Заражение

— Мамочка, я согласна, я только боли боюсь. — Сделай это для нас, дочь, ведь мы родили и любим тебя. — А мне дадут опиумную настойку? Чтобы я ничего не почувствовала? Мать склонилась над дочерью, сидя за грубым деревянным столом в тёмной гостиной. Из пустого, чёрного от сажи камина, в котором не разводили огонь целую вечность, веяло сырым холодом. Силуэт отца нервно перемещался по комнате из угла в угол, его скрюченная фигура была похожа на призрак, а тонкие, дрожащие пальцы постоянно проверяли повязку на глазах. — Мне не нравится, — нервно пробормотал отец, — я чувствую чьё-то присутствие в доме. Кто-то есть, я чувствую его дыхание. У девочки дрожали губы, она разглядывала мать и серые лохмотья, в которые было облачено её ссохшееся тело. Больные, натруженные руки с выступающими венами и уродливыми шишками. Мать улыбалась. Улыбалась ртом, потому что ей больше нечем было — ткань паучьего шёлка плотно сидела на её голове, закрывая пустые глазницы. — Я попытаюсь уговорить пастора, — она положила свою костлявую ладонь на плечо дочери. — Я перестану видеть? — Тебе не нужно видеть, милая! — нараспев ответила мама. — Жадные господа видят всё за тебя, у них много глаз. Очень много. Они позаботятся о нас. Но для этого нужно отдать им все, что они хотят. Так было всегда. — А как же Томми? — А что Томми? — Я стану некрасивой. Я не буду нравиться Томми. Он перестанет со мной дружить. — Глупышка, — мама погладила дочь по голове. — Через год Томми пойдёт за тобой. Господа проверяли его глазки — они ещё недостаточно выросли, а вот через годик, будут в самый раз для жатвы. А когда Томми отдаст свои глазки жадным господам, ему будет все равно, как ты выглядишь. Да и посмотри на меня, разве твоя мама некрасивая? — в голосе женщины послышались угрожающие нотки. — Нет, всё-таки в доме кто-то есть, — тревога отца нарастала. Он проверял каждый угол, распахивая двери чулана и подвала. Топая башмаками, слепой мужчина ощупывал стены и предметы в поисках кого-то. — Дорогая, ты могла бы побыстрее, — он подошёл к жене и дочери с трясущимися руками. — Дай нам ещё немного времени, — стальным голосом ответила она. — Обещаю тебе, — ласково сказала мать дочери, — через год ты сама повяжешь Томми на глаза повязку и поцелуешь его на ритуале. Раздался грубый стук в дверь. Неуклюжими шагами отец подошёл и открыл. На улице стояла толпа людей: плотные ряды мужчин и женщин. У некоторых лицо было замотано тонкой тканью, у других открытое, с пустыми глазницами. — Пора выходить, — крикнул кто-то из толпы, — хватит прятать свою дочь! — Никто никого не прячет, — воркующим голосом ответил отец, ребёнку нужно время, чтобы настроиться. Вспомните себя молодыми. — Время кончилось! Нечего настраиваться. Господа ждут! Отец закрыл дверь и подбежал к столу. — Пора. Нужно отдать, то что полагается. Таков закон. Мать приблизилась очень близко к дочери и зашептала повелительным тоном: — Ты нас любишь? По щекам девочки полились слёзы и она молча закивала головой. — Тогда отдай глазки. Стань как мама с папой. Стань как все, частью нас. Пойдем. Пойдем в церковь. Мать с отцом взяли девочку за руки и неспешно повели ребёнка к приоткрытой двери, за которой их ждала нетерпеливая толпа. Сумрачные тени домов на фоне каменного неба, утыканного скоплениями лже-звёзд нависали над скорбной процессией: толпа вязким потоком текла в сторону Часовни, расположенной возле небольшой площади. Нити паутины тянулись вдоль переулков, обвивая стены и крыши, соединяясь в тугие жгуты, которые в свою очередь сплетались в мосты и дороги, предназначенные для вспыльчивых хозяев этого места. Чем ближе к Часовне, тем больше было паутины и сидящих на ней восьминогих стражников, которые тщательно следили за своими безглазыми жертвами, идущими на Праздник Жатвы. — Говорят, недавно опять была стычка с охотниками из Департамента. — Да, в переулке Гвоздей. Устроили зачистку. Много наших полегло. Но и одного ихнего схватили. — Ох и визжал он, когда из него доставали яблоки. — Хихихи… — Ядовитые хозяева унесли его в церковь. — Да пребудет Великая Жатва. — Да пребудет Великая Жатва. Слепые судачили и приближались к площади, где уже собралась большая толпа. Перед входом в Часовню стоял деревянный стол, возле которого суетился человек в мантии и в митре. Девочку подвели и уложили на стол, на неё заполз паук и начал оплетать тело паутиной. Епископ снял повязку с лица. Обнажив дыры глазниц, начал читать молитву низким, глухим голосом, который волной растекался по всей площади, возбуждая слепую толпу: “Наше ожидание имеет безграничную силу. Мы будем ждать вечно, потому что мы знаем. Тот, кто отдал, тот освободился и впустил в себя испепеляющий страх перед ядом знания, ибо этот яд отравляет и убивает тебя прежнего, зарождая ядро нового и неизведанного. Ослеплённые корреспонденцией глаза упадут в почву судьбы и станут семенами Древа Эпох, пустившего свои корни по всему Подземью и наполняющему его ядом жизни и смерти. Бескрайнее море секретов втекает в Глаз и наполняет его, чтобы мохнатые хозяева выпили Тайну и оплели Вечность паутиной скорби, в которую попадает каждый разум и остаётся там навсегда. Бойся, о дитя, дрожи от ужаса, потому что чёрное одеяло твоих тайн будет сорвано с тебя и жвала знания войдут в твою душу, оставив на ней шрамы экзальтации”. Паук, сидящий на спине пастора зашевелился и пополз на лицо своего носителя. С чавкающим звуком он погрузил свои лапки в глазницы священника. Того охватила вспышка конвульсий и рот перекосился в блаженстве, а из глазниц потекли две тонкие струйки крови. Ребёнок был укутан в паутину, которая быстро высохла и затвердела. Один из пауков забрался на горло девочки и выпустил парализующую слизь ей на губы. От испуга она вскрикнула, но быстро замолкла — рот оцепенел от действия яда. — Могу ли я просить о послаблении? — поющим голосом, встав на колени, спросила мать. — Настойка опиума, ребёнок очень просил. Пауки облепили священника, что-то нашёптывая ему. — Никаких послаблений! — ещё находясь в религиозном экстазе воскликнул он. — Господа против. Опиум только для особых случаев! — Примите дары! — в толпе раздался неожиданный крик. Безглазые расступились и приблизился горбатый человек с жёлтой повязкой на лице. — Примите дары, умоляю! — повторил скрипучим голосом горбун и подошёл к священнослужителю. К месту стеклось множество мохнатых созданий, источающих алчное шипение. Горбун протянул руки, в которых лежало две пары человеческих глаз. Пауки набросились на глаза и стремительно утащили их. Священник расслабленно опустил голову. — Имеешь право просить, — сказал он. — Прошу, — дрожащим голосом взмолился горбун. — Разрешите мне выполнить ритуал! Мои пальцы сильные и опытные! Я могу! Я заслужил! Я хочу служить Совету! Его мольбы сошли на истеричный вопль, а горб мерзко дрожал в чёрном, влажном воздухе. Пауки облепили голову раскачивающегося в трансе священника, а тот переводил их нашёптывание: — Жалкая муха заслужила. Совет хочет, чтобы муха принесла сегодня ещё один дар! Горбатый оборванец начал задыхаться от счастья, издавая нечленораздельные звуки. Всхлипывая, он подошёл к ребёнку, которого родители уже держали за руки и за ноги и положил дрожащие пальцы на её веки. Он склонил свою голову, грязные сосульки его волос накрыли лицо девочки. — Хочешь жить с глазами? — прошептал он. Парализованный рот девочки напряжённо дёргался в попытках что-то ответить, а выпученные от ужаса глаза, переполненные слезами пытались дать утвердительный ответ. — Тогда слушайся меня. Фейерверк взрыва осветил всю округу, а оглушительный грохот поверг в шок слепую толпу, которая от неожиданности превратилась в судорожную массу, распадающуюся на мелкие ошмётки. Куски горящей крыши летели в разные стороны, падая на площадь, поджигая пауков и их безглазых рабов. Родители девочки в растерянности бросили ребёнка и потерялись в агонизирующем стаде. Горбун сорвал жёлтую повязку с лица и заглянул живыми глазами в живые глаза девочки. Затем, он скинул с себя громоздкие лохмотья и девочка увидела вместо горба хорошо прижатый к спине армейский ранец. Мужчина выдернул из спрятанных на правом бедре ножен заточенный по обеим сторонам тонкий стилет и распорол стягивающую тело ребёнка паутину. Девочка села и огляделась вокруг. Вопящие от страха и отчаяния люди бились в истерике, размахивая руками, беспорядочно бегая туда и сюда, выдирая на голове волосы. Некоторые горели и в суматохе передавали пламя на других. Источником огня был её родной дом, куски которого валялись по площади, а из окон с гудением вырывались языки пламени. Сонм пауков устремился к дому в злобном стремлении найти и уничтожить дерзкого нарушителя, вторгшегося в спокойный уклад этого места. Мохнатые создания суетились и сновали, разбиваясь на небольшие группы, обыскивая всё вокруг. Мужчина схватил девочку и поволок в сторону от этого хаоса. — Слушай меня внимательно, — сказал он, — запомни имя: Антонио Федуччи. Это человек, которого ты должна найти, если сможешь выбраться отсюда живой. Девочка была в шоке и мужчина грубо схватил её за плечи и встряхнул. — Повтори имя! — Аннйо Федуи, — парализованными губами пыталась вымолвить девочка. — Возьми вот это, — мужчина протянул девочке ленту чёрного цвета, на конце которой была напечатана буква “Д”, — ты покажешь эту вещь Антонио Федуччи и скажешь ему следующую фразу: “Пришло время платить долги”. Девочка кивала головой и тщетно пыталась повторять слова. — Он научит тебя, как стать убийцей всех чудовищ, и больше никто не привяжет тебя к столу. Уходи. Беги в сторону доков Вульфстака как можно быстрее. Скоро пауки оправятся от паники и будет поздно. Он толкнул девочку в пространство переулка, а сам повернулся к Часовне, нависающей старинными стенами над площадью, охваченной безумием и огнём. Подойдя к тяжелым готическим воротам, Кори Дэвидсон потянул засов на себя. Образовалась чёрная щель из которой пахнуло затхлой вонью. Бесшумной тенью, Кори проник в Часовню Шёлка. Воровская обувь, выданная Рубеном для выполнения операции, прекрасно служила Кори, когда он шпионил за безглазыми слугами пауков, выясняя обстановку и лучший способ проникнуть в цитадель ядовитых господ. Эти мягкие, облегающие ботинки, позволяющие тихо ходить, спасли его от охваченного паранойей отца девочки в доме, в котором Кори решил установить динамит. Однако это замечательное изобретение воришек из Спайта стало бесполезным в церкви, потому что пол, как узнал Кори из сплетен жителей этого места, раньше был мраморный, но священник разобрал его и продал инкрустированные белые плиты коллекционерам антиквариата со Старого Континента, а Часовню застелил дешёвым деревом, которое быстро прогнило и теперь невыносимо скрипело от малейшего шага. Ситуация усугублялась тем, что Кори никогда не мог похвастаться навыками вора и выдающейся ловкостью. Ничего не видящие жертвы пауков — это были его лучшие клиенты, которых удавалось обводить вокруг пальца. Не обладал он и физической силой, что вынуждало его избегать открытых драк, а регулярные гимнастические упражнения, способные исправить этот недостаток были недоступны ему из-за распространённой болезни под названием лень. Умение быстро, почти не целясь попадать в любую мишень, было его единственным талантом, о котором не подозревали его враги, видя худощавого лондонского денди с идеальным маникюром. Эта скрытая способность много раз спасала ему жизнь, она же привела его в одно из самых отвратительных мест Падшего Лондона. Вокруг была кромешная тьма, только серые пятна окон висели где-то наверху. Мохнатые жители Часовни выбежали из своего дома и помещение наполнилось глубокой, всепоглощающей тишиной, которую пронизывали скрипучие звуки шагов Кори Дэвидсона. В центре этой скорбной обители находился алтарь — конечная цель миссии. Ранец со спины перекочевал на грубую каменную глыбу, была зажжена свеча, которая осветила небольшое пространство и пальцы Кори щёлкнули застёжкой. В наполовину пустом ранце находился взрывной механизм с динамитом. Один такой уже был применён в доме и последствия этого взрыва можно было наблюдать на площади, теперь пришла очередь его брата-близнеца. Кори взвёл пружину таймера и запустил его. Чёрная тишина наполнилась ласковым тиканьем. Пора уходить. Миссия выполнена. Неожиданно, тяжёлая дверь Часовни с шумом распахнулась, сорвавшись с верхних петель. — Предатель! Горе тебе! — дрожащий силуэт ворвался в помещение. Кори узнал священника, лицо которого было перекошено ужасом, а за его спиной в часовню втекала живая река из сотен шевелящих лапами разъярённых пауков. Раздались несколько выстрелов и в голове пастора появилась третья, последняя дыра, изящно дополнившая композицию из пустых глазниц. Вправо и влево, с брызгами разлетались мясистые куски пауков — Кори усердно делал своим ружьём то, что у него хорошо получалось, постепенно отходя назад, в глубину Часовни. Вход в церковь превратился в рог изобилия из которого валила бесконечная масса шипящих тварей, разбегающихся по полу и стенам, превращая их в мохнатый живой ковёр. Из серых окон, мрачно нависающих вверху, пауки падали дождём вниз. Отступать было уже некуда, а патроны заканчивались. Одной рукой Кори нащупал каменную раку, и инстинктивно, не раздумывая, прыгнул туда, с трудом задвинув тяжёлую крышку. Мгновенно наступила тишина. Можно было только представлять себе как масса насекомых облепила его каменный гроб со всех сторон и тщетно пытается добраться до ненавистной жертвы. Хрупкие мощи неизвестного ему святого, под весом тела превратились в труху и только некоторые части больно упирались в бока. Было очень пыльно и тесно, пространство гробницы оказалось настолько маленьким, что даже собственное дыхание нельзя было услышать. Смерть от удушения казалась намного привлекательнее, чем стать жертвой созданий снаружи и Кори легко подавил малодушное желание открыть раку и отдаться на растерзание паукам. Расставаться с игрой под названием жизнь, не хотелось, ведь так много партий было не сыграно, так много тайн не открыто. Молодость не позволяла отнестись философски к смерти. Столько раз приходилось рисковать и висеть на волоске, но только сейчас, оказавшись заживо погребённым, ему стало по-настоящему страшно. Он заплакал от отчаяния и захотел пустить себе пулю в голову, но вспомнил, что потерял ружьё, спасаясь от нашествия насекомых. Неожиданно, гробница накренилась и снаружи раздались глухие удары, затем вибрация, переворот и падение в бесконечную бездну. Кори решил, что он уже умер и это переход из одного состояния в другое. Всё закончилось оглушительным грохотом и страшным ударом, крышка гроба отлетела в сторону, а сам каменный ящик треснул, расколовшись на несколько кусков. Осколки мрамора разлетелись в разные стороны, ошметок камня пролетел мимо, сделав глубокий порез на щеке. Кори схватился за лицо, почувствовав густую липкую жидкость на пальцах, тело стало ватным, в ушах невыносимо звенело, а затем он потерял сознание. — Кори! Ясный кристалл разума превратился в пульсирующий мутный студень. — Кори Дэвидсон! Реальность сжалась в напряжённый комок, словно улитка, которую ткнули иглой. — Я знаю, ты меня слышишь, — нежный шёпот втекал в разбитую голову отовсюду сразу. Голова гудела. Адская боль переполняла воспалённый мозг тысячами лезвий, а шум в ушах был настолько сильным, что лишал не только способности слышать, но даже ощущать что-либо вокруг себя. Несмотря на контузию, голос был очень чётким и понятным, словно исходил из самого Кори, который в это время пытался совершать хоть какие-нибудь движения, но не чувствовал своего тела и не понимал, получается ли у него. — Все дороги соединились, превратившись в одну единственную, ведущую домой. Крыши людских поселений тают в дымке тумана, а деревья превращаются в сумрачных призраков. За спиной остаются сотни веков бессмысленных скитаний по миру в поисках ответов на незаданные вопросы. Всё, что ты знаешь... Всё, что ты помнишь… Изменилось. Кори отчаянно делал глубокие вдохи и выдохи. Он пытался идти и видимо, совершал шаги, потому что периодически наталкивался на препятствия от которых он отлетал в сторону. — В конце этого пути тебя ждёт родной дом: понимание знаков и символов. Язык корреспонденции. Всё, что ты искал — здесь. Женский голос проникал в самую глубину души своим мягким контральто, оставляя в ней семена странных образов, медленно растущих в этой благодатной почве и заполняющих сознание. Кори вдруг увидел миллиарды крохотных существ, которые жили и умирали, пожирая друг друга и возрождаясь снова. Бесчисленное множество организмов объединялись в сложные структуры и сообщества, разбрасывая повсюду своё потомство. Флора и фауна пронизывали друг друга, порождая неведомые формы. Кори видел всё это одновременно и сразу, сливаясь с великим пульсом жизни, не чувствуя враждебности. Собственная судьба казалась жалкой, а людские ценности мелкими. Он был частью этого конгломерата, а они — частью его, давая свою силу и поддержку. Это навсегда, ничто их не разъединит, нет необходимости покидать родной дом. — В своём тщеславии ты пересёк столько далёких земель, и это всё лишь для того, чтобы природа раскрыла свою ладонь и подарила тебе ответ. Шок от удара начал проходить. Кори почувствовал своё тело и обнаружил, что его лицо мокрое, а из глаз льются слёзы. Он упал на колени и свернулся в клубок, будто заново оказался в утробе матери. — Слушал ли ты эхо моря? Слушал ли ты эхо моря? Все ответы всегда были рядом с тобой, но ты их не слушал. Кори перекатился на спину и открыл глаза. Кругом непроглядная чернота, воздух затхлый, а холодный пол усыпан мелким, больно впивающимся щебнем. Слух восстановился и отовсюду доносились странные звуки, напоминающие шорох гальки на тихом морском берегу. Раздался взрыв. Где-то вверху жёлто-красная вспышка осветила вселенную и там же прогремело. Языки пламени охватили чёрное пространство и Кори наконец-то смог увидеть, где он находится. Во всём была виновата жадность священника: прогнивший деревянный пол не выдержал веса каменного гроба с телом Дэвидсона и он с треском провалился в подвальное помещение. Полыхающая Часовня Шёлка оказалась где-то наверху, а сам Кори лежал на дне глубокого колодца и смотрел на результаты своего труда. Задание Рубена выполнено. В мерцающем свете пожара появилась возможность рассмотреть подвал и всё, что в нём находилось. Застывшие капли когда-то стекающей по стенам смолы склеивали плотные жгуты паутины, которые оплетали подземелье, сглаживая углы и превращая это место в подобие гнезда. Словно рождественские украшения, на этой липкой поверхности гроздьями висели сотни человеческих глаз. Несмотря на то, что все эти глаза давно лишились своих владельцев, в них по-прежнему присутствовала жизнь, но совершенно другая: внутри белков наблюдалось странное движение, как-будто чьи-то лапки копошатся и пытаются выбраться наружу. По соседству с этими гирляндами, закованный в броню паутины, висел человек, резиновый комбинезон которого выдавал в нем служащего Департамента Искоренения Угроз. Парализованный паучьим ядом и паутиной, он был ещё жив и дышал — грудная клетка двигалась, а перекошенное в ужасе лицо с пустыми глазницами устремилось вверх. В центре тесного подвала находилось что-то непонятное. Отсветов пожара было недостаточно, чтобы разглядеть это нечто, хотя огонь усиливался и только начинал пожирать Часовню. Бесформенная масса, состоящая из огромного количества пауков, нависала горой и сложно было разобрать, где она заканчивается. Всполохи пламени позволяли увидеть отдельные части этого существа и несмотря на его рыхлость, можно было увидеть наличие лап, рта и щупалец. Аморфный организм постоянно терял некоторые свои фрагменты и одновременно приобретал в виде новых пауков, забегающих в него и становящихся его частью. — Твой поиск был лабиринтом у которого есть вход, но нет выхода. Чтобы понять это, пришлось потратить целую жизнь, — нежное контральто снова прозвучало из самого нутра Дэвидсона. Послышались звуки лопающихся спелых ягод. Несколько глазных яблок были разорваны их обитателями, рвущимися наружу и стайка маленьких паучат покинула свои коконы, устремившись в темноту нового для них мира. Некоторое время Кори смотрел на всё происходящее, не в силах что-либо предпринять и наблюдал, как разгорается пламя, захватывая всё новые и новые участки здания, как горящие пауки падают вниз в яму, поджигая собой остальных. Затем, поднялся на ноги и вытащил из ножен стилет. — Выход — это вход, — произнёс он и пошёл к дальней стене. Подойдя к мягкому образованию, формирующему гнездо, он начал втыкать в него нож и кромсать слипшиеся куски паутины. Арахноморф протянул охваченные огнём щупальца, схватил ими Кори и с хлюпающим звуком стал затягивать жертву в свою утробу. Жар усиливался, пламя охватывало подвал, а горящие пауки разбегались в разные стороны. Чудовище быстро теряло себя, уменьшаясь в размерах. Потерявший рассудок Кори, выбрался из распадающегося на части монстра, и прополз на четвереньках в дальнюю часть подвала, где продолжил бессмысленно резать ножом паутину. Где-то вверху раздался грохот падающих балок и деревянные конструкции рухнули в подвал, превратившись в дрова для костра, каких ещё не видел Падший Лондон. В освобождённой от паутины стене обнаружилось квадратное канализационное отверстие, и задыхающийся от дыма Кори полез внутрь. Выступы грубых камней сдирали кожу на пальцах, протискиваться сквозь узкую щель, предназначенную для сточных вод было тяжело, а едкий запах гари проникал даже сюда. Водопроводный канал резко развернулся вниз, тело начало падать, цепляясь за бесчисленное множество острых заусениц, в какой-то миг всё исчезло, а затем, удар и обжигающий холод воды заставил судорожно сжаться каждую мышцу. Беспомощно барахтаясь в мутной жиже, Кори вынырнул, сделал жадный вдох и перевернулся на спину. Избавившись от обуви и верхней одежды, которые тянули на дно, он отдался потоку, позволив реке медленно уносить его по одному из лондонских каналов. Где-то высоко проплывали мерцающие лже-звёзды и казалось, что они двигаются, плавно собираясь в хороводы, меняя небесный рисунок. Затем, пришёл туман, застилая тонким слоем чёрную гладь, звёзд стало не видно, Кори закрыл глаза, и забылся. Он обнаружил себя в лодке, окутанной паром. Сквозь белесую пелену виднелись акварельные пятна дорогих особняков, освещённых неровным светом газовых фонарей. Рядом сидела странная женщина в униформе и умело орудовала деревянным веслом. — Скоро прибудем, — мрачно засмеялась она, увидев, что Кори очнулся. — Скоро. Впереди появился мост, на котором стоял человек. Когда шлюпка приблизилась к нему, Кори увидел, что это голый мужчина с очень знакомым лицом. Мужчина нервно вглядывался, а потом его лицо перекосилось в ужасе и он побежал, оставляя за собой мокрые следы. Женщина продолжала неспешно грести и их шлюпка, оставив мост позади, нырнула в чёрный туннель, куда уходила, одетая в седой туман Украденная река.