Курс по приручению бродячего кота в условиях апокалипсиса

      Юру заставили проснуться две причины. Что-то тяжёлое на спине. И странное ощущение, как будто кто-то неотрывно, липко смотрит.       Подросток открыл глаза и увидел перед собой спящего Отабека. И это было даже немного удивительно, ведь обычно казах вставал раньше и хлопотал с завтраком. Невольно в блондинистой голове проскочило умиление спокойным выражением лица напротив. Точеные скулы, смуглая кожа. Обычно еле выступающая улыбка, которую замечаешь лишь со временем, когда привыкаешь к Алтыну. Черные, как смоль волосы и сейчас закрытые, но такие же глаза, которые, как ни посмотрят, понимали все сразу же, видя насквозь, и чуть щурились при улыбке. Нет, Юра не гей, но сказать: «да, симпатичный парень» или «нет, урод какой-то» — он мог. Отабек как раз находился в первой категории. Девчонки, наверняка, от него с ума сходили.       И тем не менее от мыслей его вновь отвлек липкий взгляд. Подросток тяжело вздохнул и оторвал голову от подушки, оборачиваясь. Из дверного проема тут же исчезла фигура. На миг блондина испугало это, но потом он вспомнил, что вчера как бы остановились с Алтыном в гостях. В гостях у странного мужика Игната, который вчера весь вечер пытался как-то да прикоснуться к Юре. Особенно, когда он снимал постельное белье с антресоли. Эти руки на бедрах, который будто бы держали, но на самом деле гладили… Подросток скривился. Ему совершенно тут не нравилось. От раздумий даже подкатило вчерашнее чувство отвращения.       А тем временем с кухни послышалась возня. Юра еще раз посмотрел на Отабека, потом снова на дверной проем и всё-таки встал с дивана, услышав какое-то бурчание от Алтына на казахском. Накинув футболку подросток несколько задумался. Может, ему все показалось? Может, у хозяина дома не было никаких злых умыслов и те прикосновения были случайны? Плисецкий покрутил эту мысль в голове и так, и сяк. В итоге он пришел к заключению, что все равно не хочет тут оставаться, даже если предложат. Нахуй надо.       Плисецкий вышел из комнаты и зашел на кухню. Игнат уже поставил чайник на плиту и доставал из холодильника яйца, молоко и помидоры, пока не обращая внимания на подростка. — Доброе утро, — подал голос Юра и хозяин дома оглянулся, делая удивленное выражение лица. — О, Юрочка, ты проснулся! Я тебя разбудил? Прости. Ты присаживайся, присаживайся.       Подросток сморщился от обращения к себе в такой форме и помотал головой на вопрос, усаживаясь на стул. Мужчина же не придал значения лицу блондина и вернулся к готовке. — Вам помочь, может? — уточнил через пару минут Плисецкий, но больше из вежливости, нежели из искреннего желания.       Игнат тут же приободрился и закивал, отходя от плиты, где поставил сковородку. — Сделаешь пока омлет? А я пока схожу за колбасой, бутербродов, если захочется, сделаем.       Ну, да, на даче, у друга дедушки холодильник с мясом и мясными изделиями тоже стоял отдельно. И подросток согласился, отводя челку с глаз и вставая к плите. Хозяин дома достал миску, где замешивать все и отошел, на мгновение прикасаясь к плечу блондина. И пока Юра разбивал яйца, он вновь ощутил чужой взгляд на себе. Что там можно еще разглядывать у него на спине? Начал было подросток возмущаться внутри себя и осекся. На нем были лишь футболка и трусы. Надо было все же надеть джинсы, они посвободнее, ничего не поразглядывать. Подросток оглянулся и Игнат ушел из пространства комнаты. Даже дышать стало легче.       Но был один минус. Одиночество на кухне длилось не долго, Юра даже не успел залить омлетное мессиво на сковородку. И мужик либо осмелел, либо охренел в край, потому что первое, что он сделал, когда пришел, это встал непозволительно близко к спине блондина. Подросток даже слышал дыхание Игната, отчего все тело напряглось. Все, что было в голове — это бесконечное зацикленное «БЛЯТЬ», «ПИЗДЕЦ» да другие однокоренные маты. — Ты красивый. Тебе это говорили? — вдруг шепотом произнес хозяин дома и Юру всего внутри от этого покорежило.       Желудок тут же скрутило и есть перехотелось, зато захотелось либо сбежать, либо врезать этому существу. Для начала блондин предпринял все же ретироваться с кухни, а потом срочно в комнату, там безопаснее. Там Отабек и пистолет дедушки под подушкой. Но план прервал Игнат, поставив руки по бокам от подростка.       Плисецкий развернулся к мужику и зря. Улыбающееся с приоткрытым ртом лицо было слишком близко к лицу самого Юры. Это вызвало новый приступ отвращения, даже что-то подступило к горлу, а в голове усилилась паника. Блондин сглотнул. Раз сбежать не удалось, надо хотя бы показать, что тебе не страшно, верно? Дедушка же вдолбил в голову, что кулаки — это крайний случай. Вот потому сейчас Плисецкий нахмурился, уперся руками в плечи мерзотного создания перед собой и практически прошипел: — Отъебись, ебаный престарелый педофил. — Уж сейчас точно не имеет смысла сколько тебе лет. Законов нет, а подростки сами ебутся с кем попало с четырнадцати. Ты же наверняка ебешься с тем чуркой?       Усмехнулся Игнат, говоря уже нормально, прижался ближе. Юра открыл рот, чтобы обматерить престарелого гандона, но слова пропали, глаза округлились, а потом опустились вниз, когда мозг понял, что прижимается сейчас к бедру. Подростку показалось, что лицо мужика при этом исказилось в какой-то уж сюрреалистической ухмылке из ужастиков, обнажая все зубы. Словно последний гвоздь в крышку гроба, старик слегка потерся о ногу подростка. — Ты очень соблазнительный, Юрочка. Выглядишь таким нежным прям, как девочка. У тебя очень красивые глаза и волосы.       Продолжал говорить уебок, приближая руки к талии подростка. Мозг Юры же экстренно искал способы остановить то, что сейчас происходило. Единственный оставшийся вариант — бить. Кулаками? Урод, который сейчас лез под футболку своими ледяными пальцами, явно больше и тяжелее недоедающего подростка. Значит не вариант. Значит надо искать подручные средства. Юра заозирался и почти пропустил момент, когда мужик полез целоваться. — ДА ОТЪЕБИСЬ ОТ МЕНЯ, БЛЯТЬ, ЕБАНЫЙ ПИДОРАС!       Подросток схватил первое попавшееся под руку и со всей силы ударил этим по голове мужчину, потом еще раз, чтобы наверняка. Игнат наконец отпустил руки с талии Плисецкого, неловко отходя, прикасаясь к голове, а следом и падая, запутавшись в ногах. Юра отдышался, смотря на лежачего и кинул с искренней ненавистью в это уебище тем, чем бил, попадая в грудь. Под сковородкой раздался неприятный хруст. И только сейчас подросток заметил, что это была сковородка. Не врали в том мультике, про универсальность этого предмета.       Юра сделал пару шагов в сторону, осматривая с опаской тело, пока взгляд не зацепился за промежность престарелой мрази и вновь подкатила злость. Плисецкий сжал зубы, принимаясь с остервенением бить уже мертвое тело в пах, а в голове вновь и вновь крутилось сегодняшнее утро. От этого хотелось кричать, но из рта выходили шипящие оскорбления в сторону тела.       От своеобразной мести отвлек лишь взволнованный голос Отабека, который звучал для подростка, как яростный гром, взявшись из ниоткуда и заставляя вздрогнуть. Но даже не смотря на то, что казах был рядом и говорил точно на русском, в голове слова никак не складывались во что-то осмысленное. Блондин попятился от тела и неловко плюхнулся на табуретку, которая оказалась сзади.       Его собственное тело только начало отходить от напряжения, сердце бешено колотилось, а глаза пытались убедиться, что хозяин этого дома точно не пошевелится. Тут же перед лицом возник Отабек, оглядывая самого Плисецкого, что-то в нем ища. Юра смотрел в ответ и не понимал, что ищут эти черные глаза, в которых хотелось спрятаться. А затем пришла мысль, что теперь все в порядке. Никто больше не будет лапать, тереться стояком о бедра, говорить мерзком голосом имя, которое дедушка произносил с нежностью.       Навернулись слезы, а следом раздался всхлип. Брови Отабека приняли свою самую высокую позицию, а руки тут же сгребли в объятия, из которых не хотелось выбираться. Плисецкому уже было все равно, что про него подумает казах, воспримет ли слабым, никчемным и каким-нибудь еще. Сейчас хотелось хоть какой-то поддержки и заботы, которые Алтын с готовностью и давал рыдающему подростку.       Периодически Юра пытался хоть что-то сказать, объяснить, но выходило только материться на ситуацию, Игната и на себя. Одновременно было так стыдно и так приятно от того, что казах его успокаивает. В объятиях было комфортно и тепло, особенно приятно было от горячей руки, что водила по позвоночнику, забирая с собой все плохое. Так постепенно подросток и успокоился.       Алтын осторожно отстранился и повел подростка в комнату, за что ему отдельная благодарность. С трупом человека, которого сам и убил в пылу гнева, находиться в одном помещение было как минимум не приятно. А как максимум… В горле вновь появился ком чего-то, то ли рвоты, то ли отчаянья. В комнате казах усадил Плисецкого на диван и хотел куда-то отойти. Юра сглотнул ком и пока мог произнес, смотря куда угодно только не на Отабека: — Он лез ко мне.       Это остановило брюнета, подросток осторожно посмотрел на него и глаза Алтына округлились. Внутри себя блондин горько усмехнулся, ну, да, не верит. — Что? Лез в смысле..?       Отабек не стал договаривать и вновь в Юре закипела злость, а потому он выплюнул: — Лез. Называл «Юрочка». Зажал в углу кухни. Пытался поцеловать. Терся стояком.       Плисецкий не смотрел на старшего. Откровенно говоря было страшно, что ему скажет Отабек. Может вообще назовет выдумщиком. Но Отабек сел перед ним на корточки и заглянул своими честными черными глазами в самую душу, говоря: — Молодец, что не дал себя в обиду. Он заслужил.       На глазах налились новые слезы, но Юра усиленно их начал смаргивать, улыбаясь. Отабек ему поверил. Не осудил. И даже похвалил. — Я становлюсь профессиональным убийцей стариков, а меня еще за это и хвалят.       Пошутил подросток. Казах нахмурился, явно не понимая этой фразы, а Плисецкий от чего-то захотел наконец излить душу. Отабек же такой… Добрый… Подросток потянулся к своей подушке и достал оттуда дедушкин пистолет. Алтына это напрягло, но Юра пояснил, что тот даже не заряжен. Потом замолк на пару минут, пока черные глаза недовольно смотрели на огнестрел в подростковых длинных пальцах. А хозяин этих пальце думал с чего же начать рассказ, чтобы Алтын все понял. И начинает с декабря прошлого года. С того, что было первым звоночком.

***

      Юра вернулся со школы и кинул рюкзак в угол коридора, после чего уже принялся снимать верхнюю одежду. День был ни к черту. Сначала объявили, что будет вводиться дистанционное обучение и что каждый должен сидеть с компьютера и иметь у себя веб-камеру. И пофиг, что у кого-то могут быть не ноуты и вебку надо покупать отдельно. Потом была контрольная по химии с непонятными задачами, которые еще и не объяснили толком, как решать. А к пятому уроку у одной из училок сдали нервы от чего она начала буянить — если верить слухам в общем чате — или случилось еще чего и началась эвакуация. Но вместо того, чтобы отпустить учеников домой, всех продержали на морозе час, даже переобуться в уличную не дали, а кому-то и до куртки не удалось добежать. Вон и так какой-то вирус нашли новый, так давайте теперь еще и простуду всем школьникам устраивать.       Подросток повесил на крючок куртку, кинул на скамейку-обувницу шапку, а на коврике оставил оттаивать снег с обуви. Судя по тому, что в квартире было тихо и молчал в том числе телевизор, Плисецкий старший все еще не вернулся, а значит есть время посмотреть аниме без наушников. Хоть что-то поднимет настроение. По какой-то причине дедушка Юры не любил громкие звуки, которые были в аниме, хотя по телевизору — тем более в сериалах про ментов и воров, которые смотрел Николай Степанович — шума было на порядок больше. Для начала Плисецкий сделал себе чай и бутерброды, захватил конфеты и со всем этим уселся перед компьютером, где быстренько открыл закладку и включил серию «Мастера Муши», на которой остановился ранее.       Через две серии в двери послышалась возня ключа, потому Юра остановил аниме и вышел в коридор встречать дедушку. Тот был с пакетом, где лежали продукты. Ну, да, утром закончился хлеб и молоко. — Ты рано, Юрочка. Что-то случилось?       Юра поднял взгляд с пакета на удивленное лицо дедушки и неопределенно пожал плечами. Не хотелось волновать его, но ему ж потом наверняка расскажут в родительском чате. — Помнишь, по новостям тебе рассказывали, что люди массово от чего-то впадают в истерию и нападают на других? У нас с кем-то случилось. Час сначала продержали во дворе, но потом отпустили.       Николай Степанович нахмурился, начиная раздеваться. Естественно ему это не нравилось. Но что уже поделать? Юра взял пакет и потопал на кухню разбирать его, пока Плисецкий старший пошел мыть руки. Помимо необходимых продуктов, подросток нашел еще и чипсы. Дедушка редко их покупал, а когда это делал сам блондин, то ворчал о проблемах с желудком. Тем не менее иногда происходили такие случаи, когда Николай решал побаловать внука, ну, и себя самого. Юра улыбнулся и убрал продукты по местам, после чего достал тарелки и кастрюли. — Деда, ты ел, перед походом в магазин?       Поинтересовался подросток, когда Николай Степанович зашел на кухню и сел на свое привычное место у стены. — Да, — старик кивнул, наблюдая, как внук убирает вторую тарелку назад. — Прости, не думал, что ты вернешься рано, но я попью с тобой чай.       Плисецкий младший кивнул и положил себе картофельное пюре и пару котлет, после чего поставил все в микроволновку, нажал нужные кнопки и сел напротив дедушки, принимаясь рассказывать, как прошел день в целом и какую фигню придумали с дистанционным обучением.       Николай Степанович похмыкал и повздыхал в усы. Проблем с деньгами у них не было, тем более и он, и Нина — мама Юры — работали, но незапланированные траты это не всегда приятно. В итоге Плисецкий старший попросил внука, как самого знающего, повыбирать веб-камеры в интернете, а до момента покупки, Николай попробует поговорить с учителями, чтобы не ругали.       Юра улыбался этой их с дедушкой идиллии. Николай всегда тут, рядом. Работал он в стрелковом клубе инструктором два через два, а потому мог спокойно и получать хоть что-то большее, чем пенсия, и дома хозяйничать, и внука растить. Заботиться, наставлять, кормить, одевать, бегать по врачам и сидеть рядом во время гриппа с осложнениями.       После обеда они разошлись по комнатам, заниматься своими делами, иногда переговариваясь. В целом, этот день прошел и закончился, как обычно. Ничего нового. Ну, разве что Николай Степанович поворчал в родительском чате на правила дистанционного обучения и на ситуацию в школе в целом. Постепенно шел декабрь, уроки онлайн если и проходили, то никто ничего не делал. Зато домашки было несправедливо много. А потом кто-то из администрации вспомнил, что у них конец четверти и необходимо срочно что-то выдумать с контрольными-хуельными. Выдумали откровенную парашу. И пока они наряжали с Николаем Степановичем елку, Плисецкий младший на это жаловался дедушке, которому тоже это не нравилось. Сайт, на котором проходили занятия, итак на ладан дышал, а тут требовали ото всех тридцати учеников сидеть с включенными микрофонами и камерами. Фонило жутко, да еще и преподаватели предпенсионного возраста никак не ладили с новыми технологиями. То камеру не могут включить, то звук пропадает, то вообще всё вылетает. Разве что можно было наделать гору смешных скриншотов с учителями и одноклассниками. Мелочь, а приятно. Но что поделать, если верить новостям о том, как стремительно распространяется новая болячка это все продлиться на неопределенный срок.       А потом наступил новый год. Мать, оказалось, не празднует с ними, у нее корпоратив и как всегда потом рейс. В детстве Юру это всегда очень расстраивало и доводило до слез. Потом бесило. После он просто перестал применять к женщине, которую практически не видит, слова «мама». Даже в общении с дедушкой он называл её «Нина» или «мать». Тому это не очень нравилось, но, понимая почему так, не спорил.       Сейчас уже все ее поведение не бесило. Бесили представления, как где-то под небом она спрашивает у мужиков из первого класса не нужен ли плед, наклоняясь и мило до скрипа зубов улыбаясь. Будто они важнее собственного сына.       Обычно, когда у нее работа, Нина отделывалась подарком, передавая тот дедушке через знакомых. И бросала по телефону пару поздравительных слов с шутками про то, что она заодно ищет подростку нового папу. Юре и старый не нужен был, он его банально не знал. Да и после последнего «папы», он не хотел иметь ничего общего с ухажерами матери. Наверно, Нина и сама теперь избегала всех, кто был хоть близко похож на Никифорова.       Этот пижон умел обольщать красивыми речами, наобещать всего: жизнь в общей квартире с мамой и дедушкой, кошку, новый комп и поездку в Японию. А по итогу свалил один в страну восходящего солнца к новой любви, оставив на прощание фотку своей собаки.       Подарок от Нины привез дедушка, заботливо укладывая под елку. А вот звонка не было. Ни в новый год, ни после. И даже к концу новогодних каникул ничего не было слышно. Юра не обижался, он знал, что однажды его мамаша растворится в своих приторных рабочих улыбочках и забьет на них.       Николай же наоборот очень переживал. Банально не верил, что Нина могла забыть. Думал даже, что самолет разбился, но после вечера с Юрой посвященному изучению всех новостей про авиакрушениях за последние три месяца, перестал говорить о своей дочери. Он лишь сильнее хмурился, когда в новостях рассказывали про очередного пассажира в самолете, поезде, автобусе, который болел и бешеным кидался на других. Особенно на работников транспорта, которые первые старались таких успокоить.       И под конец января Плисецкому старшему случился звонок. Тот нахмурился, увидев от кого вызов, и вышел из комнаты, чтобы Юра не слышал, а вернулся Николай весь мрачный. Подростку это ни разу не понравилось, казалось, что от атмосферы вокруг дедушки завянет и кактус. — Кто звонил? — буднично поинтересовался Юра, листая ленту твиттера, будто не видел, что что-то не так.       Дедушка тяжело вздохнул, смотрел на внука с болью в глазах, будто вот-вот заплачет. Юра видел такое выражение лица у Николая только на кладбище, у могилы бабушки. Догадки неутешительные. Даже пугающие. Дедушка тянул, пока не произнес самые страшные на тот момент для подростка слова: — Ниночки, твоей мамы, больше нет.       Удивительно, как они на него повлияли… Юра иногда позволял себе думать, что мать умерла при родах или от болезни, и они с дедушкой одни. Но реальная новость о ее смерти выбила все из-под ног. Это… лишало всех мыслей в голове. Одно дело когда мать хер знает где, но ты точно знаешь, что она жива и здорова. Но когда тебе вот так сообщают, что её больше нет, в сердце вспыхивают эмоции. Казалось бы, Юра давно равнодушен к этому человеку, вот только теперь он выяснил, что это не так.       Блять. Парень сам не понял, в какой момент глаза стали мокрыми. Он растерянно моргнул, надеясь, что ему просто послышалось. — В каком смысле нет, деда?       Натужно выдавил из себя слова подросток и старик обнял его, поглаживая голову. Он ничего не ответил, ведь и самому было тяжело это принять. Его вторая любимая женщина тоже покинула этот свет. А говорят, что мужчины раньше умирают.       Потом, когда улеглись эмоции от внезапной новости, Николай рассказал, что же случилось. Как он и опасался, на борту самолета оказался буйный, который начал кидаться на пассажиров и бортпроводников. Сначала все думали, что он просто выпивший, таких знали как успокаивать, но потом оказалось, что у человека та самая болезнь из новостей. Нине досталось сильно, ее ударили по лицу, а потом она еще ударилась головой о подлокотник. По рассказу Юра так и не понял, но, видимо, мать заразилась тем же вирусом и ее поместили на карантин. Почему не давали связаться с родными дедушка тоже не знал и не понимал, а вот сегодня она умерла.       Николай Степанович уехал разбираться с бумагами, а подросток смотрел в потолок и вспоминал маму. Да, она всегда была на работе, но и о сыне она тоже заботилась, как могла и умела… Когда Нина бывала дома, она старалась разузнать о его интересах, новостях в жизни и много-много гуляла с ним, потому что когда-то Юра любил гулять. А теперь даже этого не будет. Никогда.       На похороны пришли коллеги и друзья матери, и Плисецкий младший даже удивился, что их было так много. Все выражали искреннее сочувствие ему и дедушке. Потом были поминки, которые подросток толком не запомнил, потому что все было будто за стеклом и происходило где-то там, не с ним. Все вспоминали Нину теплыми словами и, вроде, не руководствуясь глупым правилом: «о мертвых либо хорошо, либо ничего».       «Защитное стекло» спало через пару дней, в тишине квартиры. Эмоции все разом нахлынули на Юру, начиная с дня новости о смерти матери. Боль, слезы и даже злость на неё за такую смерть.       Юноша не знал, сколько конкретно пролежал в таком состоянии, но когда он пришёл в себя, то на кухне уже были слышны копошения вернувшегося с работы деда. Да… Точно… У него ещё остался дедушка, а значит, жизнь продолжает идти дальше своим чередом.       У Плисецкого старшего была работа, у младшего — учеба и они друг у друга. Это помогало им справиться с утратой и вернуться в рутину, которая не изменилась.       Только даже это все шло куда-то явно не туда. Все чаще начали появляться случаи нападения одних людей на других и не только в России. Вообще, больше всего по телевизору Николаю Степановичу рассказывали про нападения в других странах, с наслаждением смакуя каждый случай. Но все прекрасно понимали и видели, что за пределами квартир не лучше. Тем более, что со скрипом, но ввели «карантинные» меры, однако даже так мало кто слушался и народ всё также ходил на работу, если не было возможности уйти на удаленку.       В какой-то из дней Юра услышал от деда новость, что у них появился один буйный, разгромил почти все, напал на одного из инструкторов, который в попытке защититься выстрелил. Благо обошлось без смертей, только ранениями у обоих. Но Николая из-за этого случая отправили как раз на эту дистанционную работу. И Плисецкие посмеялись даже, ведь как можно дистанционно вести инструктаж по пользованию спортивным оружием.       Шутки кончились примерно через месяц. В момент когда пропал интернет. Для подростка именно это ознаменовало конец чего-то привычного. Телевизор и радио все еще работали. Там то по новостям и объявили чрезвычайное положение. Но позже всем было уже ясно, что ничего не сделать. Так постепенно прохожие на улицах сменились на ходячих зомби. Вообще, вряд ли зараженные были мертвы в прямом смысле этого слова, но благодаря поп-культуре никто и не искал нового слова.       Плисецкие все так же жили в своей квартире, но выход на улицу уже сопровождался долгими сборами. Брался не только рюкзак, надо было одеться как следует, будто в лес с клещами, взять аптечку и пневматический пистолет, но брал его только Николай.       Он увлекался огнестрельным оружием, мечтал коллекционировать хотя бы модели, но когда была жива жена, та была против. Потом, когда любимой не стало, он порадовал себя этим приобретением, считая, что пистолет не пригодится и он будет радовать лишь глаз да руки во время чистки. Но, увы, все случилось иначе.       Если честно, Юра не особо помнил, как все конкретно произошло, лишь дорисовывал недостающие моменты. Все было очень стремительно и страшно. Может, мозг просто защищал сам себя.       Вот он и дедушка пошли в торговый центр за едой. Вот они в гипермаркете выбирают консервы из не вздутых. Вот Юра пинает одну банку на полу. А потом… Да, это была его вина. Всецело его.       Когда Плисецкий пнул банку, та загромыхала по плитке и привлекла внимание группы зомби. Двое взрослых мертвяков, один подросток и еще маленькая девочка побежали за внуком и дедом. Наверно, раньше эти четверо были семьей, а потом все потихоньку перезаражались.       Юра был быстрее дедушки, потому не видел, что случилось позади, но он услышал. Сначала Николай вскрикнул, а потом раздался грохот. Подросток остановился и оглянулся, первым делом подмечая дедушку, достающего пистолет. Потом заметил перевернутый стеллаж, из-под которого вытекала кровь. Желудок скрутило, но белобрысый стойко подавил все мысли о тошноте. Николай Степанович же пару раз выстрелил кинувшихся было зомби и догнал внука, заставляя бежать дальше.       Уже дома выяснилось, что дедушку укусила та самая девчонка. Ее же и придавило. Что делать оба Плисецких не знали, они лишь придумали обработать и перевязать рану. И Юра, и Николай Степанович понимали, что дни их совместного выживания сочтены.       Последовательность перехода от симптома к симптому оба знали и примерно понимали сколько осталось у Плисецкого старшего. Все и прошло по «плану». Сначала Николая бил озноб, который перетек в жар, а потом в бред. В один из дней проблеска сознания, дедушка предложил внуку прогуляться пока есть силы. На улице было тепло и солнечно, во всю шло лето. Жар у Николая удалось сбить найденным в домашней аптечке лекарством и они вышли на улицу.       Придя в парк, они тепло переговаривались, подросток почти поверил, что все наладилось. Но в какой-то момент Николай остановился и вручил внуку пистолет, с серьезным видом произнося одну из самых тяжелых своих просьб: — Юра, пообещай мне, что не дашь мне стать одним из них. Ты должен пристрелить меня, а потом уйдешь и заживешь сам.       Испуганные зеленые глаза метнулись от пистолета на дедушку. Смысл сказанного дошел до Юры не сразу и надломившимся голосом он сказал: — Деда… Н-нет! Что ты говоришь?.. — Это очень важно для меня. Не смогу себе простить, если и ты станешь зомби. Но и сам не могу убить себя, потому что пистолет должен остаться у тебя. Я думал об этом долго, еще в первые дни после укуса.       На последней фразе голос надломился и у Николая Степановича. А следом подросток понял, что лицо у дедушки скорее не серьезное, а очень напряженное из-за попытки сдержать рвущиеся наружу эмоции. Старик сам понимал, как разрушает внука изнутри, но как поступить по-другому — не знал. Юра замотал головой, пытаясь вернуть пистолет назад дедушке. Николай прикрыл глаза, вздохнул и заставил подростка взять оружие правильно, направляя дуло себе в грудь. После этого чуть смягчил лицо и грустно улыбнулся. — Пожалуйста. Так будет правильно.       Вкрадчиво сказал Плисецкий старший, будто в очередной раз отказывал внуку завести котенка или щенка. Юре от этого тона легче не стало. Николай чуть перехватил руку подростка, сжимая его пальцы, и раздался громкий выстрел. В пустом городе он разнесся эхом и застрял в ушах подростка. Перед глазами все размылось, когда руки дедушки отпустили его. Николай сделал пару шагов в сторону скамейки и сел, прикрывая глаза. — Деда… — позвал подросток, но ему никто не ответил. — Дедушка! Нет!       Юра осторожно подошел к любимому дедушке и потряс за плечо. Тот, вроде, приоткрыл глаза, но ничего не сказал, просто убрал руку внука с плеча. Подросток замотал головой. Сознание усиленно отрицал происходящее. Юра сморгнул слезы и перед глазами возникла какая-то чересчур насыщенная картинка. Будто кто-то наложил фильтр, который застыл непроницаемой пленкой между парнем и реальностью. Все было слишком реальным и нереальным одновременно и вместе с этим все периодически размывалось из-за слез.       Плисецкий не особо помнил, как вернулся домой. Помнил только дикий страх и боль, засевшие в груди. Сколько он просидел с трупом деда на скамейке? А может, сразу же убежал? Ответов на этот вопрос у пришедшего в разум Юры не было. Он не знал сколько прорыдал, лежа в кровати. Сколько шатался по квартире, в попытках найти хоть какое-то доказательство, что дедушка жив, что все это сон. Несколько раз кидал в стену злосчастный пистолет и консервы. Орал на фотки маленькой матери, видя в них ту девочку-зомби. Ничего не помогало. В груди все отчетливее ощущалась растрескавшаяся дыра. А реальность была такая, какая есть. Тишиной утверждала сама себя. Юра убил единственного дорогого человека и застрял в апокалиптическом мире, наполненном зомби.       Смысл в выживании подросток потерял. Жить не хотелось. Да даже существовать не было желания. И разве подросток смог бы выжить один в мертвом мире? Точно нет.       Юра собрал рюкзак на отъебись. И сделал это лишь потому, что казалось неправильным выходит на улицу просто так. За долгие годы учебы и жесткого правила в нынешнее время, без рюкзака было слишком тревожно. Лишний раз мотать нервы не хотелось.       Шлепая по лужам и натянув на голову капюшон, он обошел все важные — как казалось когда-то — места: школа, парк, ледовый. Но ничего не чувствовалось, кроме бесконечной глухой боли от воспоминаний, в которых фигурировал то дедушка, то мама.       Так ноги привели к злосчастному ТЦ и голову посетила одна идея. Что ж, ничего не мешает исполнить задуманное. Вскоре Плисецкий стоял на краю крыши и созерцал серые дворы.       А через минут пять его оттащил от края чудной азиат и отчитал, заставляя наконец почувствовать хоть что-то кроме отчаянья.