Рингиль

      В последнее время госпожа Литиэль редко выбиралась из столицы — пусть многие дела, как она полагала, и не следовало пока перекладывать на помощниц. Но следовало бороться с соблазном завязать все нити на себя, ведь ее роа ветшает, и совсем скоро — в пределах нескольких десятков лет — придется окончательно передать вожжи воспитанницам Храма. Там есть перспективные женщины — Иволга, Кукушка… новая Орлица, пришедшая на смену той, с которой Литиэль некогда заключила договор, слишком властна, и больше заботится о благосостоянии Храма, на должность королевской духовницы она не годится. Жаль, что юная Горлинка, замена ее старой служанки, более склонна слушать и запоминать, но не вкладывать свои мысли в чужие головы.       Поэтому она торопилась — спешила отыскать и поставить на нужное место все фигуры игры, установив равновесие на доске Арминалета. Так называемый «бдительный мир» — когда противники маневрируют друг возле друга, изредка для острастки постреливая, но не сближаясь, избегая прямых боев. Пока еще она не была готова уйти, оставив сестрам сложную ситуацию.       А тут еще эта полунолдэ…       Если не врать себе — Литиэль сама смутно понимала, что заставило ее встретить на пристани беглянку из Валинора. В порт ее тогда привело ощущение предстоящего важного — критически-важного! — события в ее плане. И только увидев эту деву, на лице которой под маской безмятежного довольства читались следы смятения, горя и тревог, она осознала, что если сейчас подойдет, если заговорит и протянет руку, то цепочки вероятностей, ведущие к цели, сократятся чуть ли не в половину, опорные события проступят четче, появятся многие, прежде закрытые возможности…       Тогда она позволила себе надолго задуматься — почему именно эта нолдэ? Почему не госпожа Айвиэль, чье любопытство делалось все более жадным, и Литиэль предвидела тот момент, когда оно перешагнет черту жестокости? Тогда эллет-целительнице станет откровенно наплевать, кто перед ней — темный, светлый… лишь бы принял ее страсть, ее пока еще не рожденные мысли. Литиэль достанет сил не отшатнуться в ужасе, и она получит пусть не вечную верность, но уважение и службу.       А эта… Даннафэль…       Она — враг того, кого Литиэль хотела спасти. Она может принять правду черных, но не примет целей — у нее есть свои, пусть во многом совпадающие… но она нужна и важна, как для исполнения плана, так и для становления самой Литиэль.       И она хотела знать правду. Но не так, как могла бы хотеть, например, какая-нибудь эллери со стертой памятью, внезапно начавшая видеть странные сны. Нет — стремление принцессы нолдор было тяжелым и грозным, чем-то похожим на Клятву Феанаро — и так же, как Клятва, оно определяло судьбу. Пусть Даннафэль не произносила слов, не призывала в свидетели великих имен, да и сам ее титул для нее самой казался чем-то неважным, но ее решение, упрямое и жесткое, казалось не менее веским.       Узнать правду. Отомстить виновникам гибели деда и горя народа. Спасти заточенных в Мандосе…       Суметь бы договориться — и они во многом смогут друг другу помочь…       Главное — не проговориться раньше времени.       Настойчивые поиски знаний о прошлом могли бы забавлять, если бы Литиэль не видела их сути, похожей не то на готовую разразиться грозой тучу, не то на застывший над пропастью камень, ждущий толчка, чтоб сорвать обвал. Попасть под удар, оставив незаконченными множество дел, ей не хотелось, и пока она выжидала, бросая крошки сведений и с интересом наблюдая, как незаметно для самой себя меняется принцесса Нолдор — а попутно с этим вела беседы со своим воспитанником, все еще принцем Вардамиром, нисколько не огорчающимся тому, что он дожил до седины, не став королем.       Принц был ученым.       Выращенный и обученный жрицей Эру, часто навещаемой не только благородными князьями, но и учеными подругами, и другими людьми, имеющими высокие знания и звания мастеров — он поневоле тянулся за ними, впитывая знания, как земля — упавшие капли. Вардамир с детства привык учиться, и продолжил заниматься этим, став взрослым и женившись; жена его, Маллендис из рода Фоллахов, князей Хьярнустара, так же не проявила желания править. Ее вполне устраивало место даже не подле мужа — скорее за спиной его отца, который до сих пор продолжал вести дела Нуменора. Маллендис, будучи женщиной редкой красоты, как ни странно, умела ценить ее в других — и ее «Сад Королевы» являлся садом не только для многих прекрасных цветов, но и для прекраснейших девушек Нуменора.       «Сводничество».       Это было удобно. Сестру и братьев самого Вардамира удалось тихо затянуть в общину — древнее жречество, народ среди народа, женщины Храма хорошо хранили свои тайны. В последние века община менялась — сюда допустили мужчин, допустили принцев, правда, с «ограниченным посвящением», но довольно и того, что все трое благополучно и счастливо прожили жизнь, и теперь старятся в окружении многочисленного потомства. Число пра-правнуков, к восторгу старшей жрицы, недавно перевалило за сотню — красивые, сильные, умные, долгоживущие…       И кто откажется от внуков с хорошей породой? Вокруг детей самого Вардамира увивались с раннего детства — относительно плана это было неплохо, короли и принцы должны выбирать из лучшего, что только могут предложить им подданные. Мысль о священности династии уже прочно засела в головах простонародья — и мысль подвинуть законного государя придет еще не скоро, и для этого непременно понадобится наследник. Истинный, пусть седьмая вода на киселе, но связанный узами крови с родом Элроса.       Да, игра в ядовитые иглы еще не скоро распространится в Арминалете. Но непременно придет — прищурясь, она удовлетворенно любовалась картиной будущего, одинокой женщиной на пирсе. Переливчато-серый шелк одежд, точно у служительницы Скорбящей, единственное украшение — венец с крупным камнем… вдова при живом муже, сильная и несчастная женщина. Песнь чаек, остывший очаг, печальная легенда.       Но никто не скажет, что ее не предупреждали. Дочь-королева будет ее отрадой, дом, где она будет полновластной хозяйкой, а муж… что ж, кому-то по вкусу сладость, кому-то горечь.       Ну, а девочка Анкалимэ станет первой, кто испортит себе характер и печень из-за чрезмерных амбиций родни. Жесткая и властная, она не будет любима, но будет уважаема, а еще она первой напишет и выпустит в свет книгу «О ядах и как от них защититься».       Правда, анонимно.       Жрица усмехнулась, переплетая сухие пальцы. Да, эта книга здорово обозлит Храм, но к тому времени уже придет пора щелкнуть обленившихся птичек по носу. Зажиреют, привыкнут к легким решениям… а вот вам, благие девы, привет от королевы — ибо нечего хорошее вино всякой дрянью портить.       Глядишь, Литиэль сама еще на это полюбуется. В следующей жизни…       Она прожила долгую жизнь. Долгую даже по мерке новых эдайн, не знала, правда, за счет чего — по всем раскладам ее душевных сил должно было хватить максимум на сотню лет. Ее изнуряла борьба с половиной собственной сущности, запертой ядовитым зельем. Ее отравляло зелье. Ей, наконец, было муторно и тяжело справляться со своим даром — сколько сил уходило на то, чтобы взять предвиденье под контроль…       Но что-то еще поддерживало тело, еще давало силы работать. Этим следовало пользоваться, пока есть время — она сама себе назначила дату, за которой ветхость тела перейдет границу простого неудобства. Год четыреста сорок пятый, третий в правление Тар-Амандила, четвертый со времени открытия общей храмовой школы. Ее создаст Вардамир, давно готовящий это дело в тайне от отца, которому чем-то не нравилась идея дать знания, пусть совсем малые, простолюдинам. Как будто всякий, научившись читать, писать и считать, тут же захочет стать чиновником или жрецом — хех, захотеть-то, может, захочет, да не всякого возьмут…       А вот ей в будущем понадобится подпорка — не всегда она сумеет родиться в знатной семье. И школа тут сильно пригодится… равно, как и прирученная принцесса нолдор. Еще пара лет — и плод созреет, эллет поймет, что черная кошка не прячется в темной комнате, а сидит у всех на виду. Тогда можно будет поговорить, открыться и довериться…       Внезапная вспышка дара вызвала острую боль в висках. Но она была в своем доме, в одиночестве, и поэтому не стала глушить видение, развернувшееся серо-красной каймой — и замерла, вцепившись в подлокотники кресла.       «Мой младший сын… Линдир…» — донеслось глухо, как из-под воды.       «Ты поговоришь со мной, мальчик?» — мягкость и угроза сплетаются в голосе нолдэ. — «Я могу спасти тебя».       «Нет», — у этого человеческого ребенка эльфийские глаза, не детские, тоскливые и темные, глядящие насквозь — как и у нее, когда она смотрит в будущее. — «Она решила, и она убьет меня. Ты, Королевский Клинок, не сможешь противостоять руке, тебя держащей…»       Ослепительная ярость нахлынула — до темноты в глазах. Ее план ломается, тщательно выстроенный путь оборачивается пылью… кто посмел? Кто он?       Всегда благообразная, сейчас она — с оскаленными зубами и скрюченными в когти пальцами — напоминала ведьму из страшных сказок.       Кто?       Острый взгляд Видящей тяжелой стрелой пронзает тени будущего — совсем близкого будущего, она уже никак не сможет помешать. Остается только разглядеть все хорошенько, а после — сделать вид, что так и надо. Что так и планировалось. Что принцесса слишком затянула с изучением подробностей человеческого быта, а время самой Литиэль ограничено. Сменить стратегию — меньше загадочности, больше деловитости. Она не может ждать, пока одна нолдэ-охотница распутает все следы! Вот тайна, ешь — да не подавись!       …Да, это сработает. Ошарашенная эллет сделает выбор — нужный ей… да.       Все исправимо.       Но, рауги побери этого мальчишку… неучтенный Видящий, как она его не заметила, когда может почуять всех на Острове, кто имеет хоть крошку таланта? Всех, рожденных здесь…       Стоп.       Снова болезненным усилием воскрешая видение перед внутренним взором, она вгляделась в глаза ребенка, осознавая то, чего не замечала прежде. Ох и дура! «Все в руке Единого, все во власти Валар» — ан нет, не все! Есть и те, кто сумел ускользнуть из крепкого кулака, те, чьи связи с Ардой разорваны — эй, великий кукольник, где твои марионетки? Оборваны ниточки, ищи-свищи!       — Линнэр, — пробормотала она вслух, узнавая. — Что ни делается — все к лучшему. Ты подсказал мне не замеченное мною, это хорошо… но я еще не решила, оставить ли тебя в живых. Мне не нужны конкуренты. А укоряющие взгляды бывших сородичей — тем более не нужны.