Рингиль

      — Отныне изгнаны вы из Валинора, и нет вам пути назад. Даже эхо ваших слезных молений останется здесь без ответа. Да будет проклят род Финве, проливший кровь сородичей своих, и проклятье будет преследовать и род этот, и его последователей всегда и везде в Арде. Никогда не обладать вам тем, ради чего дали вы клятву, ибо это — цена крови. Все, что начнете вы, обратится против вас. Вы предали своих сородичей — ваша родня предаст вас. Вы пролили чужую кровь — захлебнетесь в своей. Вы обрекли других на смерть — смертные муки, горе и тяготы смертных познаете вы. Отныне испытаете вы все, что по вашей вине пережили другие — боль и страдания, муки душевные и телесные, предательство и скорбь, бессилие и поражение. И вы вернетесь в Валинор, и ваши души попадут в чертоги мои, и не будет им покоя, ибо я буду судить вас по деяниям вашим. Те же, кто не вернется в Валинор, оставшись в Средиземье, да будут им отвергнуты, и да узрят ничтожество свое в дни прихода тех, для кого Средиземье предназначено. Я, Намо, сказал. Да сбудется!       Не все поняли слова Намо, но стало по слову его. И навеки заточены были в подземельях Мандоса потомки Финве, и воля Манве не могла вызволить их, ибо Валар не предлагают дважды…       

(с) Ниэннах, Черная Книга Арды

             — Я не понимаю…       Все вокруг казалось дурным сном, навеянным Тьмой кошмаром. Эскэвэн пыталась понять: как это, наказать даже не Куруфинвэ, даже не тех, кто вместе с ним устроил бой в Гавани, но и тех, кто просто последовал за ними, подойдя уже, когда закончился бой. Или вовсе решивших пешком идти через Араман следом за Нолофинвэ, который был здесь вообще ни при чем! Всех — и женщин, последовавших за мужьями, и детей, пошедших за родителями, и родителей, пошедших за детьми… в чем виновата ее мама, никакого зла не сделавшая, и решившая пойти вместе с дядей, наверное, просто от скуки? В чем виноваты Нолофинвэ и двоюродные братья, в чем виноваты все дети, которые родятся в Эндорэ? При чем тут, наконец, дедушка Финвэ, который уже был в Мандосе, когда его старший сын совершил преступление?       И что это значит — Валар не собираются ничего делать с Отступником? Пусть Феанаро вгорячах наговорил глупостей, но там ведь и другие народы живут! Авари, синдар — что же, и их оставить на радость Морготу?       — Я пойду и спрошу…       Индис молчала, когда гонцы принесли ей вести о бойне в Гавани. Молчала, когда ей рассказали о проклятии, легшем на ее детей. Молчала, когда майя в фиолетовых одеждах голосом сухим, как песок, сообщил, что Финвэ не покинет Мандоса, дабы искупить грех пролитой крови.       Эскэвэн была рядом — держалась за ее руку. Хотя, кто тут за кого держался? Пальцы бабушки будто окаменели.       — Я пойду и спрошу у Намо!       И Королева, молчавшая, обняла ее и заплакала беззвучно.       — Я скоро! — шептала Эскэвэн. — Я только спрошу, в чем виноваты дедушка и дядя Нолофинвэ. Я не буду дерзить, честное слово, я же не дядя Феанаро! Я скоро вернусь, бабушка…       Но «скоро» не получилось.       Оказалось, что дорога, при свете занимавшая полдня, во тьме растягивается неимоверно. И даже добравшись наконец до чертога валы, добиться от него внятного ответа не удалось — Намо поглядел на нее, как… как Феанаро на Нолофинвэ, с этаким снисходительным презрением, и объяснил, что грядущее родится из прошлого, и слова его, обращенные к уходящим, есть лишь закономерный итог. Когда же Эскэвэн робко поинтересовалась, при чем тут ее дедушка и средний дядя, изрек нечто несусветное: про ребенка, который испугался паука и раздавил его. После чего удалился, бросив в сторону: «слепые жестокие дети…»       В обиде и растерянности она брела назад. Темнота колыхалась вокруг пятна света от фонаря, и в этой темноте понемногу начинали раздаваться другие звуки: треск насекомых, щебетанье привыкших к мраку птиц. Вздохнув, она сошла с дороги, легла в траву, накрыв фонарь плащом, и уставилась в небо — бездонно-черное, с мелкими колючими звездами.       «Ребенок убил паука».       Что это значит? К чему слова Намо, и как их понимать? Почему он так поступил?       — Ты ищешь покоя, дитя? — внезапно спросил тихий голос.       Вскочив, Эскэвэн уставилась на незаметно подобравшегося к ней гостя. В темноте его фигура слабо светилась — достаточно, чтобы узнать…       — Вала Ирмо…       — Юная принцесса. Слова моего брата встревожили тебя? — Вала смотрел мягко, но под внешней мягкостью ей почудилась сталь. Эскэвэн опустила глаза. Должно быть, она ненароком спутала дороги и свернула к Лориэну — вот он, лес, мерцающий туман клубится меж стволов.       — Я просто не понимаю…       — Так значит, ты ищешь ответов, — в голосе послышалась неуловимая насмешка. Эскэвэн пожала плечами — она не имела привычки спорить. Глупым казалось объяснять вале, что просто заблудилась впотьмах. — Ты не найдешь их здесь — туманы озера Лореллин надежно спрятали тайны. Ищи ответы в Ильмарин, дитя. Ищи истину на склонах Таникветиль…       Облик валы рассеялся.       — Тьфу, — сказала Эскэвэн. — Никогда не любила играть в загадки. Извините.       Из темноты донесся смех.              Ильмарин, так Ильмарин. Но что толку, когда все валар сидят в Круге Судеб? Эскэвэн направилась к Эзелохару, и еще на подходе поняла, что не зря: там пели. Она узнала голоса Йаванны и Ниэнны — вот странность, прежде она не слышала, чтобы Скорбящая пела. И звучало это… жутко звучало, честно сказать. Звуки голоса Одинокой, словно долгий угасающий звон, разносились по округе, вплетаясь в богатый тембр мотива Кементари.       Прислушиваясь, она пошла вперед.       Когда, наконец, открылся холм Древ, ее тело уже звенело от пронизывающей все вокруг мощи. Толпа благоговеющих ваниар в белых одеждах стеной стояла на пути — и она, отойдя чуть в сторону, устроилась на одном из окружавших холм больших камней.       «Ищи ответы», — сказал вала Ирмо.       «Слепые», — сказал вала Намо.       Она обиделась на слова хозяина Мандоса и разозлилась от намеков Владыки Грез. Дядя Куруфинвэ на ее месте сказал бы: да в Пустоту вас обоих с вашими играми! И ушел бы в кузню, либо отправился туда, куда послали, скандалить и требовать, чтобы ему разъяснили все простыми словами, прямо.       Дядя Куруфинвэ был мертв.       Она осознала это внезапно, словно впервые словив прозрение — он погиб в боли и отчаянии, прямо сейчас. Гордый, злой и обиженный, ранимый, наивный и добрый, упрятавший сердце под покров надменности лишь из страха, что мимохожие сердоболы — ах, сирота! — залапают и захватают священное. Любивший отца, любящий своих детей — потерявший отца, и в последний миг жизни в прозрении узнавший, что потеряет детей, но не способный остановиться, как пущенная в полет стрела. Стрела, летящая в заранее разожженный Отступником огонь, увлекая за собой других. Стрела, пущенная уверенной рукой в услужливо подставленную мишень — вот он, Враг, главный виновник всех бед. Вон он, убийца и вор.       Казалось — ответ был определен, виновник был найден. Указан — о чем еще говорить? Но проклял же Намо весь их род, в том числе и ее — неужели за Феанаро? И в чем виновен Финвэ? В том, что не сумел убить Отступника? В том, что не сумел образумить сына?       Или в чем-то еще, ей неведомом?       Валиэр пели — а она сидела, глядя на горизонт, не считая времени, вспоминая все, на что прежде не обращала внимания, пропуская мимо ушей. Складывая, как мозаику, случайно оброненные слова, взгляды украдкой, дрожь пальцев, напряжение плеч. Все, что показалось странным, все, что было оборвано на полувздохе. Все кусочки-осколочки — в цельный витраж, все оборванные ниточки — единым полотном. Зияющие прорехи неизвестного заткала кисея догадок и предположений — от откровенно глупых до просто невозможных.       Валиэр пели. И время свивалось кольцом, упругой пружиной, и текло мимо, словно вода, обходящая каменный зуб на стремнине реки. Где-то там, в землях севера Эндорэ, все еще могущественный вала совершал очередную ошибку, решив, что рыжий мальчик должен расплатиться за невольную вину своего деда. Где-то чуть ближе шагали по льду, обходя провалы и теряя друзей и любимых, невинные обреченные, виновные лишь в том, что Владыке Судеб не хватило смелости сказать то, что он хотел сказать, в лицо Королю Мира.       «Я пойду не в Ильмарин», — внезапно подумала Эскэвэн, с изумлением замечая, что на горизонте, там, куда она смотрела, небо уже не черное. Синее, розовое и золотое! — Я пойду к вала Оромэ. Охота на тайны — та же охота. Начну с простого…»       Отступник, узнай он об этом, непременно назвал бы ее решение каким-нибудь странным словом — «Путь Идущей-по-следу», например. Но ее встреча с Темным Валой случится многие эпохи спустя — когда она станет совсем другой, будет носить другое имя и обретет другую цель.       А пока… над Валинором всходило солнце.