Греховное падение

Когда я вижу тебя, такого ласкового и податливого, в его объятиях – мне хочется свернуть тебе шею. Я знаю тебя другого. Твои белоснежные острые колени вовсе не щадит ледяной мрамор пола, в тусклом освещении угасающих свечей ты идеально обольстителен. Ты дьявол. Искуситель. Мучаешь, терзаешь, манишь. Твой терпкий аромат кожи повсюду. Я вдыхаю его жадно, рваными толчками протискиваю в тесные лёгкие. Всё нутро пылает, путаются мысли в голове. Из твоих пухлых губ сочится вязкая слюна, скользит по изгибу шеи и оседает в ямочках тонких ключиц. Одним движением я бы сломал пополам эту тонкую кость, сдавил бы твою хрупкую шею. Я задыхаюсь от животного желания. Ты сочно выпускаешь изо рта член скулящего грима – я и забыл, как он выглядит в человеческом обличье – он путается длинными пальцами в твоих превосходных локонах, зарывается глубже и с силой оттягивает. Ты выгибаешься, рваные лохмотья, те что остались от рубашки, спадают вниз и оголяют широкую спину. Мне хочется оставить на этом бархате кожи следы когтей. Глубокие неровные борозды, кровавые дорожки семенили бы к твоей пояснице, к которой я искусно скользил языком. Знает ли он, что у тебя есть эрогенная зона? Ямочка на правом бедре, там где небольшая отметина похожая на родимое пятно… Знает ли он, что ты любишь когда тебя доводят до удушья, тогда ты отставляешь пышные бедра и просишь брать тебя глубже и быстрее? Сколько опор на кроватях мы сломали? Сколько атласных простыней в клочья разорваны, не выдержав нашей страсти? Ты целуешь его, боже Эдвард, прошу тебя… Глубоко и чувственно, тонкие почти просвечивающиеся пальчики плотно в кольцо охватывают напряжённый член. И ты, словно чувствуя мой вожделенный взгляд на себе, на секунду смотришь на меня. Игриво манишь к себе, расширенные черные зрачки от возбуждения заполняют всю радужку. Ричи не видит нас, он очарован тобой, заколдован. Податливо тянется к твоих губам, словно послушный щенок. В твоих глазах я вижу бесконечную нежность к нему, которой с твоей стороны был всегда обделен. И во мне клочьями вскипает ненависть, ревность душит и выжигает последние остатки самообладания. И я уже не замечаю, как оказываюсь во власти твоих рук, как жадно и ненасытно до крови целую. Как ты плавишься и сгораешь, чёрт Эдди, а острые коготки терзают мою грудь, с грохотом роняя на пол остатки перламутровых пуговиц на рубашке. - На колени,- рычу в твои губы, властно осаждая ниже, толкаясь в горло до упора. Пальцы утопают в шелке твоих спутанных волос, я запрокидываю голову, горло сохнет и саднит от боли. Тозиер рядом сотрясается, вытирает губы, мнётся с ноги на ногу ощущая себя брошенным и явно не уместным. И я даже оказываюсь не против того, как ты ловко приманиваешь того к себе и принимаешься дрочить. Пытаешься разорваться между нами, пытаешься подстроиться и одарить вниманием обоих, но вот только смотришь на каждого по-своему. Я сжимаю волосы у корней, толкаюсь в глотку глубоко и туго, ты сочно вбираешь, пошло причмокивая влажными губами. Кровь вперемешку со слюной розоватой дорожкой стекает по острому подбородку. Ричи подается вперёд, смахивает губами этот след, кусая фарфоровую кожу. Багряное пятно расползается одно за другим, и мне с трудом удаётся сосредоточиться на собственном удовольствии. Отрываешься, выпускаешь влажный член, играясь с розоватой головкой еще с секунду кончиком языка. На худых бёдрах оседают блёклые тени, расползаясь желтизной по поджатым ягодицам. Я и забыл, как это хотеть кого-то настолько, что желание пульсирует и сдавливает болезненно виски. Шлёпаешь себя по ягодице, пальцы стискивают кожу, розоватый отпечаток медленно расползается. - Ну же, мальчики, я предлагаю отметить нашу победу,- игривый кончик языка скользит по нижней губе, кусаешь её сильнее острыми клыками, пуская следом яркую алую дорожку свежей крови. Я вжимаю обнажённое тело в себя, слизываю рубиновые капли, угодившие на плечи, и страстно прокусываю кожу. Ты болезненно стонешь, выгибаешься, трёшься горячей головкой о мой ствол, и теперь в голос вою уже я. Рык сквозь плотно сжатые зубы, похож на предательский скулёж. Держаться рядом с Похотью невозможно, ты моя погибель, моё искушение. Ладони задерживаются на бедрах, я разворачиваю тебя к себе спиной, трясущегося от волнения, и ловко касаюсь губами той самой злосчастной ямочки. - Борис… Ты вознаграждаешь меня надрывным стоном и невольно обмякаешь, выдохнув с натугой, стоит мне без промедления взять тебя. Ричи тушуется еще мгновение, но, решая не делить со мной чужое внимание, присоединяется к столь пошлой процессии, оказываясь стоя перед тобой на коленях. Я помню это чувство: будто ты на покаянии, на самом краю пропасти в ад. И даже если тебя столкнуть в бездну, даже если там на дне разверзнется жерло вулкана и тебя испепелит до костей, ты готов стоять так целую вечность. Я не ценил тебя. Те неловкие минуты рядом, мимолетные мгновения нашей незыблемой любви – не рушимой и болезненной – я не дорожил тобой, как и ты мной. Ричи работает ртом, давится, пускает слюни. И выглядит это не столько искусно и эстетично, но почему – то придаёт моим движениям импульсивности. И на ту считанную секунду, что наши взгляды с гримом в одночасье столкнулись, мне захотелось ощутить эти неопытные движения губ на себе. Ты уже стонет во все горло, покрасневшие колени трясутся, на шее ярко проступают пунцовые пятна от чужих зубов. Прикрывает веки, некогда длинные ресницы бросают полутени на лицо, толкаешься в рот кашляющему гриму все глубже и глубже, пока с мелодичным стоном не кончаешь, сжимая и меня внутри. Напряжённые мышцы пронзает волной наслаждения, разливающееся по всему телу, а ты с улыбкой целуешь каждого из нас по очереди и игриво усмехаешься, прильнув змеей к шее грима и что-то прошептав ему на ухо. - Ты ебанулся? Грим тяжело дышит, осматривая мое поджарое тело и словно анализируя. - Ты что предложил ему мне отсосать? Желание не отступает, а стократно растёт, хотя обстановка расслабляется. Я складываю руки на груди, с усмешкой кошусь на дьявольски обольстительного тебя и сконфуженного Ричи. Ссутулившись, он потупил взгляд и замолк. - С вами так скучно, мальчики,- стираешь моей рубашкой стекающую по внутренней части бедра вязкую сперму. Передёргиваешь плечами, а потом огибаешь чужую фигуру и, пристроившись сзади, резко вводишь влажный палец в сжатое колечко чужих мышц. Грим кусает губу и шумно выдыхает, дергаясь, но отстраниться ему не дают. - Расслабься, пёсик,- влажными лёгкими укусами исследуешь напряжённую шею, худые широкие плечи. Пальцы входят туго, Ричи морщится от боли, но следом уже второй и третий, под заунывный скулёж его заставляют нажимом прогнуться в пояснице. Когти впиваются в плечи, рывком натягивают на себя, протяжный тяжёлый вскрик отражается стыдливо от стен. - Громкий,- я скалюсь, обнажая острые клыки, и скользя влажной головкой по приоткрытым губам грима,- очень… Он что-то хочет возразить, но я затыкаю его рот членом, вгоняя его глубоко в горячий рот. Ох уж этот разгневанный взгляд, желтизна расплавленной радужки, зубы впиваются в мой член, но удар по щеке приводит его в себя. - Я выбью тебе зубы,- сжимаю пальцами впалые щеки,- если еще раз надумаешь меня укусить. Ричи теряется, затуманенный взгляд уже почти лишен рассудка, когда ты входишь в кураж и чужие колени подгибаются. Он уже податливее берет в рот, расслабляется и перестает и вовсе сопротивляться проводимому насилию. И я вижу, как тебе не плевать, как ты, вопреки резким движениям, ласково целуешь его по шее, будто извиняясь за излишнюю резкость. Как умудряешься смахнуть застывшие в его глазах слёзы, как игриво и нежно кусаешь его за ушко. И в каждом прикосновении столько любви и нежности, что мне хочется сломать Ричи челюсть, вывернуть наружу каждую кость. Никакой податливый нрав не в силах стереть эту ядовитую ревность, эту импульсивность с которой я глубоко вхожу уже в самое горло и изливаюсь следом за расслабленным тобой, брезгливо отступая на шаг назад. Ты вытираешь чужие губы ладонью, обнимаешь его и целуешь, а я трясущимися пальцами собираю с пола лохмотья одежды, вовсе не осознавая почему… Почему он? Не я, который мог дать ему больше, не я, который любил его все эти чертовы двести лет… Не я, который… Перед глазами яркий вишнёвый закат и поблёклая улыбка Уилла. Мой мышонок… Я смотрел в темноту и, наконец, осознал – ты выбрал его лишь потому, что я неспособен любить. С ним у тебя был хоть какой-то шанс.