Город утонул в ярком солнечном свете, преобразился под его лучами, стал вновь ярким и немного пыльным Сеулом, но главное — стал таким привычным. Улицы ожили, наполнились людьми, которые намного охотнее забредали в узкие переулки, ведь теперь там тепло и совершенно не опасно. От этого на душе было намного радостнее, чем по вечерам. При свете дня мафия должна спать.
Бэкхён, как ни странно, полностью оправдывал ожидания мирных жителей, потому что спал. Ему снилась маленькая скамейка под единственным в поле зрения фонарём где-то на окраине города, что не могло стать хорошим предзнаменованием. Он ждал продолжения, готовясь прислушиваться и запоминать. Наконец, на свет вышли двое, их лица скрывали капюшоны, а в руках высокого парня Бэкхён заметил зажигалку, явно старую, с царапинами на корпусе.
— Это было очень глупо, — слышит Бэк хриплый голос хозяина зажигалки. Слышит и покрывается мурашками от того, насколько реалистичен сон. Как будто Чанёля в его жизни слишком мало и он решил заглянуть в сон. Урод.
Парень снимает капюшон, смотрит на своего молчаливого собеседника, и Бэкхёна передёргивает от отвращения. Красные волосы падают на глаза и, наконец, худенький собеседник Пака не выдерживает, заправляя чужие волосы за ухо и доброжелательно толкнув в плечо. Бэкхён не успевает разглядеть лицо второго незнакомца, но совершенно точно больше никогда не хочет его видеть в своих снах. И собачку главы Dispassion тоже.
Протерев рукой глаза, Бэкхён окончательно проснулся и кинул взгляд на ноги. Кто-то заботливо укрыл его тёмно-бордовым пледом. Похоже, он опять спал в кабинете на софе. Бэк откинул голову обратно на подушку, но промахнулся и, больно приложившись затылком к деревянной грядушке, тихонько выругался.
— Хён, проснулся уже?
Бён, морщась от удара и подступающей мигрени, повернул голову и резко сел. Плед полностью съехал с дивана. На полу, у шкафа с пластинками, по-турецки скрестив ноги и с ноутбуком на коленях, расположился Сехун. Бэкхён несколько секунд смотрел на его неподвижную фигуру до того, как тот наконец не поднял глаза и выжидающе уставился на него.
— Как давно ты здесь? — спросил Бэк и с силой потёр висок. Головная боль была совсем не нужна, особенно сейчас.
Сехун промолчал и снова уставился на экран.
— Ты сидел здесь всю ночь?
Пять секунд Хун ничего не отвечал, видимо, подбирая слова, а после, наконец, Бэкхён услышал:
— Фактически, нет.
— Что значит, фактически? — Бэка начинала раздражать неразговорчивость Сехуна, ведь знает же, какую боль причиняет утром каждая сказанная фраза.
— Потому что приехали мы под утро, а сейчас уже почти вечер.
— Ты хочешь сказать, прошло больше двенадцати часов? — Бён говорил это, а голова всё равно не соображала. Он пытался вспомнить, с какой стати долго спал, откуда они приехали так поздно. Но больше всего его волновало, почему мигрень сейчас давит на виски с небывалым остервенением, будто огромные тиски зажимают.
Сехун беззвучно поднялся с насиженного места, открыл окно, запуская свежий воздух, и вышел из комнаты со словами:
— Я принесу кофе.
— Да, и сливок побольше, — на автомате, уходя в глубокую задумчивость, откликнулся Бэк. — Побольше…
«Что же… Ах, почему так болит голова? Где таблетки?»
Он зашарил рукой по тумбочке рядом, потом поднялся, сопровождаемый тихим отзвуком софы, и порылся в шкафчиках у рабочего стола. Спасительной пластинки с таблетками нигде не было. Пошарив в карманах рюкзака, Бэк обнаружил баночку, но и та оказалась пустой, поэтому он с негодованием швырнул её в мусорную корзину. Баночка громко стукнулась о пустое дно, вызывая у Бэкхёна очередной укол в виске.
— Где же этот Сехун?
Он подошёл к распахнутому окну и втянул в себя свежий вечерний воздух. Прохлада приятно обдала лицо, на мгновение успокаивая боль. Вот только мигрень не собиралась отступать и нахлынула новой волной. Бэк прислонился к стене, постепенно съезжая по ней вниз. Голову, казалось, разрывало, но хуже всего было саднящее ощущение абсолютного бессилия.
Тихий скрип двери, которую Сехун старался аккуратно открыть, показался настоящим громом. Бэкхён стиснул зубы, грозясь раскрошить их в мелкую крошку, и заставил себя открыть глаза. О, как и ожидалось, ставил на тумбочку чашку с кофе и таблетки. Чтобы отвлечься, Бэкхён сосредоточился на его быстрых, слегка рваных движениях, наблюдая за тем, как Сехун налил в чистый стакан воду и покосился на почти скатившегося на пол мужчину. Что-то в его взгляде проскользнуло, непонятное Бэкхёну, от чего раздражение одиноким зверем проснулось в грудной клетке.
≪Как же всё достало≫, — думает глава самой бешеной группировки среди всех, поднимаясь на ноги и убирая с глаз светлую чёлку. Его замутило.
— Хён, — зовёт Сехун, нервно облизывает губы и хмурится. — Это, наверно, из-за вчерашнего. Я принёс таблетки. Тебе станет лучше.
— После вчерашнего уже не станет.
Бэкхён зол. По-настоящему зол, и Сехун, кажется, хорошо это понимает, когда опускает голову, подставляя под удар незащищенный затылок.
— Никто не знал, что они будут там. Хён, прости…
Бён стягивает футболку, даже не поднимая на Хуна взгляд, потому что убивать хочется больше, чем жить, и отходит к шкафу. Под руку попадается нечто белое, что мужчина решает надеть, и вытаскивает на свет рубашку. Когда-то одну из любимых, но теперь уже откровенно всё равно. Пуговица следует за пуговицей и, вроде бы, всё хорошо, но когда пальцы Бэка хватаются за последнюю на воротнике, оказывается, что не хватает петли. Он раздражённо начинает расстёгивать их обратно. А Сехун вдруг подаёт голос, заставляя Бэкхёна медленно, как в фильмах ужасов, обернуться и тихо переспросить.
— Кай сказал, что не будет злиться на тебя, хён.
Костяшки на пальцах главы Obsession побелели от напряжения, он резко дёрнул полы рубашки, с хрустом разрывая петли; вокруг посыпались пуговицы.
— Что?
Тихий шёпот звучит страшнее самых громких криков. Бэкхён в два шага преодолевает расстояние между ними и встряхивает О, приближая лица друг к другу. Последний пытается отстраниться, но каждое слово в оправдание способно сделать только хуже. Парень боится Бэкхёна, у него кровь в жилах стынет.
— Ты работаешь на него? — рычит Бэкхён, надвигаясь на тонсэна и заставляя Сехуна упереться спиной в стену. Тот не шибко против, кажется, потому что любит. Отчаянно, до безумства, до хруста ребёр, которые Бэкхён сломать может. — Что ещё папочка Кай сказал мне передать?!
Хун вместо ответа только хрипит, судорожно хватает ртом воздух, пытаясь убрать сильную руку от своего горла, но Бэкхёна сложно остановить. Он бьёт помощника сначала по лицу, а потом, когда тот сползает по стене — в живот острым коленом. Мафия не прощает предательств.
Сехун кашляет и, поднявшись на четвереньки, вытирает кровь с разбитой губы.
— Кай прислал посыльного, — пробормотал он, хотя знал, что Бэк уже отключился. Этот остекленевший взгляд он видел не впервые, особенно в последнее время. И чем больше сопротивляться, тем сильнее вспыхивает исступленная ненависть и гнев ко всему и вся. А значит и бьют сильнее. Проще потерпеть, пока босс успокоится сам, чем вызывать своим избитым внешним видом подозрения со стороны членов группы. Но скрывать эти регулярные вспышки Бёна Сехуну было очень нелегко. Поэтому как только он проронил свою фразу, тут же пожалел о ней: Бэк снова дал ему по рёбрам, хлестнул по спине и пнул, разворачивая его на спину.
— Ложь! — процедил Бён и саркастично добавил. — Эта выскочка никогда не опустится так низко, чтобы послать кого-то ко мне!
Последовала ещё пара ударов.
— Никогда, слышишь?! — он встряхнул О, не давая тому отключиться. — Вечно он лезет везде. А ещё эта мразь Чанёль! Если ещё раз увижу его — убью.
Взгляд Сехуна заволокло призрачной дымкой, в этот раз Бён бьёт слишком сильно. И всё же Сех терпит и ждёт, пока тот не остановится сам. Но как далеко он зайдёт?.. Чтобы не подавиться, О не выдерживает и сплёвывает свою же кровь, капли которой попадают рубашку Бэка, расплываясь тёмными пятнами на белоснежной ткани.
— Увижу — и убью. Я убью его на этот раз окончательно, — безумно бормочет Бэкхён и склоняется над помощником. Сехун вдруг замечает сверкнувший в сумерках предмет и его глаза в ужасе округляются, когда он осознаёт, что это. Нож. Но почему?! Неужели хён вот так возьмёт и зарежет его, не в силах остановиться?!
— Чанёль, я убью тебя. Вне игры… Убью…
Его рука уже готова опуститься и вспороть мягкую человеческую плоть. Обезумевший взгляд устремился на Сехуна, а губы, сжавшись в две тонкие нити, не переставая, двигаются, всё повторяют и повторяют неизвестное имя, выражая готовность убить. Казалось, Бэкхён вот-вот достигнет апогея. И крутящиеся навязчивые слова, снова и снова.
Убью, убью, убью…
— Бэкхён.
Тихий хриплый голос в шуме и звоне вертящейся карусели мыслей внутри, будто наполненной бурлящим кипятком воды головы, прозвучал отдалённо, но так знакомо. Как напоминание. Как что-то, о чём знал когда-то, но сейчас это вылетело напрочь, и дико раздражает. Потому что это что-то очень важное. Этот голос…
Цветной калейдоскоп пронёсся перед глазами, а потом сквозь мягкую дымку пришло оно.
Громкий стук захлопывающейся двери. Вода в кувшине на низком столике подёрнулась рябью. Бэкхён беспокойно посмотрел в направлении прихожей и перевел взгляд на маленькую сестрёнку. Та, безмятежно, с лёгкой улыбкой собирала картинку-паззл. Её нужно было срочно отвести наверх, в комнату. Если отец вернулся слишком поздно, значит, он был в банке или у ростовщика. Скорее всего ему отказали. И теперь он зол. Невероятно зол. Отец всегда, сколько помнил его Бэк, был вспыльчив, а после смерти матери стал вообще невыносим. И эту злость он теперь срывал на ближних. На Бэкхёне.
Только мальчик закрыл сестру в маленькой комнатке-детской, как послышался хлопок закрываемого холодильника. Он быстро сбежал по лестнице вниз.
— Вот ты где, паршивец! — рыкнул отец, едва увидев сына. — Ужин сегодня будет? Воспитали на свою голову, что в доме даже еды некому приготовить.
Бэк застыл в проходе, цепляясь за дверной проём маленькими пальцами.
— Чего стоишь? — поразился отец и плюхнулся на диван, попутно включая телевизор. — Я устал, а ты должен был хоть что-то сделать дома. Еда есть?
— Нет, — тихо ответил маленький Бэкхён.
— Что?
— Еды нет. В холодильнике пусто, — отчётливее произнёс мальчик.
— Как это нет? Вчера была лапша.
— Ты её утром и съел, отец.
Мужчина отвлёкся от телевизора и цыкнул на сына.
— Так свари ещё.
Бэкхён выдохнул, непроизвольно сжимая кулачки.
— У нас вообще нечего есть, поэтому сварить я не могу. И купить тоже. И заработать тоже ещё не могу, потому что мне только десять! Так в чём же я виноват?! — последнюю фразу он выкрикнул и тут же ощутил обжигающую затрещину. В глазах поплыли белые круги, и мальчик, споткнувшись, упал на пол.
— В чём виноват, говоришь? — навис над ним разъярённый отец. — Ваша мать умерла с кучей долгов своего бывшего муженька, оставив вас двоих мне на шею. Думаешь, легко вас прокормить и воспитать? А?! Воспитать людьми!
— А ты и не пытался!!! — Бэкхён ревел, даже не пытаясь остановить поток слёз. Ему не стыдно совсем, он ещё маленький, чтобы вызубрить жестокое ≪мужчинам нельзя плакать≫.
Глаза мужчины налились кровью, и тот, замахнувшись, с силой ударил мальчика по лицу так, что тот перевернулся и ударился поясницей о столик. Кувшин с водой опрокинулся и разбился, а Бэкхён упал, наткнувшись на осколки. Они больно впились в ладони. Теперь он ощущал запах крови не только во рту.
— Молчать! Как ты смеешь разевать рот?! — отец схватил первое что попалось под руку — самый большой осколок — и накинулся Бэкхёна.
Но что-то произошло в этот момент, и Бэк будто очутился на месте отца, смотря на себя маленького. Он чувствовал, как клокочет в нём ярость, но не понимал, откуда она. А маленький мальчик перед ним сжался в позе эмбриона, но смотрел на него без малейшей капли страха в глазах. Почему он это видит? Зачем он так яростно хочет покалечить самого же себя? Или?..
«Нет… нет… Это не я… Не могу быть. Это?..»
Нож выпал из его руки и глухо ударился о пол. Перед ним лежал окровавленный Сехун, во взгляде которого читался страх вперемешку с сожалением. Бэк покосился на свои руки. Они тоже в крови, как и испорченная навсегда рубашка.
Снова. Снова потерял контроль. Когда это закончится? Он чуть не убил Сехуна! А если в следующий раз доведёт дело до конца, не сумев вовремя остановиться?!
Он тяжело опускается на софу и яростно сжимает голову руками, будто это может помочь ему избавиться от боли и мерзких воспоминаний.
— Уходи. Просто уходи, — голос Бёна звучит приглушённо.
— Бэк…
— Уходи, я сказал!
Бэкхён отворачивается, слышит, как на стеклянный столик ставят стакан и чем-то шуршат. А после удаляющиеся шаги — Сехун послушно ушёл, оставив Бэкхёна наедине с самим собой. Он зарывается в светлые волосы длинными пальцами, стонет сквозь стиснутые зубы и поджимает губы. Не нужно даже смотреть, чтобы понять, кто оставил стакан с водой и таблетками, но мужчина всё равно оборачивается.
«Этот дурак даже после всего произошедшего продолжает о тебе заботиться», — настойчиво шепчет внутренний голос, с которым Бэкхён отказывается спорить, признавая его правоту.
В уголках глаз скапливается что-то незнакомое, чужеродное. Бён вдруг берёт стакан и швыряет его в стену. Стекло разбивается на тысячу осколков, орошая водой всё вокруг. Бэк в приступе ярости кричит, наверняка пугая ещё недалеко отошедшего Сехуна, и, уткнувшись в согнутые руки, хрипит подобно раненой собаке.
Его тошнит от себя самого, выворачивает от ненависти к зеркалу и всему способному отражать. Бэкхён не может позволить себе слёзы, поэтому тяжело дышит, отдавая душу прошлому за то, во что оно превратило когда-то наивного и счастливого мальчугана. За Хуна особенно обидно. Если Сехун любил Бэкхёна всё это время, последний будет чувствовать себя ещё большим мудаком.
Глава Obsession злится на тонсэна за неумение доносить всю информацию с первого раза, за то, что таблетки оставил, зная, как тяжело хёну справляться с больной головой. Бэкхён злится, но сил ни на что совсем нет. Хочется забиться в угол, оградить общество от себя, спасти Сехуна от сильных рук на его горле. Мужчина стирает капли влаги с щёк, убеждая себя, что это разлитая вода, и сворачивается клубочком, утыкаясь носом в собственные колени. Он всему найдёт оправдания, но нужно время.
Ему просто нужно время.
___
«Кто такой Чанёль?», — размышляет Сехун, заклеивая пластырем ссадину на подбородке. В какой момент он её получил, О не понял. Обычно он защищал руками голову и поворачивался так, чтобы удары не попадали по рёбрам и почкам, иначе он бы давно остался без органов.
Прошло уже больше часа, а Бэкхён так и не выходил из кабинета, но Сехун не собирался даже заглядывать. Пусть побудет один. А Сех пока кое-что разузнает.
Он умостился поудобнее (потому что всё тело невыносимо болело) и открыл базу данных. Бэкхён взбесился, как только услышал о посыльном, а потом неустанно твердил имя Чанёля. Это что-то действительно личное, связанное с прошлым Бэка? Сехун знал, что пятью годами ранее, когда тот не был ещё главой Obsession, случился какой-то инцидент, заставивший Бэка покинуть группировку. С чего хён начинал, О пребывал в неведении, а когда пытался расспросить, наталкивался на стену. Ответом всегда служило: «Лучше не лезь в это». Вот Сехун и не лез.
До сих пор.
Всех посыльных собачек группировок Сеула знал, и многих даже в лицо. Но мужчину, появившегося прошлой ночью с Каем, он видел, хоть и мимолётно, впервые, теперь недоумевая, кого мог пристроить так близко к себе Чонин. До этого неизвестного, глава Dispassion любимчиков не заводил. Ещё и то, как отреагировал Бэк на его появление. Тогда Сехун мог босса только слышать, но был уверен, что тот застыл в пассивном гневе, с трудом сдерживая себя.
Почему-то эти две параллели уж больно желали пересечься в мыслях Сехуна, но он никак не мог найти предлог. Проверка баз данных группировки не могла дать чего-то конкретного. Даже попытавшись взломать сервера, О не обнаружил ничего стоящего. Отчаявшись, он решил порыться в старых новостных статьях. Может, тот инцидент имел публичную огласку.
Неожиданно выплывшее окно с похожей информацией заставило мурашки побежать по пояснице. Пара кликов и перед ним открылась статья шестилетней давности. Говорилось о взломе и расхищении одного городского склада. Преступники попались с поличным, но с помощью сообщников им удалось сбежать.
Прилагалось фото с места задержания воров, только не очень хорошего качества. Но Сехун ясно различил Бёна рядом с парнем, жутко похожим на вчерашнего незнакомца. Высокий, на полторы головы выше Бэкхёна, широкоплечий, с несколько взъерошенными волосами.
Пролистав ниже, Сехун был ошарашен ещё сильнее — его догадки оправдались. Небольшое дополнение к статье гласило, что ранее некий Пак Чанёль (фото которого прилагается ниже) уже был замешан в кражах подобного типа, но всегда уходил от полиции и избегал наказания. Он не был
привычным бандитом, забирающим всё подчистую.ъ
Теперь Сехун понял, почему Бэк так агрессивно отреагировал. Потому что в прошлом они были близки, но что-то произошло, заставив одну общую дорогу поделиться надвое. А вчерашняя встреча только подкинула дров.
Этот человек, который был с Каем прошлой ночью, определённо чем-то насолил Бэку. Так, что тот готов был убить.
Этот человек — Чанёль.
___
Одержимость не приводит ни к чему хорошему. Это Чанёль усвоил давно, решив, что никогда не станет до последнего цепляться за призрачные надежды, надеясь на осуществление задуманного. Чанёль решил стать лучшим из лучших после того, как мосты прошлой жизни погорели на пепелище. Забыть. Перечеркнуть старые, до боли знакомые, имена. Научиться быть вечно вторым на фоне Чонина. Последнее удавалось тяжелее всего. Чанёль хотел свободы, взять пистолет и выстрелить по собственному желанию, а не после сигнала босса. Они даже на друзей не походили. Кай явно хотел, но Пак старался держать всех на расстоянии вытянутой руки. Так было проще.
— Будешь?
Чонин появляется рядом слишком внезапно, чтобы списать всё на случайность. Он протягивает сигарету, в другой руке зажав спичечный коробок. Чанёль скользит взглядом по лицу главы Dispassion, понимая, что сигарета лишь предлог для разговора. Очень важного, кажется, разговора.
— Я не курю, — мотнув головой, не поддаётся Пак. Он засовывает руки в карманы джинсов и задумчиво кусает нижнюю губу, будто одиночество никто не нарушал, и Кай ему совсем не мешает. Хотя на деле всё наоборот.
— С такой-то работой скоро начнёшь, — хмыкает Чонин, но шутка оказывается проигнорирована. Чанёль явно не настроен на разговор, предпочитает молчать и смотреть на затухающее марево заката.
— Говори, что хотел, и уходи. Твои немые упрёки мне ничего не говорят, — фыркает Чанёль. Только ему позволено разговаривать в таком тоне со своим начальником. Только Чан может обвинять Кая во всех грехах человечества и не получать за это наказания. Фаворитизм? Должно быть. Никто, по крайней мере, не жаловался. Dispassion понимают, насколько ценным экземпляром является Чанёль, поэтому все поблажки в его сторону воспринимают… сносно. Другого Ким Чонину и не надо. Главное, что Чанёль работает на него, несмотря ни на каких Бэкхёнов с их жаждой мести. Главное, что Чанёль рядом.
— Хубэ. Ты не дал мне даже взглянуть на его труп. Печёшься о моих нервах или что-то скрываешь?
— Там не на что было смотреть, — выплёвывает Пак, попытавшись уйти, но Кай хватает подчинённого за локоть. Цепкие пальцы мёртвой хваткой держат Чанёля и вырваться не получается. А может Чанёлю и не сильно хотелось этого, раз попытки были столь немощны?
— Если я узнаю, что ты возобновил общение с Бёном-психом-Бэкхёном…- начинает Чонин, всячески скрывая свои волнения за подозрениями в измене.
— Не узнаешь, — шепчет Пак, давая уже второе обещание в своей жизни.
Первое было Бэкхёну. — Обещаю.
