Буря

Десятая. Мертвецы подошли. Перед ними летели стаи птиц, закрывая солнце, мертво блестевшее сквозь птичьи крылья. Людям тоже хотелось бы так подняться и исчезнуть на горизонте. Замок заходил ходуном. Вот-вот северяне должны были выходить за стены навстречу другому войску. Молот в кузнице мерно стучал день и ночь. Все женщины спешно обшивали и собирали возы для отправлявшихся за стены. Джон и Дейнерис разгоняли птичьи стаи каждый день, отправляясь на драконах на север. Высматривали. И Рамси, будто оправдываясь за вынужденное отсутствие, а впоследствии и за дикую сцену с вывихнутой челюстью Сансы приходил каждый день и был с ней каждую ночь. Все вернулось на круги своя, как будто только вчера она выплюнула из себя «Да» у чардрева и шагнула навстречу еще живому Русе и его сыну. Она была прекрасна и даже краше, чем была. Будто ничего и не было: ни удара, ни насилия, будто она просто пришла в себя на коленях у Рамси, в разодранном платье от горла до пояса, таки взятая им в беспамятстве. Он заплетал ей волосы и целовал в лоб, не такой, как раньше, с посветлевшими добрыми, незнакомыми глазами. Мейстер молча вправил ей челюсть. И Рамси потом просто брал раз за разом, так спокойно и незлобно, как мог. И Санса больше не сопротивлялась. Жизнь, настоящая и жестокая, возвращалась к ней через руины, оставшиеся от их отношений, и строилась заново. Будто в насмешку за каменными стенами, за темнеющим небом на севере, в пустых промерзших углах комнат, в тяжелом хлебе с деревянной пылью явственно проявлялась сотканная из безвестности и боли Смерть. Санса и Рамси, да и все остальные, наверное, чуяли ее, ее присутствие. Они оба отчаянно хотели жить. — Ну же, посмотри на меня… Подожди немного, это день-два… За это время будет понятно, справимся ли мы с этой падалью или нет. Хотя нет, это станет ясно сразу. Подожди, Санса… Не смей уходить отсюда. С твоим укороченным я поговорил, он понятливый. Выставил бы охрану, но нужны все. Нет, оставлю тут пару… Не смей переживать, тем более за своего вонючего брата. Он мне вчера чуть нос не сломал. И за меня не надо, — Рамси то ли подшучивал, то ли был серьезен. — Береги себя. Не зря ведь мы тут с тобой столько дней… — он вдруг смущенно закашлялся, не договорил. Санса закусила губу и отвернулась. Если она молниеносно забеременеет во второй раз, это будет невероятно, но, честное слово, она уже не удивится. Потом и Рамси, и Джон, и Дейенерис, и ровные ряды, квадраты, цепи воинов покинули замок. Сансу под угрозой приковать цепями в псарне заточили на самый верх Великой башни, тем самым отрезав путь через Южные ворота, оставшиеся без охраны. Прошел день, мертвяцки тихий, сонный, сотканный из узоров на окнах и студеных волн воздуха на полу. Санса то молилась, то лежала, уставившись в потолок, то стояла перед сундуками с мужниными пожитками, будто видела что-то в них чрезвычайно любопытное и странное. …Кейтилин иногда переходила с агуканья на надрывный крик, и Санса винила себя и свою отрешенность. Она могла только держать дочь и кормить ее. Все мысли, устремление и силы были сосредоточены не на ней. И ночью, под огромной ослепительной луной они вернулись. Санса ждала этого и боялась больше всего на свете. Они вернулись, нет, они отступали, спешно и тихо, уполовиненные и растерзанные. Ворота распахнулись и схлопнулись. Псы наконец завыли. Ее сторожа спешно ушли. Санса слышала нарастающий крик и грохот, ей казалось, что там слились все родные ей голоса. А потом прилетели драконы. Один знакомый и еще один… Когда они изрыгали пламя, полнеба подсвечивалось и луна пропадала в этом огне… Это было так красиво, что Кейтилин замолкла и смотрела большими карими глазами на огромные красно-синие всполохи в небе. Мертвецов поливали со стен плотным дождем из огненных стрел. Они накатывали волнами, раз за разом. Когда прошла первая волна страха и удачного отпора, когда мертвяки сначала отступили, люди вздыхали с облегчением, радость покатилась по стенам и дальше, дальше… Стало понятно, что и смерть можно остановить. А потом пошла волна мертвецов за волной. Полетели стрелы, посыпались камни, полилась смола. …Рамси не помнил, что было у него до этого бесконечного дня, до этой ночи… Существовал ли он вообще? Или он был рожден и жизнь свою провел здесь, в этой мясорубке? Он терял куски времени, пространство расползалось, воздух был плотным от напряжения. Помнил начало, как они вышли на вихтов, помнил удар воздуха в грудь, как виски давило напряжением. Было утро, потом сразу солнце заходит… Он вроде еще на дороге, хлещет лошадь по бокам, а уже почему-то стоит уперевшись спиной в огромный дуб у прилеска, и вокруг гора снесенных голов и костей… Волшебный морок, будто в мерцающем тягучем киселе… Он видел, что армия противника шла ровным потоком, копошилась, шла мимо него не делясь на трусов, героев, простых вояк. Скука, если бы не так страшно. Легко ли воевать с мертвыми? Знать бы, что им нужно, тогда можно и управиться. А так… Все дело во всаднике третьего дракона, Рамси это понимал, это был маг и он один управлял хаосом, но им занимается белоголовая и ублюдочный брат Сансы. Там магия, и это жутко не нравилось Рамси, месившему снег и грязь, обливавшемуся потом, несмотря на лютый мороз. Легкие горели от морозного воздуха. Колдуны, маги, ведьмы, боги… Он понимал боль, страх и обманки — это да, это работало с людьми. А здесь стая падали и маг в ее главе. Рамси и Север на подпевках — армия мертвецов лишь средство, главное будет происходить в небе, между драконами. Но если люди на земле не справятся с мертвецами, пока суд да дело, то порешат всех. …Постоянное, без передыху, орудование мечом. Сверху поливали огнем драконы, они уничтожали основную часть, в середке бесконечного мертвяцкого войска, но и на небе шла своя битва — из дыма и облаков появлялся раз за разом третий дракон, стеклянно-синий, огромный, полыхавший каким-то своим колдовским холодным пламенем. Тогда небесный огонь прекращал литься на падаль, и Рамси, северные лорды, отряды Дейенерис во главе с Серым Червем и Мормонтом-отщепенцем оставались без подмоги. Огонь, огонь… Рамси думал сначала, что обойдется и без его участия. Мертвецы были подвижными и цепкими, но очень хрупкими. Хороший удар куда надо — и все. И их было много, так много, что и слова нет такого, чтобы обозначить. Стрелять сначала он не хотел, слишком много чести. Решил приложиться мечом. Хорошо приложиться. Поддать жару. Но быстро понял, что эта бравада напрасна. Все насмарку. Очутившись в замке, встал на стену стрелять. В голове была пустота, и почему-то Миранда с заострившимся во смерти носом, ее неподвижный взгляд в потолок, незнакомый, больше не обращенный на Рамси, ее бестолкового хозяина… … Он давно потерял из виду других лордов, никого толком не слышал и был, в сущности, заперт в клетке. Оставалось стоять, стоять. Полетели стрелы — облегчение; перезарядка — страх. Опять полетели… Винтерфелл сиял так, как можно сиять замку, если только тот не горит. … Дейнерис вцепилась в острую чешую своего Дрогона, прижалась как могла, слилась, чтобы ветер не снес ее, маленькую и легкую. Она была перевита ремнями, но сейчас у дракона была скорость, когда нутро человеческое замирало и, казалось, уже выворачивалось наружу. Дейнерис неслась к Божьему оку. Она летела прочь, бросив своего Рейгаля один на один с восставшим Визерионом, Серого Червя, Тириона, северные войска, всех, всех, всех. Где-то там росло первое чардрево, у которого был создан Король ночи, или какое там имя он сейчас носит. Там рождалась вся магия Вестероса, растекаясь по венам-чардревам, по всем проклятым Семи королевствам, давая силу и мощь созданию, которое поработило ее ребенка. Визерион… Когда Дейнерис увидела его глаза, не узнающие свою мать, сердце похолодело и сжалось в камень, который до сих пор не разжался. Дейнерис рыдала, несясь сквозь ночь к Острову Ликов, чтобы сжечь его дотла. … Рамси умирал, заваленный костями, в диком хаосе, что творился после прорыва мертвецов. Тело умирало, а все его нутро, все естество отказывалось верить, отказывалось подчиняться воющей боли между лопатками и кровище, залившей все ниже груди. Он точно знал, что должен был жить дальше. Когда все пошло не так? Все было правильным, разумеется, не эти удары в спину, и он шкурой чувствовал, затылком, дыхалкой, что должен был жить… До какого-то момента… До Сансиной улыбки во дворе, когда они вышли встречать белоголовую стерву. А может раньше? Когда она забеременела девочкой? Когда он ее впервые ударил? Когда променял родную и равную Миранду на знатную девушку в зеленом платье с огненной головой? Все было неправильным с самого начала. Во всем была виновата Санса. Не он. «Лишь бы до нее не добрались… Нельзя до нее, она не выдержит, — в голове всплыли ее губы, вспухшие и закусанные до крови, — Не выдержит долго, а я смогу, смогу до нее добраться, закрыть… Черт, что это за рогатое чудовище? Это он???» Рогатое чудовище в кровавом дымном мареве развело локти и будто водопад воздуха погреб под собой, придавил Рамси к земле. Все внутри сжалось в один ком без начала и конца, а потом ком лопнул. Рамси умер. Король ночи разлетелся на куски. … Под утро вернулась Дейнерис, постаревшая на сто лет. Санса встретила ее у Южных ворот, куда распорядилась стаскивать всех выживших. Мертвый Рейгаль пал где-то в Волчьем лесу. Джона не нашли. У Дейнерис остался Серый Червь и Джорах, Тирион и Миссандея. У Сансы … Санса осталась одна. Она нашла Рамси с дырой в груди под стеной псарни. Собак его разорвали на части. У Дейнерис остался Дрогон. У Сансы — ее дочь и еще один… Дейнерис сошла с дракона и вдохнула дымный запах тишины и конца. — Мне нужно отдохнуть, — она посмотрела на Сансу красными глазами, на ее руки в перчатках, безотчетливо прикрывшие живот, — мне нужно отдохнуть… … Санса дала Дейенерис всех людей, оставив себе замковый гарнизон, на случай… Она не знала, что может еще приключиться на Севере после битвы с нежитью. Небо упадет на землю, если только. Но разумная предосторожность не помешает. Дейнерис после битвы еще сутки летала в небе, жгла умерших, полуобращенных, переложенных костьми. Где-то там, возможно, был Джон. То, что от него осталось. Все нужно было сжечь дотла. В последний день Дейнерис, по самое горло замотанная в черное, с синяками под глазами, шла к дракону, провожаемая Сансой, и, если она и рыдала накануне, то этого не было видно. Она была прямая и, как казалось Сансе, тоже неживая. Пора было прощаться. Дейнерис ни разу не глянула на живот Сансы, только в глаза. — Спасибо вам за прием, Санса, — она запнулась, помолчала, потом тяжело, будто горло перехватило, продолжила — Помню, я просила у вашего мужа помощи после… после того, как мы покончим с этим магом. Он сказал, что даст свою армию в обмен на титул короля Севера. Я отказала. Он потом пришел еще раз и уперся: если нет, то я и глазом не успею моргнуть, как он выстроит флот и загонит его в такие дали, что я никогда его не найду даже с десятью драконами. Будет грабить железнорожденных и всех за Стеной. Это мне понравилось. Я согласилась, но только на время его жизни. Санса смотрела то на черную Дейнерис, то на поправившегося дракона с располосованным и обгоревшим боком, играющего со снегом. — Он сказал: «Сейчас и до конца моей жизни и жизни моей жены. И в грамоте укажите: Санса Болтон — Королева Севера». Санса будто видела, как он уходит от немного удивленной, но вечно царственной Драконьей королевы, заложив себе руки за спину, и шепчет под нос «И дни наши будут длиться и длиться, пока Железного трона и сидящего на нем не станет». Рамси Болтон не мог этого произнести в жизни, но Санса почему-то слышала именно это. Дейнерис пошла к своему оставшемуся, единственному дракону. Санса не знала его имени. Знала, что оно есть. … — Здравствуй, — Санса еле держалась, чтобы не закричать от радости. Он пришел. Опять. Она похоронила Рамси в гробнице, как Хранителя, утерев его черным плащом руки напоследок. И он потом пришел. В такую же черную волшебную пору, когда молодой месяц теряется тонким боком в ярких звездах. Он был соткан из воздуха, Санса ударилась тогда об стену, пытаясь обнять его. У него не было ни голоса, ни тела, ни границ. Лишь дымка. Рамси Болтон сегодня был черен, тяжел, бел лицом и не рад. Он смотрел на Сансу с тоской и сочувствием. Рот, при жизни жесткий, кривящийся, был мягким, расслабленным. — Отпусти меня, Санса. Я не тот, — он замолчал, и было непонятно, куда он смотрит провалами глаз, — кого ты помнишь. — У тебя его лицо. Я бы хотела, чтобы ты был им. Санса упрямо подалась вперед, страшась дотронуться до него и схватить воздух. — Но я не он. Отпусти меня. — Нет, — рыжие волосы заметались по плечам туда-сюда. — Ты не отпустил меня. И я тебя не отпущу. Рамси молчал. Звезды теперь спокойно замерцали у него в глазах. Он вздыхал. — Как ты его назвала? — теперь Рамси все более походил на себя живого. Глаза заблестели. Санса протянула руку и прикрыла ему лицо ладонью. Холодный, но уже не из воздуха. — Джон. Джон Болтон. Рамси усмехался одними губами. — Кейтилин и Джон Болтоны, — он прислушался к звучанию имен своих детей и так и не понял, нравятся они ему или нет. В конце концов решил, что «Болтон» перевешивает все, что идет до него. — Он похож на тебя. Рамси обнял ее. — Отпусти меня. Я никогда не был нужен тебе. Санса заплакала. — Не говори так, не смей. Без тебя не было бы … их. — Теперь есть. А меня нет. Ты должна отпустить. — Я не могу. Я не хочу другого. Останься. — Санса, — он гладил ее шею, — меня больше нет. Прости меня. Прости, — настойчиво говорил он ей, — Ты держишь меня и мы оба сейчас не там, где должны быть. Ради детей… В огромных сомнамбулических глазах, смотрящих на него, были слезы и надежда. — Могло бы у нас все сложиться? Нас столько связывает и столько разводит. Мы любили друг друга? Оба молчали, закрыв глаза и замерев, обнявшись. На полу возле тени Сансы медленно прорисовывалась, наливалась чернотой другая, огромная, нависающая над ней тень.