Дерзкий Энди

Я не помню, сколько я просидел так, обнимая его бездыханное тело, но оттаскивали меня уже санитары. Всё кругом заполнили мигалки и сирены, кареты «Скорой» и полиция. Фельдшерам пришлось что-то вколоть мне, чтобы отцепить меня от Энди и оттащить в одну из машин. Лишенный возможности сопротивляться и укрытый пледом, я сидел и наблюдал сквозь всю эту суматоху, как тело моего любимого человека упаковывают в черный полиэтиленовый мешок и погружают на каталку, чтобы увезти его от меня навсегда. Не знаю, откуда рядом вдруг оказался Джерри и обнял меня, позволяя мне плакать и плакать, пока лекарство не лишило меня последних сил, и я мог только таращиться перед собой, позволяя нестерпимой боли в моей душе разрывать меня на части. Смутно помню всю последующую волокиту. Джерри хотел отвезти меня домой, а допросы и показания оставить на завтра, но я настоял на обратном, потому что я знал – завтра у меня уже не будет. Пересиливая своё рвущееся от боли сердце, я всё рассказал полиции, как было. Это требовалось лишь для галочки, потому что у них и так было весьма четкое доказательство случившегося – видеозапись с места происшествия. А через несколько часов мне сообщили, что в морг доставили еще одно тело – разбитую машину Зака нашли недалеко от заправки в канаве. Он истек кровью за рулём, потому что нож, которым я кинул в него, каким-то волшебным образом порезал ему сонную артерию. Я долго не мог поверить в то, что это моих рук дело, ведь я даже не целился. Просто кинул в него ножом, как камнем. Но, скрывать не буду, я почувствовал облегчение, когда узнал, что с ним произошло. Этот сукин сын должен был заплатить за всё, что он сотворил в своей жалкой, убогой жизни. И еще больше я был горд, что смог приложить к этому руку. Когда полицейские уже готовы были отпустить меня домой, я долго упрашивал Джерри отвезти меня в морг, чтобы увидеть Энди в последний раз. - Сынок, перестань, будет только хуже. К тому же, это запрещено. - Пожалуйста, Джерри, я должен увидеть его. Должен попрощаться. Я тебя умоляю. Всего на минутку. - У тебя будет возможность попрощаться с ним в церкви. - Нет, - я замотал головой, вновь захлебываясь слезами. К похоронам меня уже здесь не будет, а мне необходимо было увидеть его в последний раз. – Джерри, пожалуйста, я должен попрощаться с ним сейчас, пока мы одни, я тебя умоляю… Я просто не переживу, если не увижу его в последний раз…. Он сдался, и мы поехали в больницу. Пришлось дать на лапу одному из санитаров, чтобы нам позволили войти на пару минут. Джерри остался за дверью, а я вошел в темное прохладное помещение. Тело Энди лежало под синей простыней, и я отвернул ее край, когда подошел ближе. Моё сердце чуть не оборвалось, когда я увидел его бледное безжизненное лицо. Мне хотелось кинуться на него, сжать в объятиях и никогда-никогда не отпускать, только так теперь я мог быть с ним вечно. Но я помнил то, о чем он попросил меня. Так что я взял себя в руки, проглотил подступающие рыдания и просто провел рукой по его лицу и большим пальцем по губам. Мои последние прикосновения к нему. «Прощай» - прошептал я и прижался своим лбом к его, легонько поцеловав уже остывшую кожу. Джерри отвез меня домой, по дороге предупредив, что завтра нам надо будет заехать к Эми, чтобы поддержать ее, и чтобы я сам рассказал ей, как всё было, какими были последние минуты жизни ее сына. «Это уж без меня» - подумал я, параллельно кивая. Боль в моей душе была просто нестерпимой, будто каждую секунду мне вырывали сердце и засовывали обратно. И так снова и снова. Но я держался. У меня было еще много дел. Мне надо было записать всё, произошло сегодня в дневник, и оставить сообщение для того, другого Джорела, если заклинание когда-нибудь падёт, или, возможно, уже пало, и он вернётся домой. Я должен был объяснить ему, как тут всё сложилось, и чем всё в итоге закончилось. В основном, я пытался убедить его уехать в Лос-Анджелес, потому что здесь его больше ничего не ждёт. Я оставил имена своих друзей и их адреса, я был уверен, что они помогут ему, если что. И, конечно, я просил прощения за то, что тот человек, с которым ему суждено было быть вместе, погиб, спасая мою жизнь. А потом я оставил записку для Джерри из серии: «Не могу здесь оставаться, я должен уехать. Простите, прощайте, спасибо за всё и так далее», не помню уже точно. Это на случай, если заклинание не разрушится, и никто не вернется на мое место. Джерри и Маргарет были хорошими людьми и не заслуживали того, чтобы я просто исчез. Ведь они искренне пытались нам помочь, мирились со всем, что тут творилось, и приняли Энди, моего парня, почти как родного сына. Я был безумно благодарен Джерри за все те отеческие моменты, что он дарил мне, за все его советы и помощь, хотя я был для него совершенно чужим человеком. Наконец, всё было записано и написано, и я закрыл свою пятую по счёту тетрадь. Многие мысли мучили меня в тот момент. А сложилось ли бы всё по-другому, если бы Энди не узнал всю правду, если бы не нашел мой дневник тогда? А был ли у нас вообще хоть какой-то шанс на счастливый конец? Или всё было предречено, как только две ведьмы наложили заклятье, нарушив вселенское равновесие? Я вспомнил слова Энди о том, что он не видел своего будущего, будто его у него не было вовсе. И он был прав. Будто на подсознательном уровне он чувствовал, что жизнь его быстротечна, поэтому он концентрировался только на самом важном – на том, что происходило в данный момент. Также я вспомнил о том, как он так до конца и не верил в то, что я любил именного его и точно решил остаться здесь, чтобы быть с ним, а не потому что я был сломлен и боялся возвращаться в свою реальность. Я как мог пытался убедить его в этом, но, видимо, на том же подсознательном уровне он понимал, что я принадлежал другому миру и другому человеку. Он боролся за меня до последнего, в буквальном смысле. И в итоге умер за меня. Я свернулся калачиком, обняв подушку, и слезы хлынули из глаз новым потоком. Мне было так больно. Я не мог поверить в то, что больше никогда его не увижу, не прикоснусь к нему, не услышу его низкий надменный голос, который так будоражил меня. Господи, если бы я знал, чем всё это закончится, я бы ни за что не вернулся обратно сюда, когда Энди разгадал ключ моего перехода между мирами. Из-за моей трусости и эгоизма всё пошло наперекосяк, и я так ненавидел себя. Мне хотелось, чтобы боль разорвала меня, чтобы я поплатился за всё, что сегодня произошло. Я так хотел к Энди, чтобы он забрал меня с собой, куда бы он не отправился. Я должен был умереть, а не он. Я рыдал и рыдал, мучаясь от тоски и злости, и ненависти к самому себе. Я не хотел засыпать, потому что знал, что вернусь в свою реальность, будто и не было ничего. Я чувствовал себя трусом, сбегающим с места преступления. Я должен был остаться здесь и хранить память об Энди, а не убегать и строить свою жизнь, забыв обо всём плохом, как о страшном сне. Я сжимал в руках записку от Энди, которую он тогда написал мне, когда я первый раз остался у него ночевать, и вдыхал его запах, который еще хранила подушка, на которой он спал… Я так хотел забрать это всё с собой, ведь ничего у меня не останется на память о Дерзком Энди, человеке, который, не задумываясь, отдал за меня свою жизнь. Я так сильно сжимал этот кусочек бумаги, реально надеясь, что он переместится со мной, если я буду сжимать его изо всех сил. Энди просил меня жить дальше, но разве я мог жить дальше после такого? После того, как любимый человек умер на моих руках? Я не хотел жить, я просто не заслуживал жить. Боль нахлынула на меня новой волной, сдавливая сердце и легкие, буквально мешая мне дышать, и я вдруг подумал, а вдруг, если я закрою глаза и позволю ей раздавить меня, то окажусь рядом с Энди? Противно запиликает наш будильник, и я услышу неразборчивое ругательство, а затем грохот опрокинутого устройства на пол и недовольное мычание. Но через пару минут нетерпеливые руки прижмут меня крепче к себе, а столь желанные губы найдут мои, и сладкая дрожь возбуждения прокатится по нашим телам. Легкие поцелуи, поглаживания – и вот я уже на животе в ожидании, когда он властно овладеет моим телом, жадно дыша мне в затылок или в плечо, шепча всякие пошлые комплименты моему заду, который, как он говорил, был создан специально для того, чтобы дарить и получать невероятное удовольствие… Таким я представлял себе каждое наше утро, да такими они и были, если уж честно. Я улыбался, полностью погрузившись в фантазии, и веря в то, что и завтрашний день начнется именно так, и никак иначе. Прохладное предрассветное утро встретило меня тревожной тишиной вокруг. Это было такое время, когда небо уже светлело, но солнце еще не озарило пространство своими яркими лучами, возвещая о начале нового дня, этакая граница между прошедшей ночью и наступающим утром. Я стоял перед нашим домом на ферме в одной пижаме и в полном одиночестве, и даже отдаленные звуки с шоссе не нарушали это странное уединение. Я двинулся к дому. На улице было немного зябко, и я не понимал, что происходит, а, когда вошел внутрь, странная тревога и неизвестность стали еще сильнее. Дом был пуст. И не в том смысле, что никого не было, а вообще – совершенно пустой. Внутри не было никакой мебели или утвари, или даже каких-то случайно забытых вещей. Абсолютно пустые комнаты гостиной, кухни и прихожей встретили меня своим невероятным пространством, освобожденным от предметов комфорта и уюта, лишенные даже намека на присутствие жильцов. Странно было видеть дом таким. Я даже не представлял, насколько он был огромным, потому что все комнаты всегда были заставлены чем попало, пережитками разных поколений, которые копились и копились, загромождая собой пространство. Лишь на распахнутых окнах висели белые тюлевые занавески, колыхавшиеся от гуляющего среди пустынных комнат сквозьняка. Интересно, куда подевались все наши вещи? Я поднялся по лестнице на второй этаж и завернул в свою комнату, замерев прям в пороге. Там, около открытого окна, стоял он. Дерзкий Энди стоял спиной ко мне, сложив руки на груди и смотрел на улицу, пока раздуваемые ветром тюлевые шторы обволакивали его высокую стройную фигуру. - Энди? – позвал его я, но он не ответил и не повернулся ко мне. Осторожно, будто боясь спугнуть его, я подошел ближе. - Энди. – снова обратился я к нему. Тогда он повернул ко мне голову и улыбнулся. Господи, как же он был прекрасен. Он, конечно, всегда был неимоверно красивым, но сейчас, он выглядел просто божественно неотразимым. На нем были черные узкие джинсы, клепаный ремень, футболка с Misfits и кожаная куртка сверху. Глаза были подведены черным карандашом, в ухе блестел удлиненный крестик, а на шее повязана бандана. А лицо… Оно было таким счастливым, таким спокойным, таким умиротворенным, каким я никогда не видел его ранее. - Привет, Джорел. – сказал Энди и снова легонько улыбнулся, так тепло глядя на меня. – Мне очень хотелось увидеть тебя еще разок. - Ты уходишь? – жалобно спросил я, чувствуя, как слезы подкатывают к глазам. - Да, мне уже пора. - Можно мне с тобой? - Нет, дурачок, у тебя еще столько всего впереди. - Но я не хочу, чтобы ты уходил… Мне так тебя не хватает… - Ты должен отпустить меня. - Но я не хочу, пожалуйста, Энди, останься… - слезы покатились из моих глаз, а сердце заныло с такой силой, что больно было дышать. Энди протянул руку и прикоснулся к моей щеке, смахивая слезинку большим пальцем. - Ты не должен плакать обо мне. – серьезно сказал он. – Всё сложилось так, как должно было. Я склонил голову и потерся о его ладонь, мечтая обнять его и никуда не отпускать. - Но почему? – спросил я. – Это ведь так не справедливо… - Кое-кто очень ждет меня. – снова с улыбкой мягко ответил он. – Уж тебе ли не знать, какого это быть в разлуке с тем, кто предначертан тебе судьбой. - Я не понимаю… - Ты поймёшь. – он опустил руку и развернулся в сторону двери. – Обещай, что вспоминать меня ты будешь только с улыбкой. - Нет, я не смогу без тебя… - Обещай мне, Джорел! – вдруг его голос стал таким звонким, будто звучал в моей голове. - Я… - я всхлипнул, видя, как он удаляется от меня. – Я обещаю. - Прощай. Он улыбнулся мне еще разок, и его теплый приятный силуэт выплыл из комнаты. Я не мог с ним проститься, нет, просто не мог. - Энди! – закричал я и бросился к лестнице вслед за ним, но там уже никого не было, лишь пустота. – Энди, нет! Не уходи!!! Я несся сломя голову по лестнице, потом через гостиную и прихожую и выбежал на крыльцо. Там недалеко на лужайке перед домом я снова увидел его, но рядом с ним стоял еще один человек. Они оба посмотрели на меня, оглянувшись на мой крик. Этот человек был я. Я встал, как вкопанный, и открыл рот, не веря своим глазам. Энди и я держались за руки, с бесконечной заботой глядя друг на друга и на меня. Но это, конечно, был не я, я ведь стоял на крыльце. Этот был тот Джорел, из этой вселенной. Я понял это чисто интуитивно. И это было не то же самое, что смотреть на себя в зеркало. Хоть он и был точной копией меня, но всё же он был другой. Он был очень худой и сутулый, и длинная черная челка покрывала часть его лица. Я опустил взгляд чуть ниже и увидел на его руках в короткой футболке следы от глубоких продольных порезов от начала запястья почти до самого локтя. Крови не было, это были лишь отметины, и тогда я понял, кто так заждался Энди. Этому Джорелу нужна была его опека, его забота и его любовь. Намного больше, чем мне. Энди нежно обнял его и прижал к себе, и Джорел спрятал свое лицо у него на груди с таким облегчением, будто он ждал его так долго, и теперь, наконец-то, они могли быть вместе. Энди еще раз махнул мне на прощание рукой, и они двинулись прочь навстречу восходящему солнцу. Оно уже поднималось из-за горизонта, обволакивая их силуэты своим теплым и ярким светом. Настолько ярким, что мне пришлось выставить ладонь перед глазами, чтобы продолжать смотреть, как они исчезают в нем. Свет стал невыносимо ослепляющим, и я зажмурился, а затем произошла вспышка, и я вздрогнул и распахнул глаза. Я был в своей комнате. Светло-голубые обои с цветами на них и привычная обстановка жилища одинокого подростка окружили меня, выдирая из сюрреалистичного мира грез. Вокруг были только мои вещи, и постель пахла так непривычно. Я разжал свои кулаки в надежде увидеть там записку, которую я так хотел забрать с собой, но мои ладони были пусты. Слезы хлынули из глаз, я вцепился в одеяло и заплакал так горько, что казалось, весь мир плакал вместе со мной.