Сломанные вещи🥀

— Я велел ему улыбаться этой девушке, чтобы она прекратила щипаться от обиды. Ей просто обидно, что Красавчик не обращает на нее внимания.       Козетта и Санджи занимались тем, чем занимались всегда, когда король угрюмости или Чудище, или Я-такой-злой-потому-что-у-меня-катана-в-заднице, то есть Зоро отлучался из замка во время обеда. Они обсуждали городские события или наоборот — книги из библиотеки, попивая любимый в Джерме в зимнее время горячий чай с гвоздикой.       Оба ценили такие моменты, так как могли принимать государственные решения и советоваться по поводу закупок и экономики без вмешательства только мешающего в этом деле короля. Козетта давала удивительно толковые советы, какие вещи Джерме следует купить в первую очередь, и к удивлению Санджи это был не корабль. Джерме нечем было торговать с другими странами, а золото из тайника рано или поздно кончится, потому стоило начать с заводов по производству металлических деталей, а потом Джерма сможет экспортировать подвижные протезы, — выдвинула свой план Козетта. Санджи задумчиво сжимал и разжимал свои ненастоящие пальцы, он не додумался предложить такое сам, постоянно забывал, что для кого-то «поддельная» рука — настоящее спасение и счастье, а не наказание за слабость. — Да, Ласка умеет настоять на своем, — рассмеялась Козетта. И ее смех всегда возвращал его к светлым мыслям.       Лаской звали девушку, прилипшую к ничего не подозревавшему о бремени человеческих страстей Красавчику, когда тот колол дрова около амбара. Быть может, он слишком мужественно колол дрова, и в этом была его вина, но белокурая Ласка с кудряшками, как у юного ягненка, и удивительно кукольным для взрослой девушки личиком, пропала в один день. И отныне видела цель и отказывалась видеть препятствия, а перечить ей не смел даже отец, один из лавочников около портовой площади. — Боюсь, у нее все же будет разбито сердце, — грустно вздохнул Санджи. — Почему? Разве солдаты Джермы не мужчины, тем более теперь они свободны и вполне могут жениться, — подала революционную идею Козетта. — Я спросил у него, чего он хочет. Красавчик сказал, что хочет, чтобы она перестала щипаться… — Ну, если она соврет ему, что перестанет, если они поженятся, все может еще и сложится. — Почему соврет? — не понял Санджи, удивленно посмотрев на Козетту. Та хитро сощурилась и наклонилась вперед к нему через стол, собираясь прошептать секрет: — Потому что после свадьбы она не перестанет.       Пару секунд Санджи недоуменно смотрел прямо в лицо Козетты, а потом они разом расхохотались. Вернувшийся смех Санджи ценил еще больше, зная, что обрести его трудно, а мир только и ждет шанса, чтобы попытаться выцарапать его из груди и горла Санджи обратно во тьму. Он упоенно вздохнул и хлебнул ароматного чая — каждый его день был полон полного большой надеждой ожидания Франа. — О, уже четыре, а я еще не отправила обед нашим пленникам. Как дурно с моей стороны, — встрепенулась заболтавшаяся Козетта и тут же помрачнела. — Вы не отнесете поднос? — она не любила встречаться и говорить с бывшим конюхом. Но тут же вспомнила щекотливую тему домогательств, по которой старика отправили в темницу, и хлопнула себя ладонями по щекам. — Хотя чего это я! Ведь если бы не господин распорядитель, я бы не познакомилась с Матиасом. Нельзя быть такой неблагодарной! — Благодаря ему?! Кстати, как это произошло, я никогда раньше не видел Ма… — в смысле, я думал, вы знакомы с самого детства, — быстро опомнился Санджи. В его мире у Козетты не было никакого жениха, единственное, на что он мог надеяться, что ту хотя бы не отправили в трупоебную дырку после смерти. — Да! Неужели я не говорила, — Козетта тепло заулыбалась, подпирая подбородок ладонью. — Мне было лет семнадцать, и я принесла с рынка орехи, а когда их подали к королевскому столу нерасколотыми, каждый первый внутри был испорчен. Я думала, меня накажут, но распорядитель велел прижечь руку продавцу орехов за то, что продает порченый товар. Но лавочник не знал, кто бы осмелился отправить такое в замок… Я была такая глупая трусливая девчонка, радовалось, что меня не тронули. Как это было подло… — Козетта прикусила губу, на нее нахлынуло чувство вины. — Вы не сделали ничего плохого, вряд ли в ваших силах было изменить все в городе. — Да, но я даже не пыталась, — покачала Козетта головой. — Но на следующий день меня опять отправили за орехами. Вот только теперь передо мной захлопывали двери лавок, притворяясь закрытыми, никто не желал продавать мне орехи. Я поняла, что распорядитель просто отложил мое наказание, чтобы досталось и лавочнику, и мне… Я стучалась в каждую дверь, в каждую лавку, но никто не хотел получить травму. У меня поджилки тряслись, как я вернусь с пустыми руками в замок. Господин Ниджи обожал раскусывать орехи, хвастаясь своими зубами. Я думала, мне тоже прижгут руку, и было так страшно, я смотрела на свои руки и прощалась с ними… Вот и села около какой-то ограды и принялась реветь, оплакивая их, мне некуда было бежать… — Козетта задумчиво посмотрела на белую кожу рук, на ней не было клейма от жестокого ожога, только маленькая полосочка от слишком горячей сковородки. — И тогда из дома, около которого я разводила сырость, вышел Матиас. — Он продавал орехи? — догадался Санджи. — Нет! — рассмеялась Козетта. — Он был учеником столяра. Просто во дворе столяра рос старый орех. Матиас всегда был молчаливым и немного угрюмым, я даже испугалась, что он вышел прогнать меня подальше. Но он просто подошел к дереву, обнял его и как давай раскачивать. Я только еще больше испугалась, что он сумасшедший, — Санджи хотел бы всю жизнь смотреть, как смеется Козетта, рассказывая о Матиасе. Лучшее лекарство от любой тревоги и темноты. — Но вдруг с дерева начали падать орехи, а он только и сказал: «Бери. Это бесплатно». — И он не побоялся, что если орехи будут плохими, его тоже накажут? — Нет, он даже сказал: «Можешь сказать всем, что я дал». — Какой смелый поступок ради незнакомого человека. Его ведь не наказали? — Санджи испугался, силясь вспомнить, есть ли старые ожоги на больших руках Матиаса. Он проникся к нему уважением. Если раньше Матиас был важен лишь потому, что от него Козетта улыбалась, теперь он открылся для Санджи с новой стороны. Он смог защитить Козетту даже когда все здесь принадлежало жестоким Винсмоукам, простой ученик столяра. А Санджи не спас свою Козетту, хотя был Принцем Джермы. — Орехи были отличные, не наказали, — засмеялась Козетта. — Ну, управляющий. А его мастер крепко вздул Матиаса, ведь это был орех во дворе его мастерской, и солдаты бы пришли к нему! Я увидела Матиаса с большим синяком под глазом в городе и расспросила, что случилось. Он очень не хотел рассказывать, но я добилась правды. А потом принесла ему пирог в благодарность, так мы и познакомились. — Это замечательная история, — Санджи преисполнился внутреннего удовлетворения и спокойствия. — Для книги с хорошей концовкой. — Еще бы! А у вас есть история, как вы познакомились с кем-нибудь важным? — Козетта поделилась и теперь на законных основания требовала ответного развлечения.       Она пряталась за высокими дверьми столовой залы, когда не успевала улизнуть на кухню при появлении Винсмоуков. Санджи сидел напротив и видел ее укрытие в свой первый день «наверху». Он смотрел на все столовые приборы, которые видел только в книгах по этикету там, в подземелье, и понимал, что не имеет права допустить ошибки и взять не тот нож. Он неуверенно коснулся крайнего, боясь ехидного смешка Ичиджи. Прятавшаяся за створкой дверей девушка в переднике ободряюще улыбнулась — это был верный нож. Санджи влюбился.       Он никогда не просил взаимности. Но братья изнасиловали, убили и снова изнасиловали ее за то, что в нее посмел влюбиться Третий Принц.  — Санджи, что такое? — она слегка свела брови, она сводила их точно так же и тогда, в той Джерме. Но здесь у нее был Матиас, и она была жива. — Я… никогда не справлял дней рождений, — сказал Санджи. — И один человек впервые сделал мне подарок. И я решил, что раз уж мне не дарят подарков на день рождения, то пусть день, когда мне его подарили, и будет моим днем рождения. — Как трогательно! — умилилась Козетта. — А что на это сказал тот человек? Я бы тогда подарила что-то и на завтра, и потом еще… чтобы каждый день был днем рождения. — Тогда старость наступит слишком быстро, — скованно улыбнулся Санджи. Мысли о Фране и теплом шарфе разгоняли упрямо желавший остаться перед глазами образ Козетты на полу замка, чей мертвый взгляд направлен на пришпиленного алебардой за руку, как жалкого жука, Санджи. — Я не рассказал про это. — Обязательно расскажите! Порой так важно знать, что мы что-то значим для других, — от слов Козетты улыбка на губах стала настоящей, искренней. А почему бы и нет? Почему бы ему не сказать Франу, что его шарф оказался лучшей вещью, что случалась с ним в Катана-Джерме. И что это первый заботливый подарок, и Санджи спит в нем иногда, хотя в комнате тепло. — А что насчет короля Зоро? Он же подарил вам пальто. — Скорее, это было насилие шубой, — усмехнулся Санджи. — Вы к нему несправедливы. — Такова судьба королей, — картинно развел руками Санджи, качая головой. — Пусть привыкает. — И все-таки он прав, вы форменный Злюка, — надула щеки Козетта, протянула палец и ткнула им в центр лба заморгавшего от неожиданности Санджи. И расхохоталась от его растерянности. — Я… но… — слабые попытки Санджи перестать краснеть и вернуть себе достоинство прервал один из солдат Джермы. — Прибыл по приказанию командующего, — рапортовал Красавчик, Санджи уже научился его отличать от других, останавливаясь в дверях кухни. — Точно! Нам же нужен солдат, чтобы отнести еду этим ублюдкам, — опомнился Санджи. — Мы всегда будем сваливать эту работу на солдат? — неуверенно посмотрела на него Козетта. — Ну да. Не будем делать то, что нам слишком сильно не хочется, а ему ничего не стоит. Начнем уже жить по-королевски, — откинулся на спинку стула Санджи. Он бы не заставил Козетту идти вниз, но от одной мысли, что спуститься в темницу тогда придется ему, выпитый чай просился наружу. Почему бы хоть раз не воспользоваться своей властью Винсмоука? Тем более Красавчик явно рад шансу сбежать из порта, где он терпит ежедневную осаду. Вчера Ласка назвала Налу жадиной, когда та велела солдатам отправляться спать. Санджи попросил не ставить Красавчику ночных смен караула, отчаянная девица и умыкнуть может, а обвинят во всем Джерму.       Козетта закрутилась по комнате, собирая на тарелки обеды. Заключенных не переводили на особую диету, она давала им все, чем обедали сегодня остальные обитатели замка. — Хорошо, милый, пойди и раздай это заключенным в темнице. Ключ висит за косяком, верни на место потом.       Красавчик послушно принял поднос и заартачился, было видно, что у него сбилась программа, и он терялся. — Что такое? — уловил Санджи напряжение, солдаты Джермы трудно справлялись, когда приказы противоречили друг другу. — Командующий прислала меня передать вам, что в гавань вошла «Летунья».       Санджи уронил чашку со стола — белый дорогой фарфор, которым они с Козеттой баловали себя в такие чаепития, разлетелся на десяток острых осколков. — Ох, прошу прощения, я… — перед глазами прыгали рыжие пятна, сердце ухало так, что остальных в комнате тотчас стало плохо слышно. – Я сам все уберу.       Он поспешил ухватиться за метлу быстрее Козетты, но это мало помогло — руки так дрожали, что метла не слушалась. Да что с ним не так, это просто рыжий пират, который позвал его в море! Третьему Принцу нужно помнить о своем достоинстве. — Я уберу.       Он забыл о достоинстве и вылетел из кухни, стоило Козетте отобрать у него метлу. В спину донеслось: «Одевайтесь тепло!».       Пальто, точно. Санджи замер, разрываясь — рвануть прямо сейчас вниз по замковому склону к порту или забежать в свою комнату за пальто. Не разочаруется ли Фран, увидев «безупречного солдата Джермы», кутающимся в теплый черный мех? Не такой он получится и суперсолдат тогда. Но полное надежды сердце Санджи шепнуло: хватит притворяться. Ты собрался улыбнуться ему, сказать, что правда ждал его и рад видеть. Так не ври, что тебе не холодно от морозов Норт-Блю. И он все же сбегал за пальто, натягивая его и шарф уже на бегу вниз по лестнице. — Ай!       Чуть не сшиб мрачного Зоро в самых воротах замка, вид у того был дико помятый и до такой степени хмурый, что все лицо посерело. Темные от мрачной решимости глаза задерживались на Санджи слишком долго. Санджи было плевать, что опять стряслось у этого ворчливого короля, наверняка во всем опять виновата Джерма, тоже мне — новость. Он летел вниз по склону, и морозный воздух кусал его разгоряченные щеки.       Девяносто четыре поцелуя — захочет ли их Фран, когда узнает о Шипучке? А если захочет, то сколько возьмет в плату уже сегодня?       Девяносто четыре. Почему они с Зоро не успели спасти из гор больше солдат, их ведь там было почти триста!       Девяносто четыре. Интересно, а это могло бы быть такой же забавной историей о знакомстве, как рассказала сегодня Козетта. Только про девяносто четыре поцелуя. Санджи сам себя смутился и натянул панически шарф по самые уши: о чем таком он думает! Козетта рассказала о своей встрече с любимым человеком, который станет ее мужем, а не про рыжего пирата с пристани.       По городу он буквально летел, не разбирая лиц, лавок — все мелькало мимо так быстро, что невозможно было даже затормозить вовремя. Пролетела мимо каштановым пятном Нала, Джек в каком-то цветастом покрывале, завязанном на плечах на манер плаща. Все внимание Санджи в рано темнеющем зимнем небе привлекал черный флаг с курицей на черепе — символ «Летуньи». Курица была рыжей, и Санджи только сейчас это заметил и засмеялся: нужно будет поддеть этим Франа, наверняка, тот засмеется и скажет: «На этом ты меня подловил».       Санджи очень хотел притормозить, когда влетал на портовую площадь, но разогнался слишком быстро и не успел. Половину пути все же пробежал на виду у всей гавани, лавируя между редкими прохожими и пытаясь изо всех сил сбавить скорость. Его взгляд метался по пристани: вот солдаты разгружают корабль, вот крепкий седой старпом стоит у трапа Летуньи и пыхает большой трубкой. Рыжая голова, заметная даже в самые пасмурные дни, нигде видна не была.       Санджи успел выровнять шаг метров за двадцать до места, где пришвартовалась Летунья. Он постарался сбалансировать дыхание, нервно ловя взглядом матросов вдоль бортов — не выглянет ли Фран? Умудрился не запрыгнуть на чужой корабль без дозволения, а чинно остановиться у трапа. — Добрый вечер экипажу «Летуньи». Теперь в нашем порту останавливается много кораблей, но ваш всегда будет получать особый почет за помощь королевству, — голос его предательски срывался и хрипел от бешеного забега по морозу. — Что же, — устало пыхнул трубкой старпом. — Благодарю. — Могу я видеть капитана? Я сделал ему особый заказ.       Старпом задумчиво смотрел сквозь Санджи на городскую площадь и лавки, взгляд его был неуловим и нечитаем. Санджи подавил в себе желание переминаться с ноги на ногу от нетерпения — это дурной тон. — А, точно. Вот же они, — Старпом завел руку за спину, отстегивая от пояса довольно увесистый мешочек. И протянул его Санджи, тот автоматически принял его, хотя был разочарован, что Фран отдал его заказ кому-то другому, а не пожелал вручить лично. — Благодарю, сколько я долж… — быть может, и поцелуи больше не нужны, и придется рассчитаться золотом. — Капитан погиб, — глухо сказал старпом. — Стычка с другими пиратами, такое в море бывает, вы знаете. Мы неплохо поднялись на заказах к вам, вот и стали лакомым кусочком для доходяг поголоднее. Решили нас на абордаж взять, щеглы, не на тех напали — порвали мы им жопы-то на новые флаги. Но… капитана сильно ранили. Мы, конечно, надеялись, что он выкарабкается, а он все сюда спешил, гнал даже в шторм. Почему-то хотел именно в Джерму доплыть, пока держится. Да вот… — неопределенно развел руками старпом, и от этого жеста сыпался пепел и огонь из его перевернутой трубки. — Не дотерпел. Мы его по всем морским правилам похоронили, как настоящего пирата — отдали морю. В сутках пути до вашего острова. Я теперь капитан. — А? — кажется, Санджи не очень хорошо расслышал. Все стало каким-то мутным и задавленным, воздух стал хуже дышаться после первых слов старпома. — Так что вот, пусть будет от него прощальным подарком, — показал старпом на мешок. — И вот еще что велел именно вам передать, если до берега не дотянет. Старпом полез в карман, немного кряхтя, и с силой вложил в ладонь Санджи теплую монету: с одинаковым реверсом с обеих сторон. Ее подкидывал Фран на свидании с Санджи, чтобы тот отправился с ним на Гранд Лайн. Потому что Фран не оставлял самые важные для него вещи на прихоти судьбы.       Санджи тупо глядел на монету в своей руке. Это должен был быть какой-то глупый розыгрыш. Так не должно быть, это нечестно.       «Но именно так всегда и бывает», — лизнула его подошвы Тьма, осмелившаяся выбраться из замка сюда, на пристань, и спрятаться под мостками.       Наверное, Санджи завис и вел себя странно, но старпом постоял еще молча напротив пялящегося на ладонь с монетой Санджи и поплелся вверх по трапу на свой корабль. Проходили мимо солдаты, увлеченные разгрузкой, обтекали стоящего посреди дороги Санджи.       Так не бывает. Почему именно Фран? Они могли убить кого угодно, кого угодно из матросов, но почему именно Фран? Потому что он самый боевой и любитель быть на передовой? Потому что он всегда горой и прикрывает грудью своих ребят? Потому что он не понимал, как важно Санджи увидеть его еще раз, и не знал, как сильно ему нужно беречь себя ради Санджи? Козетта же велела говорить о таком, а Санджи все прошляпил…       Он открыл шелковый мешок, затянутый на крепкую веревку. Тот был доверху заполнен конфетами в шоколадной глазури. Поверх лежала пахнущая шоколадом записка:       «Я знаю, что в гавани девяносто четыре солдата Джермы, не злись, что я выведал сведения о вашей армии. Но еще Нала сказала мне, что ты не считаешься. Потому здесь — девяносто пять конфет. Самая большая для тебя, потому что ты забыл попросить для себя, Снежная королева».       Сверху и правда лежала самая большая, в два раза больше остальных, круглая конфета. Санджи машинально вынул ее и надкусил, рот скривился в беззвучном всхлипывании.       У дорогой конфеты во рту был вкус пепла.