небольшое примечание в начале: чоа и чоаё в переводе с корейского означает «мне нравится»
Ликс внезапно понимает, что как-то быстро сдался. С одной стороны наоборот — выиграл наикрутейший приз, о котором мечтает добрая половина их уника, но с другой — обсёр на обсёре. Типа, это как нужно было добиваться парня столько лет, позволяя ему унижать себя и так далее, чтобы в один момент взять и стать его спутником жизни? Фелу пора открывать свой психотренинг «Как заполучить своего краша за 7 лет», хотя вряд ли покупателей будет много. Но проблема была даже не в этом. Феликс чувствует себя уже менее паршиво, чем раньше, но всё ещё дико комплексует по поводу собственной важности. Ему было намного удобнее, когда даже надежды не было на взаимность: Ли мог просто молча страдать себе по ночам и пытаться двигаться дальше. Такой образ жизни стабильно устроился в его графике на долгие года, и когда пришло время что-то менять, это оказалось сложнее, чем он думал. Сначала думаешь: блин, было бы классно замутить с человеком, который безумно нравится, а потом понимаешь, что это уже не просто краш, а целая родня, и отношения с ним тебе дороже, чем собственная жопа. Ты чувствуешь всю хрупкость ваших нововозведённых мостиков и пытаешься не сделать только хуже. Иногда просто хочется сделать шаг назад и вздохнуть полной грудью. Слишком часто в его бедную головушку приходят мысли о том, что он просто не достоин такого человека. Раньше он думал, что единственной проблемой будет невозможность раскрыться в обществе, но так уж получилось, что главная — Феликс просто боится быть счастливым. Ликс осознаёт своё поведение совершенно случайно. В очередной раз, когда Хёнджин провожал его после пар (это бывает редко, потому что Фел сразу идёт к своему парню в квартиру в очередной раз замкнуться и позволять себя комфортить, если только на своей съёмной не накопилось дел), уже возле дома Феликс вдруг расчувствовался: — Джинни, мне так жаль, — Хван еле успевает поймать сверхтактильного Феликса в свои руки, — я веду себя как кусок дерьма. Ли еле сдерживает порыв завыть от переполняющих чувств; в эту секунду он готов подарить ему миллион Чмоков Благодарения. Фел действительно хочет преодолеть себя и не мучить своего парня больше. — Ликси, не переживай, я понимаю тебя. Ну, это вряд ли. Хотя бы пытается. В любом случае, Феликс чувствует себя полнейшим эгоистом, который умеет только принимать, хотя он уверен, что это не так. И от этого становится только хуже, когда понимаешь, что ведёшь себя по-свински и не можешь перестать. На данный момент в этом все их отношения: Феликс просто психологически не может позволить этому апокалипсису случиться, а старший постоянно пробует пробраться сквозь эти дебри. Но никто не говорит об этом. Ли поднимает голову и встречается с глазами Хёнджина, решительно думая исправиться и, как сказал Джинни, не переживать. — Может зайдёшь? Хван ещё не был в этих светских хоромах, и по его взгляду можно сказать, что ему интересно. По крайней мере, Феликс думает, что ему интересно. — Конечно. Феликс не готовился к тому, что Хёнджин вот так придёт, да и не думал, что вот так его пригласит, но душевные порывы так и подгоняли Ли, чтобы он что-то сделал ради их отношений, —например, показал бы чуточку своей жизни. Но пока можно начать с жилища. Слава богу, было более-менее убрано (пол отдрочен пару дней назад, когда Фел переживал очередной наплыв эмоций), пыль вытирать особо не с чего, посуду мыть тоже не нужно: мультиваркин ковшик стоит в холодильнике с макаронными хуйнюшками. Ликс, уже готовый побыть в роли хозяюшки и обслужить своего мужика как следует, быстро раздевается, моет руки (как и положено после улицы!) и открывает форточку на кухне. Хёнджин во всю балдеет на стареньком диванчике в гостиной, прикрыв глаза. — Устал? Может чаю? У меня, кстати, есть макаронные гнёзда с фрикадельками. Ли приготовил их впервые в жизни и во всю выёбывается. А ещё он переборщил с морковью так, что теперь самому жрать не охота. Хван плавно мотает головой в отрицании, показывая на место рядом с собой: — Чуть позже. Иди ко мне. Ликсу эта перспектива кажется вполне приемлемой; как истинный кот, которого позвали на диван мурчать, плюхается вплотную к Джинни, почти заваливается на бедного пацана. Никому не нравится такая поза, поэтому Феликс просто сидит боком к старшему, закинув на него ногу. Пока Ли удовлетворяет свои омегаверсные потребности, задыхаясь в хёнджиновом запахе, тот обвивает его спину своими лапищами. — Чувствуешь себя комфортнее? — Хван скользит одной рукой к плечу, а там и к подбородку, приподнимая и заставляя смотреть только на себя. Феликс не понимает, по отношению к какому времени задан вопрос, но тут же осознаёт, что в любом случае ответ будет: — Да. Ли целует первым. Каким-то образом усаживается на крепкие бёдра и всё ещё не замечает двусмысленности — даже тогда, когда Хёнджин на пробу проводит языком по его нижней губе. И даже тогда, когда он во всю хозяйничает в феликсовом рту, а сам младший еле успевает глотать слюну вовремя от такого напора (дежавю). Ему до сих пор нормально, когда холодные касания пальцев ощущаются на чувствительном позвоночнике, — сам не может удержаться и трогает Хвана почти везде, где может, останавливаясь на мягких волосах. Не думая оттягивает его голову немного назад и припадает губами к нежной коже под подбородком, получает в ответ тихий стон. До конца глаза Феликса открываются, когда видят под собой полтора стояка. Полтора, потому что один Хёнджина, ну и у Ликса тоже привстал. Себя он контролировать умеет, но хочет ли? Какой-то отдел мозга, отвечающий за желание поебаться с Джинни (наверняка такой есть у всех), кричит сейчас об очень перспективных скачках… Тем более, Ликс так хорошо сидит сейчас. Первая попытка отстраниться прошла неудачно: Хёнджин захапал своё ещё ближе, ненароком заставляя задницу Феликса прокатиться по возбуждённому члену, продолжая целовать. Не то, чтобы младший супер против и хочет прожить остаток жизни реверсивным девственником, но собственное очко как-то жалко, поэтому Ликс выключает этот пылесос своими руками: — Если ты думаешь, что я позвал тебя к себе, чтобы потрахаться, то ты ошибаешься, — ладонь Феликса забавно сжала его щёки. Хван разочарованно стонет: — Почему нет? — и утыкается в феликсову грудь, освобождаясь от хватки на своём лице. — Потому что ты ещё не готов. — Ну, тогда может, ты подготовишься? — Мне страшно за свою жопу, прости, — Ликс хихикает из-за сложившейся ситуации и внезапно ловит грозный недовольный взгляд старшего. — Ты не доверяешь мне свою задницу? Феликс делает вид, что думает над этим вопросом: отводит глаза в сторону, заинтересованно прикусывает губу; в общем, всё как на лекциях господина Чхве. — Ни за что. Ты же никогда не трахал парней. Поэтому я обязан трахнуть тебя первым в качестве туториала по гейской ебле. Хёнджин глубоко вздыхает и соглашается. Остаётся только одна проблема, на которой Ли всё ещё сидит, к слову. Когда Джинни прилетает ледяная вода в лицо, Феликс объясняет это, как «адреналин не совместим с эрекцией».***
Больше они об этом не разговаривали. Да им особо и не нужно. Феликс всегда думал, что это одна из суперспособностей их альянса противоположностей (их солнце и луну чек): просто плавиться в руках друг друга, оставляя свои переживания где-то за порогом. Чем больше времени Ли проводит с Хёнджином, тем больше хочет просто не отпускать его никогда. Ужасно слащаво и слишком ванильно, чтобы быть правдой. Ликс всегда думал, что романтические отношения — одни из самых сложных видов отношений, и что от траблов никуда не денешься, но очень хочется, чтобы своё он уже пережил на несколько месяцев вперёд. Вообще, очень удобно, когда твой парень учится с тобой на одном курсе. Вы можете часто делать учебные дела вместе тоже, а для Фела, который пятнадцати минут не может прожить, не поцеловав Хёнджина, это просто как будто грёбанный хор поёт «аллилуя». И вот это совершенно нормальное явление, когда Джинни заёбывается у себя дома по двум причинам: родители опять решили отремонтировать ванную и хочется потрогать своего Феликса. Так, он решает воплотить свои желания в жизнь. Поэтому младший не удивляется, когда видит на пороге Хвана с собственным ноутом и книжками из библиотеки. Дело в том, что один из ебанутых преподов сказал подготовить нихуёвый такой рефератище к концу четверти и его даже не ебёт то, что они все учатся по семестрам. Даже таким халявщикам и любимчикам, как Хёнджин, приходится работать до полуобморочного состояния несмотря ни на что. Феликс приносит фруктовый салат лежащему на разложенном диване Джинни. Хвану ваще кайфово: чиллишь себе, пишешь практическую работу, а тут ещё и кушанькать подают. Ли присаживается рядом; его программа «минимум» уже выполнена, и он не чувствует себя уставшим. В отличие от старшего: Хёнджин глубоко вздыхает, откатывается куда-то к стенке и трёт глаза. — Ликси, можешь прочекать последнюю страницу, пожалуйста? Ну, а чё, почему бы и нет, ему не сложно. Феликс принимает ту же позу гусеницы и карабкается к хёнджиновому ноуту, сгибая одну ногу в колене для удобства. Джин любит лежать на Ликсе, а ту ещё и такая подушка интересная предоставилась; Фел всё это знает, поэтому никак не реагирует, когда чувствует, как обхватывают сзади и укладывают голову на нижнюю часть поясницы. Феликс находит тупую речевую ошибку и не упускает возможности поржать над этим: — Хёнджин, как так можно! Вроде коренной кореец, а язык знаешь хуже меня. Хван чувствует этот шутливый вайб, Фел не сомневается. Но когда в его попу прилетает несильный укус в знак обиды, червячок подозрений всё же выглядывает. Жаль, что не он один проснулся. — Ещё раз так сделаешь… и… — И что? — Джинни играет с ним в открытую, не стесняясь. — Хуй встанет, вот что! Должно было звучать как быдлянская отговорка, но это правда. Феликс не ощущает результата от своих предостережений, зато ощущает теплую руку на своём бедре и более сочный и медленный укус в место чуть пониже. Ли ахает от ощущений и в меньшей мере от неожиданности: он всегда знал, как ведёт себя Хёнджин, когда ему что-то запрещают. Но точка зрения младшего неизменна и стабильно стоит на своём месте, скрестив руки. — Хей, прекрати, я серьёзно. Хван, видимо, серьёзен тоже. Не то, чтобы Феликсу не нравится, просто для него аспект половой жизни не так важен, как духовной (или астральной). Он, конечно, не против заняться сексом с любимым человеком, но самое главное всегда будет доставить удовольствие партнёру. В случае с кинком на гландоёбство — просто фетиш; Хёнджин может ебать его в рот когда угодно и сколько угодно. Ли не тупой, понимает, что когда-нибудь момент, когда старший скажет: «Розовая попочка, трахнуть тебя?», обязательно настанет. Разрешение на это с определёнными условиями, скорее всего, стоит у обоих в глазах, отблескивая ментальными подписями согласия. Джинни плавно перемещает свою руку с бедра на задницу Феликса, поглаживая и пожамкивая, а сам принимается задирать домашнюю футболку его зубами. Блять, зубами. Ликс не хочет знать, где он такому научился, когда чувствует мягкие полусухие губы на своей пояснице. Хёнджин постепенно снимает вещь, сопровождая каждый сантиметр кожи Ли лёгкими медленными поцелуями в спину; доходит примерно до лопаток, и тогда Фел через силу напоминает: — Первым трахаю я тебя, ты же помнишь? — от игривого покусывания в бок, Ли почти потерял дар речи: как Хван может так хорошо знать его тело? В любом случае, желание подставить зад стремительно увеличивалось, пока мурашки бегали, кажется, не только снаружи, но и внутри. — Помню. Я подготовился перед тем, как пойти к тебе. Феликс немного в ступоре: до ещё одной мечты стало возможным дотронуться рукой, если захотеть. И он не будет лажать на этот раз, а сделает всё так, как годами хотел и мечтал в своих мокрых подростковых снах. Ли оставляет технику в спящем режиме и перекатывается на спину подальше от ноута, чтобы ненароком не задеть, простым жестом руки приглашает Джинни к себе ближе. У Хвана глаза огнём горят, да ещё и разгораются пожаром, когда видят пока небольшой бугорок между ног Феликса; младшему это нравится, с каким голодом на него смотрят. Хёнджин не заставляет себя долго ждать, накинувшись на Ликса, как на самую вкусную пиццу в мире. Толстовка старшего с каким-то мультиком уже летит в сторону оставленного фруктового салата, а штаны Ликса так же стремительно чуть не улетели на люстру. Хёнджин сегодня дикий (или когда речь заходит о сочном трахе, он всегда такой?), но и Феликс не хочет лежать бревном! Если это их первый самый настоящий секс с проникновением, то вести должен знающий человек. Пользуясь их положением, а точнее, тем, что его бесстыдно захапали и начали обсасывать, Ликс пытается сесть и опереться о стену с парнем на коленях, и если бы не содействие Хёнджина, у него вряд ли бы получилось. Но это всё равно приятно: от заметной тяжести на собственных бёдрах, от сплетения их языков, от сочного жопца и от любопытных рук на своём лице Фел никогда бы не отказался. Он не может ничего поделать — тело старшего просто создано для того, чтобы поставить куда-нибудь в Лувр на века, любоваться бесконечно на эти острые ключицы, широкие плечи и подтянутую грудь, тонкую талию и плоский мягкий животик. Феликс не может этого больше терпеть, поэтому поцелуями спускается сначала на линию челюсти, а потом уже и на манящую шею, засасывая выпирающую венку у основания. Покорность Джинни обескураживает; то, как он откидывает голову назад, позволяет младшему смелее играть с его телом. Феликс хотел бы увидеть сейчас лицо Хвана, а точнее, его прикрытые глаза и распухшие губы, но он слишком занят ласканием хёнджинового кадыка. Ниже спуститься в такой позиции чисто физически невозможно, поэтому отстраняется, облизавшись. Хёнджин награждает своим взором, но Ли не может сфокусироваться ни на чём, кроме приоткрытых красных губ, — никто и не против. Начинает казаться, что это мираж; Феликс не может сдерживаться — в страхе, что всё может раствориться — и обхватывает нижнюю, блестящую от слюны губу Джинни, оттягивая на себя. В нетерпении младший уже кидает Хвана на кровать; в конце концов, узкие джинсы уже должны натирать бедному крупночленному человеку, так что Феликс решает быть спасителем Хёнджина-младшего и избавить его от заточения в этом ужасном Джинсовом замке. Охранником пускай будет страшная молния, которая не раз случайно прищемляла узника. Обнаружив мокрое пятно на трусах, и Феликс, и Хёнджин понимают, что до принцессы остаётся всего какая-то ткань-завеса, поэтому ничего не остаётся, кроме как убрать её. — Так не честно, почему на тебе ещё куча одежды? — Ликс почти уверен, что этот писк возмущения был из-за смущения. Бедный мальчик ведь и не понимает пока, что главный стыд ждёт его впереди. Ли разводит ноги Джинни почти с лёгкостью, устраиваясь между, и начинает оставлять свои поцелуи по чувствительной внутренней стороне бедра. Головка хёнджинового члена так привлекает своей выделившейся смазкой, что Феликс решает уделить этому внимание. Наклоняется прям рядом с основанием и говорит, обдавая тёплым дыханием: — Не торопись. А потом проводит кончиком языка по всей длине ствола и слизывает капельку с кончика, пытаясь смотреть в глаза. Младший делает это каждый раз, когда хочет отсосать, и каждый раз он слышит протяжный стон, будто бы Джинни не ожидал такого. Но сейчас сосать он не будет. — Перевернись, сладкий. Пока Феликс смакует на языке слизанный предъэякулят, Хёнджин по-кошачьи игриво переворачивается на живот. Тёмные волосы спадают на и без того хитрые глаза, ухмылка в сочетании с этим блядством вызывает мурашки у всех здесь присутствующих. — Ну, давай уже, трахни меня. Хван стоит в коленно-локтевой, обернувшись на такого же ухмыляющегося Феликса. Младший уже до конца снимает футболку, наслаждаясь жадным до его мышц взглядом, но не может пока ничего сказать в ответ. Во-первых, нужно кое-что поменять: настойчивая рука Ли плавно проводит от копчика до плеч, нажимая на лопатки, чтобы Хёнджин опустил голову и руки на плед и чуть больше выгнулся. Во-вторых, это каким нужно быть наглым, чтобы вот так бесстыдно вертеть своей пятой точкой прям перед носом! Феликс сам с такого охуел, но ладонь быстро поняла, что нужно делать в таких ситуациях, и сама сжалась на левом полупопии старшего, оставляя светлые следы от коротких ногтей. Видок тот ещё, конечно. Даже Хван в конце концов засмущался мальца от того, что его так бессовестно разглядывают в интимном месте. Но у Ли есть план, которому он будет придерживаться. Младший продолжает мять сочную попу и ляшки своего парня, пару раз шлепая (потому что Хёнджин продолжал вертеться), как вдруг неожиданно сплёвывает вязкую слюну прямо на дырочку. Нет, это не для смазки, а для увеличения чувствительности. Феликс проводит большим пальцем по рефлекторно сжавшемуся колечку мышц и массирует рядом, свободной рукой перекатывая яички старшего. — Прежде чем трахнуть тебя, девственно чистого, я должен активировать твои рецепторы. Ты знал, что жопа, вообще-то, одно из самых чувствительных мест нашего организма? Слюна начала высыхать, обдавая холодом нежную кожу, а феликсовы пальцы, наоборот, были горячими и желанными. Блять, как же в тему эта фраза «размер не важен, главное — умение пользоваться». Совершенно внезапно она подходит ко всему. Ликс не перестаёт поглаживать филейные участки тела Джинни и массировать внешний сфинктер, так и не проникая внутрь. — Теперь да-мм, — в этот раз Феликс почти протолкнул одну фалангу пальца, а Хёнджин, избалованный жизнью, попытался получить всё и сразу, подавшись назад. Он знал, что Ли это не понравится; звонкий шлепок прилетел за такие проступки справедливо, — Ну Ликси-и, я знаю, как мне лучше! Просто засунь свои чертовы пальцы в мою за-ах-адницу! — никто не ожидал такого поворота событий, но Ли решил, что первооткрывателем хёнджинового очка будет его язык. Феликс не старался достать языком до простаты, это, как бы, не сильно возможно, если ты среднестатистический человек. Сейчас нужно было показать, что такое анальное отверстие и его дополнительные возможности. Младший только кончиком языка систематически проникает внутрь больше для расслабления, чем для растяжки, и то, как Джинни иногда дрожит и сжимается от этого, очень льстит нашему гуру секса. Хван удовлетворительно мычит и хочет куда-то деть свои руки, тогда Фел решает проникать так глубоко, насколько позволяет генетика. Напоследок смачно обводит языком дырочку и засасывает кожу вокруг, а старший постанывает в подушку и постоянно ёрзает, чем и заёбывает по-страшному. — Хёнджин, — Феликс специально сделал свой самый низкий и властный голос, обратившись непривычно не ласково, — будешь вертеться — мне придётся растягивать тебя несколько раз. Конечно, не образованный в этом плане Хван в душе не ебал, что лучше вести себя спокойно, иначе может произойти непроизвольное сжатие ануса, а Ли хочет сделать его первый раз незабываемым не потому, что пришлось фистить полчаса, а потому, что пришлось ебать членом полчаса. Разные вещи. Видимо, приказной тон подействовал, потому что темная головушка уткнулась в подушку из скомканного пледа и только изредка поскуливала. — Но мне так хорошо, Ликси. Я очень хочу кончить? — Хёнджин принял свою роль и теперь спрашивает разрешение, чтобы кончить — это ли не блядская мечта Ли Феликса? — Правда? — заинтересованно спрашивает младший, одной рукой доставая смазку, а другой поглаживая уже хёнджинов напряжённый член у основания. — А сможешь кончить два раза? Джинни стонет, кажется, от одной мысли кончить не единожды, да и уверенная рука, сильно перехватывающая ствол, приносит свои сабмиссивные удовольствия. — Наверное нет. Феликс тоже понимает, что долбиться в простату после эякуляции будет не здорово, возможно, это как раз для тех, кто любит боль. Он обязательно должен будет проверить это на себе. — Значит, сегодня без фистинга. Если бы Хван знал, что это такое, он бы, наверное, расстроился и начал издавать странные звуки обиженного ребёнка. Ли хорошо смачивает первый палец в клубничном (дорогущем, сука!) лубриканте, поглаживая попочку старшего. Клубничная смазка на вкус нихуя не клубничная, поэтому Феликс осознаёт отсутствие шага назад и напоследок снова засасывает розовую дырочку, выбивая воздух из чужих легких. Смазанный палец всегда входит легко, если он один, поэтому тут Ликс особо не переживает, когда двигает им внутри Хёнджина, но не может не спросить: — Как ощущения? — младший акцентирует на двух сфинктерах, на выходе поглаживая их и чуть-чуть надавливая. — Не так плохо, как я ожидал. В принципе, это устраивает, так и должно быть, если вы делаете всё правильно. Второй палец входит намного туже, и Феликс даже начинает переживать, но вовремя понимает, как можно расслабить бедного Джинни. Вытаскивает из него руку, и переворачивает снова, стараясь не обляпать какую-нибудь другую часть любимого тела. Ли мнет бедро устраивающегося поудобнее парня, собираясь продолжить, но тут его быстро утаскивают наверх к лицу Хвана. Они как-то невинно целуются для такой ситуации, но Ликс не имеет ничего против, потому что никогда не устанет ласкать эти пухлые мягкие губы даже до посинения своих; обходятся простыми посасываниями, но никто из них не думает, что это грязно (хештег римминг — это не противно). — Мне нужно, чтобы ты расслабился, хорошо? — произносит прямо в губы напротив, обдавая жарким дыханием. Хван коротко кивает и умудряется каким-то образом достать языком до кончика феликсового носа. Ли продолжил растягивать милашку, прислонившись к его ляшище. Мягко пиздец, да и сам устал пацан уже, поэтому всем было удобно и вообще заебок, а ещё он то и дело целовал внутреннюю сторону бедра, потому что хотел успокоить старшего всеми возможными способами. Это вам не фантастика, здесь всё по-настоящему и реалистично, Феликс сам знает, что от двух пальцев может быть больно. Ликс намеренно не трогал простату слишком часто, просто, когда ему нужно сделать мощное для жопы движение, он сначала массирует железу, а потом под стон удовольствия заглушается и всё остальное. Третий палец заставляет откровенно скулить Хёнджина, и младший не может понять, драма квин ли говорит внутри Хвана, или его нужно отвлекать другими способами? Феликсу пришлось вылить половину своих запасов, чтобы не порвать бедного мальчика, а ещё пришлось пососать член, чтобы не опал, но зато Джинни теперь полностью готов к сочному траху. Ли высвобождается из трусов, но старший на него не смотрит: слишком заебался. — Ты уверен? — спрашивает перед тем, как надеть презерватив. — Если ты не вставишь свой член мне в жопу после всех этих мук, я убью тебя. Ему дважды говорить не нужно; Фел слёзно прощается с остатками своей любимой смазки и распределяет её по всей длине, охуевая с того, как же долго его член может стоять просто из-за одного вида такого открытого Хёнджина. Пристраивается сверху в качестве поддержки (и на случай, если кого-то потребуется срочно укусить), направляет самолёт в аэропорт и плавно входит. Эмоции на лице старшего не из приятных: он шипит, дергается (но потом понимает, что ему лучше не), а затем вообще чуть ли не хнычет, и Феликс хотел бы прекратить это всё прямо сейчас, но Хван ясно дал понять, что ему грозит. — Больно, — шепчет старший, в то время как Ли чувствует себя супервиноватым, хотя сделал всё, что было в его силах. С такой растяжкой больно быть не должно было, а это значит, что скоро пройдёт; Фел успокаивающе гладит по голове и целует туда, куда сможет. Хёнджин глубоко выдыхает в знак разрешения, и Феликс буквально утопает в нём. Так горячо и так узко ему ещё не было ни с кем. Младший выходит полностью, давая почувствовать разницу ощущений, и врывается снова с целью вдолбиться в простату. Судя по короткому прерывистому «А», у него получилось. Ликс старается не быть резким, а наоборот, плавным и входить аккуратно, и только когда полностью в парне, начинает крутить-вертеть по неведомой траектории, пытаясь ещё побольше подрастянуть Джинни. Спустя время всем становится комфортнее, ну, я имею в виду, насколько вообще можно чувствовать себя комфортнее, когда у тебя в жопе член? Но Феликс видит, что Хёнджин правда пытается ловить кайф, даже если больновато. Ли слышит сладкий стон прямо под собой, и понимает: вот оно. Как момент, о котором он всю жизнь мечтал, так и возможность уже трахать наконец на полную силу. Честно говоря, сам не понимает, чему больше радуется. Ликс приподнимается и принимает сидячее положение, не выходя из Хёнджина; рука на рефлекторном уровне зачесывает свою непослушную челку назад, а Хван просто умирает с этой картины: — Ты сейчас выглядишь так чертовски горячо. Феликс знает. Разрядки хочется уже давно, ну и раз старшему больше не больно… В общем, Ли не чувствует себя грешным, когда наконец хватает сочные бедра Джинни и начинает долбить прямо по простате, наслаждаясь узостью при каждом попадании. Мокрые звуки ласкали уши, но что больше приносило наслаждения, не считая ахающего Хёнджина на его хуе, так это его постоянные постанывания «чоа, чоа» во время каждого толчка, а на «чоаё» Феликс не сдерживается и перекидывает ногу старшего, укладывая того обессиленного на бок. Зачем-то вводит в растраханную дырочку два пальца, убеждаясь лично в проделанной работе, а потом уже снова заменяет на член, увеличивая мощность двигателя. Хёнджин делает вид, что хочет сбежать, но снова оказывается на животе с выставленной задницей. Руки Ликса крепко удерживают того за тазовые косточки, не позволяя упасть, а монстроидная машина между ног трахает парня до слёз и высоких вскриков. — Мне нравится… мне. так нрав.ится… ты мне… так. нравишь…ся. На одной из нот пятой октавы Хван кончает и заляпывает диван, за который Феликса потом убьёт арендаторша. Сам же Ли мыслями слишком далеко о земных вещах, а когда чувствует, как, мать вашу, сильно старший сжимается вокруг него, выходит, надрачивает пару раз и кончает Хёнджину на его красивую влажную от пота спину. *** На следующий день Феликс замечает, что его Джинни больно сидеть, и всю дорогу до уника пытается заняшить его полностью. Хван так просто не сдаётся и каждый раз, когда приходится садиться на скамейку в аудитории, начинает танцевать какую-то хореографию, в которой нужно медленно опускаться; наверное, женскую. В столовке Минхо и Джисон смотрят на них очень подозрительно, а при виде нахмурившейся мордашки Джинни во время присеста за обычный стол Минхо внезапно отдаёт Хану несколько купюр. — А я говорил, что Ликс нагнёт. Настала очередь хмуриться Феликса. — В любом случае, ребята, что-то вы долго собирались, — Сон стремится перевести тему со своего проигрыша на кое-что более интересное. — Это вас не касается, — Ликс почти зол, но этого ожидаемо. За пол месяца-то можно уже было понять, что вся братва — сказочные долбоёбы. Никто из них не расстраивается, когда не слышит подробности чужой интимной жизни, потому что знают, что Хёнджин обязательно расскажет Минхо, тот — Джисону, а Джисон — Чанбину.