Ниже его достоинства

***

– Ну и вот, просто я подумала, что после кицунэ и тануки вам со мной плохо. Ну, не вообще, а в этом смысле… Но вы не думайте, Сэссёмару-сама! Я не собираюсь сдаваться! Ради вас я всему научусь! – воодушевленно завершила Рин свой короткий и скомканный рассказ. В него не уместилось даже десятой доли ее терзаний, но Сэссёмару и первых слов хватило с лихвой, чтобы понять причину ее мучений. Причину, которой никогда не существовало. Все эти сотни лет никакие женщины – ни из мира ёкаев, ни из мира людей – его не занимали. С самой юности он жаждал одной лишь силы, вырывая ее у врагов победа за победой. С самой юности он искал только силу и в этих поисках нашел свою судьбу – точнее, она сама однажды вышла к нему из лесной чащи в заплатанном грязном кимоно. Сэссёмару облегченно вздохнул. «Маленькая моя, любимая моя, какие еще кицунэ? – думал он про себя, слушая ее сбивчивую речь. – Какие еще тануки? Это же надо было вбить ей в голову весь этот бред! Лучше, пожалуй, пока что обходить деревню десятой дорогой, а то еще попадется эта Санго под горячую руку… Нет, все-таки зря я тогда согласился оставить Рин с людьми — так и знал, что они ее ничему хорошему не научат». Когда Рин договорила, он чуть было не произнес свое излюбленное «Что за глупости», но увидел в ее глазах такое отчаяние и такую решимость, что вовремя прикусил язык. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы подобрать нужные слова. – Рин, не было никаких кицунэ, – ответил он, глядя ей в глаза и по-прежнему прижимая ее ладонь к своей щеке. – А тануки? – робко спросила Рин. – И тануки не было. Ни кицунэ, ни тануки, ни цапель, ни снежных женщин, ни тем более человеческих. Только ты. Была, есть и будешь. Рин смотрела ему в глаза, не отрываясь. Великий ёкай Сэссёмару недаром звался великим — обман был чужд его натуре; не желая запятнать ложью свою честь, он предпочитал промолчать, если не считал нужным давать ответ. И тем более он не стал бы лгать ей — даже из лучших побуждений. Все это Рин знала с самого детства, да и по его взгляду она безошибочно понимала, что муж говорит правду. Он говорит чистую правду, ведь ложь всегда была ниже его достоинства... Произнеся про себя последнюю фразу, Рин покраснела от случайной игры слов, и у нее в ушах снова зазвучал голос Санго: «Его достоинство». Он говорит чистую правду, и все-таки... Хотя Рин до сих пор не решилась взглянуть на то самое «достоинство», которое имела в виду ее наставница, она всегда видела в Сэссёмару столько других достоинств, что правда не укладывалась у нее в голове. – Сэссёмару-сама, но как же… Вы же такой… Такой… Вы же самый лучший… Вы что, ждали все эти сотни лет, пока я не родилась и не нашла вас? – Рин невольно рассмеялась собственным словам и тут же осеклась. Сэссёмару продолжал смотреть на нее без тени улыбки. – Сэссёмару-сама, – выдохнула Рин и обняла его изо всех своих маленьких сил, будто пыталась вобрать в себя всю его огромную любовь, которую он не раздавал по крупицам несуществующим кицунэ и тануки, а все эти сотни лет берег для нее. Только для нее. От переизбытка благодарности и счастья у Рин на глазах выступили слезы, и Сэссёмару начал собирать эти капельки поцелуями, отчего у нее еще сильнее защекотало в носу. Она возвращала ему поцелуй за поцелуем, и ее рука, на этот раз без страха, скользнула вниз по уже знакомому пути, не оставляя Сэссёмару никаких шансов к отступлению. Но он и не собирался останавливаться, понимая, что сейчас, после всех этих беспочвенных, но от этого не менее мучительных тревог, не отнимет у нее силы, а вернет их. Сэссёмару осторожно опустил Рин на футон. Его серебристые волосы падали на подушку шелковым пологом, а дальше белая река плавно впадала в черную. Великий ёкай склонился над своей первой, единственной и вечной любовью, и, прежде чем этот полог сомкнулся над их лицами, ответил на ее в шутку заданный вопрос, который вдруг стал для них обоих самым серьезным на свете: – Свою судьбу я бы ждал и тысячу.