Взрослый малыш

      В неприметном домике посреди густого леса жила семья Прауэров. Род этих лисов славится мастерством по части техники, особенно — самолётостроения. Но, когда они поселились на Южном острове, огромном центральном острове Южного архипелага, они оставили традиции в прошлом: Амадеус, бывший лётчик и механик, устроился плотником, а его жена Розмари, верная помощница, приняла роль домохозяйки.       Впрочем, вопрос о работе резко отходил на задний план, стоило им заговорить о сыне. Именно он стал причиной переезда из шумного мегаполиса в лесную глушь. Вернее, не он сам, а его врождённая особенность: у него было два хвоста. Дело в том, что общество лисьего квартала, когда увидело новорождённого мутанта, вспылило неприязнью, будто позабыв о непомерных заслугах Прауэров перед городом, в сравнении с любым отделом по ремонту, да и в детском коллективе лисёнок не прижился бы, к тому же времени, чтобы приживаться, никто не дал. Все вокруг наплевали на простейшую вежливость и настолько въелись в суеверные предрассудки, что затравили семью оскорблениями по поводу двухвостого «демона», однако были шокированы её упорством. Прауэры не собирались уезжать и ждали, пока их перестанут обвинять в богохульстве только из-за того, что они не желают сыну смерти. Однажды отец с матерью в обнимку с младенцем заперлись в квартире, когда толпа словно одичавших лисов ломилась в дверь, и пытались как-то образумить сородичей. Родители кричали, что он всего лишь ребёнок, вчера родился, и молили принять его. К счастью, в памяти фанатиков остался осадок напоминания о помощи Прауэров обустройству города, и они более-менее успокоились и ушли.       Тогда Прауэры посчитали, что худшее позади, а нет! На следующий день, выйдя из дома, они узнали, что все обрубили с ними связь. Никто не желал иметь с ними дело, их точно вписали в список ненавистных чужаков. Даже от близких друзей ничего не послышалось. Оставалась только надежда, что они не отвернулись, а молчали, чтобы не стать такой же мишенью для позорных поруганий. Вера в легенду о двухвостом демоне намертво въелась в народ, и при этом странно, что ни Амадеуса, ни Розмари не выгнали с работы. Это раздражало обоих, но не выводило из себя… Идти с утра за хлебом и видеть ненавистные взгляды со всех сторон — вот, что невыносимо! В тот же день Амадеус взбесился. Муж попытался уговорить жену прекратить терпеть ничем не подкреплённое неуважение и уехать подальше.       — И какова гарантия, что там нас примут лучше? — спросила Розмари.       — Ни какова! — негодовал Амадеус. — Но там мы хотя бы сможем уединиться в случае чего.       — Ммм! — лисица сжала кулаки до тряски в руках. — Если мы уедем…       — Ты хотела сказать «когда»?       — Нет.       — Ну если…       — Дай сказать! — рыкнула лиса, и Амадеус закусил губу. — Говорю, если мы уедем, придётся оставить всё здесь. — Она говорила о механических приблудах, которые муж встроил в квартиру заместо бытовой техники. — Мы просто бросим всё?       — Ну-у, — он озадаченно огляделся, — возьмём, что сможем. А остальное, да, придётся оставить. Начну собираться прямо сейчас.       Амадеус понял жену с одного взгляда — она согласилась, и, спустя мгновение, отошёл за инструментами, как вдруг, послышалась двусмысленная фраза:       — Погоди-ка, я разве что-то сказала? А? — да и таким тоном, что мужчина в первый момент действительно растерялся. — Ладно, куда поедем?       — Ещё не знаю… Туда, где нас никто не знает. Хм. О! На Южные острова! — Амадеус резко повеселел. — Там и город всего один, и зимы нет. Самое то!       — Ну не знаю. — Розмари вздохнула и облокотилась о стол, положив голову на ладони.       — А куда ещё деваться?       — Эх, пожалуй, это лучший вариант.       Так они и выбрали Южный остров — самое спокойное место, которое знали. К вечеру они набили свой грузовичок доверху. Со стороны казалось, что каким-то свежим ломом, но это было ценное оборудование, только разобранное. А вот к квартире супруги подошли с юмором: оставили ключ в замке и прибили к двери табличку с надписью «живите, кто хотите». Посмотрев на свой старый дом в последний раз, они уехали, никому не сказав, зато ловя те же ненавистные взгляды.       — Смотри, дорогая, — сидя за рулём, Амадеус откровенно смеялся, — мы уже убираемся, а им всё не нравится. Им дай волю — прямо сейчас поубивают.       — Болваны… — тихо ругнулась Розмари и взглянула на сына, держа его в руках. — Теперь главное… Блин. А главное мы взяли и забыли.       — Что забыли?       — Мы ж ему имени не дали.       — Ой-йо! — Отец зачем-то надавил на газ. — Думаем быстрей!       — Быстрей говоришь? Тогда, — и Розмари выдала, что первое пришло на ум, — пусть будет Майлз.       — Майлз. Майлз Прауэр. Гм, пусть будет.       Автомобиль замедлился, и дальнейшая поездка прошла без происшествий. Единственное огорчение — в конце, уже после рейса через океан, выяснилось, что и на Южном острове род Прауэров на слуху. Но ничего страшного: всё-таки там, как говорил Амадеус, они могут уединиться. Главное было, не показывать хвосты Майлза.       Для дома они выбрали тихое место в лесу и, первое время, не решались вывести Майлза на показ, но и дома ему было совсем не скучно, ведь мама всегда была рядом. А когда он подрос, научился ходить и внятно говорить, они пошли на прогулку вместе, в довольно-таки оживлённое место, где малыш невольно приковал к себе любопытные и какие-то неодобрительные взгляды. Семья предпочла не замечать реакции окружающих и дошла до детской площадки как ни в чём ни бывало, и лисёнок побежал к детям, веселиться. И он вправду веселился. Родители присели на скамейку рядом, им тоже было весело видеть весёлым своего лисёнка. Казалось, всё хорошо, но друзей найти не получилось. Всё потому, что все — и дети, и их родители — чересчур осторожничали. Даже полицейский, проходивший мимо, сошёл с патруля и, с серьёзным видом, приблизился к Прауэрам:       — Это ваш сын? — спросил он, указывая.       — Да, — супруги ответили дуэтом.       — А… — офицер замялся и снова взглянул на двухвостого лисёнка, изумлённо потирая бородку. — Это… С ним всё нормально?       — А он вам чем-то мешает? — нагрубила почти всегда приветливая Розмари.       — Да нет, вообще-то… Ладно, забудьте. — Он махнул рукой и пошёл туда, куда шёл.       — Странные тут все, — добавил Амадеус.       — Для них странные мы.       — Пф, ну да.       Дети общались с Майлзом так, будто он таил опасность, а их родители наблюдали настороженно, но хотя бы не гнали прочь, проклиная демоном. Неизвестно знают ли местные легенду о «двухвостом лисе-демоне, который уничтожит мир», но узнавать никто не собирался. А то, что Майлз играет с ровесниками, уже утешило как Амадеуса, так и Розмари, и они остались жить на Южном острове.       В целом, Майлза сторонились, зато не гнали, когда замечали, тем временем он рос, и отец учил его работать с инструментами. Практиковался сын на всяких пылесосах и миксерах, да и на электро-инструментах, изучая их, чтобы затем разбирать и собирать самостоятельно. Ему понравилось! Пристрастие Прауэров к технике передалось и ему — он с любопытством разглядывал кухонную утварь, но трогать её мама не разрешала, те миксеры, кстати, тоже отобрала. Зато всегда оставалось какое-нибудь никому не нужное радио или другой хлам. С подобным Майлз справлялся в два счёта. Золотой мальчик! Но в такие моменты всплывала одна проблема: вся работа Майлза бесполезна. То есть практической пользы от неё нет совсем, ведь всё, что он делал, разбирал приборы и собирал обратно. Конечно, ловко, но без пользы. Тогда лисёнок попросил родителей накупить побольше деталей, чтобы собирать из них что-то своё. Они его поддержали, а в магазине он сам выбирал то, что хотел.       Первое, что он начал строить — игрушки: механических человечков, коробочки с колёсиками, которые управлялись дистанционно и имитировали машинки. Работали фигурки исправно, но первые из них выглядели уродливо, и, когда Майлз показал свои творения ребятам с площадки, то столкнулся с критикой и завистью. Они называли его прямоугольные каталки картонками, а человечков «криволицыми». Некоторые вовсе обнаглели и топтали поделки всмятку. Майлз просто убежал домой и закрылся. Он ведь не гордился, какой он весь из себя вундеркинд, не осуждал сверстников за то, что они не думают про будущее, а вместо этого изучают разную бесполезную хрень, не злился на старших, считающих его никчёмным дитём. Зато их не волновали его мысли.       Когда он честно признался, родители сделали тоже самое: сказали, что ничего не могут сделать. Нет, они не бездействовали, наведывались к родителям обидчиков, но всё напрасно. С тех пор так ничего и не изменилось. Майлз сидел дома, гулял только поблизости. Иногда он пытался помириться всё-таки с ребятишками, но они только обзывались, называя его жалким подлизой, и он возвращался домой. Только там можно почувствовать себя спокойно. А влиться в коллектив, когда тебя давно принимают за криворукого чудака, ох, как непросто. Так и жили.

***

      Лисья семейка как всегда дружно встретила ранее утро, и, не спеша позавтракав, все занялись своими делами: мама убирала со стола, малыш, закончив помогать ей, сел ковырять отвёрткой какую-то коробку, а папа собирал рюкзак.       — Тейлз, удачного дня! — весело попрощался отец и пошёл на работу.       — Тебе тоже, пап!       Однажды кто-то назвал его Тейлзом — от английского Tails — Хвосты, и кличка мигом прижилась в народе. Да и с именем она почти созвучна: Майлз-Тейлз. Из всех только Розмари осталась верна себе и ни разу не назвала сына Тейлзом, в отличие от мужа, который тут же подхватил прозвище. Но оно и лисёнку полюбилось! И так сильно, что он постоянно просил маму, чтобы она звала его именно Тейлзом, а не Майлзом, но она не хотела.       — Майлз, ну что ты опять делаешь? — мама увидела, как он увлечённо разбирает сушилку для рук. — Повесь на место.       — Мам…       — Ты же свой проектор не закончил. Иди-ка к нему, тебе же вроде немного осталось.       Лисёнку пришлось собирать сушилку, которую он хотел изучить, и искать болтики, которые закатились под тумбочку. Прикручивать белую коробочку обратно на стену у рукомойника было бы нелегко, если бы лисёнок не попал в отверстия для болтов так ловко, как какой-нибудь фокусник.       Затем он сбегал в свою комнату и вернулся к маме с тем самым проектором.       — Мама, я уже закончил его! Он работает.       — Уже? Давай тогда покажи кино.       — Сейчас.       Совсем юный техник поставил небольшой проектор, который помещается в ладони, и, недолго думая, включил его, в то время как диск с нужным содержимым уже был вставлен в него. Тогда на единственную голую стену кухни спроецировалась вступительная сцена документального фильма о самолётах.       — Как всегда, самолёты?       — Да… Мама, я тогда схожу в гости к Крим? Покажу и ей тоже.       — Наверное, ещё рано. — Мама взглянула на часы. — Она ещё спит.       — Пока я дойду, проснётся. — Лисёнок нажал кнопку на проекторе, и тот выключился.       — Может, и да. Сходи тогда, если хочешь, а то вы давно не играли вместе.       Крим — крольчиха. Она младше Тейлза, и она одна из тех детей, что нашли с лисёнком общий язык. Вообще, считать, что особенность Тейлза презирают абсолютно все, невероятно глупо. Несомненно, есть те, кто не посчитает два хвоста за какое-нибудь уродство, но их довольно-таки мало. Впрочем, и встречаются они не часто.       А живёт Крим далеко, и Тейлз шёл через лес, чтобы не встретить никого. Но лисёнку не повезло. Он наткнулся… Или на него наткнулась троица проказников во главе с рыжим волком Маркизом. Маленькая стайка из трёх волчат гуляла по тропинке, громко смеясь от своих бесед, но резко замолчала, завидев Тейлза.       — Приветик, Тейлз! — как бы любезно сказал Маркиз. — Что ты давно не выходишь… На карантине что ли?       Когда хулиганы находили его, Тейлз невольно терял самообладание, будто позволял издеваться над собой. Сверстники, ясное дело, пользовались этим. Только завидев новую поделку, они спешили вдоволь поиздеваться над её создателем. Так и сейчас: Маркиз просто вырвал из рук лисёнка прибор, а двое других схватили лиса и крепко держали.       Голос маленького был таким нежным и тонким, что его часто путали с девочкой. Но он смело заявлял, что он мальчик! Но дразнили его не поэтому. Два хвоста приковывали внимание каждого, кто из видел, и часто это было не к добру, потому что обзывали. И чувствовать себя спокойно Тейлз мог только дома, где его никто не видел.       — Отдай! — крикнул лис.       Но никто не ответил, только посмеялись. А Тейлз, в свои-то семь лет умело орудующий многими инструментами, не умел защититься даже от таких примитивных задир. Как раз его уникальные навыки и являются главным предметом для постоянных насмешек.       Тейлз пытался вырваться, кричал. Тем временем Маркиз без стыда и совести разбил самодельный проектор о ближайший камень как последнюю безделушку, заставив Тейлза беспомощно наблюдать. Вожак стайки растоптал искорёженную железку, затем бережно подобрал и подошёл к жертве.       — Хватит уже! — рыкнул он. — Отпустите его.       Приспешники выполнили наказ, и Маркиз, горделиво ухмыляясь малышу в лицо, не забыл вложить ему в ладони обломки и ошмётки разбитого аппарата.       — Ну всё, пацаны. — Волк потрепал лиса за ухо. — Пойдём дальше. Может, ещё кого встретим.       Тейлз жмурился, когда его тягали за уши или дёргали за хвосты, и никак не сопротивлялся. Где, спрашивается, его достоинство? Его ведь учили не унижаться, если только другого не дано, но этих волков можно не жалеть и смело разбить каждому нос, чтоб остерегались они, а не Тейлз. Лисёнку бы хватило ловкости, но оцепенение перед старшими ребятами, видимо, сильнее.