Я, наверное, на берегу посижу, — отозвался Артур. — А чё? — Да я плавать не умею, — нехотя признался парень.       Саидахмедов покачал головой и выругался, отплыв ещё дальше. Артур окунулся ещё пару раз и вышел на отмель, где под слоем блестящей воды просвечивало множество самых разных ракушек. Он принялся собирать самые красивые из них, снова без остатка погрузившись в свои мысли. Но через сколько-то минут Рустам снова обратился к нему, заставив вернуться в реальность. — Тебя научить? — Что? — растерялся Чапарян. — Что — «что»? Плавать, бля, — всё в том же агрессивном тоне сказал он.       Артур не торопился с ответом, но впервые за утро задержал взгляд на собеседнике. Рустам обеими руками пытался откинуть с лица мокрые и чересчур отросшие волосы и одновременно удержаться на плаву. Артур с болезненной яркостью вспомнил день, когда их отряд впервые приехал в Ясную Поляну — самым ярким фрагментом для него осталось воспоминание о Рустаме. Только в тот день Рустам улыбался, и в тот день все остальные были рядом. — Можно попробовать, — неожиданно для самого себя ответил Артур.       Саидахмедов дожидался его чуть поодаль, и юноша, будто под действием чар или магнетизма, покорно заходил всё глубже и глубже в воду. Расстояние чуть больше метра отделяло их друг от друга, и Рустам сказал: — Попробуй до меня доплыть.       Артур честно попытался сделать то, что ему сказали, но только нахлебался солёной воды и торопливо вернулся на ту позицию, где ещё мог стоять на ногах. — Да ты не барахтайся, а греби, — прикрикнул на него Рустам. — Спокойней это делать надо. Вот, посмотри…       Парень нарочито медленно проплыл несколько кругов вокруг своего друга, но Артур смотрел не на сами движения, а на то, как двигались мышцы под загорелой кожей. — Чё залип? — протёр глаза ладонью Саидахмедов. — Повторять будешь?       Чапарян снова не смог удержаться на плаву, а Рустам снова начинал злиться. В то же время, Саидахмедову захотелось добиться хоть какого-то результата, прежде чем полностью оставить свою затею. — Не очень получается, — виновато подытожил Артур.       Рустам недовольно выдохнул, попутно думая, как ещё можно было объяснить такую элементарную вещь. В голове промелькнули совсем давние воспоминания о том, как терпеливо старший брат учил его самого, ещё более безнадёжного пловца. Саидахмедов положил ладонь парню на грудь. — На воду ложись, — пояснил Рустам. — Давай, не ссы.       Артур быстро смекнул, что от него требовалось, и старательно предпринял очередную попытку не утонуть. Рустам держал его, как ребёнка, и вскоре Чапарян совсем расслабился, полностью доверившись воде и Рустаму. Успешно преодолев несколько метров вдаль от берега, Артур повернулся, чтобы поймать взгляд Саидахмедова, но рядом того не обнаружил. Он даже и не заметил момента, когда исчезли поддерживающие его руки, и моментально запаниковал. — Да чё ты, хорошо же плыл, — послышался со стороны голос Рустама.       Артур панически пытался нащупать ногами дно и не мог. Вся былая расслабленность моментально пошла ко дну, и парень полными ужаса глазами смотрел на Саидахмедова, который снова подплыл к нему. Чапарян тут же схватился за руку парня, отплёвываясь от попавшей в рот солёной воды. — Да всё, всё, держу, — засмеялся Рустам.       Уже через полметра начиналась отмель и, почувствовав под ногами землю, Артур сразу же устыдился своей глупой паники. — Ну, будем считать, что ты научился. Теперь перекур, — объявил Саидахмедов.       Первым делом он жадно приложился к бутылке воды, уже запотевшей от начинающего припекать солнца, небрежно вытер волосы и лениво растянулся на траве. Артур пристроился рядом, расстелив на земле своё полотенце и усевшись на нём по-турецки. Рустам зажмурился, то ли от так и не прошедшего головокружения, то ли от чересчур яркого света, и выдохнул дым сигареты в чистое, без единого облачка, небо. — А у тебя спирта нет? — безо всякой надежды уточнил он. — Не-а, — покачал головой Артур.       Чапарян задумчиво изучал ракушки, которые успел собрать, и позволил себе раствориться в звуках пробуждающейся природы, в настырных лучах солнца, в лёгком ветре и мягком, убаюкивающем шёпоте волн. Из-за долгой бессонницы любая мельчайшая деталь будто стала ярче, громче и чётче, и Артур замечал вокруг слишком много всего, в то время как Рустам замечал лишь нагоняющую скуку тишину. Саидахмедов не мог находиться в этой гробовой тишине, и молчаливое присутствие рядом другого человека не избавляло от чувства одиночества. — Ну как ты, в целом? — озвучил Рустам первое, что пришло на ум, желая просто услышать человеческий голос. — Держишься? — Не знаю, — честно ответил Артур. — Не хочешь поговорить? — почти умоляющим голосом спросил он. — О чём? — Обо всём. О чём угодно.       Чапарян хотел и не хотел одновременно, что заставило его почувствовать себя некомфортно. — Ты замёрз, что ли? — удивлённо поинтересовался Рустам, видя в собеседнике какое-то странное и едва уловимое изменение. Он накинул своё полотенце Артуру на плечи, и парень с благодарностью укутался в него. Отбросив окурок куда-то в сторону, Саидахмедов заговорил снова: — Знаешь, у меня вся семья, так сказать, военных. Только вот я не вписался. Пахан вообще через Афган прошёл. Он особо про это не рассказывал, тем более нам с братом — пиздюкам. Но я знаю, что там вообще всякое бывало… И духи его в плен брали, и гражданских убивать приходилось, и бойцов терял, и друзей… Много всего, короче. Он и так охуел, когда я вместо службы на брэйкданс вдруг записался, а если бы сейчас меня увидел… как я после первой же потери в дерьмо превратился. Пиздец ему бы стыдно за меня было. — Тут нечего стыдиться, — отозвался Артур. — Твой отец очень сильный, раз смог не подавать виду, но это же не обязательно. Каждый переживает по-своему. — А ты как переживаешь?       Рустаму вовсе не хотелось без стука и спросу так настырно лезть в душу другому человеку, но он видел в этом свой последний шанс на спасение. Будто под внешним спокойствием Артура прятался какой-то секрет, панацея, которая бы вмиг помогла Рустаму встать на ноги и вернуться к нормальной жизни. — Не знаю, — прозвучал ответ, и все робкие надежды разбились вдребезги. — Хуёво, если честно. — Ну, хотя бы не позоришься каждый день, как я, — угрюмо попытался подбодрить его Саидахмедов. — Бля, мне так стыдно перед вами. Каждый раз, когда хочу извиниться — не могу, только злость берёт, пиздец. И нажраться сразу хочется. И всё по кругу. Надеюсь, хотя бы ты всю эту мою хуйню не видел. — Я не видел, — соврал Артур. — Я думаю, они всё понимают. Никто не начал относиться к тебе хуже. Тебе просто нужно время, чтобы… — Привыкнуть? — предположил Рустам, видя, что Артур никак не может найти нужные слова. — Не знаю. Просто нужно время. Вряд ли к такому вообще можно привыкнуть. Эти… потери — они не закаляют. Они только разрушают. Каждый раз ты обманываешь себя мыслями, что хуже быть уже не может, но хуже быть может. Каждый раз оно бьёт только больнее, и конец всегда один. Если думать, что смерть — финальная, высшая точка жизни, то мёртвые победили. Иногда я даже завидую им.       Артур снова запутался в собственных мыслях и замолчал, а Рустам не знал, что можно было ответить. Он подумал о том, сколько раз парень по правую руку от него сталкивался со смертью: Слава, Идрак, Ваня… Сейчас это уже были просто имена, но за каждым из них пряталась незаживающая, вечно болящая рана. — Я не представляю, как ты всё это пережил, — наконец выдавил из себя Саидахмедов.       Артур вовсе не думал, что пережил это в полном смысле слова, поэтому с ответом не нашёлся. Рустам закурил ещё одну, рассеянно разглядывая стайку пролетающих мимо птиц. — Я бы не вывез, если бы он не делал вид, что всё нормально, — задумчиво сказал Рустам. — Тебя с нами не было… Короче, он улыбался. Ну, перед тем, как Белый застрелил его. Если бы он показал, как ему было в тот момент больно и страшно… я бы, наверное, вообще не вывез. Но Тамби, блять, улыбался.       Как только всё это прозвучало вслух и повисло в воздухе, почти осязаемое, Рустам испугался. Сердце зашлось в ожидании очередного наплыва воспоминаний — простых и безобидных, но теперь приносящих только боль. Однако ничего не произошло, и от упоминания о Тамби не захотелось взвыть, как хотелось раньше. — Он очень хороший человек, — попытался улыбнуться Артур. — Тебе очень повезло иметь такого друга. — Он был мне братом, — с гордостью ответил Рустам. — Спасибо, — сказал Чапарян, возвращая парню его полотенце, — я согрелся.       Саидахмедов первым поднялся на ноги, размяв шею и плечи, и спросил: — Пойдём? Или ещё раз проверим, как ты уроки плавания усвоил?       Артур тихо засмеялся, натягивая прогретую солнцем футболку. — На сегодня мне точно хватит.       Уже издали стали различимы разговоры на повышенных тонах и едкий запах чего-то сгоревшего, чёрным дымом разлетающийся по округе. Алексей старательно сбивал огонь с неудавшегося костра с помощью какой-то тряпки, а Нурлан и Алексей помогали ему, засыпая остатки пламени замлей. Все трое были настолько вовлечены в этот процесс, что на возвращение Рустама с Артуром внимания не обратили. — А чё случилось? — поинтересовался Саидахмедов, останавливаясь рядом со столом. — Андрей завтрак спалил, — объяснил Сергей.       Детков намешал себе новую порцию выпивки и, уже почти поднеся стакан к губам, вдруг остановился и вопросительно взглянул на Рустама, предлагая напиток ему. Рустам взял стакан в руки, но вернул его обратно владельцу, поморщившись от резкого запах спирта. Серёга пожал плечами и выпил всё сам. — Еблан ты! — со злости Лёха плюнул на кое-как потушенный костёр. — И козёл. Понял? — Да угомонись, — растерянно отмахнулся Бебуришвили. — Потушили — и хорошо, чего орать-то, бля… — Думать надо хоть немножечко, — ответил командир. — Ты нахера спать лёг? — Не собирался я спать, — продолжал яростно оправдываться Андрей. — Просто полежать хотел, а не стоять десять лет над этим котелком! — А ты чё, принцесса что ли какая-то? — фыркнул Щербаков. — От чего устал так сильно, что не мог и за огнём последить? — Блять, да в чём тут трагедия?! — тоже начал выходить из себя мужчина. — Накосячил я, признаю, прошу прощения. Ну, а с какого хера на меня так набрасываться?! — А, блять, с такого, что у нас и так припасов почти нет нихуя, а ты ещё и то что осталось портишь! — выпалил Алексей, и Андрей в непонимании приподнял бровь. — В смысле — не осталось? — подал голос Рустам, внимательно наблюдавший за спором. Нурлан с Лёхой переглянулись, и Сабуров со вздохом закурил. — А вы думали, провизия бесконечная? — с грустной иронией в голосе отозвался командир. — Консервов два с половиной ящика осталось. Хлеб вообще кончился. Вода пока есть, но, учитывая в каких объёмах вы её со спиртом мешаете, тоже ненадолго хватит. — И что теперь делать? — с нервным смешком поинтересовался Андрей. — Не знаю, — поджав губы, ответил Нурлан. — На вылазку надо двигать, — предложил Саидахмедов. — Может в соседних домах чё осталось. — Это теперь только пешком, — снова вклинился Лёша. — Бензина, дай боже, только на переезд от следующей зоны хватит. — Ну, пешком так пешком. Уж не сломаемся, — решительно согласился Андрей.       Взгляды всех присутствующих обратились на командира, ожидая от него финального вердикта по этому поводу. Сабуров неуютно поёжился под этими взглядами и добавил: — Без оружия нельзя. — Тогда тащите свои пушки, — первым среагировал Алексей. — Перезарядить надо. — А что, прям сейчас идти, что ли? — вдруг встрепенулся Саидахмедов. — Нет, блять, через неделю, — беззлобно огрызнулся Щербаков. — Нурик все эти дома уже сто лет назад на карту выписал: и где кто-то жил, и где не было никого. Где карты твои, кстати? — Сейчас, — ответил Сабуров и направился в свою комнату.       Лёха и Андрей переместились на склад, громко гремя патронами, обоймами, магазинами и залежавшимся без дела оружием. Первым делом Щербаков привёл в готовность свой излюбленный автомат Калашникова и закинул его за плечо. — Рус, ты пойдёшь ведь? — выглянул на улицу Лёха. — Ладно, — с явной неохотой согласился Саидахмедов. — На берил свой, — Алексей протянул автомат владельцу.       Артур больше не хотел брать в руки свою винтовку, а потому сам перезарядил Ванин маузер и остался дожидаться остальных в сторонке. — Серёг! — окликнул друга Щербаков и, когда тот отреагировал, кинул ему пистолет. — Лови!       Детков ловко поймал оружие и положил на стол перед собой. — Лёх, ты с ума сошёл заряженным оружием кидаться?! — ошарашенно прикрикнул на него Нурлан, вернувшийся со стопкой рукописных карт. — Да я на всякий пожарный, если сюда кто сунуться решит, — пояснил Алексей.       Сабуров быстро разложил бумаги на столе, и все поспешили туда. — Вот тут, судя по всему, какой-то бункер, — начал объяснять командир, указав на точку на юго-востоке. — Чуть больше десяти километров.       Щербакову идея такого путешествия резко перестала нравиться. — Вот вы втроём туда пойдёте, — объявил он Андрею, Рустаму и Артуру. — А здесь, за Фермой, тоже что-то похожее на склад. Пятнадцать километров на восток.       Алексей тихо выругался себе под нос, но деваться уже было некуда. Мужчина закинул за спину рюкзак и поудобнее перехватил калаш. — Ладно, попиздохали, — без былого энтузиазма сказал Лёша. — Серый за главного. — Хорошо, — отозвался он. — Вы там поосторожнее, мужики.       Попрощавшись со всеми, Детков остался сидеть на том же месте и через несколько минут обернулся, чтобы посмотреть на покидающих лагерь друзей. Те продолжали разговаривать о чём-то на ходу, но слов было уже не разобрать. Сергей повернулся обратно, и в поле зрения снова оказались лишь стакан со спиртом, сигареты, карты и пистолет.       Сколько же вечеров он провёл за игрой в карты, когда жил ещё в Яснодольске — крохотном посёлке на востоке Украины. Отец, широкоплечий, сильный и громкоголосый, был таким заядлым картёжником, каких Серёга больше не встречал за все тридцать лет своей жизни. Играли они втроём с братом на что угодно: на щелбаны, на гроши, на желания, и всегда проигрывали отцу. — Ну, и шо? — хитро спрашивал он, вытирая остатки сметаны с пышных и чёрных, с проседью, усов. — Ходить-то будешь, Серёжка?       За окном мерцал зимний вечер — тёмный, долгий и звёздный. Владик, который уже давно проиграл, стоял за спиной своего старшего брата и старательно нашёптывал совет за советом, которые, впрочем, никак не помогали. Сергей осторожно положил свою карту на стол, сплошь заставленный свежей и вкусной едой. — Тю! Во дурак! — снова рассмеялся отец и тут же побил карту сына, объявляя игру оконченной. — Да жулик ты, Юра! — горячо заявила мать, отвлекаясь от плиты, и щедро окатила мужа борщом из половника. — Любка, ошалела?! — возмущался он под дружный смех двоих сыновей. — Горячий же, етить твою налево! — Так тебе и надо, жулику старому! Только и знаешь, шо над детьми смеяться! — Так пусть учатся, пока батька живой!       Детков резко открыл глаза, остановив взгляд на полугнилых досках стола, за которым сидел. Воспоминания витали в голове невнятными обрывками, но ему не хотелось концентрироваться ни на одном из них. Сергей встал на ноги и поднялся на холм, где располагались дома, усевшись подле одного из них и прошёлся безразличным взглядом по полю, пролеску и океану. — А мама со мной поговорить не хочет? — Слушай, Серёг, она занята сейчас… Как-нибудь в другой раз.       Но этого другого раза не было за все те годы, что он прожил в Москве. Сергей ненавидел эту фразу всем сердцем; ненавидел брата каждый раз, когда тот, будто автоответчик, произносил её и сразу же спешил закончить их и так редкий и короткий телефонный разговор. За что же они отвернулись от него?       Разве он виноват, что хотел дать родителям всё то, что они заслуживали?       Разве он виноват, что хотел исполнить свою мечту?       Разве он виноват, что повзрослел в неподходящее время?       Разве он виноват, что выбрал учёбу и карьеру, а не войну?       Разве он виноват, что отец умер?       Поначалу после переезда, когда он работал фельдшером в скорой помощи, Сергей забыл о том, что такое отдых, еда, сон и нормальная жизнь. Свою первую зарплату, до последней копейки, он сразу же отправил матери, но в его помощи семья больше не нуждалась, и без единого слова деньги были возвращены обратно.       Единственным способом поддерживать связь с домом остались разговоры с Владом — холодные, пустые и бессодержательные. — Да потихоньку… — Та всё как всегда… — Я вот работу нашёл. Грузчиком. На первое время… — Мать на хозяйстве целыми днями… — Денег хватает вроде. Живём, живём… — Ладно, Серёг, я сейчас на смене. В другой раз поговорим…       Брат повзрослел и стал мужчиной уже тогда, когда Сергея не было рядом. И эту границу, которую установил Влад в их общении, Серёга так и не смог преодолеть. Детков мало что помнил из того периода своей жизни, но тот раз, когда Влад позвонил сам, запомнил очень хорошо. Позвонил сказать, что отец умер. — Ты же приедешь? — с искренней надеждой спросил Влад. — Конечно, — безо всяких раздумий ответил Серёга.       Но, стоя у билетной кассы на вокзале, Детков неожиданно узнал, что своё обещание исполнить не сможет. — Молодой человек, не получится. Вам во въезде отказано. — Что значит отказано? — осипшим голосом переспросил Сергей, смяв в кулаке деньги на билет. — Ну война там, молодой человек! — протянула она, окинув его взглядом со смесью раздражения и сожаления. — Куда вы со своим российским гражданством. Очередь не задерживайте. И паспорт свой заберите!       Вместо того, чтобы быть рядом с семьёй на похоронах, он пил в своей комнате. Это и стало последней каплей. Они все были идейными, вот только родители и брат горели идеей о свободе и независимости своей родины, а Серёга — мечтой стать врачом и помогать людям. Политика не зависела ни от кого из них, но, как бы там ни было, шанс был упущен. После этого с братом он больше не общался. — Любка, ну етить твою мать, я ж казак! — бил себя кулаком в грудь отец. — Если что серьёзное начнётся — отсиживаться не стану, пока мужики там за страну, за свободу…       После этого он только пил, пил и пил. В воспоминаниях осталась лишь маленькая и насквозь прогнившая комната в коммунальном доме: плесень, с годами разросшаяся из угла в узор на всём потолке, и соседи за стенкой, которые то орали друг на друга, то ебались.       Просветом стало лишь повышение — назначили хирургом в областной больнице. Тогда же появилась и Марина, молодая, тихая и симпатичная девушка, которая работала там медсестрой. Тогда Серёге почти удалось бросить пить, но всё вокруг снова превратилось в рутину, а он снова провалился с головой. Когда он начал пить не только после работы, но и во время неё, вся жизнь понеслась под откос, и даже всем сердцем полюбившая его Марина не выдержала, за что он её никогда не винил. Та операция под конец дежурства, женские вопли и слёзы, долгие разбирательства, суды, адвокаты, которые не хотели его защищать, приговор…       Сергей одним рывком подорвался на ноги, стряхивая с себя все эти отвратительные воспоминания. Он заставил себя сфокусироваться на реальных вещах: прогулялся взглядом по берегу, к которому маршировала армия грозовых туч из-за океана, и обвёл глазами всю видимую часть острова. Детков уже давно ощущал всё иначе; он был вынужден очень хорошо уяснить, что у всего есть границы и конец — у общения, у отношений, у стран, у жизни. Все эти границы уже много лет давили на него, как стенки гроба.       Гром прогремел неожиданно, будто выстрел, и заставил вздрогнуть.       Ему никогда не удавалось прогнать воспоминания и, чувствуя, что не является ни частью своего прошлого, ни частью своего настоящего, он побрёл в дом, зная, что скоро начнётся буря.